Kitobni o'qish: «Вместе обрести сейчас», sahifa 6

– Это первый курс. Так, идем дальше. Девушки, компания нашего факультета. Эта ушла со второго курса; а эта будет у вас фармакологию вести, – сказала она, показывая на девушку во втором ряду вынув из альбомной вставки общее фото. Мы девчонками крепко дружили с ней. Их семья в соседнем доме жила, она на два курса старше училась. Когда группа выпустилась, все, кто куда, а она сразу замуж за главврача выскочила в больнице, где интернатуру проходила. Деловая вся стала, пройдет не поздоровается, нос воротит, – рассказывала Алла Николаевна, А недавно неприятность случилась у них. Сына ее выперли с четвертого курса меда, за прогулы и дебош, так она в Москву летала мосты наводить, а вернулись вместе с сыночком. На кафедре нашей слухи нехорошие поползли, и она его подальше, с глаз долой запрятала. Мишка на мать не похож, вот отец у него добрый был.

– Мишка? – оживилась я, услышав знакомое имя.

– Мишка. Мальчишкой с Олечкой в песочнице играли, потом они в другой район переехали.

– А как он выглядит?

– Я его мало видела, к матери на работу заходил. Миловидный. Она в больнице работает, у них как от отца не стало, она ставку взяла у нас на кафедре.

Настенные часы дали бой. Шестой час.

– Блин, автобус, – сказала я. Вызову такси.

– Зачем такси, оставайся ночевать. Дай мне телефон, я тете позвоню, объясню, что заболтала тебя, – обрадованно говорила Алла Николаевна.

Напарило дождя. Тонкая зеленая полоска горизонта отделяла тучное серое небо от реки. Я смотрела на разбегающихся врассыпную по набережной от грозы людей из окна ольгиной комнаты. Мы еще долго просидели за разговорами. Я украдкой выпытывала у нее подробности о Мишиной истории. Я сердцем чуяла, что это мой Миша, ну, в смысле дачный, но она толком не могла ничего объяснить.

Алла Николаевна принесла постельный комплект, я попросила ее постелить для меня в зале.

– Значит за прогулы и дебош, и поэтому ты чуть не утоп? – лежа в постели, думала я, мысленно составляя диалог для будущего с ним разговора. Сплю на новом месте, приснись жених невесте. Вдруг сработает.

И снится мне сон. Мои длинные золотистые волосы полощет ветер. Мимо меня по песчаному берегу Иртыша бежит к воде босой молодой парень, одетый в кипенно белый медицинский халат. Стой! Не лезь туда, – кричу я ему в след. Я не могу сдвинуться с места. Падая с высоты своего роста, я ползу к воде, загребая руками горы дурно пахнущего песка. Стой! Доползая до воды, на ребристой глади я вижу ее лицо. Ольга! Резким толчком меня выкидывает из сна.

Я сидела на диване в темноте и разминала мышцы на правой ноге, схваченные судорогой. Как же меня заколебало решать эти ребусы, – шептала я, отдышиваясь ото сна. Встав с дивана чтобы расходится, на пол с глухим звуком что-то упало. Я щелкнула выключатель торшера. На пол с подлокотника дивана свалился недосмотренный фотоальбом Аллы Николаевны с ее студенческими снимками.

В коридоре зажегся свет. В зальной двери со стеклянными вставками показался тонкий силуэт. Я разбудила Аллу Николаевну.

– Санечка, что за гром? У тебя все в порядке? – спросила она, приоткрыв дверь.

– Все в порядке, ложитесь спать, – сказала я, согнувшись в три погибели собирая разлетевшиеся по ковру фотографии. Не пугайтесь, я сейчас же все верну, как было.

– Что-то не спиться мне. Послышался хлопок, я встала проверить.

– Простите мою неуклюжесть.

– Это я виновата, забыла убрать на место альбом, – подключившись помогать, сказала она.

Собирая с пола фотографии, к моей стопе нечаянно прилип снимок. Шустрым движением, пока Алла Николаевна не видит, я рукой отцепила фото. Мое сердце в то же мгновение ушло туда, откуда я сняла фотографию.

– Кто это? – спросила я Аллу Николаевну, показывая на усатого парня, сидевшего в первом ряду на коллективной черно-белой фотографии. Она забрала из рук моих снимок и села на диван.

– Правда, похожи?

– Кто похож? – трясясь от нетерпения, говорила я.

– Оля на отца. Похожи, правда? Я упала рядом с ней на диван.

– Похожи. А где он сейчас? – торопливо спрашивала я.

– Не знаю, – коротко ответила она.

– А имя его можно узнать?

– Да зачем тебе Санечка, это все уже давно не важно, – убирая фотографию в альбом, сказала она.

– Важно. Имя скажите.

– Так настаиваешь, – искоса посмотрев на меня, сказала она. Павел Мельников, отец моей Олечки.

– ОТЕЦ? ОЛЬГИН ОТЕЦ? – с выражением проговорила я.

Я много раз видела эту фотографию в мамином альбоме. Студенческое фото моего дяди Паши, но я всегда думала, что он выпускник алматинского меда. Как они могли вместе учиться? И самое главное, как он мог быть отцом Ольги? Радость вперемешку с печалью. Сдерживаясь через силу, чтобы не выдать своих эмоций, я продолжала допрос.

– Почему не знаете где он, что с ним случилось?

– Не знаю, Санечка, не знаю.

Я щипала себя за ногу, потому что в достоверность происходящего сейчас, в этой комнате, я поверить не могла. Моя подруга – моя двоюродная сестра.

– Как же Ольга? Вы ей не рассказывали об отце?

– Никогда.

– Да почему?

– Павел сбежал от меня, еще до рождения Оли.

– Куда сбежал?

– К себе на родину, невеста его там ждала. Кстати, Санечка, он твой земляк, – говорила Алла Николаевна, – улыбнувшись, подметив совпадение. Ей давно некому было выговориться.

– Он что, сам про невесту вам сказал?

– Нет, в письме. Передал через нашего однокашника.

– Ну, допустим. Вы про ребенка, почему не сказали ему?

– В тот момент я не знала сама.

– Искать его пробовали?

– Какой в том смысл. У него сейчас семья, дети. Видимо у него любовь забылась быстро.

– Да почем вы знаете? Может, у него нет ни детей, ни семьи, – зная, как на самом деле обстоят дела, говорила я.

– Санечка, давай спать, – зевая, говорила она.

– Да какой спать, утро скоро. Расскажите мне все детально, – на взводе говорила я. Прошу вас.

– Ну что рассказать, – встав с дивана закрыть окно, сказала она. Учились вместе. Приехал с Казахстана, видный парень был, полюбили друг друга, на последнем курсе пожениться собирались. Мать моя была против нашего брака. Не нужен ей был зять «казах». Видите ли, он со мной только из-за нашей квартиры. Лимита приехала, на жилплощадь зарится. А мама тогда только что эту квартиру получила. Престижной считалась. На набережной. Палки в колеса вставляла Павлу по учебе, короче говоря, всячески нам препятствовала. Папа был не против Павла, он ему нравился даже. А потом письмо это разнесчастное, а я на первом месяце. Мать узнала когда, договорилась за аборт. Не нужен нам этот ребенок. Папа вмешался в ее планы, отстоял нас с Олечкой. Тяжелое время было. Плюс перестроечные моменты все. Когда отца не стало, она понемногу начала смягчаться, внучка все-таки единственная, а по мере взросления внучки, так и вообще души в ней не чаяла.

– Вы замуж не вышли больше, потому что ваша мама не хотела?

– Нет, не поэтому. Знаешь Санечка, не проходит первая любовь никогда. Если это была настоящая любовь.

– Вы письмо сохранили?

– Сожгла.

– Весь сыр-бор из-за вот этой вот квартиры? Я правильно понимаю? – засмеявшись от нелепости ситуации, спросила я.

– Отчасти ты права. В итоге никому она теперь не нужна эта квартира. Даже мне не хочется здесь находиться.

Проспав утренний автобус, я успевала только на вечерний. Я не открыла ей правду о себе. Мне нужно было разобраться во всей этой истории подробно. Собираясь в дорогу, я приглашала Аллу Николаевну в гости к нам на дачу. Миша совершенно вылетел из моей головы. Я не думала ни о ком кроме дяди. Спускаясь по подъездной лестнице, я набирала маму, уж она-то должна была быть в курсе произошедшей драмы. В пути от набережной до автобусной остановки, я слушала мамин рассказ, собирая в голове пазл этой истории. Как оказалось, дядя Паша, не сбегал ни к какой невесте, а напротив, это он получил письмо от матери Аллы Николаевны, в котором говорилось, что Алла выходит замуж и желает забыть о Павле навсегда. Он не стал мешать ее счастью, и вернулся домой. Дядя настолько сильно любил Аллу, что так и не смог создать другую семью.

С одной стороны я была рада открывшейся тайне, а с другой, мне было обидно за дядю и за Олю. Он уже никогда не сможет увидеть родную дочь, а Оля так и не узнала кто ее отец. Я обязательно расскажу дяде, какой маленькой, но необыкновенно сильной девушкой была моя сестра. Теперь я понимала, почему он был редким гостем в нашем доме. Старые раны. Стандартные стены. На ум тут же пришли слова соседки-гадалки. про бабку с грехом, про сестру. Неужели она была права? А вот русские классики были правы вдвойне, за всяким преступлением рано или поздно приходит наказание, да и квартирный вопрос сгубил не только москвичей. Почему дети должны страдать за грехи своих предков? Ни в чем не повинные дети, – размышляла я, повиснув на поручне, стоя в трясущемся автобусе.

В кустах, недалеко от водоема стояла припаркованная машина Чингиза.

– Не поняла, – сказала я, прибавив шагу. Только бы с тетей ничего не случилось, – подумала я.

Зайдя в открытую калитку, я застала Чингиза за поеданием малины.

– Чина, ты чего здесь делаешь? Привет, – сказала я, не ожидая увидеть его.

– Сашка, привет, – с полным ртом, отвечал Чингиз. Эмма Рудольфовна позвонила и попросила приехать, вас обратно перевозить.

– А где сама Эмма Рудольфовна? – чуя неладное спрашивала я.

– К соседке на минутку ушла.

– Давно?

– Час назад как.

– Ясно. Ты ешь не стесняйся, – похлопав между лопаток поперхнувшегося Чингиза, сказала я.

– Сашка, мир? – произнес он, тянув мне липкую руку.

– Да конечно, дружище. Слушай, – сказала я, посмотрев на часы, – я мигом на колонку сгоняю ладно? Прикроешь меня, если тетя раньше вернется?

– Окей.

Докинув рюкзак до крыльца, повернувшись в сторону выхода, мы нос в нос столкнулись с тетей в проеме калитки.

– Александра, вернулась уже. Ты куда?

– Да вот думаю за водой сходить надо, – отвечала я, бегая глазами.

– Чингиз уже сходил и на колонку за водой, и огурчики полил, – говорила довольная Чингизом тетя. Я бросила на него грозный взгляд, а он как ни в чем не бывало продолжал лопать ягоду.

– До меня тут слух дошел, что мы в город переезжаем, с чего такая спешка? – спросила я, вступив в игру с заговорщиками.

– На работу меня вызывают. Надо ехать.

– Какая еще работа, вы же на пенсии.

– Так работать некому, вот меня и дергают, – с хитрыми глазами сказала она.

– Бардак какой, – с иронией, мотая головой, говорила я.

– Вот что ребята, давайте мойте руки, я сейчас на стол накрою, – быстро засуетившись, сказала тетя, увиливая от разговора.

Под неусыпным контролем тети, мы сидели за столом на кухне.

– Ты куда? – в сотый раз спрашивала она.

– Воздухом подышать. Можно? – отвечала я, ощущая себя заключенной.

– Вещи все собрала?

– Завтра утром соберу.

– Завтра с утра мы должны быть в городе.

– Психанув, я полезла наверх.

Все одно к одному. Мне было тошно от внезапной холодной перемены тетиного ко мне отношения.

– Эмма Рудольфовна, – вдруг сказал Чингиз, а давайте часть вещей мы сейчас перенесем, а остальные завтра, а Саша мне поможет.

– Что ж, хорошая идея, – сказала тетя.

Мы вышли с Чингизом на крыльцо. День пошел на убыль. Осень скоро.

– Сашка, что у вас с тетей произошло? – спросил меня Чингиз, закурив.

– Сама не понимаю. Ты зачем курить начал?

– Так, для солидности.

– Чина, можешь помочь мне в одном деле?

– Все что угодно.

– Мне нужно увидеться с одним человеком, – сказала я.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

– И где он?

– Здесь недалеко. Проводишь меня?

– Идем.

Мы пошли вверх по тропинке к участку Михаила. Полумесяц освещал нам дорогу.

В окнах не было света. Я попросила Чингиза остаться за воротами. Войдя в неуютный двор, я в потемках, наощупь пробралась до двери. Я не могла не объясниться с ним. На мой стук в дверь никто не отвечал.

– Зачем пришла? – послышался усталый голос. Он обратился ко мне на «ты». Я обернулась. В беседке, при свете плохо освещающего, висевшего внутри фонарика, сидел Михаил с распущенными волосами и бутылкой в руках.

– Привет, – сказала я, едва не запнувшись, спускаясь с крыльца.

– Зачем пришла, спрашиваю.

– Пришла поговорить и извиниться за то, что не пришла позавчера, да и вчера, и сегодня, – говорила я паузами, опустив вниз голову.

– Да ничего, я все понимаю, – выйдя из беседки, направляясь ко мне, сказал он. Заниматься надо будущему врачу, все понимаю, доктор Саша, – грубо говорил он, обходя вокруг меня с бутылкой пива в руках. Я стояла не шелохнувшись.

– Как узнал?

– Тетя твоя популярно объяснила. Девочке заниматься надо, не дури ей голову, де-во-чка на врача учиться, – говорил он, отчеканивая каждое слово.

– Буду учиться, и что в этом такого, – сказала я, крутя головой, не успевая следить за его движениями.

– Вот скажи мне доктор Саша, ты зачем в медицинский поперлась? А? Ну скажи. Что ж вам сука всем там мёдом намазано что ли?

– Ты выражения то выбирай.

– За льготами наверно да? Соцпакетом? Я же прав? – кричал он, продолжая ходить вокруг меня. А, или за квартирой? Что молчишь? Прав я да? Прав?

– Нет, – не находя что ответить, сказала я, шокированная его поведением.

– Пра-ав, – протяжно сказал он. Пристроиться в частную клинику и бабло рубить. Превратили светлый образ врача в мошенников. Людям страшно в больницу ходить. Люди доверять медицине перестали из-за таких вот алчных недоучек. Аа, а это, наверное, тот самый жених пожаловал, – сказал он, увидев вошедшего на крики во двор Чингиза.

– Ты че несешь? – отключив опцию дипломатия, говорила я. Какие мошенники? Какой жених? Раз уж пошел такой разговор, у тебя у самого то, рыло в пуху. За что тебя отчислили? За хорошее поведение? А? Дебошир?

От моих слов у него вспыхнули глаза.

– Откуда ты про это знаешь? – успокаиваясь, спросил он.

– Оттуда. У меня свои каналы информации.

– Моего отца в московской клинике не спасли, из-за урода который под кайфом был, когда отцу операцию на сердце делал. А его даже не наказали никак, потому что его мать главврач. Сидел на теплом местечке, отсиживался, карьеру строил.

– Не все же такие. Есть и хорошие врачи.

– Нет хороших врачей, Саша. Нет, – разводя в стороны руками, говорил он. Каждый только о своем кармане печется, а на людей, на простых больных людей им до фонаря. Совсем стали забывать, что врач это призвание.

– Чингиз, оставь нас, пожалуйста, – попросила я недоумевавшего Чингиза.

– Я рядом, – сказал он, выйдя за ворота.

– Если правильный такой, учился бы хорошо, не прогуливал пары, и из тебя бы глядишь, хороший врач получился, – говорила я Мише.

– Там все искусственное, все не натуральное, – не слыша моего вопроса начал он. Каждый если не с личной выгодой, так из династии. У меня девушка была, она не могла поступить в медицинский, мозгами не дотягивала, понимаешь, – сказал он, постучав пальцем по виску. Поступила в экономический, отучилась первый год, а потом в медколледж залезла, хоть на медсестру отучиться, главное в медицинской теме быть, чтобы квартиру получить. Она и со мной встречалась, потому что я из семьи врачей, а как узнала, что меня отчисляют, ушла от меня к другу моему, студенту медику.

– И ты из-за нее утопиться хотел? – успокаивающе говорила я. Почему тебя отчислили?

– Я сломался. Мой идеальный мир сломался. Когда тебя встретил, думал вот она, настоящая девушка, я увидел в тебе свет, Саша, родную душу, понимаешь? А ты оказалась такой же, как они все, – вскинув вверх руками, сказал Миша, уходя к беседке.

– Да ты и представить себе не можешь, что мне пережить пришлось, чтобы прийти к решению стать врачом, – кричала я вслед уходящему Мише. Ты не видел, какой я была ровно год назад. Меня наизнанку выворачивало от одного упоминания, от родственников снобов, от родной матери, что изо дня в день вбивала в мою неокрепшую психику, как это почетно и престижно, когда друзья и родственники идут к тебе на поклон.

– И ты пошла в мед.

– Нет, я сбежала от матери в этот город.

– Я тебе не верю, – говорил он, вернувшись в беседку. Я стояла на месте как вкопанная и нервно кричала, объясняя ему, насколько он заблуждается в отношении меня.

– У меня сестра умерла от лейкемии, ты ведь знал ее, это Ольга, Ольга Портнова, – кричала я. Так вот, только благодаря ей я поняла, что я должна помогать людям. У нее получилось перевернуть мой мир. Она своим примером показала мне, что значит жизнь.

– Она умерла? Когда?

– Год скоро, – перейдя на ровный тон, говорила я.

– Я не знал об этом.

– А теперь Миша, просто представь, когда ты, налицо по справедливости рассуждающий с правильными гуманными врачебными задатками человек, обрубаешь себе дорогу в медицине, из-за случайным образом залетевших в медицину людей, просто подумай, кто остался там, откуда ты с позором бежал? Кто придет на твое место? Кто вместо тебя будет лечить людей, нуждающихся в хорошем специалисте? Я, наверное, пойду, мне больше нечего тебе сказать. А ты сиди и жалей себя, заливая свои душевные терзания алкоголем.

Держа себя в руках чтобы не разревется, я вышла за ворота к Чингизу, со всего маху бросив калитку. На утро мы были уже дома.

***

– Алла Николаевна, идемте, я познакомлю вас со своей семьей, – говорила я, открывая парадные двери здания университета.

– Идем, Санечка.

– На солнечном Любинском проспекте, у памятника слесарю Степанычу с букетами цветов поздравляя меня с первым сентября, стояла вся моя семья; мама, довольная моим поступком, тетя Эмма, довольная своим поступком, задумчиво-печальный дядя Паша и брат, просто брат.

– Знакомьтесь, это моя мама Октябрина Дмитриевна. С братом и тетей вы уже знакомы, а это, – говорила я с трепетом, наблюдая за реакцией их обоих, – мой дядя. Они смотрели друг на друга так, словно не было никакой разлуки на эти долгие двадцать лет.

– Так, – хлопнув в ладоши, сказал брат. А теперь все едем в ресторан, вон сколько поводов!

Справедливость торжествовала.

– Санечка, – отведя меня в сторону, сказала Алла Николаевна, и у меня для тебя сюрприз имеется. Она глазами подавала мне знак, чтобы я обернулась. Сзади нас с букетом красных роз стоял Михаил. Отныне дожди для меня просто условность.

Люди меняются. Кто бы что ни говорил, кто бы ни называл это явление научно обоснованным, люди меняются. Мы меняемся, встречая на нашем жизненном пути людей, проникающих в наши души, мысли, идеи, принципы, которые волей-неволей меняют наши, казалось бы, устойчивые идеалы и ориентиры. Неизменной остается только любовь. Настоящая любовь.

Мы втроем, как я и сказала Алле Николаевне в случайно оброненной фразе, все вместе, стояли на могиле моей сестры, Портновой Ольги Павловны. Дядя плакал, обнимая памятник дочери с высеченной на обратной стороне эпитафией:

Стая воронов надо мной

Будет долго кружить – кружить

Прорублю я окно в стене

Чтобы крикнуть в хрип – НАДО ЖИТЬ!

Послесловие

Ольга бежала вдоль берега омского Иртыша, держа в крохотной ручонке воздушного змея.

– Олечка, не беги быстро. На песке могут быть разбитые стекла, – кричала я своей маленькой пятилетней сестренке.

– Хорошо тетя Шаша!

Алла Николаевна обрела большую семью.

Чингиз встретил свою настоящую любовь на нашей с Мишей свадьбе. Ей стала моя одногруппница Мадина, приехавшая из Алматы в российский Омск получать высшее медицинское образование. Они вместе вернулись на родину. Теперь, где-то на сочных жайляу, под палящим казахстанским солнцем, бегает черноволосая девчушка с несвойственным в этих краях именем Саша.

Миша получил красный диплом. Теперь он врач хирург. Ну а я, доктор Саша, прохожу интернатуру в детском гематологическом отделении, готовясь, стать настоящим врачом. По зову сердца. По призванию.