Kitobni o'qish: «Истина в кино. Опыт консервативной кинокритики. От «Викинга» и «Матильды» до «Игры престолов» и «Карточного домика»», sahifa 5

Упрёки начинаются с заявлений, что перед нами «комикс» в духе «300 спартанцев» Зака Снайдера, а для русской культуры «комиксное мышление» якобы не характерно. На деле не существует никакой принципиальной разницы между американским комиксом и русским лубком. И то, и другое – разной степени условности изображение, сопровождаемое текстом, призванное представить простому, книжек не читающему народу те или иные образы, идеи и события. Русский лубок был чрезвычайно развит. Достаточно вспомнить «афишки» московского губернатора Ростопчина, игравшие огромную мобилизующую роль в ходе Отечественной войны 1812 года. Поэтому говорить, что у русских отсутствует «комиксное мышление», – это заведомая ложь, и от того, что мы назовем его «лубочным», ничего не изменится.

Да и собственно русский комикс вполне существовал. В 2017 году издательство «Чёрная сотня» выпустило великолепную книгу «Русский комикс», где собраны комиксы по русской классике и истории, созданные русскими художниками в период между двумя мировыми войнами в Югославии. В этом сборнике есть и «Сказка о царе Салтане», и «Тарас Бульба» и «Княжна Тараканова», и Стенька Разин, и графические романы по произведениям Лидии Чарской – «Газават» и «Сибирочка».

Далее. «Легенду о Коловрате» упрекают в несоответствии историческим фактам и своему первоисточнику – «Повести о разорении Рязани Батыем». Это тоже неправда. Для уровня современного исторического кинематографа «Легенда о Коловрате» следует за «Повестью» очень точно.

Сохранены основные моменты повествования: нашествие Батыя – переговоры рязанцев с татарами – отказ Владимирского князя Юрия Всеволодовича помочь рязанцам – посольство княжича Фёдора к Батыю – убийство Фёдора в этом посольстве – жена Фёдора Евпраксия вместе с младенцем сбрасывается со стены – взятие Рязани Батыем и сожжение города – возвращение Евпатия Коловрата из посольства на пепелище и его горе – Евпатий собирает выживших, чтобы нанести войску Батыя удар с тыла – Евпатий, отбросив свой затупившийся меч, сражается мечами татарскими – Евпатий убивает татарского полководца – Евпатия убивают с помощью «пороков», ордынских камнемётов – Батый произносит эпитафию над погибшим героем.

Какая часть относящегося к сюжету содержания «Повести» в фильме изменена? Во-первых, опущена грандиозная битва в поле между рязанскими князьями и войском Батыя – с учётом невеликого бюджета фильма это более чем естественно. Во-вторых, княгиня Евпраксия бросается с ребёнком со стены не когда узнаёт о гибели мужа в ставке Батыя, а когда ей самой грозит быть схваченной татарами. Нельзя не признать, что такая логика повествования для современного зрителя куда более понятна и простительна, чем самоубийство вместе с ребёнком от горя. В-третьих, Евпатий возвращается в сожжённую Рязань не из Чернигова, а из Орды – небольшая вольность, открывающая огромные художественные возможности по изображению Батыева лагеря. В-четвёртых, отряд Коловрата составляет не полторы тысячи человек, а пару дюжин и ведёт против Батыя диверсионные действия: здесь опять же вполне корректное для малого бюджета уменьшение масштаба, но в конфигурации легенды ничего не меняется. В-пятых, Коловрат не рассекает татарского воеводу надвое, а отрубает ему голову.

Итак, отступлений от сюжета «Повести» минимум, и практически все они имеют удовлетворительное рациональное объяснение. В нашем кино, где не так давно Добрыню без всякого смысла переименовали в Свенельда, а Свенельда из слуги Ярополка Святославича сделали слугой Олега Святославича (бывшего злейшим свенельдовым врагом), такой тип работы с источниками, как в «Коловрате», может считаться практически образцовым. Вся «фантастика», все диалоги, боевки, приключения, вставлены между реальными историческими узлами, а не вместо них. При этом на все кажущиеся не слишком логичными поступки героев – вроде долгого движения беглецов из Батыева лагеря, за время которого ордынцы успевают взять Рязань, – придуманы разумные объяснения: прямой путь был перекрыт.

Прекрасно понимая, что обвинить создателей «Коловрата» в отказе от следования «Повести о разорении Рязани Батыем» будет невозможно, Клим Жуков в лучших традициях советской русофобской историографии решил дискредитировать саму «Повесть». «Необъективный памятник, наполненный анахронизмами, ошибками и религиозными аллюзиями», – так выразился этот автор об одном из величайших памятников древнерусской литературы.

Специально для Клима Жукова даём справку: Гомер не был знаком с Ахиллом. Графа Роланда убили баски, а не мавры. Данте никогда не бывал в Аду и Раю, а Чистилища и вовсе не существует. Под немецкими рыцарями на Чудском озере не проламывался лёд (так разбил немцев отец Александра – Ярослав Всеволодович в битве при Омовже в 1234 году), что не мешает серьёзным современным историкам на голубом глазу писать про «новаторскую тактику Александра Невского». Части Каппеля и Чапаева никогда не пересекались на фронтах Гражданской войны, а значит, никакой «психической атаки» не было. Бой под разъездом Дубосеково с перечисленным в публикации Кривицкого «О 28 павших героях» составом участников не имел места в действительности, что не помешало Пучкову и Жукову собирать деньги на отлично получившийся фильм об этом легендарном подвиге.

Между историей и легендой всегда есть зазор, вопрос в том, насколько возвышенна и красива легенда и насколько умело она даёт смысловую квинтэссенцию реальной истории в поэтическом образе.

«Повесть о разорении Рязани Батыем» – не документальная хроника нашествия, а скорее, сентиментальный роман. Он бьёт по эмоциям, ужасает читателя картинами гибели великого «узорчатого» города, первым принявшего удар нашествия, восхищает отвагой русичей, готовых сражаться «два против тысячи». По сути, перед нами русская «Песнь о Роланде» – история поражения, которое великолепнее иных побед.

Столь же нелепо звучат придирки к внешнему облику хана Батыя. То, как выглядит Батый, – это одна из наиболее продуманно-историчных деталей в фильме. Образ базируется на конкретном историческом источнике – китайской гравюре XIV века, изображающей Бату-хана именно так: безбородым, с несколько женственным лицом и манерами, в изящных китайских одеяниях.

Эта гравюра может быть недостоверной, она может быть условной, подчиняющей изображение китайскому этикетному образцу, но это единственный наш конкретный исторический источник о внешности завоевателя. Выдаваемые иногда за старинный портрет Батыя портреты человека с длинными усами и завёрнутой набок бородкой – это портреты его дяди, великого хана Угедэя. Никаких минимально достоверных изображений Бату-хана кроме этой гравюры нет, поэтому создатели фильма проявили как раз источниковедческий педантизм, показав Бату-хана именно так, как изысканного представителя китаизированной цивилизации, а не в карикатурном образе брутального кочевника. С точки зрения исторической методологии правы именно они.

Иногда претензии к «Коловрату» строятся на банальной невнимательности. Сколько хохота издали дети асфальта, обнаружившие на княжеском столе… вареную картошку. Удивительно не то, что урбаноидам не слишком хорошо известна варёная или пареная репа, бывшая одним из главных блюд древнерусского стола. Удивительно то, что варёной картошки эти люди тоже, судя по всему, не видели, а потому не в курсе, что в мундире она ярко-жёлтого цвета быть не может, особенно это касается распространённых в России сортов. А не в мундире картошка не может лежать такой крепкой аккуратной горкой. Очевидно, наши псевдоревнители истории настолько суровы, что едят исключительно импортный картофель, причём нечищенным и сырым.

Столь же нелепы претензии к «саням с парусом», на которых по льду русской реки спасаются дети. Попытки изобрести наземный парусный транспорт предпринимались постоянно – и в Древнем Египте, и в Риме, и на Руси (вспомним ладьи Олега под Константинополем), и в Голландии XVII века. В европейской книге, посвящённой России рубежа XVII–XVIII веков, мы видим изображение парусных саней как обычного для русских транспорта. Изобретались и парусные телеги, и парусные сани, современная версия парусных саней называется «буер». Таким образом, и данная фантастическая деталь имеет право на существование. А уж образ русской реки, спасающей русских детей, так и вовсе принципиален для русской цивилизации. Одно из достоинств «Легенды о Коловрате» – это то, что она показывает Русь как речную цивилизацию. Увидев реку мы опознаём пространство как «своё».

Наконец, самая нелепая претензия к фильму – это насмешки над «инвалидностью» Коловрата, выражающейся в травматической амнезии. Тем, у кого этот ход сценаристов вызывает не восторг, а улыбку, я рекомендую всю жизнь читать исключительно роман Горького «Мать» – даже «Песня о Соколе» окажется для них слишком сложна.

Перед нами ёмкий и глубокий символ русского народа и русской цивилизации, которые регулярно по тем или иным травматическим причинам забывают себя – свою историю, свою идентичность, свою веру, даже свою гордость. Несколько раз за последнее столетие нам отшибали память так, что мы с трудом додумывались хотя бы до вопроса: «Кто мы?». Как Коловрат забывает всё, кроме умения драться, так и русский народ забывал в определённые моменты всё, кроме своих великих боевых качеств. Однако Коловрату удаётся вспомнить, удаётся обрести себя. В этом ему помогает, в частности, книжечка – образ письменной традиции Руси, сохраняющей нашу память. В какой-то момент он даже после удара и потери сознания уже помнит всё, отказывается забывать. Это образ Руси сегодняшней, которая после опамя-тования, кажется, приняла твёрдое решение больше уже ничего не забывать, навсегда оставаться собой.

Вниз по невидимой Волге

«Золотая Орда»

Россия, 2018

Сериальный проект «Золотая Орда» обещал стать самой скандальной псевдоисторической вампукой телевизионного сезона. Поэтому результат приятно удивил. Перед нами вполне добротная «Анжелика» по мотивам самой трагической эпохи русской истории. Красивые, хотя и намешанные из разных эпох костюмы и доспехи, «мыльные» страсти, яркие чувства и мелодраматичные сцены.

Спору нет, это условный фантастический мир, где все говорят на одном языке (не будь этого допущения, большинство коллизий в сериале попросту не возникло бы), названия русских городов, имена князей и ханов – не более чем символические ярлыки, а целый ряд ключевых сцен возник из полного незнания этикета и образа мысли той эпохи. Например, когда стащенный у Тарковского из «Андрея Рублёва» скоморох толкает стол с ханом, он по Ясе Чингисхана уже должен быть покойником.

Но упрекать создателей фильма в подобных психологических несоответствиях и исторических нелепостях, вроде «похода новгородского князя на половцев» в 1266 году (половцы к тому моменту были ассимилированы монголами и самостоятельных войн не вели), не имеет смысла, так как они честно предупредили: все события и герои вымышлены.

«Анжелика» и не должна быть слишком уж педантично историчной. Гораздо важнее создать у зрителя общее ощущение прошлого как сказочно-красивой эпохи. И это создателям «Золотой Орды», безусловно, удалось: Русь у них получилась красивой, люди прошлого, за вычетом разве что жестокого княжича Владимира, – добрыми и чуждыми жестокости. Грязной варварской Руси, которую нам, как кислый лапоть, совали под нос из «викингов» и сериалов типа «Софии», нет и в помине. Русь – красивая, высокоцивилизованная страна, её князья живут в светлых теремах, освещённых множеством свечей (развитое бортничество делало воск доступным для предков), читают книги, ведут светские разговоры, монахи спорят: писать иконы по канону или в реалистической манере.

Для изображённых в сериале русичей характерно развитое гражданское сознание и чувство ответственности перед страной. Сцена веча, на котором дружина и народ подтверждают верность великому князю и кричит ему «Славу», и вовсе заставляет задаться вопросом – случайно ли эта картина народного единства появилась на телеэкранах накануне выборов.

И всё это в обрамлении обворожительных костюмов и украшений, да на фоне русских пирогов с начинкой, которые соблазнительно пахнут даже сквозь экран.

Создатели сериала, конечно, как-то подзабыли, что город Владимир изобиловал каменными строениями: Золотые ворота, Успенский и Дмитровский соборы, рядом было Боголюбово и церковь Покрова на Нерли. Вместо того, чтобы воспользоваться ими в фильме или отрисовать, как это было сделано в «Коловрате», они выстроили полностью деревянный условный Владимир. Однако этот ход не лишён своего рода кокетства. «Золотая Орда» – первый наш фильм, декорации которого проходят «тест на брёвна», позволяющий отличить русофобское кино от нерусофобского. Брёвна русских теремов, хозяйственных помещений и даже деревенских домов – безупречно ровные.

За визуальный образ Руси, за красивый саундтрек, напоминающий мне прекрасную музыку к знаменитой игре ««Европа-II», за пленительные картины степи «Золотая Орда» заслужила пятёрку, правда – с минусом: за то, что были забыты каменные храмы Руси, и за то, что мы почти не видим того ключевого признака, который делает Русь Русью – наших великих рек над высокими берегами которых стоят наши города. Ни Владимир-на-Клязьме, ни Сарай, расположенный на берегу Волги, никаких признаков наличия рядом большой реки не имеют и тем самым сразу теряют узнаваемость.

К драматической части сериала претензий гораздо больше. Но тоже начнём с хорошего: в фильме есть очень яркие, трогательные, небанальные (даже когда являются заимствованиями) сцены и сюжетные ходы – нападение разбойников, выступление скомороха, подстрекательский спектакль Устиньи, Настенька, отрезающая косу и переодетая в воина (что отсылает к былине о Василисе Микуличне), эпичное вече, попытка убить княжича Данилку с помощью коня… Видно, что сценаристы проявляли изобретательность, а не просто лабали халтуру на скорую руку.

Система персонажей изобилует яркими, запоминающимися образами, причём на всех уровнях – от князей и ханов, до воинов и слуг. Однако авторов сериала подвело желание намешать «Анжелику» погуще. В итоге анжелик оказалось многовато, так что начинаешь в них путаться: Наргиз при русском дворе, Устинья в обозе хана Менгу, клубок гаремных страстей в духе «Великолепного века» при дворе хана Берке.

Раздражает и старательно расфасованная по сериям феминистская пропаганда: женщины – ограниченные в правах жертвы, мужчины – жестокие брутальные насильники. Перенос кампанейщины МееТоо в русский и ордынский XIII век выглядит натянуто и режет слух. Как и слишком большое количество современных речевых оборотов.

И всё-таки даже с исторической точки зрения «Золотая Орда» оказалась отнюдь не пустопорожней. Создателям сериала удалось чрезвычайно выпукло показать, чем на самом деле было монголо-татарское иго над Русью. В последние десятилетия у нас завелась мода утверждать, что такового вроде как и не было, и именовать зависимость Руси от Орды «союзом». Это – беспардонная ложь.

Основой ига была не политическая зависимость русских князей от ханов и даже не тяжёлая дань, а систематический угон населения, по сути – уничтожение производительных сил русского общества. Отправлялись в Сарай, чтобы уже никогда не вернуться, лучшие мастера – оружейники и строители, ювелиры и иконописцы. Гибли в дальних ордынских

походах за чуждые Руси интересы десятки тысяч русских воинов. Через генуэзскую Кафу шёл в Европу поток славянских рабов и рабынь.

Даже в 1465 году одна флорентийская сеньора рассуждала в письме к сыну: «Мне пришло на мысль, что раз ты женишься, тебе необходимо будет взять рабыню… Если ты имеешь это намерение, напиши, какую. Какую-либо татарку, которые все выносливы в работе, или черкешенку, отличающуюся, как и все её соплеменницы, здоровьем и силой, или русскую, то есть из России, которые выдаются красотой и сложением». Что уж говорить о XIII веке, когда поток угоняемых с Руси рабов был непрерывным.

Здесь «Золотая Орда» оказалась гораздо историчней не только многих фильмов и сериалов, но и иных исторических трудов. Атмосфера ужаса и истощения, создаваемая игом, тянущиеся по степи колонны русских пленников и подневольных воинов, князья, озабоченные прежде всего тем, как спасти своих людей от угона в неволю, – всё это передано великолепно. А значит, свою сверхзадачу – создать яркий образ эпохи и передать её основной исторический нерв – сериал выполняет. Истерическая реакция некоторых апологетов ордынства, уже попытавшихся обвинить фильм в каком-то «разжигании», звучит для этого сериала настоящим комплиментом. Тем более что с межнациональным диалогом там тоже всё нормально.

Разрыв между более чем скромными, а если откровенно – негативными, ожиданиями от «Золотой Орды» и пусть далёким от идеала, но не лишённым весомых достоинств конечным продуктом ещё раз подтвердил истину, что за последний год наше кино и впрямь сделало качественный скачок.

Софья-пересмешница

«София»

Россия, 2016.

Режиссер Алексей Андрианов.

Сценарист Елена Райская

К Великому князю Псковскому Ивану прозванному за жестокость Васильевичем (а то, что он именно Псковский, приходится умозаключить, поскольку в качестве его резиденции нам показывают открыточный вид Крома на берегу реки Великой), везут греческую невесту Зою из далёкой Италии, с тем чтобы такой нехитрой уловкой обратить государя в «греко-католичество». Народ русский бунтует, невесту пускать не хочет, Митрополит Безыменный (создатели сериала, видимо, решили, что два актёра на одну должность – это слишком накладно, и слили владык Филиппа и Геронтия в единое лицо) отказывается князя венчать, и, чтобы разрубить гордиев узел сомнений, Иван Васильевич велит невесту наново крестить (странное кощунство по церковным канонам) с именем «София». Новобрачная первым делом случайно травит ядом княжьего брата Юрия, по летописям умершего за три месяца до её прибытия в Москву, и приобретает репутацию ведьмы.

Это не сценарий голливудского блокбастера в жанре klukva. Это новейший сериал, посвящённый родному прошлому вышедший на главном государственном телеканале и призванный рассказать нашему массовому зрителю историю Ивана III Великого, строителя русского государства, объединителя земель и сокрушителя власти ордынцев.

Авторы явно замышляли наш ответ «Борджиа» и «Медичи». Замахнулись даже на «Игру Престолов» – во всяком случае, иначе трудно объяснить, почему брат Софьи Андрей ведёт себя точно как принц Визерис, а сама Софья, положив руку мужа на свой округлившийся живот, требует, чтобы тот пообещал своему будущему сыну железный трон Вестеро… простите – василевсов. Но, увы, получилось «как всегда» – нечто среднее между сериалом про отечественных бандитов и снятыми в стиле «Малой Арнаутской» картинами из красивой итальянской жизни.

Существует два способа снимать историческое кино. Можно с педантичной точностью и вниманием к деталям изобразить подлинные исторические факты, лишь немного их заточив ради сюжетной динамики. А можно снять шумную «анжелику», состоящую из одних исторических ошибок, но с красивыми костюмами, такую как «Великолепный век». Но в этом случае сверхзадачей становится историческая сказка, романтизирующая прошлое. У обоих решений есть свои плюсы и минусы, но создатели «Софии» не пошли ни по одному из этих путей. Историческая недостоверность зашкаливает, а век Ивана III получился не великолепным, а каким-то дерюжным.

Русские князья, бояре и архиереи – все как один грубы, неотёсанны, лживы, раболепны, и говорят языком пролетарского барака. У них примитивные слова, примитивные чувства, примитивные мысли.

Сцена, когда думные бояре высмеивают итальянский портрет Софьи, настолько нелепа, что за сценариста и режиссёра становится стыдно. «Патриотический» сериал воспроизводит всё тот же креакловский обычай изображения русских орками.

Эльфы-иностранцы, напротив, все как один изящны, образованны, тонко чувствуют и беседуют о мадоннах Боттичелли (чья слава наступила сильно после описываемых событий). С навязываемой зрителю мыслью «прекрасная София принесла в отсталую варварскую Россию красоту и искусство» согласятся все дежурные русофобы.

Русские в сериале, конечно, верны православной вере, но вера эта у создателей сериала уж больно смахивает на суеверие: туповатые «московиты» (слово «Московия», постоянно употребляемое в сериале, вошло на Западе в обиход лет через двадцать после смерти Ивана III) со страшной подозрительностью относятся к молодой красивой греко-итальянке и вообще ко всему новому, культурному и прогрессивному, так что зритель подсознательно умозаключает, что православие есть тормоз просвещения и прогресса.

На самом деле, никакими массовыми протестами византийскую принцессу на Руси не встречали и, тем более, Зою в Софию не перекрещивали. В этом и не было никакой необходимости – едва пересекши границу православного мира, София (это от рождения было вторым именем царевны) немедленно стала подчёркивать свою верность православной вере, в которой родилась.

Владыка Филипп, один из великих деятелей Русской Церкви, изображённый в фильме примитивным грубияном, не устраивал никакого народного мятежа. Вместо этого он, узнав о приезде папского легата, пришёл к великому князю и сказал ему великую фразу, которая должна цитироваться в каждом учебнике: «Теми вратами он во град, а этими я из града». Иван Васильевич распорядился немедленно принудить папского посла прекратить демонстрацию в пользу католицизма. Потом митрополит Филипп вызвал легата Бонумбре на богословский спор, от которого тот уклонился, сославшись на отсутствие необходимых книг, и убрался назад в Рим. Венчал Софью с князем не митрополит, а коломенский поп по простой причине: венценосный жених был второбрачным вдовцом, каковому торжественный обряд не полагался.

Чтобы показать всё это, сценаристу требовалось хотя бы немного вникнуть в исторические факты, что госпожа Райская, видимо, сочла ниже своего достоинства. В результате в сериале практически каждый исторический факт замарывается грубым историческим ляпом.

Русские трепещут татар и страшно боятся, что ордынцы сожгут Москву, как Тохтамыш в 1382 году, поскольку сценарист не знает, что в 1408 году Едигей осаждал город, но не смог его взять, и столь же неудачны были приходы казанцев в 1439-м и 1451-м. При Иване III взятия татарами Москва не боялась, зато в 1471-м судовая рать вятчан разграбила Сарай.

Аристотель Фиорованти просит отпустить его из Москвы, так как боится взятия её татарами из-за того, что у русских плохие пушки, поскольку сценарист не в курсе, что именно этот итальянец, бывший прежде всего военным инженером, заведовал у великого князя пушечным делом – и отменно справлялся.

Другой итальянец – Иван Фрязин – с глупыми отговорками пытается отказаться ехать в Италию за Софией, поскольку сценарист забыла поинтересоваться, что именно он – монетный мастер Джан Батиста дель Вольпе – был одним из первых и самых горячих лоббистов «византийского брака».

Обрушение Успенского собора, которое один из летописцев, скорее всего в переносном смысле, объяснил «трусом», превратилось в фильме в разрушительное землетрясение, что противоречит уже не только истории, но и геологии Русской равнины (зато о постоянно уничтожавших Москву пожарах создатели фильма явно не слышали).

И так постоянно «железом по стеклу» для всякого, кто знаком с историей не приблизительно. Историческая работа проведена в худших традициях Бориса Акунина. При этом ключевые моменты русской истории той эпохи, такие как покорение Новгорода, показаны кое-как и наспех.

Всё это можно было бы простить, если б рассказанная сказка была красива, костюмы изысканны, а игра актёров убедительна. Но сказка про невежественных русских «орков» получается страшноватой, костюмы подобраны в провинциальном театре, причём с хронологической ошибкой в среднем на сто лет, а актёры не утруждают себя ни тонкостью психологического вживания, ни хотя бы изяществом речи.

О речи надо сказать отдельно. Почему гречанка Зоя и грек Виссарион говорят по-итальянски? Почему княгиня и служанка-итальянка говорят между собой по-русски, но с итальянским акцентом? Почему княгиня не меньше года учит язык, а только что прибывший итальянец Фиорованти сразу же заговаривает по-русски? Почему у русских церковников и книжников нет в речи ни малейшего церковнославянизма? Почему сам великий князь изъясняется в стиле: «Радея о благе Отечества, придушу гадов!»? Лингвистическую ситуацию в «сериале» трудно обозначить иначе, как непристойность.

Спору нет: в противоположность обычаям нашего телевидения, в «Софии» говорится много слов о величии Русской Земли, о необходимости её единства, о том, что воины готовы умереть за родную землю, а Бог – с воинством православным. Вот только это слабое оправдание историческому и художественному провалу. То, что мы считаем хотя бы пару патриотических фраз каким-то из ряда вон выходящим достижением, – это национальный позор. А помимо этих фраз почти ничего хорошего в «Софии», увы, нет. О патриотизме и так слишком долго говорили как о «последнем прибежище мерзавца». Не хватало ещё, чтобы он стал последней соломинкой халтурщика.