Kitobni o'qish: «Тень», sahifa 6
– Уходи, прячься!!!
Уна дернулась, узнавая голос Лесэна, и начала судорожно искать его глазами.
В руках юноши уже был короткий меч, грубый, скорее всего, самодельный, вероятно, отобранный у кого-то из грабителей. Напротив возвышался громила, весь словно сложенный из крупных овальных камней. Риса пригнулся с разворотом. Хвост его ударил противнику по коленям – и тот, крякнув, чуть согнулся. Следующее движение Лесэна – сталь мелькнула у лица противника. Верзила жутко улыбнулся темным ртом, вероятно, уже лишенным передних зубов в драке. Неестественно широко. А потом из этого разреза по подбородку вниз потекло темное.
Девушка почувствовала, как приступ тошноты подступает к горлу. Очередная алая вспышка от крыльев тахиса будто умышленно подсветила на грязном полотне сражения лицо Лесэна. Он был ужасом. Он был болью. Он был стремлением. Метнувшись взглядом туда, куда он смотрел, Уна закричала. И вопль Лесэна слился с ее. Страшный, хрипящий.
Карлай стоял на уступе, медленно плывущем над палубой. Они сцепились клинками с крепким, необычайно высоким мужчиной. Вероятно, чистокровным тахисом. Ноги ее возлюбленного дрожали. Рубаха на животе была черна от крови. При этом Карлай хватал ртом воздух, словно его душили.
Не зная, как, но она готова была дикой кошкой броситься вверх по скалам… Вдруг кто-то сбил ее с ног. Раздался выстрел. Запахло порохом. Все смешалось и спуталось. Она трясла головой, пытаясь прогнать гул в ушах, а потом вдруг увидела ясно, невыносимо ясно: Карлай, сраженный своим противником, сначала осел на край уступа, будто у него закружилась голова, а потом безвольной куклой повалился на доски палубы – в шаге от застывшей супруги. Вместо винных искорок из его глазниц смотрела на Уну беспощадная темнота. Девушка, как в бреду, повела взглядом по сторонам, будто надеясь, что рядом есть кто-то, способный помочь ему. Хотя что-то внутри нее уже понимало: ничто не вырвет Карлая из темноты…
В этой смазавшейся картине спасенный ею молодой человек уложил кого-то из саками тем самым багром, который она взяла из каюты. А потом Уна споткнулась вниманием о лежащего рядом Лесэна. Шрамы на запястье, там, где был его браслет тени, теперь напоминали черные язвы, словно кто-то тушил о кожу юноши головешки. Риса не то захрипел, не то застонал, а потом закашлялся. Жутким булькающим кашлем. Темные брызги, слетевшие с его губ на светлое мокрое дерево, начали расплываться. Картина произошедшего вдруг соединилась из осколков в ужасающее целое.
Девушка бросилась вперед, к своему плюющемуся кровью спасителю. Просунула руку под шею, пытаясь приподнять верхнюю часть тела, чтобы тот не захлебнулся.
– Почему?! Почему я, а не он?! – всхлипывала она, пытаясь зажать рану от выстрела… очевидно слишком глубокую. Рану от выстрела, который предназначался ей, а не Карлаю!
– Потому что тень делает то, чего хочет хозяин… – хриплым шепотом ответил Лесэн.
Веки его начали опускаться, но, не сомкнувшись до конца, остановились.
Эпилог
Молодой губернатор поднялся на небольшую сцену, установленную посреди круглой ротонды холла. Зашумел зал. Захлопали вспышки фотоаппаратов, отпуская к стеклянному куполу потолка клубы едкого дыма. Мужчина сдержанно улыбнулся и произнес:
– Сегодня мы собрались на торжественном открытии Старого госпиталя. На данный момент крупнейшего госпиталя в Цидад-де-Рома! Реконструкция здания заняла много лет, и вот город получил этот долгожданный подарок. Причем подарком этим смогут воспользоваться даже самые незащищенные слои населения. И всё благодаря усилиям и щедрости уже хорошо известной нам госпожи Вакхари. Эта уникальная леди стала первой женщиной, возглавившей крупную фармацевтическую компанию, и создала благотворительную образовательную программу «Двери», затронувшую как женское образование, так и образование представителей расовых меньшинств. Особое внимание всегда уделялось детям-сиротам и семьям, потерявшим кормильцев в ходе так называемой Дикой войны, которая почти три года терзала периферию, но все же не добралась до Гранатового города. Не покривив душой, скажу, что без поддержки этой удивительной женщины я сам, ваш верный слуга, мог бы и не оказаться на своей должности. Итак, встречайте: леди Уна-Жанел!
Зал взорвался аплодисментами и заскрипел стульями. Под каждый ее шаг все больше гостей вставали со своих мест. Но вместо хлопков в ладоши Уна слышала только шум дождя. Когда-то под этим куполом Карлай держал на руках Лесэна. Столько лет прошло. Сотню раз она бывала здесь. Какой только не представала перед ней эта ротонда… Тяжелее всего было в первый раз: ей даже показалось тогда, что она все еще распознает пятна крови на полу. Потом мусор разгребли, а полы отмыли. Позже она любовалась восстановленным потолочным витражом. Пришлось долго копаться в архивах, чтобы найти хотя бы примерное изображение, и оказалось, что это были морские глубины. Когда шел дождь и его потоки сползали вниз с купола, плавники диковинных рыб и тончайшие водоросли будто оживали.
А застывшие в воспоминаниях госпожи Вакхари фигуры посреди ротонды – нет.
Уна-Жанел поправила уже выбеленную временем прядь и наконец подняла на публику глаза. И первым, что встретил взгляд, были вишневые огоньки. Теплые, чуть озорные, любящие. Огоньки глаз Силиины – их с Карлаем дочери. Полтора десятка лет эти огоньки на тех местах, где у людей темнота зрачков, освещают Уне путь. Не позволяют падать и напоминают о главном: семья – это о реальной жизни, о том, чтобы разделить между собой все таким, какое оно есть. Что бы ни происходило: сладкое и горькое, доброе и злое.
Уна рассказала публике о том, как несколько лет отстаивала права на эту землю и какие препятствия встречались на ее пути после. О том, что она всегда знала, что не сдастся и доведет работу до конца.
– Простите за такой вопрос, госпожа Вакхари, – расплылся в приторной улыбке один из газетчиков, которые во время ее речи подобрались ближе к сцене. – Как вы считаете, поддержал бы подобные начинания ваш покойный супруг? Насколько я понимаю, он был в первую очередь бизнесменом, а все ваши благотворительные проекты выросли ни на чем ином, как на его средствах.
Зал загудел, но быстро затих, прислушиваясь к ответу.
– Карлай многому меня научил. Я бы даже сказала, что все эти годы он продолжает жить во мне. В разных ситуациях, мучимая вопросами и противоречиями, я снова и снова слышу то одни его слова, то другие. Так что он не просто был бы доволен… Мы сделали это вместе. Карлай совершил движение, а я просто бесконечно продолжаю его…
– Но вы тратите деньги, ничего не получая взамен.
– О, вы ошибаетесь! – улыбнулась Уна. – Однажды мой супруг привел в пример ум и руку. Он объяснял, что ум и части тела действуют заодно. Действуя в своих интересах, ум действует в интересах руки. И наоборот. Обслуживая тело, рука фактически обслуживает сама себя, свое благополучие. Тогда он говорил о семье… – Она еле слышно вздохнула. – В те темные времена многие лишились своих близких. Но послушайте, можно же расширить этот принцип – включить в него не конкретных людей, а… Например, весь город. Заботясь о благополучии города, его жителей, мы так или иначе заботимся о себе. О своем будущем. О будущем своих детей.
– А разве к вашей дочери не приезжает семейный врач, когда ей нездоровится? – ядовито сощурился газетчик.
Уна совершенно спокойно смотрела на него сверху вниз. Сотни раз ей уже приходилось смотреть в подобные лица. Подобные и еще более уродливые. Не внешне, конечно. Уродство проступало изнутри. От таких издалека тянуло гнилью. И им нравилось искать гниль в других.
Она просто улыбнулась. Улыбнулась той честной и чистой улыбкой, которая выжигает все дурное. Людям, которые чувствуют себя вправе улыбаться так, не нужны слова оправдания. Им не требуется отмывать себя. Их невозможно испачкать.
– Я вам больше того скажу, – хмыкнул кто-то в зале. – Он приезжает не только тогда, когда юной Вакхари нездоровится. Они же состоят в родстве.
Слушатели рассмеялись. А Силиина захлопала в ладоши – и следом, вторя ей, шум аплодисментов снова затопил ротонду. Девушка повернулась к Моррису, сидящему на соседнем стуле. Что-то шепнула, тот улыбнулся уголком губ и кивнул, не отрывая восхищенных глаз от сестры.
Уна давно уже не чувствовала себя одинокой. Ее собственная семья росла. Вот-вот мир услышит первый крик ее очередного племянника. Да и Силиина скоро украсит волосы живыми цветами. И, кроме этого, у госпожи Вакхари были все те, кто связан с ней судьбой. Ученики, пациенты и ее подопечные.
А когда-то ей чудилось, что в целом мире больше нет и не будет никого, кто мог бы защитить ее. Дрожа от ужаса, каждый день она просто пыталась хоть как-то жить дальше. А потом однажды поняла, что мир вокруг кусается, но клыки его недостаточно велики для того, чтобы отобрать у нее саму себя. И тогда Уна-Жанел нашла в себе силы не только защищаться, но и продолжить дела тех, кого любила. Каждый раз она спрашивала себя: что бы сделали Карлай, Лесэн, родители, если бы были рядом? Чего бы хотели? Чему были бы рады? А позже она уже не могла и не желала отделять то, что делала сама, от того, что шептали ей призраки прошлого…
Внезапно оказалось, что, включая в свою жизнь кого-то еще, ты не беднеешь, вынужденный отдавать больше. Наоборот, Уна чувствовала, как становится богаче, сильнее, устойчивее и бесстрашнее. Когда понятие «я» включало только ее саму, девушка ощущала себя песчинкой, которую швыряет о камни равнодушная волна. Когда же «мое» включило в себя сотни жизней, разных, самостоятельных, но накрепко связанных друг с другом, Уна почувствовала, что такое не по зубам даже смерти.
…С открытия они с дочерью вернулись уже к полуночи.
Ноги гудели от туфель. Голова – от голосов. Силиина поцеловала мать и скрылась за дверью своей спальни. У себя же Уна с благодарностью обнаружила горящий камин – мажордом знал, что хозяйка все чаще мерзнет по вечерам, даже если до настоящих холодов еще далеко.
Женщина сменила верхнее платье на уютный халат и села у огня. Часть поленьев уже прогорели, и красные угли приятно потрескивали. Вот и закончился еще один день. Еще один день и еще одно большое дело. Дело, в которое она верила, которому отдала столько лет… Она вздохнула.
– Надеюсь, я не ошиблась.
«Мы все во что-то верили. В чем-то были правы, но и в чем-то ошибались. Я ужасно ошибалась… О небо, как сильно я заблуждалась! Но и ты ошибался, Карлай! Разве что Лесэн всегда был честен. Может, потому, что не принадлежал сам себе. Смогу ли я когда-нибудь простить тебе, что ты заслонил им меня? Понимаю, что это был не приказ, не расчет. Искреннее желание. Желание, рожденное любовью… Но, Карлай! Ты ошибался! Слышишь? Ты, столько сделавший ради других, ради их свободы, в самый главный момент лишил ее Лесэна и меня…
Или я все же не успела стать настолько единой с вами, чтобы понять, почему все произошло именно так?..»
КОНЕЦ
Автор текста: Елена Черткова
Редактор: Татьяна Шарая
Обложка: Willem Wisten
Внутреннее оформление: Gordon Johnson
