Завоевание Тирлинга

На следующий день зашел Па. Ивен, как умел, выхаживал нового заключенного, однако залечить его раны могло только время или магия. Но, бросив лишь один взгляд на мужчину на койке, Па плюнул, прямо как Булава.

– Не вздумай лечить эту сволочь, Ив.

– Кто он такой?

– Плотник. – Лысина Па сверкала даже в тусклом свете факела, и Ивен с некоторым беспокойством отметил, что кожа на его лбу истончилась, словно полотно. Ивен понимал, что даже Па однажды умрет, хоть и отгонял эту мысль в самые глубокие и темные уголки подсознания. – Строитель.

– И что же он строит, Па?

– Камеры, – коротко ответил Па. – Будь предельно осторожен, Ив.

Ивен смущенно огляделся. В подземелье было полно камер. Но, похоже, Па не хотел об этом говорить, поэтому Ивен «убрал» его слова в подсознание, к другим тайнам, которые не понимал. Время от времени, когда он и не старался, Ивену удавалось разгадать тайну, и это было прекрасное и необыкновенное чувство. И ему думалось, что, наверное, так чувствуют себя парящие в небе птицы. Но сколько бы он ни пялился на человека в камере, никаких ответов на ум не приходило.

После случившегося Ивен полагал, что теперь готов к любому гостю в своем подземелье. Как оказалось, он ошибался. Два дня назад в подземелье ворвались два человека в черной форме тирской армии, волоча за собой женщину. Новая узница не походила на содержанку, как та регентская рыжеволосая: она плевалась и пиналась, ругая на чем свет стоит волокущих ее мужчин. Ивен никогда не видел никого подобного. Женщина казалась белой с головы до пят, словно из ее тела ушли все краски. Волосы были выцветшими, словно солома, долго пролежавшая на солнце. Даже платье, некогда светло-голубое, как показалось Ивену, теперь было белым. Она выглядела, словно призрак. Солдаты пытались затолкать ее во вторую камеру, но она вцепилась в решетку и повисла на ней.

– Не усложняй то, что и так непросто, – выдохнул высокий солдат.

– Отлезь, хромая креветка!

Солдат терпеливо давил женщине на руки, пытаясь разогнуть пальцы, пока второй тянул ее в камеру. Ивен попятился, не уверенный, стоит ли ввязываться. Женщина посмотрела на него, и внутри Ивена все похолодело. Ее глаза были обведены розовым, но глубоко в центре оказались голубыми, да такими светлыми, что сверкали, словно лед. Ивен увидел в них что-то ужасное, животное, нездоровое. Женщина открыла рот, и Ивен догадался, что она скажет, прежде чем она заговорила.

– Я все про тебя знаю, мальчишка. Ты слабоумный.

– Помоги, ради всего святого! – рявкнул один из солдат.

Ивен прыгнул вперед. Ему не хотелось прикасаться к женщине-призраку, поэтому он вцепился в ее платье и принялся тащить назад. Взявшись за ее пальцы вдвоем, солдаты наконец отодрали узницу от решетки и швырнули в клетку, где она врезалась в койку и повалилась на пол. Ивен едва успел запереть камеру, прежде чем женщина бросилась на решетку, изрыгая на них троих ругательства.

– Боже, ну и работенка, – пробормотал один солдат, вытирая лоб с похожей на маленький гриб родинкой. – Однако теперь она не доставит тебе много хлопот. Слепая, что твоя мышь.

– Но смотри в оба, когда сова выйдет на охоту, – заметил второй, и они засмеялись.

– Как ее зовут и в чем ее преступление?

– Бренна. Ее преступление… – солдат с родинкой взглянул на своего друга. – Трудно сказать. Наверное, измена.

Ивен записал преступление в книгу, и солдаты покинули подземелье, радуясь, что разделались с неприятной работой. Они назвали женщину-призрака слепой, но Ивен скоро обнаружил, что это не так. Когда он пошел, она повернула голову, и ее розово-голубые глаза последовали за ним по подземелью. Подняв взгляд, он обнаружил, что она уставилась на него, а ее рот растянулся в ужасной улыбке. Обычно Ивен приносил еду своим заключенным прямо в камеру, ибо был слишком большим, чтобы его одолел безоружный. Теперь Ивен радовался маленькой дверке в передней части камеры, через которую передавал женщине подносы с едой. Ему нравилось, что их разделяют прутья. Вторая камера была лучшей камерой для опасных заключенных, поскольку располагалась прямо перед каморкой самого Ивена, а спал он очень чутко. Но теперь, когда пришло время спать, он обнаружил, что под этим ужасным взглядом сон к нему не идет. В конце концов, Ивен отодвинул свою койку в угол, чтобы дверной проем закрывал обзор. И все равно он чувствовал женщину, не смыкавшую глаз, зловредную даже во тьме, и несколько следующих ночей спал беспокойно, поминутно просыпаясь. Этим вечером, поужинав и проверив пустующие камеры на крыс и гниль (он ничего не обнаружил, потому что каждый день тщательно чистил свой тюремный корпус), Ивен уселся со своими рисунками. Он постоянно пытался нарисовать, что увидел, но никогда не выходило. Казалось, чего уж проще, стоит только вооружиться хорошей бумагой, красками и кисточками – Па как раз подарил их на последний день рождения, – но картинки пропадали где-то между воображением и бумагой. Ивен не понимал, почему так происходило, но ничего не мог поделать. Он как раз пытался нарисовать Жавеля, заключенного из третьей камеры, когда распахнулась дверь на верхней ступеньке лестницы.

Сперва Ивен перепугался: подумал, что это побег. Па предупреждал его о побегах, худшем позоре, что мог выпасть на долю тюремщика. Наверху, за дверью, стояли двое солдат, но здесь, внизу, Ивен был совсем один. И он понятия не имел, что делать, если кто-нибудь сюда ворвется. Он схватил лежащий на столе нож. Но за грохотом дверей последовало множество голосов и шагов, таких неожиданных звуков, что Ивен мог только сидеть за столом и ждать, кто же спустится по коридору. Через несколько секунд в подземелье вошла женщина: высокая леди с короткими каштановыми волосами и серебряной короной на голове. На шее женщины на сверкающей серебряной цепочке висело два превосходных голубых камня, ее окружало пятеро королевских стражников. Постояв пару мгновений столбом, Ивен бросился к ее ногам: Королева!

Сперва она подошла к третьей камере.

– Как ты, Жавель?

Мужчина на койке посмотрел на нее пустыми глазами.

– В порядке, Ваше Величество.

– Больше нечего сказать?

– Нечего.

Королева положила руки на бедра и фыркнула – этот звук разочарования Ивен узнал от Па, – потом прошествовала к первой камере, где лежал раненый мужчина.

– Что за жалкое существо?

Булава рассмеялся.

– Жертва грубого обращения, госпожа. Может, даже грубее, чем я сам мог бы придумать. Селяне взяли его на Склоне Девина, когда он пытался выменять столярные инструменты на еду. Привязали его к повозке, направляющейся в Новый Лондон, а когда он, в конце концов, рухнул, так и протащили весь остаток пути.

– Ты заплатил этим селянам?

– Все две сотни, Ваше Величество. Счастливый подвернулся случай: мы нуждаемся в верности этих пограничных деревушек, а на тех деньгах Склон Девина, вероятно, продержится целый год. Со звонкой монетой у них там туговато.

Королева кивнула. Она не походила на королев из историй Па, которые всегда были нежными, красивыми женщинами, вроде рыжеволосой Регента. Эта женщина выглядела… сильной. Может, из-за коротких, как у мужчины, волос, или из-за того, как она стояла: расставив ноги и нетерпеливо постукивая рукой по бедру. Ивену в голову пришла любимая фраза Па: ей палец в рот не клади.

– Эй! Баннакер! – Королева щелкнула пальцами человеку на койке.

Узник застонал, прикрыв ладонями голову. Рубцы на его руках начали покрываться струпьями и заживать, но он по-прежнему казался очень слабым, и, вопреки сказанному Па, Ивен почувствовал жалость.

– Бросьте, госпожа, – сказал Булава. – Пока вы ничего от него не добьетесь. От путешествия вроде этого мозг может и повредиться.

Королева окинула взглядом темницу, и ее глубокие зеленые глаза нашли вытянувшегося по струнке Ивена.

– Ты тюремщик?

– Да, Ваше Величество. Ивен.

– Открой эту камеру.

Ивен шагнул вперед, перебирая ключи на поясе, радуясь, что Па их надписал, поэтому он с легкостью нашел ключ с большой цифрой 2. Он не хотел заставлять эту женщину ждать. Раз в месяц он смазывал замки, как советовал Па, и теперь радовался тому, как плавно, без скрипа и помех, повернулся ключ. Ивен отступил, и Королева с несколькими стражниками вошла внутрь. Она повернулась к одному из них, огромному мужчине с некрасивыми кривыми зубами.

– Подними его.

Крупный стражник поднял заключенного с койки и, схватив за шею, свесил прямо над землей. Королева шлепнула мужчину по лицу.

– Вы Лиам Баннакер?

– Я, – булькнул узник низким, густым голосом. Из носа у него начала сочиться кровь, и Ивена передернуло от этого зрелища. Почему они такие жестокие?

– Где Арлен Торн?

– Не знаю.

С губ королевы слетело ругательство – однажды Па наподдал Ивену, когда тот его повторил, – и Булава вмешался:

– Кто помогал тебе строить камеры?

– Никто.

Булава повернулся к Королеве, и Ивен зачарованно наблюдал, как на одно долгое мгновение они закрыли глаза. Они разговаривали друг с другом… разговаривали, не открывая ртов!

– Нет, – наконец пробормотала Королева. – Мы не будем начинать сейчас.

– Госпожа…

– Я не сказала никогда, Лазарь. Но не ради таких мизерных шансов на победу, как этот.

Она вышла из камеры, махнув стражникам следовать за ней. Крупный стражник свалил узника обратно на койку, и он хрипло, как гармошка, задышал. Ивен, чувствуя на себе оценивающий взгляд Булавы, запер камеру, едва тот вышел.

– А вы, – заметила Королева, переводя взгляд на женщину из второй камеры. – Вы – настоящий подарок судьбы.

Женщина-призрак хихикнула, словно по стеклу провели гвоздем. Ивену захотелось прикрыть уши руками. Узница усмехнулась Королеве, обнажая гнилые нижние зубы.

– Когда придет мой хозяин, он накажет тебя за то, что разлучила нас.

– Почему ты называешь его хозяином? – спросила Королева. – Что вообще он для тебя сделал?

– Он спас меня.

– Тебя одурачили. Он бросил тебя, чтобы спасти свою шкуру. Ты лишь товар работорговца.

Женщина подлетела к решетке, всплеснув руками, словно запертая в клетке птица – крыльями. Даже Булава отшатнулся. Но Королева двинулась вперед, пока не оказалась в нескольких дюймах от решетки, так близко, что Ивену захотелось закричать.

– Посмотри на меня, Бренна.

Женщина-призрак подняла взгляд, на ее лице отразилась мука, словно она хотела, но не могла отвести глаза.

– Ты права, – прошептала Королева. – Твой хозяин придет. И когда он это сделает, я схвачу его.

– Моя магия его защитит.

– Я и сама владею магией, дорогуша. Разве ты не чувствуешь?

Лицо Бренны исказилось от внезапной боли.

– Я повешу труп твоего хозяина на стенах своей Цитадели. Ясно?

– Ты не сможешь! – завыла женщина-призрак. – Не сможешь!

– Забава для стервятников, – спокойно продолжила Королева. – Ты не можешь защитить его. Ты – всего лишь наживка.

Женщина-призрак яростно завизжала: то был высокий невыносимый звук, похожий на крик хищной птицы.

Ивен зажал уши и увидел, что несколько королевских стражников поступили так же.

– Тихо, – приказала Королева, и крик оборвался так же внезапно, как и начался.

Женщина уставилась на Королеву, розовые глаза выпучились от страха, когда она забилась на свою койку.

Королева повернулась к Ивену:

– Относись ко всем этим заключенным гуманно.

Ивен закусил губу:

– Я не знаю этого слова, Ваше Величество.

– Гуманно, – нетерпеливо повторила Королева. – Вдоволь еды, воды и одежды, не бить. Чтобы спали.

– Ну, Ваше Величество, трудновато заставить человека, если он не спит.

Нахмурившись, Королева устремила на него тяжелый взгляд, и Ивен понял, что ляпнул что-то не то. Когда Па служил тюремщиком, а он – всего лишь помощником, было куда проще. Па всегда вмешивался, когда Ивен чего-то не понимал. Он уже хотел извиниться – с этим лучше поспешить, прежде чем кто-либо совсем не разозлится, – когда морщины на лбу Королевы вдруг разгладились.

– Ты здесь один, Ивен?

– Да, Ваше Величество, с тех пор, как Па на пенсии. Артрит его совсем измучил.

– Здесь очень чисто.

– Спасибо, Ваше Величество, – улыбаясь, ответил он, потому что она была первым человеком, кроме Па, кто это заметил. – Я каждый день убираюсь.

– Скучаешь без Па?

Ивен моргнул: она что, хочет от него избавиться? Регент обожал так поступать, а его стражники – еще сильнее. Ивен научился читать это на их лицах: вкрадчивая подлость, притаившаяся, но никуда не исчезающая. Лицо королевы было суровым, но не злобным, поэтому Ивен ответил честно:

– Да. Я многого не понимаю, а Па всегда мне все объяснял.

– Но тебе нравится здесь работать.

Ивен посмотрел в пол, думая о стражнике, который назвал его идиотом.

– Да.

Королева поманила его ко второй камере.

– Может, эта женщина и не выглядит опасной, но она опасна. А еще она очень важна. Сможешь каждый день за ней присматривать и не дать ей себя перехитрить?

Ивен уставился на женщину-призрака. Конечно, крупных и крепких заключенных содержали в подземелье. Некоторые из них пытались обмануть Ивена, притворяясь больными, предлагая денег, умоляя одолжить меч. Женщина-призрак уставилась на Королеву, ее глаза так и сверкали от ненависти, и Ивен понял, что Королева права: эта женщина – непростая заключенная, она хитра и быстра.

Но я тоже могу быть умным.

– Уверена: можешь, – ответила Королева, и Ивен подскочил: он-то ничего не сказал. Он повернулся и увидел нечто, из-за чего его челюсть отвисла от удивления: голубые драгоценности на шее Королевы искрились, ярко сверкая в свете факела.

– Раз в неделю, – продолжила Королева, – будешь подавать мне отчет об этих трех заключенных. Если потребуется, делай заметки.

Ивен кивнул, радуясь, что Королева не сомневается: он может писать и читать. Обычно люди думали, что он не умел, но Па научил его, так что он мог вести книгу.

– Ты знаешь, что такое страдание, Ивен?

– Да, Ваше Величество.

– За этими узниками стоит еще один человек: высокий, болезненно-худой мужчина с ярко-голубыми глазами. Этот человек – поверенный страдания, и я хочу взять его живым. Если увидишь его, тут же сообщи Лазарю. Понимаешь?

Ивен снова кивнул, в голове уже сложилась законченная картинка. Он видел этого «поверенного» прямо сейчас: похожая на пугало фигура с глазами, словно большие голубые лампы. Ему даже захотелось попробовать его нарисовать. Королева протянула руку, и через мгновение Ивен понял, что ему нужно пожать ее. Стражники напряглись, некоторые потянулись к мечам, поэтому Ивен очень осторожно протянул руку и позволил Королеве ее потрясти. Королева не носила колец, и Ивен этому удивился. Он задумался, что скажет Па, когда услышит, что его сын встретился с Королевой и она оказалась совсем не такой, как он представлял.

Ивен так и стоял у камер, посматривая на заключенных и Королеву, когда пятеро стражников окружили ее и, словно волна, повлекли прочь: по коридору, вверх по ступенькам, из его подземелья.

* * *

Келси Глинн была вспыльчива, и она этим не гордилась. Келси ненавидела себя, когда гневалась, потому что даже когда ее сердце колотилось и густая завеса бешенства застилала глаза, она по-прежнему ясно видела прямую дорожку от неконтролируемого гнева к саморазрушению. Гнев затуманивал разум, потворствуя принятию неверных решений. Гнев можно простить ребенку, но не королеве. Карлин множество раз указывала ей на это, и Келси прислушивалась. Но даже слова Карлин не имели никакого веса, когда Келси захлестывала ярость: эта волна сметала все препятствия. И Келси знала, что, хотя гнев ее разрушителен, он чист и близок той девушке, какой она была в глубине души. Она скрывалась за всем тем самообладанием, что прививалось ей с самого рождения. Она родилась сердитой и часто задавалась вопросом, каково это – излить свой гнев, отбросить притворство и стать самой собой.

Сейчас Келси очень старалась сдерживать свой гнев, но с каждым словом человека, сидевшего через стол, темная вода перед плотиной подступала все выше. Подле нее сидели Булава и Пэн, чуть дольше Арлисс и отец Тайлер. Но Келси не видела никого, кроме генерала Бермонда на противоположном конце стола. Перед ним лежал железный шлем, увенчанный нелепым голубым пером. Бермонд, только что прибыший с фронта, был во всеоружии.

– Нам не хотелось бы растягивать армию, Ваше Величество. Этот план – пустое растрачивание ресурсов.

– С вами и здесь придется сражаться, генерал?

Он покачал головой, упрямо цепляясь за свою точку зрения.

– Вы можете защитить свое королевство, Ваше Величество, или свой народ. У вас не получится спасти и то, и другое.

– Люди важнее земли.

– Замечательное высказывание, Ваше Величество, но слабая военная стратегия.

– Вы же знаете, что пережил этот народ во время последнего вторжения.

– Лучше, чем вы, Ваша Величество, ибо вы тогда еще даже не родились. Кадделл тек красным. Повальная резня.

– И повальные изнасилования.

– Насилие – орудие войны. Женщины пережили это.

– О Боже, – вздохнул Булава, положив руку Келси на плечо, удерживая. Она виновато вздрогнула – Булава ее подловил. Да, генерал Бермонд стар и хром, но ей все равно хотелось стащить его с кресла и дать несколько хороших увесистых пинков. Сделав глубокий вдох, она осторожно проговорила:

– Мужчин насиловали наравне с женщинами, генерал.

Бермонд раздосадованно нахмурился.

– Недостоверная информация, Ваша Величество.

Встретившись взглядом с отцом Тайлером, Кейси заметила, как он слегка покачал головой. Никто не хотел говорить об этой стороне последнего вторжения даже двадцать лет спустя, но Арват получил множество недвусмысленных сообщений от местных приходских священников, единственных обозревателей достоверной хроники вторжения. Насилие было оружием войны, и мортийцы не делали различий между мужчинами и женщинами. Келси вдруг пожалела, что полковник Холл не принимал участие в этом совете. Он не всегда с нею соглашался, но, по крайней мере, умел рассмотреть вопрос со всех сторон, в отличие от генерала с давным-давно закостенелым разумом. Но несколько дней назад мортийская армия достигла границы, и Холл никак не мог покинуть передовую.

– Мы уходим от темы, – заметил Арлисс.

– Согласна, – Келси повернулась к Бермонду. – Мы должны защитить наш народ.

– Непременно, Ваше Величество: постройте лагерь для беженцев и принимайте всех бродяг. Но не отвлекайте моих солдат от более важных дел. Тот, кто хочет вашей защиты, может сам найти дорогу в город.

– Это опасное путешествие, если предпринимать его в одиночку, особенно с маленькими детьми. Первая волна беженцев едва ли покинула холмы, а мы уже получаем сообщения о преследовании и насилии в пути. Если это единственный вариант, который мы предлагаем, многие из них предпочтут остаться в своих деревнях, даже когда подойдет мортийская армия.

– Тогда это их выбор, Ваше Величество.

Плотина в голове Келси содрогнулась, ее фундамент «просел».

– Вы действительно не знаете, какое решение правильное, генерал, или просто притворяетесь, потому что так легче всего?

Бермонд покраснел.

– Здесь не одно правильное решение.

– Не думаю. Здесь мужчины, женщины и дети, которые не занимались ничем, кроме фермерства. Оружие у них деревянное, если оно вообще есть. Вторжение выльется в бойню.

– Точно. И лучший способ их защитить – это не пропустить мортийскую армию в королевство.

– Вы действительно верите, что тирская армия может удержать границу?

– Конечно, Ваше Величество. Верить в иное – измена.

Келси прикусила щеку, не в силах поверить в когнитивный диссонанс, скрытый в подобном заявлении. С границы приходили доклады Холла, точные, словно часы, и мрачные, словно погибель, но Келси и без Холла представляла истинное положение дел. Тирской армии в жизни не выстоять против того, что надвигалось на них. На прошлой неделе Келси снова было видение, теперь еще четче: западный Алмонт, покрытый морем черных палаток и солдат. Девушка, воспитанная Карлин Глинн, никогда бы не поверила в видения, но мир Келси расширился далеко за пределы библиотеки Карлин. Мортийцы придут, и тирская армия не сможет их остановить. Все, на что они могли рассчитывать, так это их замедлить.

Арлисс снова заговорил.

– Тирская пехота в плохой форме, Ваше Величество. У нас уже есть отчеты, что оловянное оружие разрушается из-за неправильного хранения. Есть проблемы и с боевым духом.

Бермонд, кипя от ярости, повернулся к нему:

– Завел шпионов в моей армии?

– А мне и шпионов не надо, – прохладно ответил Арлисс. – Все, что я говорю, – общеизвестный факт.

Бермонд с трудом проглотил свой гнев.

– Тогда тем более, Ваше Величество, мы должны потратить оставшееся время на подготовку и снабжение.

– Нет, генерал. – Как всегда, решение пришло к Келси внезапно, потому что оно было единственным, что позволило бы ей спать по ночам. – Мы используем его на то, что важнее всего: на эвакуацию.

– Я отказываюсь, Ваше Величество.

– В самом деле? – гнев Келси достиг пика, вспениваясь, словно волна. Это было прекрасное чувство, но как всегда вмешался отвратительный голос здравого смысла. Она не могла потерять Бермонда: слишком много вояк старой гвардии слепо верили его руководству. Королева заставила себя учтиво улыбнуться. – Тогда я отстраню вас от командования.

– Вы не можете!

– Еще как могу. У вас есть полковник, готовый принять командование на себя. Он более чем способен и, конечно, смотрит на вещи куда трезвее, чем вы.

– Моя армия не последует за Холлом. Пока нет.

– Зато последует за мной.

– Ерунда. – Но Бермонд все же отвел взгляд. Значит, и до него дошли слухи.

Не прошло и месяца с тех пор, как Келси и ее Стража вернулись с Аргосского перевала, но теперь авторитетное мнение гласило, что Королева обрушила на предателей Арлена Торна титанический поток, смывший их всех. Это стало любимой байкой сказителей в пабах и на рынках Нового Лондона, и для безопасности Келси она была просто чудом. Больше никто не пытался проникнуть в Цитадель, о чем Булава сообщил Келси чуть ли не с сожалением. Аргосский инцидент резко изменил политическую обстановку, и Бермонд это знал. Келси наклонилась вперед, чуя кровь.

– Вы в самом деле думаете, что ваша армия отвергнет меня, Бермонд? Ради вас?

– Конечно. Мои люди мне преданы.

– Было бы жаль поставить эту преданность на карту и проиграть. Не проще ли просто помочь мне с эвакуацией?

В глазах Бермонда читалась ярость, но Келси с радостью наблюдала, что она ослабевает, и впервые после начала встречи почувствовала, что и ее гнев немного ослаб.

– Одно дело лагерь, Ваше Величество, но что вы будете делать, когда придет мортийская армия? Город уже переполнен. Там просто нет места полумиллиону новых людей.

Келси была бы рада иметь готовый ответ, но у этой задачи не было простого решения. Новый Лондон действительно был перенаселен: воды не хватало, зато нечистот – хоть отбавляй. Исторически сложилось так, что если болезнь вспыхивала в наиболее густонаселенных частях города, ее было практически невозможно сдержать. Население удвоится, и проблема станет расти как снежный ком. Келси планировала открыть Цитадель для семей фермеров, но и огромная Цитадель могла вместить лишь четверть беженцев. Куда она денет остальных?

– Новый Лондон не ваша забота, генерал. Лазарь и Арлисс подготовятся к осаде. Побеспокойтесь об остальном королевстве.

– Я беспокоюсь, Ваше Величество. Вы открыли ящик Пандоры.

Келси не позволила себе измениться в лице, но удовлетворение в глазах Бермонда сказало ей, что генерал знает: он попал в яблочко. Келси отворила дверь хаосу, и хотя она убеждала себя, что выбора не было, ночами ее терзала уверенность, что другой вариант все-таки был. Существовал какой-то способ обойтись без эвакуации и при этом не допустить резни, и будь она чуть поумнее, она бы нашла его. Королева медленно выдохнула.

– Не будем искать виноватых, генерал: что сделано, то сделано. Ваша задача помочь мне минимизировать ущерб.

– Попытаться запрудить Океан Господень, Ваше Величество?

– Именно, генерал. – Она улыбнулась ему, так по-звериному, что Бермонд отпрянул в своем кресле.

– Первая волна беженцев доберется до Алмонта завтра. Дайте им несколько стражников, а затем начинайте продвигать остальных. Я хочу, чтобы в этих деревнях никого не осталось.

– И что произойдет, если мое войско настолько слабо, как вы о нем думаете, Ваше Величество? Мортийская армия сровняет Новый Лондон с землей, прямо как во времена вашей матери. Мортийские солдаты получают жалование, но это гроши: они наживаются за счет грабежа, а уж здесь найдется, чем поживиться. Если у меня не получится помешать им прорваться через границу, неужели вы думаете, что сможете спасти город?

У Келси что-то случилось с глазами – их словно бы заволокло густое облако, легкое по краям и плотное по центру. Это ее сапфиры? Нет, они молчали несколько недель и теперь висели на груди, темные и тихие. Келси быстро моргала, пытаясь избавиться от наваждения: сейчас нельзя дать слабину перед Бермондом.

– Я очень надеюсь на помощь, – сказала она ему. – Я открыла переговоры с Кадаром.

– И что это даст?

– Возможно, Король поможет нам с войсками?

– Пустые надежды, госпожа. Кадар всегда держится в стороне.

– Да, но я рассматриваю все варианты.

– Госпожа? – тихо позвал Пэн. – Все хорошо?

– Я в порядке, – пробормотала Келси, хотя пятна перед глазами уже пустились в пляс. Ей нездоровилось, но не признаваться же в этом в присутствии Бермонда. Она встала, вцепившись в стол, чтобы не потерять равновесие.

– Госпожа?

– Я в порядке, – повторила она, тряся головой, пытаясь прогнать дурноту.

– Что с ней? – спросил Бермонд, но его голос уже померк. Все вокруг вдруг запахло дождем. Келси сжала стол, почувствовав, как гладкое полированное дерево скользит под пальцами.

– Держи ее! – крикнул Булава. – Сейчас упадет!

Она почувствовала, как рука Пэна легла ей на талию, прикосновение было непрошенным, так что она стряхнула его ладонь. Перед глазами все расплылось, и она мельком увидела незнакомую обстановку: небольшое помещение и серое, грозное небо. Она в панике крепко зажмурилась, а потом снова открыла глаза, ища приемный зал, стражников, что угодно привычное. Но ничего не видела. Булава, Пэн, Бермонд… все они исчезли.