Kitobni o'qish: «Пять красных селедок. Девять погребальных ударов», sahifa 9

Рассказ Фергюсона

В то же утро четверга, когда сержант Дэлзиел с констеблем Россом отправились в Эр, а инспектор Макферсон занялся составлением схемы передвижений Фаррена, лорд Питер Уимзи появился на пороге дальнего из двух домов, расположенных на Стэндинг-Стоун-Пул.

Дверь ему отворил мистер Фергюсон с палитрой в руках. На нем были старые фланелевые брюки, расстегнутая рубаха и бесформенный мешковатый пиджак. Не ожидавший гостей в столь ранний час, он пребывал в замешательстве, и Уимзи поспешил объяснить цель своего визита.

– Не знаю, помните ли вы меня. Моя фамилия Уимзи. Полагаю, мы встречались у Боба Андерсона.

– Да, конечно, проходите. Услышав стук в дверь, я подумал, что принесли фунт колбасы или же прибыл посыльный из лавки зеленщика. Боюсь, у меня тут беспорядок. Я уезжал на пару дней, и миссис Грин воспользовалась моим отсутствием, чтобы навести порядок по своему разумению. В итоге мне пришлось потратить пару часов и все вернуть на свои места. – Он обвел рукой сваленные в кучу холсты, обрывки тряпок, ковшики, бутылки и прочие принадлежности для рисования. – Когда в студии порядок, я ничего не могу найти.

– А теперь пришел я и оторвал вас от работы.

– Вы не помешаете. Выпьете чего-нибудь?

– Благодарю, но я уже выпил. Продолжайте и не обращайте на меня внимания.

Уимзи сел на стул, предварительно убрав с него стопку книг и каких-то бумаг, а хозяин дома развернулся и принялся обозревать прикрепленный к мольберту холст. Изображенный на нем пейзаж напомнил Уимзи злую пародию Грэма на работы Фергюсона: дерево с кривыми корнями, его отражение в воде, гранитный валун и голубая даль. Все это выглядело декоративно и нереально.

– Ездили в Глазго?

– Да. На выставку.

– Понравилось?

– Недурно. – Фергюсон выдавил на палитру немного зеленой краски. – Крейг представил несколько интересных работ. И у Дональдсона мне запомнилась одна вещь. А в остальном ничего примечательного. Хотя, если честно, я поехал на выставку, чтобы посмотреть картины Фаркухарсонса.

Фергюсон добавил каплю алой киновари в полукруг красок на палитре и, решив, что этого достаточно, взял несколько кисточек и принялся смешивать оттенки. Уимзи задал еще несколько вопросов, касающихся выставки, а потом заметил:

– Значит, вы лишились соседа.

– Да. Но не слишком из-за этого переживаю. Мы с Кэмбеллом не очень хорошо ладили, но я бы никогда не пожелал ему такой участи.

– Все это весьма странно, – продолжил Уимзи. – Наверное, к вам уже приходили из полиции.

– Разумеется. Но они скоро поняли, что у меня есть алиби. Послушайте, Уимзи, я знаю, что вы хорошо разбираетесь в подобных делах. Скажите, уже точно установлено, что это был… не несчастный случай?

– Боюсь, это правда.

– А почему полицейские так считают?

– Я человек посторонний, и полицейские не слишком охотно делятся со мной информацией, но, полагаю, их выводы как-то связаны с тем, что Кэмпбелл умер до того, как оказался в реке. У них появились какие-то улики, или как там это называется.

– Я слышал, что его вроде ударили по голове. Как думаете, что случилось? Кто-то напал на него сзади, чтобы отобрать деньги?

– Что-то вроде того. Хотя обычно полиция не может точно определить, был ли человек ограблен, до тех пор пока не выяснится, сколько у него было при себе. Наверняка поинтересуются его счетом в банке.

– Странно, что в наших краях объявился грабитель, вы не находите?

– Ну, не знаю. Может, в холмах и обосновался какой-нибудь бродяга.

– А если Кэмпбелл просто упал и разбил голову о камни? Разве такого не могло произойти?

Уимзи мысленно застонал. Его начала утомлять необходимость уклоняться от прямых ответов на многочисленные вопросы художника: все вокруг желали знать одно и то же, – поэтому лорд Питер ответил весьма расплывчато:

– Все это выглядит именно так. На вашем месте я бы спросил у доктора, осматривавшего тело.

– Он ничего мне не скажет. Как и вы.

Несколько минут Фергюсон молча наносил на холст мазки. Уимзи показалось, будто он делает это как-то рассеянно и необдуманно, и поэтому его светлость совершенно не удивился, когда художник внезапно швырнул палитру на стол и, развернувшись, резко проговорил:

– Послушайте, Уимзи, не слишком хорошо с вашей стороны прикидываться, будто вы ничего не знаете, когда на самом деле вам все известно. Есть ли какие-то сомнения в том, что Кэмпбелл умер тем же утром, когда его нашли?

Уимзи почувствовал себя так, словно ему нанесли удар в солнечное сплетение. Что заставило Фергюсона задать этот вопрос? Неужели он выдал себя, мучимый угрызениями совести?

– Почему вы спросили? – поинтересовался Уимзи.

– А почему вы не можете дать мне хотя бы один прямой ответ?

– Ну… это такой странный вопрос. Я хочу сказать… Вам, наверное, не рассказали о картине?

– О какой картине?

– О той, что рисовал перед смертью Кэмпбелл. Краски на ней были еще сырые, когда его обнаружили. Значит, тем утром он был жив. А иначе, как он ее нарисовал?

– А! – Фергюсон шумно выдохнул и снова взял в руки палитру. – Нет, об этом мне ничего не говорили. Что ж, тогда все ясно.

Он сделал пару шагов назад, запрокинул голову и, прищуришись, принялся обозревать результат своей работы.

– И все же, почему вы спросили?

– Что ж… – Фергюсон взял мастихин и стал счищать с холста только что нанесенную на него краску. – В общем, полицейские задавали мне множество вопросов, вот я и подумал… Послушайте… Возможно, вы подскажете, как быть.

– Что вы имеете в виду?

– Полицейские сразу взялись проверять мои передвижения начиная с вечера понедельника. Это оказалось нетрудно, поскольку я сел в поезд до Глазго, отправлявшийся в девять ноль восемь и провел в городе целый день. Но я должен был признаться, что весь вечер понедельника находился здесь. И вот тут-то они в меня вцепились мертвой хваткой.

– Неужели? Вот это да!

– Вот почему я задал вам тот вопрос. Ужасно неприятно, если возникли какие-либо сомнения относительно того, что во вторник утром Кэмпбелл был еще жив.

– Насколько мне известно, хотя я знаю далеко не все, человек, у которого есть алиби на утро вторника, может ни о чем не беспокоиться.

– Рад это слышать. Я переживаю не только за себя. Никому не понравится быть под подозрением. Уимзи, проблема заключается в том, что я не знаю, что сказать этим людям.

– Да? – Взгляд Уимзи скользил по студии. – Мне нравится вон тот пейзаж с белым домиком и вересковым полем на переднем плане. Он так красиво расположился на склоне холма.

– Смотрится неплохо. Послушайте, Уимзи. После того, что вы сказали, я уже не уверен… В общем, когда полицейские были тут, я решил, что в их вопросах что-то кроется, и кое о чем умолчал. Но вам я сообщу все как на духу. А вы дадите совет, нужно ли мне упомянуть об этом в полиции. Мне совсем не хочется лишних проблем, но и быть обвиненным в соучастии я тоже не желаю.

– Если мое мнение сколько-нибудь вас волнует, – произнес лорд Питер, – выкладывайте. В конце концов, если беднягу действительно кто-то укокошил, то лучше как можно скорее выяснить, кто именно.

– Вы правы. Но, к сожалению, Кэмпбелла с того света уже не вернуть. Если бы можно было это сделать, я бы ни секунды не колебался. И все же…

– Кроме того, – перебил Уимзи, – никогда не знаешь, как повлияют на дело те или иные показания. Порой люди утаивают информацию, надеясь защитить своих мужей, сыновей или подруг. А когда правда все же выплывает наружу, то выясняется, что скрытая информация как раз и смогла бы спасти их от виселицы… Я говорю о мужьях, сыновьях или подругах…

На лице Фергюсона отразилась досада.

– Если бы я только знал, почему они так интересуются вечером понедельника, – вздохнул он.

– Хотят найти последнего человека, который видел Кэмпбелла живым, – объяснил Уимзи. – Так поступают всегда. Это стандартная процедура. Вы прочитаете об этом в любом детективном романе. И последний, кто видел жертву живой, как правило, не является убийцей. Это было бы слишком просто. Когда-нибудь я напишу книгу о том, как двух мужчин видели вместе в тупике. Потом раздался выстрел. Один из них упал замертво, а другой побежал прочь с пистолетом в руке. На протяжении двадцати глав ведется скрупулезное расследование, постоянно сворачивающее на ложный путь, но в конце концов выясняется, что убийца и есть тот самый мужчина с пистолетом.

– Так я бы сразу поставил на девять из десяти, что это сделал именно он. В реальной жизни так и бывает.

– Что вы сообщили полиции? – спросил, теряя терпение, Уимзи, вертя в руках тюбик с белой краской.

– Я сказал, что весь вечер находился дома, и они поинтересовались, не слышал ли я или не видел чего-нибудь подозрительного в соседнем доме. Я ответил, что ничего не слышал и не видел, и, собственно, не солгал. Они спросили, не видел ли я, как Кэмпбелл вернулся домой. Я сказал, что не видел, однако слышал шум подъезжавшей машины. Это случилось примерно в начале одиннадцатого. Часы пробили десять, и я подумал, что пора отправляться спать, поскольку утром мне нужно было успеть на поезд. Я пропустил стаканчик, прибрался, взял из шкафа книгу, чтобы почитать на ночь, и уже начал подниматься по лестнице, когда услышал шум мотора.

– Это было последнее, что вы слышали тем вечером?

– Да. Хотя мне показалось, будто вскоре я услышал, как открылась и захлопнулась дверь: вроде мой сосед снова вышел из дому, – но утверждать, что так и было, не берусь. Наверное, потом он вернулся, если действительно выходил, потому что утром я заметил, как он отъезжает от дома на машине.

– Любопытно. В котором часу это было?

– Между семью тридцатью и семью сорока пятью. Я как раз заканчивал одеваться. Мне нужно было позавтракать и успеть на автобус. Все-таки до этой проклятой станции шесть с половиной миль.

– Вы действительно видели в машине Кэмпбелла?

– Да, я видел его собственными глазами, однако если мне придется свидетельствовать под присягой, то поручусь только за одежду и общее впечатление. Лица я не видел. Хотя, конечно, это был Кэмпбелл, кто же еще?

– Ясно.

Сердце Уимзи, на мгновение замершее в груди, снова забилось спокойно и размеренно. Ведь он уже представил, как на запястьях Фергюсона защелкиваются наручники. Вот если бы он поклялся в том, что видел Кэмпбелла живым в тот момент, когда тот был мертв… Но в жизни все складывается не так просто, как в детективах.

– Во что он был одет?

– В отвратительный клетчатый плащ и свою знаменитую шляпу. Их ни с чем не спутаешь.

– Это точно. Так о чем же вы умолчали?

– О паре деталей. Хотя не знаю, имеют ли они какое-нибудь отношение к делу. Около восьми вечера в понедельник за окнами раздался шум.

– Вот как? Фергюсон, простите, но я выдавил из тюбика «Винзор энд Ньютон» приличную порцию краски. Что за дурная привычка теребить все, что попадает в руки!

– Ничего страшного. Просто закройте колпачок. Вот, возьмите тряпку. Надеюсь, вы не перепачкали одежду?

– Нет, благодарю. Все в порядке. Так что за шум, вы говорите?

– Какой-то мужчина колотил в дверь Кэмпбелла и ругался. Слава богу, его не было дома. Я сразу понял, что скандала не миновать.

– Что это был за мужчина?

– По-моему, Фаррен.

Уимзи присвистнул.

– Да. Я высунулся из окна и попросил его не сквернословить. А он лишь спросил, где этот чертов Кэмпбелл. Я сказал, что не видел его целый день, и предложил Фаррену убраться восвояси. Тогда он разразился тирадой, что такой-сякой Кэмпбелл постоянно отирается возле его дома, и он, Фаррен, намерен раз и навсегда решить этот вопрос. Еще добавил, что если только встретит негодяя, то сам не знает, что с ним сделает. Я не обратил на его слова никакого внимания. Фаррен постоянно возмущается, но, как и Дама Червей¹¹, никогда никого не казнит. Я посоветовал Фаррену все забыть, но он обругал меня, и мое терпение лопнуло. Я сказал, что он может пойти и повеситься с горя, а Фаррен ответил, что именно это и намеревается сделать, вот только сначала разыщет Кэмпбелла. Я крикнул, что пусть поступает как хочет, только не беспокоит людей своими криками. Фаррен послонялся около дома Кэмпбелла еще некоторое время, а потом ушел.

– На своих двоих?

– Нет, на велосипеде.

– Ах да, конечно. Вряд ли он пришел из Керкубри пешком. Как думаете, Фергюсон, миссис Фаррен имеет к этому какое-нибудь отношение?

– Именно из-за нее и разгорелся скандал. Думаю, она по-своему нравилась Кэмпбеллу. Только вот эта женщина слишком возвышенна, чтобы ввязаться в скверную историю. Она любит окружать всех материнской заботой, вдохновлять, знаете ли, и оказывать положительное влияние. Твори добро, и плевать на то, что говорят вокруг. Красота, милосердие и прочая чепуха. Черт! Куда я подевал кобальт? Не выношу женщин рядом. И никогда не выносил. А… сунул в карман, как обычно. Вам, наверное, известно, что мы с женой не живем вместе. Так вот, Гильда Фаррен считает своим долгом наставлять меня на путь истинный. Сейчас-то я от нее наконец отделался, но однажды она имела дерзость попытаться «свести нас вместе». Черт бы ее побрал! Она поставила всех в неловкое положение. Впрочем, теперь это не имеет значения. Но я терпеть не могу этих назойливых, исполненных добрых побуждений дамочек. Когда мы с ней встречаемся, она так скорбно и снисходительно заглядывает мне в лицо. Просто невыносимо!

– Ужасно, – кивнул Уимзи. – Как и то, когда кто-нибудь предлагает за вас помолиться. Фаррен ушел насовсем или же через некоторое время вернулся?

– Не знаю. Вот об этом-то я и хотел сказать. Позднее к Кэмпбеллу кто-то приходил.

– В котором часу?

– Примерно в полночь. Но я не стал подниматься с постели, чтобы посмотреть, кто это. Посетитель постучал в дверь и вошел внутрь.

– Вы не слышали, как таинственный гость выходил из дома?

– Нет. Понятия не имею, как долго он – или она – там пробыл.

– Она?

– Я говорю «он» или «она», поскольку не имею ни малейшего представления, кто это был, однако не думаю, что Фаррен. Мне почудилось, будто я слышал шум мотора. Можете отдать мне эту тряпку, если она вам больше не нужна? Если честно, то я решил, что Джок Грэм снова решил разыграть моего соседа.

– Это похоже на правду. На вашем месте, Фергюсон, я все же сообщил бы об этом полиции.

– О чем? О полуночном посетителе? Или о Фаррене тоже?

– И о том, и о другом. Но особенно о ночном визитере. Вероятно, он последний, кто видел Кэмпбелла живым.

– Что вы хотите этим сказать? Я видел его утром.

– Но не разговаривали, – заметил Уимзи. – А тот человек мог бы оказать полицейским неоценимую помощь, если бы с ним побеседовали.

– Так почему он сам не явился в полицейский участок?

– На то может быть сотня причин. Например, он торговал незаконно выловленным лососем. Или к Кэмбеллу действительно приходила женщина.

– Вы правы. И лучше сделать это как можно скорее, иначе они решат, будто я знаю больше, чем говорю.

– Да, – кивнул Уимзи. – Я бы не стал терять время.

После этого его светлость последовал своему же собственному совету и, не теряя времени даром, направился в Керкубри, где застал инспектора Макферсона, садившегося в машину.

Лорд Питер Уимзи

– Привет-привет! – воскликнул Уимзи. – Куда собрались? У меня кое-что для вас есть.

Инспектор выбрался из машины и сердечно поприветствовал лорда Питера.

– Что ж, – произнес он, – раз уж вы здесь, у меня тоже есть что вам показать. Зайдете ненадолго в участок?

Макферсон похвастался составленной им таблицей, и Уимзи вознаградил его щедрыми аплодисментами.

– А знаете, я готов помочь вам восполнить пару пробелов.

Его светлость открыл свою сумку, и инспектор нетерпеливо облизал губы.

– Да, – кивнул он, – теперь все ясно. Бедняга Фаррен! Он, наверное, пребывал в ужасном отчаянии, коль решился на подобное. Жаль только, что мы впустую потратили столько времени. Ставлю сто к одному, что он уже за пределами страны.

– За пределами страны или за пределами нашего мира, – предположил Уимзи.

– И такое может быть. Он же заявил, что сначала разделается с Кэмпбеллом, а потом наложит на себя руки. Частенько это лишь слова, но порой они не расходятся с делом.

– Верно, – согласился Уимзи.

– Я вот что думаю, – продолжил Макферсон. – Хуже не будет, если я отдам распоряжение обыскать холмы за Критауном. Вы помните, что пару лет назад там случилось несчастье. Одна женщина бросилась на дно заброшенного свинцового рудника. Коль такое случилось однажды, где гарантия, что история не повторится? Ужасно, если бедняга валяется там внизу, а мы его даже не пытаемся искать. Знаете, милорд, по-моему, миссис Фаррен боялась именно этого, хотя и не пожелала признаться.

– Не исключено. Полагаю, она боится, что ее муж наложил на себя руки, но не решилась поведать нам о своих страхах, поскольку подозревает, что он совершил убийство. В общем, вам лучше как можно скорее пустить своих ищеек по следу, а мы пока устроим охоту на гаечный ключ.

– Сколько же всего нужно сделать, – покачал головой Макферсон. – Хватит ли нам людей?

– Выше нос! – подбодрил Уимзи. – Вы ведь значительно сузили круг поисков, не так ли?

– Верно. Однако я не слишком на это рассчитываю. Мы вполне могли допустить ошибку, поэтому я пока не хочу выпускать из поля зрения ни одного из подозреваемых.

Крошка Хелен так точно описала место драки Кэмпбелла с неизвестным мужчиной, что не было необходимости брать ее с собой.

– Будет удобнее, если мы отправимся на место одни, – заметил Макферсон, усаживаясь на переднее сиденье просторного «даймлера» его светлости.

Через шесть-семь минут они оказались на роковом повороте. Здесь Уимзи высадил инспектора, а сам припарковал автомобиль на обочине и присоединился к поискам.

Судя по словам Хелен, она спряталась за насыпью с левой стороны дороги, ведущей в Гейтхаус. Отсюда Макферсон с Уимзи и начали свои поиски. Разделившись, они двинулись вдоль насыпи навстречу друг другу. У обоих сразу заломило спину, поскольку трава была высокой. Ощупывая землю вокруг, лорд Уимзи внезапно поймал себя на том, что сочиняет стихи, словно они могли бы помочь ему в поисках.

 
Чтобы ключик раздобыть,
Два магнита нужно.
Мы веревкой свяжем их
И потянем дружно.
А потом мы продадим
Ключик за монеты.
Что-то, что-то, что-то там…
Шлю тебе с приветом.
 

Он остановился, чтобы распрямить спину.

– Не слишком складно, но для описания одной из иллюстраций Хита Робинсона¹² вполне подойдет.

 
Или кремня я куплю,
Искры высеку в ночи.
И тогда не нужно нам
Ни лампы, ни свечи.
 

– Для такой тяжелой работы мне следовало прихватить с собой Бантера. Нет, это определенно ниже достоинства любого человека, если только он не солдат армии Наполеона, которые, как известно, могли проползти изрядное расстояние на брюхе. Эй! Эй! Эй!

Трость Уимзи, которую он носил с собой везде и даже брал в машину из страха, что в случае аварии придется ковылять до ближайшего населенного пункта, ударилась обо что-то металлическое. Его светлость остановился, присмотрелся и издал громкий крик. Инспектор бросился к нему.

– Вот он! – с гордостью провозгласил Уимзи.

Большой и тяжелый гаечный ключ фирмы «Кинг Дик» лежал в паре футов от насыпи, уже слегка покрытый ржавчиной от росы.

– Вы его не трогали? – с беспокойством спросил инспектор.

– За кого вы меня принимаете? – оскорбился Уимзи.

Макферсон присел на корточки, достал рулетку и торжественно измерил расстояние от насыпи до гаечного ключа. Затем посмотрел поверх насыпи на дорогу, вытащил из кармана блокнот и тщательно зарисовал положение всех объектов. Инспектор воткнул между камнями насыпи большой складной нож, чтобы отметить место, где проводились замеры, и лишь после этого осторожно поднял с земли гаечный ключ, предварительно накрыв его белым носовым платком и бережно завернув.

– На нем могут обнаружиться отпечатки пальцев, – пояснил он.

– Да, не исключено, – согласился Уимзи.

– Нам останется лишь взять отпечатки Фаррена и сравнить с теми, что на ключе. Только вот где их раздобыть?

– На бритве, – подсказал Уимзи, – на мастихине, рамках от картин, чашках. В студии наверняка множество его отпечатков, ведь там никогда не убирают. Полагаю, основная часть действа развернулась на противоположной стороне дороги. Только, боюсь, никаких следов нет.

Инспектор покачал головой:

– Скорее всего. Здесь часто проезжают машины и проходит скот. Кровопролития не было. На сухой траве тоже никаких отметин. Жаль. И все же давайте осмотримся.

На покрытом щебенкой шоссе ничего нельзя было разглядеть, как и на жухлой траве, однако Уимзи, шаривший среди зарослей ежевики и папоротника-орляка, внезапно издал возглас изумления.

– Что такое? – вскинул голову Макферсон.

– И правда – что это такое? По-моему, у нас возникла проблема, инспектор. Вы когда-нибудь слышали историю о котах из Килкенни, дравшихся до тех пор, пока не остались одни хвосты? Так вот, тут дрались два джентльмена, которые затем исчезли, оставив после себя лишь клок волос, да еще такого странного цвета. Что вы на это скажете?

Уимзи показал инспектору черную прядь, наводившую на мысли об ассирийских фресках.

– Действительно странно.

– Прядь срезана, а не вырвана. – Уимзи достал из кармана лупу и внимательно осмотрел находку. – Волосы мягкие и шелковистые. Их кончики никогда не подстригали. Такие могли бы принадлежать одной из тех очаровательных старомодных девиц с длинными волосами. Несмотря на шелковистость, они немного грубоваты. Это работа для эксперта: только он может определить, что это за волосы.

Инспектор осторожно взял прядь и принялся рассматривать через лупу, придав своему лицу деловитости.

– А почему вы считаете, что их никогда не подстригали? – поинтересовался он.

– Видите, как они истончены на кончиках? Есть ли в окрестностях женщина с черными как смоль кудрявыми волосами, которая ни разу в жизни не посещала парикмахера? Неужели наши драчуны сражались здесь за этот символ любви, инспектор? Только кому принадлежит эта прядь? Точно не миссис Фаррен, если, конечно, она не превратилась за одну ночь из светловолосой красотки с полотна Бёрн-Джонса в темноволосую натурщицу Россетти. Но если драка случилась не из-за миссис Фаррен, то из-за кого? Каковы ваши соображения, инспектор?

– Может, эти волосы вообще не имеют отношения к делу.

– Как здраво вы мыслите, – произнес Уимзи. – И излучаете спокойствие. Кстати, как скоро откроются местные пабы? Ба! Да тут еще один локон – свидетельство любви и преданности. Говорю вам: едем обратно – расспросим Бантера. Уверен, наши находки его заинтересуют.

– Вы так считаете? – с сомнением спросил инспектор. – Впрочем, хуже не будет. Только для начала нам следует заехать в Ньютон-Стюарт: посетить доктора и попросить сотрудника похоронного бюро открыть гроб. Мне не терпится посмотреть, совпадают ли очертания ключа с раной на голове покойного.

– Хорошо, – кивнул Уимзи. – Мне тоже будет любопытно взглянуть на это. Но подождите немного. Давайте осмотримся и попробуем понять, что случилось с телом. Нам известно, что убийца погрузил его в машину и направился в сторону Гейтхауса. Он не мог отъехать слишком далеко, поскольку вскоре вернулся за «моррисом» Кэмпбелла. Где-то поблизости я видел шлагбаум.

Поиски не заняли много времени. Примерно в пятидесяти ярдах от поворота с правой стороны дороги действительно обнаружился ржавый шлагбаум. Он перекрывал поросшую травой тропу длиной около тридцати ярдов, которая затем резко сворачивала влево и терялась в густых кустах.

– Вот это место, – произнес Уимзи. – И сюда совсем недавно заезжала машина. Зацепилась крылом за столбик. Цепочка и крючок, на которые запирается шлагбаум, совсем не помеха. Вероятно, убийца сдавал задом до поворота. Выключив фары, он стал совершенно незаметен с дороги. Несложные выводы. К тому же я уверен, что в радиусе мили больше нет такого удобного места, как это. Я испытал необычайное удовлетворение. Торжествую, как Сталки¹³. А теперь идемте обратно к машине, инспектор. Поплюйте на ладони и держитесь крепче. Я чувствую небывалый прилив энергии и готов быстро доставить вас в Ньютон-Стюарт, побив все временные рекорды.

Доктора Кэмерона чрезвычайно заинтересовал гаечный ключ. Он с трудом сдерживался, чтобы не взять его в руки, поэтому было решено сразу снять с него отпечатки. Вскоре это было сделано при содействии полицейских, местного фотографа и лорда Уимзи. После использования специального порошка взору присутствующих предстал замечательно четкий отпечаток большого пальца. В общем, говоря языком журналистов, полиция обзавелась первоклассным негативом.

Тем временем инспектор Макферсон связался с сотрудником похоронного бюро, и тот, быстро допив остатки чая, приготовился к встрече. Последующая задержка была вызвана тем, что кому-то пришло в голову оповестить о происходящем окружного прокурора. Тот, к счастью, оказался в городе и присоединился к остальным. По дороге в похоронное бюро он рассказывал Уимзи о том, что ему еще не приходилось сталкиваться с более неприятным расследованием, чем это, и его до глубины души поразило превосходство шотландских законов над английскими в такого рода делах.

– Публичность действий коронера причиняет много лишней боли родственникам покойного, – возмущался прокурор. – Этого можно избежать, не предавая огласке результаты расследования.

– Совершенно с вами согласен, – вежливо промолвил Уимзи, – но подумайте о радости, которую нам доставит чтение воскресных газет. Ведь самый смак в них – описание хода расследования.

«Затем мы отправились в похоронное бюро, – говорилось в официальном отчете инспектора Макферсона, – где гроб был вскрыт в присутствии окружного прокурора, доктора Кэмерона, Джеймса Макуэна (сотрудника похоронного бюро), лорда Питера Уимзи и меня. Тело Кэмпбелла было извлечено из гроба. При сравнении найденного следствием гаечного ключа с ранениями на голове покойного доктор Кэмерон пришел к выводу, что контур раны над левой скулой полностью совпадает с очертаниями головки вышеозначенного гаечного ключа. С большой вероятностью можно сказать, что удар был нанесен этим или очень похожим инструментом. Относительно второй, смертельной раны над виском покойного доктор Кэмерон высказался с меньшей уверенностью, хотя, судя по ее внешнему виду, здесь тоже могло иметь место соприкосновение с вышеозначенным гаечным ключом».

После такого торжественного вступления, на написание которого потребовался литературный талант, последовало продолжение: «По совету лорда Питера Уимзи были взяты отпечатки пальцев покойного (последнюю фразу впоследствии заменили на более подходящее выражение) и сделаны их фотографии, которые следствие приобщило к делу. Данные отпечатки полностью совпали с теми, что следствие обнаружило на гаечном ключе. В соответствии с инструкцией полученные отпечатки были отправлены в экспертный отдел Глазго».

Однако сей исполненный достоинства параграф никак не отразил того горького разочарования, что испытывал инспектор Макферсон. Ему казалось, что теперь, когда у него была улика – отпечатки пальцев, дело близилось к логическому завершению. Но не тут-то было. Он чувствовал, что вновь погружается в пучину неизвестности, и готов был скрежетать зубами от досады. Однако бушевавшая в груди буря никак не отразилась на его поведении, остававшемся в высшей степени безупречным.

– Нам просто повезло, – обратился он к Уимзи, – что вашей светлости пришла в голову такая прекрасная мысль. Я бы до этого не додумался. Теперь на основании имеющихся отпечатков мы можем вычеркнуть из списка подозреваемых шесть человек. Это была потрясающая идея, милорд. Просто потрясающая. – Инспектор вздохнул.

– Выше нос! – подбодрил Уимзи. – Просто удача повернулась ко мне лицом. Давайте отобедаем в «Гербе Галловея».

Однако на сей раз его светлости не повезло.

В тот вечер в студии Боба Андерсона собралось много людей. О доброте и сердечности этого художника ходили легенды, и никто из знавших его местных жителей не допустил бы даже мысли, что Боб может ненавидеть Кэмпбелла, причинить ему зло и иметь какое-то отношение к его таинственной смерти. Он обитал в Керкубри почти так же давно, как и Гоуэн, и пользовался популярностью не только у художников. Особенно у рыбаков и рабочих порта. Боб редко ходил в гости, предпочитая коротать вечера дома, однако последние новости быстро проникали в его студию.

Когда длинный любопытный нос привел Уимзи в четверг вечером на порог дома Боба Андерсона, все местное общество было уже в сборе. Его светлость заметил мисс Кохран и мисс Селби, а также Джока Грэма в весьма примечательном наряде, состоявшем из рыбацкого свитера, широкого ремня, бриджей для верховой езды и ботинок на толстой пеньковой подошве. Здесь присутствовал Фергюсон (весьма странно, поскольку он редко выходил из дома по вечерам), начальник порта, доктор, Стрэчен (синяк под его глазом заметно посветлел), миссис Террингтон (художница, работающая по металлу), высокий худощавый мужчина по имени Темпл, о котором Уимзи знал лишь то, что он получил пять дополнительных очков на соревнованиях в Сент-Эндрюсе, и, наконец, миссис, мисс и юный мистер Андерсон. В помещении царили шум и гвалт.

Появление Уимзи встретили приветственными криками:

– А вот и он! Проходите же скорее! Вы нам все расскажете!

– Расскажу о чем? – произнес его светлость, прекрасно понимая, о чем речь. – Может, вернемся к разговору о Фернане Леже?¹⁴

– К черту Леже! Мы хотим знать, что там случилось с беднягой Кэмпбеллом. Полицейские шныряют от дома к дому. Это просто ужасно. Уже никто не чувствует себя спокойно. К счастью, у меня твердое алиби. Иначе и я тоже начал бы ощущать себя преступником.

– Нет, Боб, только не вы, – возразил Уимзи.

– В наши дни ни в чем нельзя быть уверенным. Но в понедельник вечером мне посчастливилось ужинать с мэром. Домой я вернулся только в полночь. А вот во вторник утром я прогуливался по Сент-Катберт-стрит. И свидетелей тому масса. Но скажите же нам, Уимзи, вы ведь на короткой ноге с представителями полиции…

– Мне запрещено разглашать подробности дела, – печально промолвил он. – И не соблазняйте меня. Это нечестно. Как бы сильно я ни любил вас, Боб, собственная честь все равно дороже. К тому же все ждут, что я буду задавать вопросы, а не отвечать на них.

– Да ради бога. Мы и сами сообщим вам все, что знаем, – сказала мисс Селби.

– Вот как? – вскинул брови Уимзи. – В таком случае скажите мне, сколько сотен человек, помимо Джока, знали, что Кэмпбелл собирался во вторник в Миннох?

– Пожалуй, вам лучше спросить, кто этого не знал, – усмехнулся доктор. – Он сам объявил об этом во всеуслышание в воскресенье вечером. В тот день Кэмпбелл сделал кое-какие наброски. А в понедельник намеревался порыбачить в одном чудесном месте, о котором не хотел рассказывать никому…