Измена. Осколки моей души

Глава 4

Новое раннее утро было еще более безрадостным, чем предыдущее. Я вновь была разбитой, с опухшими от слез глазами, и заторможенной от бессонной ночи. Не вслушиваясь в разговор между Васей и Маришкой, я молча взяла ведра и пошла за водой. Сегодня яркий утренний свет лишь раздражал меня, я прикрыла глаза рукой, и быстро пересекла двор.

– Чой-то на тебе лица нет, девка? От солнца прячешься, будто упырь какой?

Я подняла глаза, разглядывая представшую передо мной дряхлую неопрятную старуху.

– Бессонница ночью мучала. – было ясно, что женщина ждет от меня какого-то ответа.

– Значит мало работаешь. – вынесла она свой вердикт, – дайка мне напиться, а то утро жаркое выдалось.

Сказки про старух у колодцев я помнила, потому безропотно и даже с неким почтением, на всякий случай, чтобы потом лягушками не плеваться, поднесла женщине полный черпачок студеной воды.

– Эк, хороша водица! Ты, девица, умылась бы, глядишь и полегчало б. Кто тебе судьбой предначертан твоим останется, а кто с краю проходил, так своим путем и пойдет. Тут и горевать не о чем, радуйся жизни, да работай усердно. – на этих словах старуха развернулась и поковыляла прочь со двора.

Я пожала плечами – не прокляла и славно, но водой умылась, действительно немного полегчало.

– Ты как за порог выйдешь, так все, считай лешие унесли. – снова встретила меня ворчанием кухарка.

– Да там старуха приходила, напиться хотела.

– Ягыда, что ли, пожаловала? Я вот каждую зиму про себя думаю – помрет бабка в лесу одна-то, околеет, а деревенские только к весне и заглянут. А она крепкая, как снег растает, на своих двоих объявляется. Ее бы пристроить куда, да госпожа Златослава эту старуху на дух не переносит, собаками грозит со двора гнать. А все потому, что Ягыда ей что-то сказала не по нраву.

– Эта Ягыда, ведьма что ли?

– Тьфу на тебя, скажешь тоже! Ведуньей она была по молодости, а сейчас уже просто старуха.

Я сделала для себя в памяти пометку, что ведьмой здесь быть плохо, а ведуньей вполне нормально, и принялась за приготовление каш. Когда мы управились с завтраком, Вася вспомнила про обещанную нам прогулку в «свято место». Я попыталась отказаться, уверяя, что мне уже лучше, но женщины отнеслись к моим словам с подозрением, будто бес во мне изгнанию противился. Потому Маришка просто подхватила меня под локоть и повлекла прочь с кухни.

На этот раз мы повернули с хоз двора в другую сторону и подошли к лесу. Я оглянулась, чтобы получше разглядеть имение. Каменное, трехэтажное вытянутое строение со стрельчатыми окнами, напоминало постройку в английском стиле. От сюда мне был виден парадный вход с большими тяжелыми дверями, и гравийная дорожка, по которой могли подъехать кареты. Жаль только, что для меня эти двери были закрыты.

Честно говоря, я увлеклась фантазиями о том, как наряжусь в изящное платье и маску, и войду через центральные двери в имение, все гости будут гадать, кто же я такая, а в середине вечера наши взгляды с Дареном пересекутся, и он застынет, пораженный той силой притяжения, что возникнет между нами. Он делает ко мне несколько стремительных шагов и притягивает к себе.

– Вообще-то, даму на танец принято приглашать – деланно возмущаюсь я, когда он увлекает нас в хоровод танцующих пар.

– Вообще-то, гостям принято представляться. – парирует Дарен.

– Но мы с вами уже знакомы. – я с удовольствием отмечаю его растерянность.

– Я не смог бы забыть вашего имени.

– Вы можете называть меня Элен.

– Элен… – раскатывает на языке мелодичные звуки.

– Ваша жена, кажется, ревнует. Проведите следующий танец с ней.

Под затихающие звуки вальса я выскальзываю из рук Дарена и растворяюсь среди гостей. Незаметно покидаю зал и возвращаюсь на кухню, оставляя Дарена в тщетных надеждах встретить таинственную незнакомку вновь.

– Еля, ну, где ты там?

Голос Маришки вырывает меня из красочной фантазии, возвращая на лесную тропинку. Я ускоряю шаг, чтобы догнать девушку и выхожу к удивительному месту.

Огромный дуб, чей ствол смогут обхватить лишь несколько человек, величественно возвышался на каменном уступе, а из-под его кривых оголенных корней вытекал уверенный ручеек, падающий в каменную чашу, выточенную водой за многие века. Я замерла, разглядывая внушительное дерево, пока по моему лицу прыгали солнечные зайчики, солнечные лучи проникали сквозь зеленую крону, отражались в чаше с водой и задорно перескакивали ко мне на лицо. Опустив глаза ниже, на бугристую каменную породу, я заметила тонкие нити серебра, прочерчивающие гранит. Возможно, местные жители не знали о таком металле или не имели возможности добывать его из камня, уточнять я не стала, чтобы не казаться еще более странной.

– Поклонись Дубу Батюшке, да испей воды. – тронула меня за плечо Маришка, выводя из задумчивости.

Я поклонилась на столько низко, на сколько позволили протестующие связки под коленными чашечками. И сделав еще шаг подставила ладони под холодные струи воды. Когда я поднесла сложенные чашечкой ладони к губам, всего на один взмах ресниц мне показалось, будто я увидела в воде белый больничный потолок и склонившееся встревоженное лицо Дарена. Я замерла, вглядываясь в прозрачную воду, но мое сбившиеся дыхание образовывало маленькие волны на ее поверхности, и видение больше не возвращалось. Мне не оставалось ничего другого, кроме как выпить уже ее, пока Маришка не усомнилась в чистоте и порядочности моей души.

– Какой бы печалью ты не мучалась, расскажи все Дубу Батюшке и тебе станет легче. А если сомневаешься в ком – поднеси воды серебря́ной.

– Надеюсь, что вы больше во мне не сомневаетесь?

– Не держи зла, Еля, но больно чудной ты стала. И раньше была нелюдимой, но как отхожее место найти всегда знала.

– Я головой сильно ударилась. Все как в тумане с тех пор.

– Ну, пусть прибудет с тобой сила и мудрость Дуба Батюшки, и чистота воды серебря́ной, – прочертила на себе крест Маришка.

Я поняла, что мне очень повезло, когда я крестилась на кухне, что местный обычай совпал с близким мне. Только значение у символов было разное, как я поняла: вертикальный взмах руки олицетворял дуб, а горизонтальный – воду.

– Прогулялись, пора и возвращаться. Завтра Яблочный день, гостей в имении будет много, тесто с вечера начнем месить, да яблочную начинку готовить, а то завтра со всем не управимся.

– Яблочный день?

– Да, в садах первые летние яблоки поспели. Мы с февраля яблочных пирогов не пекли. А теперь новые урожаи начинаются.

– Значит, будет и сливовый день?

– Ой, чудная! – засмеялась Маришка, – Слива-то не храниться. Это так, детям услада.

– Ну а что, на счет грушевого дня?

– Груша сладка, да с зимой не близка! Нет, Еля, только яблоки удостоились чести иметь свой день.

Я подумала про апельсины и бананы, которые круглый год лежат на полке в магазине, вот бы удивилась такому Маришка, правда, она, скорее всего и фруктов таких не знает.

Глава 5

Когда мы вошли на кухню, Вася бегала между котелками в седьмом поту.

– Ох, ну наконец-то, явились! К нам актеры нагрянули, кто бы потрудился сказать заранее. Так нет же, еда-то на кухне поди ж сама по себе, волшебным образом берется. Мало нам забот было! Теперь-то с пирогами всю ночь провозимся.

– Рот причитает, а руки дело делают. Ничего, теть Вась, справимся, нам ли работы бояться!

– Справимся, то, конечно. Куда нам деваться.

На кухне вновь закипела работа, и времени на посторонние мысли у меня не осталось. Собрав подносы толи с поздним обедом, толи с ранним ужином, мы с Маришкой понесли их в комнаты, где поселилась выступающая труппа.

В их общей гостиной было шумно и многолюдно, прямо здесь в углу дошивались какие-то костюмы, бегали дети, репетировали. У стола с жаром спорили двое мужчин.

– Лизетт не подойдет на роль Орландины! Можешь не переубеждать меня в этом. У нее совершенно другое амплуа!

– Но у нес нет выбора. Шерри́ совершенно охрипла и кашляет.

– Можно дать эту роль Ферджине. Она давно хочет выйти из тени.

– Для этого ей надо научиться читать! Никто не станет всю ночь на пролет зубрить с ней текст.

– Мы можем поменять постановку. В истории про пастушку Ферджине знает роль наизусть.

– Пастушку мы показывали здесь в прошлом году.

– Тогда я не приложу ума, что делать!

– Соглашайся на Лизетт! Ты на сотню верст от сюда не найдешь умеющую читать девушку.

Расставляя еду, я из чистого любопытства заглянула в исписанные торопливым почерком листы, проверить, понимаю ли я местную письменность.

– Постой-ка! Эй, ты ведь читаешь?

Я вздрогнула, будто меня поймали на чем-то неприличном.

– Как тебя зовут?

– Еля, – как-то само выскочило изо рта.

– Арнольд, брось, девчонка с кухни не может уметь читать.

– Но я видел собственными глазами. Так, ты читаешь?

– Так, совсем чуть-чуть…

– Слава доброму случаю! Элоиза наше спасение. Только взгляни на нее, она вылитая жрица, эти тяжелые каштановые локоны, выразительные глаза, а брови!

– Что с моими бровями? – я тревожно коснулась бровей, надеясь, что в этой реальности они не срослись у меня на переносице.

– Она, наверное, едва складывает буквы. Пол ночи только потратит на то, чтобы прочесть роль.

– Боюсь, ваш спор бессмыслен, господа, у меня много работы на кухне, и я совершенно не хочу выступать. – вклинилась я в разговор.

– Как? Все хотят выступать!

– Все просто мечтают выступать у нас! – хором воскликнули оба мужчины, задетые, кажется, в самое сердце.

– Но я не хочу, извините, мне надо вернуться на кухню.

– Девчонка просто набивает себе цену.

– Но ты слышишь, как она говорит?

– Хорошо, Арнольд, хорошо. Даю серебряный всего за одно выступление!

На моем лице не отразилось, так ожидаемое мужчинами, восхищение, я просто понятия не имела много это или мало.

– Мне уже платят за работу на кухне, – а платят ли? – и я должна, в первую очередь, выполнять ее. Завтра праздник, нам и так всю ночь возиться с пирогами. При всем желание вам помочь, у меня не получится сделать то, что вы хотите.

– Гермонд, прошу тебя!

– Два серебряных, что просто немыслимо, и я пошлю людей на вашу кухню.

Я искоса глянула на Маришку, ее глаза округлились до размера блюдец, что-то подсказывало мне, что помощницы кухарок от таких денег в этом мире не отказываются, да и помощь на кухне нам не помешает…

– Ладно, но это в первый и в последний раз. – про себя я очень надеялась, что текст будет не большим, а их выступление слабо отличается от сельского кружка самодеятельности.

Гермонд фыркнул сквозь большие пушистые усы, Арнольд с тоненькими усиками и пенсне возмущенно ткнул его в бок, глядя на меня, как на восходящую приму.

– Элоиза, сядем тут, пробежимся по тексту. Вам знакома история про царя Квентино? Да уберите эти похлебки! Эй, вы двое, идите на кухню и помогите чем надо, да позовите с собой Люсиль и Джорджу, все равно без дела шатаются.

С историей царя Квентино я оказалась не знакома, но сюжет чем-то напоминал мифы древней Греции, чем-то подобным, для этого мира, наверное, и являясь. Стихи были не сложные, а роль хоть и значимая, но не большая. Я почти убедила себя в том, что ничего не посильного на себя я не взваливаю, оставалось только надеяться, что в нужный момент меня не настигнет боязнь сцены и я не замру в немом оцепенение под светом софитов. Хотя какие здесь могут быть софиты, максимум масляные лампы. Закончив обсуждение роли с господином Арнольдом, я взяла свой листок с текстом и вернулась на кухню, где Вася не знала куда деваться от неожиданно по набежавших помощников.

В веселой женской компании, мы быстро управились и с ужином, и с заготовками для завтрашнего праздника, потому у меня осталось достаточно времени, чтобы заучить текст.

Глава 6

Весь день у меня прошел как в тумане, предстоящий выход на сцену заставлял меня нервничать все сильнее с каждым часом, пока Вася не подсунула мне небольшой графинчик с яблочным сидром. Вкусный, словно лимонад, напиток придавал мне какой-то легкости и веселья, потому, уже без дрожи в коленях я отправилась к актерам на сборы. Мне начесали волосы, выразительно подвели глаза, одели на голову серебристый ободок и платье прямого кроя на бретелях. Для местных порядков, на сколько я успела понять, оголенные по плечи руки были неприемлемы, но сцена должна дарить своему зрителю волнующее зрелище.

Небольшая сцена была собрана в саду, прямо напротив больших стеклянных дверей, из которых вот-вот должны были появиться гости. По замыслу режиссера, все действо должно было происходить в лучах уходящего солнца. Красиво и драматично с точки зрения Арнольда, и практично и экономно с точки зрения Гермонда, которому не нужно покупать множество свечей, чтобы осветить сцену.

Все актеры уже собрались и толпились за сценой, вытаптывая ухоженный газон, когда дворецкие распахнули двери на террасе. Первой появилась очень красивая женщина, с гордой осанкой, сложной прической из сияющих золотом волос, в пышном нарядном платье, на ее шеи и в ушах ярко сверкали украшения. Она вела за собой гостей, словно заботливая гусыня выводок птенцов. Догадаться, что это и есть госпожа Златослава было не сложно. Я буквально сверлила ее ревнивым взглядом, стоя под прикрытием широкой туи. Так хотелось, чтобы она споткнулась, спускаясь с террасы, чтобы с ее лица слетела эта победная улыбка, но каждый шаг женщины был легок и грациозен. Я проследила за ней до кресла, в которое она опустилась, расправив вокруг себя юбки и кокетливо выставив кончик туфельки. В числе последних, быстрым шагом, полянку пересек Дарен, усаживаясь рядом со своей женой. Я тяжело вздохнула, заметив, как Златослава положила свою руку на подлокотник мужчины. Мне не придется играть роль обманутой жрицы. Я и так чувствую себя обманутой и растоптанной.

Чтобы не бросать постоянные тревожные взгляды на Дарена, я постаралась увлечься спектаклем, но когда подошло время обвинительной речи, я не сдержалась и произнесла ее, глядя бывшему мужу прямо в глаза:

Ты лгал, но медом была ложь

Что в сердце нежное вползала,

Его ночами отравляла,

Но этим счастлива была,

Покуда был со мною царь мой,

Но ты нашел себе царицу

Под стать своих благих кровей,

И променял слепую жрицу

На бархат, злато и елей!

Я произнесла это с горячей горечью разбитого женского сердца, а ответом мне был удивленный заинтересованный взгляд мужчины, вдруг разглядевшего собственную кухарку на сцене. Я слегка устыдилась своей выходки и больше в его сторону не смотрела.

Спектакль прошел с относительным успехом, задние ряды гостей хлопали нам вполне искренне несмотря на то, что сидевшие спереди старались вести себя сдержанно под стать хозяйке.

– А теперь, давайте попросим госпожу Златославу порадовать нас своим пением! – с переднего рядя поднялся один из гостей.

– Марсеус, ну зачем вы? Гости и без того, наверное, устали.

– Поверьте, моя дорогая, мы все собрались здесь именно ради вас! Не томите нас ожиданием!

– Ну, раз вы так настаиваете…

Златослава встала, приняв руку угодливого кавалера и поднялась на сцену. Музыканты, озвучивающие наше выступление, взяли первые ноты и по саду полился совершенно волшебный, чарующий голос, увлекающий за собой в прекрасную страну грез.

В лучах заката встретил деву —

Малиною ее уста, меня манили обещая,

Что с нею жизнь будет сладка.

Ее глаза в ночи, как звезды,

Сияли радужным огнем,

И мы сгорали без остатка

В траве шелковой с ней вдвоем.

Когда рассвет коснулся неба,

Румяней яблочка была,

Но от чего слова прощанья,

Она шептала мне тогда?

Росою устлано все ложе,

Слезами полнится душа,

Я встретил деву на закате,

Она с рассветом прочь ушла.

Мою душу переполняли тоска и сладость любви, перед глазами плыли картины и запахи, я с усилием заставила перевести свой восторженный взгляд от стоящей на сцене Златославы, чтобы увидеть восхищение в глазах Дарена, который с жадность впитывал каждый звук, слетающий с губ красавицы жены. Сердце устало сжалось от боли. На меня он никогда не смотрел так. Наверное, она и вправду невероятная женщина, красивая, талантливая, и его любовь к ней можно понять, и, даже, со временем – простить. Я поспешила в дом, чтобы переодеться, стало уже прохладно, слуги незаметно разожги по всюду фонарики, а сад наполнился запахом роз. Было так романтично, но в этой истории я оказалась по другую сторону от праздника жизни.

Буквально влетев на кухню, я чуть не сбила с ног Васю, нарядившуюся в цветастое платье.

– Прибежала, актриса наша! Что, с господарями поди ж, никакого веселья? Давай собирайся, в деревню на праздник пойдем. Мы тебя уже заждались.

– В деревню? – растерялась я.

– Ну а как же? Поплясать-то всем охота.

– Так поздно уже, спать пора. – идти в деревню мне не хотелось, да и ранние подъемы никто не отменял.

– Зимой спать будешь. Молодая еще, причитать-то. Давай Еля, не зазнавайся, деревенская площадь тебе не театр, конечно, но зато и обману там меньше.

Спорить с Васей было бессмысленно, я надела первое попавшееся под руку платье и пошла следом за своими коллегами, если можно так выразиться. Корпоративы, к слову, никогда не были любимыми мною мероприятиями, но сидеть сейчас в своей каморке и упиваться жалостью к себе было бы еще хуже. Деревня была совсем близко, уже на подходе мы различили музыку и смех, ветер доносил до нас и вкусные запахи: хлеба, пирогов, мяса. Я, вдруг, почувствовала себя ужасно голодной, из-за волнения я за весь день съела только пару краюшек от Васиных пирогов. Мое настроение стремительно поползло вверх, предвкушая вкусную еду, а возможно и сладкий сидр, в конце концов, я имею полное право немного развеяться, в этом мире я одинокая девушка, заслужившая выходной вечер.

На деревенской площади горело несколько костров, чтобы освещать пространство. С краю стоял большой, сколоченный из досок, стол, куда все хозяйки выставляли угощения, только сейчас я заметила большие корзинки в руках Васи и Маришки, женщины стали здороваться со своими знакомыми и выкладывать пирожки и другие вкусности. С боку от стола стояло несколько бочек, думаю, парочка из них была уже пуста. Я взяла лежащий с края пирожок и отошла в тень, никого из деревенских жителей я не знала и чувствовала себя неуютно.

– Еля, а ну иди сюда, поешь нормально, а то весь день на ногах пробегала! – окрикнула меня Вася, женщина уселась на лавку с другой стороны стола и раздобыла две деревянных миски, которые самоотверженно наполняла.

– А Маришка где? – я поспешила к столу, пока еда в миске еще не стала походить на непокоренный Эверест.

– К жениху своему убежала. А ты садись. Эх, красивая ты девка Еля, да уж больно худая. Мужик же он такой, любит, когда есть за что подержаться, – сказала Вася, запихивая большущий кусок пирога в рот. – Ты на господарыню-то нашу не смотри. Она пускай ест как птичка, а тебе работать надо, где силы возьмешь? А когда дети пойдут? Все соки твои выпьют. Так что ты давай бока отъедай, такую худышку и замуж взять побояться. А то свадьбу отгуляй, дом построй, а жена зиму не пережила – сплошное разочарование. Мужик деревенский по натуре ленив, он зазря напрягаться не будет, работы и без того хватает. А хозяйство на крепкой бабе держится. Ты, конечно, молодец, вона и читать умеешь и в театре выступать могешь, да только это ж все забава…

Я жевала восхитительные яблочные пирожки и кивала головой, наблюдая за танцами в центре площади. Вася была права, она знала эту сторону жизни лучше, но я чувствовала себя здесь задержавшейся гостьей.

– Еля, принеси запить-то, а то в сухомятку вредно. – прервала свои размышления Вася.

Я с готовностью отправилась к бочкам, там черпаком наполнила две кружки, когда сзади раздался голос.

– Я уж думал и не придешь. Все в имение своем работаешь без продыху.

Я обернулась с интересом разглядывая плечистого симпатичного парня, смотрящего на меня с искренней умилительной улыбкой.

– Да, вот, как только освободились… – промямлила я.

– Потанцуешь со мной, Хелен? – парень протянул ко мне руку.

Я уставилась на широкую натруженную ладонь. Было как-то странно допустить мысль, что какой-то незнакомый мужчина будет ко мне прикасаться. С тех самых пор, как я познакомилась с Дареном, никто из мужчин не прикасался ко мне в подобном контексте и меня это устраивало. Принадлежать любимому мужчине и быть ему верной на все сотни процентов было для меня так же естественно, как делать вдохи и выдохи. Чувства к Дарену с первых же дней заняли всю мою душу и сердце, он пророс у меня под кожей и его прикосновения согревали и дарили удовольствие, с которым ни в какое сравнение не шли другие руки. Сейчас ситуацию спасли две кружки, которые занимали обе мои руки, с запозданием обратив на это внимание, незнакомый мне молодой человек опустил протянутую ладонь.

– Мне надо отнести это Васе, – наконец, произнесла я.

– А! Ну, тогда, конечно! – что хотел этим сказать мужчина было не ясно, но я развернулась и пошла к столу, с легкой досадой различая шаги у себя за спиной.

– Милан, здравствуй! Как отец твой поживает, не хворает? – обрадовалась знакомому Вася.

– И тебе здоровьица, теть Вась. Отец-то хорошо, сидра испил, да отплясывает.

– Ох, молодец, Радислав. Весь день в кузне, а вечером плясать силы есть. А вы чего стоите? Ждете, когда старость придет? Идите пляшите, пока молодость мимо не прошла.

Милан широко заулыбался, получив одобрение старшего, и, подхватив меня под локоть, повел в центр поляны. Его ладонь прожигала кожу у меня на пояснице, я смотрела в довольное курносое лицо, а перед глазами возникала ласковая улыбка Дарена. Было что-то катастрофически неправильное в том, что я танцую здесь с каким-то парнем, когда любимый мною мужчина где-то там. Пусть даже он больше не любит меня, но это не означает того, что я должна предавать себя и свои чувства, заставляя себя терпеть чьи-то прикосновения. Возможно, еще настанет день, когда я буду готова идти дальше, но этот день определенно не сегодня.