Кремль 2222. Петербург

На крыше ДОТа что-то громко щелкнуло. То, что я принял за кучу листвы, нанесенную ветром, оказалось очень хорошо замаскированным прожектором. Надо же, даже на него маскировочную сетку натянули, чтоб вероятный противник при ночном нападении их с ходу света не лишил. Мера необязательная, но обитателей укрепрайона характеризует положительно. Хотя, пулеметные стволы я бы все же наружу не высовывал…

Луч света ударил по лицу Аньи. Она невольно прикрыла глаза и сделала шаг назад, но тот, кто сейчас блестел оптикой из амбразуры ДОТа, успел увидеть все, что ему было нужно.

– Шла бы ты к болотным, мутантиха чертова! – проревел невидимый мегафон. – Еще один шаг, и мы из тебя решето сделаем. Вали отсюда, пока цела!

А вот это я решительно не люблю. Когда большой и сильный позволяет себе ни за что ни про что оскорблять того, кто слабее. Ну окопался ты в своей берлоге, ну не хочешь видеть посторонних. Твое право, никто не спорит. Объясни по-человечески, все всё поймут. Но если зажравшийся мужик позволяет себе оскорблять девушку – за такое надо наказывать.

Анья попятилась еще на пару шагов – видимо, луч света был слишком ярким для ее глаз, привыкших к темноте. Так или иначе, мне это оказалось на руку.

– Скажи ему, что готова заплатить за помощь, – негромко посоветовал я, продолжая скрываться за напуганным деревом. – Предложи столько, чтобы он не смог отказаться.

Девушка едва заметно кивнула и, не отрывая ладоней от глаз, звонко крикнула:

– Мы заплатим! Золотом!

– Да ладно? – хохотнул невидимый собеседник. – И сколько же вы готовы отстегнуть?

– Пятьсот монет.

– Брешешь, поди? – усомнился владелец мегафона. Правда, луч света слегка сместился – теперь он бил не в лицо девушки, а под ноги. Всё по-прежнему из ДОТа видно, но собеседник хоть может руки от лица отнять.

Анья их и отняла. После чего расстегнула нагрудный кармашек и, достав оттуда некий мелкий предмет, высоко подняла руку. В ее длинных пальцах что-то блеснуло.

– У меня с собой задаток, десять монет. Еще двести закопаны на болотах. Я покажу где, если договоримся. Остальное получите после того, как поможете.

Некоторое время было тихо – видимо, в ДОТе совещались. Потом вновь над болотами пронесся рев, усиленный древней аппаратурой.

– Ладно, давай свой задаток. Сейчас тебя проведут к нам. Поговорим, обсудим детали.

В мегафоне что-то характерно щелкнуло. Да ладно! Неужто у мин электрические детонаторы, отключаемые простым рубильником? Система сложная, но гораздо более надежная, чем делать проходы в минных полях, рисовать карту этих проходов и потом очень стараться ее не потерять. А здесь получается сплошная защита, без вариантов для противника и возможности наступить на собственную активную мину. Щелк – и ходи себе где вздумается, поплевывая сверху на чувствительные усики.

Тем временем внутри дота загудел невидимый двигатель, отъехала в сторону бронеплита, заменяющая дверь. В проеме показались двое молодчиков в характерных камуфляжах типа «Лиственный лес». Причем, на первый взгляд, абсолютно новых. Это сразу наводило на мысль, что без «полей смерти» здесь тоже не обошлось, – камуфляжи этой расцветки использовались нашими войсками во время Великой Отечественной войны, причем весьма ограниченно. Версию насчет «полей» подтверждало и оружие молодчиков – пистолеты-пулеметы системы Судаева образца 1943 года. Автоматы с виду неказистые, в отличие от знаменитого ППШ, брутальностью не отличающиеся, но, тем не менее, крайне эффективные для своего времени. Оружие вообще мой бзик, так что в памяти сразу всплыло – основное производство ППС-43 было развернуто именно в блокадном Ленинграде, где только на заводе имени Воскова их было выпущено около миллиона единиц. Поэтому ничего удивительного, что в руках самоуверенных юношей с квадратными плечами были именно эти автоматы.

Небрежной походкой вразвалочку парни направились к Анье, впрочем не забывая при этом держать девушку на прицеле. Это правильно. Каким бы беспомощным ни казался гипотетический противник, забывать о безопасности никогда не стоит.

– Так, автомат с плеча сняла аккуратно и бросила сюда, – негромко проговорил один из амбалов, остановившись в пяти шагах от девушки и подняв ствол ППС на уровень ее груди. Второй тем временем, закинув оружие за спину, продолжил движение. Не совсем правильный ход, хотя чего им бояться под прикрытием стольких стволов? Но я бы все-таки в данном случае сначала заставил противника отбросить оружие на безопасное расстояние, не приближаясь к нему, потом приказал лечь на землю лицом вниз и лишь только после этого подошел к нему для приватного знакомства. Но парни решили сделать все быстро, без волокиты. Тем более, что жертва явно не собиралась выпендриваться. Покорно сняла с плеча АК, протянула автомат прикладом вперед…

Тот молодчик, что подошел ближе, протянул руку за оружием, при этом плотоядно ощупывая взглядом высокую грудь девушки. Его можно было понять. Красивый бюст есть мощный отвлекающий фактор, не раз стоивший жизни многим мужикам, соскучившимся по женскому телу. Но на этот раз автоматчику повезло – он лишился лишь двух передних зубов, когда девушка неожиданно качнулась в сторону, уходя с линии выстрела и при этом успев одновременно ткнуть прикладом в щекастое лицо.

От удара незадачливого воина качнуло назад.

– Тттвою… – выплюнул он, но не договорил, закашлявшись, – то ли кровь, то ли один из выбитых зубов попал в дыхалку.

– Что за нах? – рявкнул второй, потеряв из виду девушку, – габаритная фигура напарника перекрыла ему обзор…

Анья же, шагнув вперед, зарядила кашляющему молодчику коленом в пах, но упасть ему не дала. Парень буквально повис на ней, содрогаясь в конвульсиях.

«М-да… Вот как легко и непринужденно слабая дама может превратить здорового мужика в трясущийся мешок с мышцами, если будет действовать просто, грамотно и решительно», – думал я, плавно вывернувшись из-за дерева и текучей тенью двигаясь вперед. Дважды ударенный воин, удерживаемый Аньей, служил мне очень неплохим щитом целую секунду – держу пари, что в ДОТах так ничего и не поняли. Со стороны вполне могло показаться, что парень просто остановился и обыскивает девушку. Разве что его напарник насторожился, впрочем, тоже не особо понимая, что происходит.

Ему бы сдать назад и понаблюдать за развитием событий. Но человеческое любопытство часто сильнее здравого смысла. Поэтому парень шагнул вперед, слегка хлопнув напарника стволом по плечу.

– Ты чо? Слюнями, что ль, подавился? Хорош ее лапать, фигуру помнешь, другим ничего не достане… ык…

Удивлению автоматчика не было предела, когда из-за плеча трясущегося дружка высунулась рука с ножом и нежно, но настойчиво отвела ствол в сторону обухом клинка. Следом за рукой возник я, без предисловий ткнув костяшками согнутых пальцев в острый кадык амбала.

Тот замер от неожиданности и боли, глаза выпучил… Это реально очень больно, когда бьют в горло. Даже не сильно, как сейчас, например. А еще после этого бывает очень страшно, когда какой-то небритый тип берет тебя пальцами за помятый кадык, сдавливает его, словно клещами, приставляет к глазу острие ножа и тихо, скучно так говорит:

– Дернешься – убью.

Это самое худшее, когда твой противник не орет, как потерпевший, не сыплет матюгами, а говорит так, словно для него что зарезать, что зубы почистить – труд одинаковый. Такому человеку обычно верят безоговорочно и предпочитают выполнять то, о чем он попросит.

Ну, я и попросил, увидев в глазах автоматчика то, что рассчитывал увидеть. Страх и покорность теленка, которого ведут на убой. Это хорошо, когда крутой бычара, идущий на девушку с автоматом, превращается в послушного телка. Это правильно, так и должно быть. И ему хорошо, и мне. Он в живых останется, если и дальше будет себя хорошо вести, а мне обещанное не выполнять, не брать лишний грех на душу.

– Идешь за мной без резких движений, – сказал я. И, сделав шаг назад, потянул его за горло.

Анья тоже шагнула назад, но едва не упала – безвольное тело оказалось слишком тяжелым. Но – не упала. Напряглась, даже слегка застонала сквозь зубы, но затащила «своего» под сень деревьев.

В общем, все получилось быстро. Из линии укреплений увидели лишь, как их посыльные повели себя как-то странно – ни с того ни с сего задергались и потащились в лесополосу.

– Эй, воины! – донеслось из ДОТа. – Вы там не прифигели на боевом задании бабу в кусты тащить? Я ж вам стручки-то ваши на раз обоим повыдергаю. А ну взяли ее и марш обратно!

Ага, значит, так расценили невежливые обитатели бетонных укреплений нашу аккуратную операцию. Очень замечательно. Теперь приступим ко второй ее части.

Я быстро осмотрел трофеи. Два автомата, шесть полных магазинов, что вместе составляет более двухсот ТТ-шных патронов. Уже можно жить. Далее – четыре гранаты РГД-5, два НА-40, так называемых «ножа разведчика», пачка «сталинских» папирос «Герцеговина флор» (хорошо живут забетонированные!), самодельная зажигалка, сделанная из винтовочной гильзы, две портативные аптечки. Само собой, ни воды, ни еды амбалы с собой не захватили. И это плохо, так как нам с Аньей хоть их самих забивай на антрекоты – и у нее глаза голодные, и я, признаться, не отказался бы перекусить, запивая ужин желательно не болотной водой.

– Жить хотите? – осведомился я у амбалов, которых связал их же поясами.

«Мой» энергично кивнул, от усердия аж ткнувшись квадратным подбородком в грудь. «Аньин» же лишь промычал что-то нечленораздельное, поводя вокруг себя бессмысленными, налитыми кровью глазами. Понятно. Болевой шок. Крепко же его приложила моя спутница. Вот что делает с прекрасным полом постапокалипсис… Хотя, это неудивительно. Хочешь выжить – учись бороться за выживание, аксиома простая до примитивизма.

– Это хорошо, что хотите, – сказал я, пробуя на изгиб сталь клинка НА-40. Хорошая сталь, несмотря на внешнюю неказистость ножа, меж ребер войдет как по маслу. – Так вот. Сейчас ты выйдешь на свет и очень убедительно попросишь своих сородичей обменять ваши жизни на недельный запас провианта и свежей воды. И мы просто уйдем. Идет?

– Они нас расстреляют, – повесил голову «мой». – Вообще без вариантов.

– Сколько в укрепрайоне реальных бойцов? – поинтересовался я, задумчиво подравнивая ножом слегка треснувший ноготь.

– Больше тысячи! – с вызовом отозвался амбал.

– Хочешь, я тебе один глаз выколю, а потом продолжу допрос? – предложил я. – Соврешь снова – второго лишишься. Как тебе такой вариант?

«Мой» затравленно зыркнул на нож в моей руке, мазнул взглядом по его автомату, теперь висящему на моем плече. На Анью глянул было, но тут же отвел взгляд – уж больно нехорошим, белым огнем горели ее глаза.

– Сорок три человека, – выдавил он из себя. – Не считая баб и ребятишек. С ними чуть больше сотни будет.

– Так я и думал, – кивнул я. – Это называется «каждый боец на счету». Поэтому не бойся. Вы слишком ценный товар для обмена, чтобы так вот запросто вас в расход пускать. Но если ты еще будешь кочевряжиться, боюсь, твои сородичи решат, что мы вас съели, и наверняка попытаются выкосить лес из орудий и пулеметов. Если, конечно, и те, и другие в рабочем состоянии и укомплектованы боеприпасами под завязку.

Судя по тому, как амбал на мгновение опустил глаза, я попал в точку. Ясное дело, что если даже забетонированным и удалось полностью реанимировать укрепрайон, все равно у них каждый снаряд и патрон на вес золота. Маркитанты в Москве дерут втридорога за каждый ржавый нож, не говоря уж про огнестрел, и не думаю, что под Питером с этим сильно лучше.

– Ладно, – вздохнул амбал. – Попали так попали. Веди.

Я упрашивать себя не заставил. Поднял молодца с травы за шкирку – со связанными за спиной руками самому это сделать проблематично – и проводил до заветного дерева. Все это время матюгальник из ДОТа не замолкал, суля раздолбаям все кары земные. Однако высылать экспедицию на ночь глядя хозяин матюгальника не спешил. Небось, понимал, что если в темноте засел враг, хорошо знающий местность, то зачистить небольшой поисковый отряд ему как два пальца оплевать. В общем, не хотел рисковать командир ДОТа, лишь второй прожектор включил, и теперь два снопа света бестолково рыскали по деревьям. Вот что бывает, когда вместо того, чтобы выкорчевать полосу леса и увеличить сектор обзора, люди городят сложные минные поля и теряют бдительность, офигев от собственной крутости.

В общем, вытолкнул я пленного из-за дерева и негромко продиктовал ему, что надо говорить. При этом добавил, что, если он другое сказать попытается, мне придется для начала ему одно колено прострелить. В условиях постапа это на девяносто девять процентов ампутация ноги, из-за отсутствия нормальной анестезии весьма болезненная.

Амбал моими прогнозами проникся и, когда оба прожектора скрестились на нем, проорал все как по писаному.

– Слушайте внимательно и не перебивайте! Нас взяли в плен. Но обещали отпустить, если вы дадите консервов на неделю, хлеба и воды. Продукты я буду должен попробовать, чтобы исключить яд. Также вы должны пообещать, что не будете преследовать тех, кто нас пленил…

– А хрен по всей морде им не надо?! – взревел мегафон. – Уроды, блин, подставились, как дети, а нам теперь из-за вас…

Командир укрепрайона надрывался еще минут пять, витиевато поливая подопечных отборными матюгами, – я аж заслушался. Наконец начальник «уродов» начал уставать, делать паузы между пространными эпитетами в адрес подчиненных, умудрившихся попасть в плен в двух шагах от дома. Во время пауз хозяин матюгальника, похоже, не только отдыхал, но и думал. В результате, поняв, что деваться ему особо некуда и неведомые похитители не так уж много хотят, с душой плюнул в микрофон и рявкнул в сторону:

– Слышали, что этот олух сейчас прогнал? Ну так чего стоите? Покидайте что сказано в рюкзак и отнесите к лесу, пусть подавятся!

Подчиненные у начальника укрепрайона оказались шустрыми. Не прошло и пяти минут, как стальная плита на входе вновь отъехала в сторону. Наружу вышли трое, прикрываясь большими стальными щитами с полустертыми надписями «Полиция». Четвертый шел сзади. Он и швырнул через головы товарищей объемистый рюкзак, который приземлился возле ног моего пленника.

Руки у амбала я оставил связанными, поэтому рюкзак он, повинуясь моему приказу, аккуратно запинал под сень деревьев. Там я и проверил содержимое. Что ж, забетонированные не обманули, всё честь по чести, хотя и по минимуму. Семь больших банок тушенки. Дюжина крупных серых сухарей, твердых как камень и отдающих плесенью. И две фляги с водой – одна литровая, похоже, американская. Вторая наша, еще советских времен, объемом ноль семьдесят пять. Похоже, даже и не восстановленная в «поле смерти», а сохранившаяся как есть – в СССР все, что для армии, делали на совесть. Сомневаюсь, конечно, что с таким объемом воды и пищи можно протянуть неделю, но это все же лучше, чем ничего.

– Лады, – сказал я. – Теперь отхлебни-ка, друг ситный, из обеих фляжек и на этом распрощаемся.

Амбал сделал кислую мину, но под стволом автомата ослушаться не посмел.

– Ну и ладушки, – сказал я. – Анья, развяжи ему руки.

Моя спутница, за все это время не проронившая ни слова, сноровисто выполнила приказ. Молодец девчонка. С понятием, где нужно говорить, а где лучше помолчать и делать то, что велят. Само собой, пока она развязывала пленного, ствол теперь уже моего ППС смотрел ему точно в лоб – так, чисто на всякий случай.

– Напарника развязывай сам, – велел я, когда Анья отошла в сторону, по-хозяйски сворачивая ремень и явно не собираясь возвращать его хозяину.

Амбал с хмурой мордой подчинился, после чего уставился на меня – чего еще, мол?

– А теперь быстро разделись, и домой, – сказал я.

– То есть, как разделись? – не понял пленный.

– Комбезы ваши скидывайте, – пояснил я. – И берцы тоже. Исподнее можете оставить. И поторопись, тебя за деревьями люди ждут.

Амбал скрипнул зубами, но ослушаться не посмел. Анья же кинула на меня осуждающий взгляд, но и на этот раз промолчала. И молодец. Да, я не благородный дон и на войне поступаю так, как поступают на войне. В лесу, вдали от жилья, я бы не стал грабить пленного вчистую, не по-человечески это. А тут ему до родного подземного каземата триста метров в труселях прогуляться, ничего, не растает. Нам же с Аньей новая камуфла, раскрашенная под наш российский лес, будет как нельзя кстати. Ее комбез, штопаный-перештопаный, на ладан дышит. И мой американский камуфляж цвета «урбан», заточенный под серые городские кварталы, в питерских болотах ну совсем не в тему. В общем увы, но придется незадачливым воякам отправляться домой в форме номер раз, трусы плюс майка.

Переодеваться мы с Аньей не стали, решив отложить это пикантное дело до привала, когда времени будет побольше, а враги – подальше. Поэтому мы просто в четыре руки быстренько упаковали всю добычу до лучших времен.

– Удачи вам на тропе войны, – напутствовал я освобожденных пленников, взваливая на спину располневший рюкзак. – Больше не попадайтесь.

– И тебе не кашлять, – невежливо отозвался амбал, в свою очередь взваливая на плечо товарища, тупо мотающего головой. – Еще встретимся, помяни мое слово.

Я усмехнулся. Угрозы от агрессоров в нижнем белье выглядят неубедительно.

Когда колоритная парочка скрылась за деревьями, Анья, собрав трофейные шмотки, неодобрительно покачала головой.

– Зря ты их отпустил. Утром они организуют погоню, пойдут по нашему следу. А так бы их было на двоих меньше.

Я пожал плечами:

– Это их право. Так же, как наше право – сопротивляться. Я же обычно свое слово держу независимо от того, кому оно дадено. Теперь же, если ты и правда видишь в темноте, пойдем уже к твоей Крепости, как договаривались. Ты дорогу-то обратную помнишь?

Она покачала головой.

– Старой дорогой идти нельзя. Болотные наверняка нас на ней поджидают. Придется дать крюк через Левашовский урман. Я помню старую карту, там должна быть тропинка.

Все сказанное Аньей мне не понравилось. Переться через какой-то урман, то есть густой лес, не зная дороги, причем ночью – дело заведомо гиблое. Хотя, в этих местах ночь была не то, что в разрушенной Москве.

На деревьях тут сплошь и рядом росли уродливые паразиты, смахивающие на половинки человеческого мозга, ожившие и присосавшиеся к коре. Так вот, эти извилины, бесцветные при свете дня, с наступлением темноты потихоньку начали мерцать ирреально-синим светом. В результате сейчас, когда солнце полностью село, в принципе, можно было обойтись и без факелов. Далеко не идеальная иллюминация, но, по крайней мере, видно, куда ногу ставишь. Болото, кстати, тоже мерцало какими-то гнилушками, оккупировавшими многочисленные кочки. Да и небо не совсем черным было, а каким-то темно-серым, будто его слегка подсвечивали с обратной стороны.

В общем, если б я был романтиком, всю эту ночную иллюминацию можно было бы назвать красивой. Но я суровый практик, прагматик и, возможно, зануда, думающий лишь о том, чтоб нас в этой распрекрасной флоре не сожрали и не подстрелили ненароком. О чем я Анье и сказал, вновь следуя за ней след в след.

– Я уже говорила, что ночью сестрорецкие ни в лес, ни в болото не сунутся, – отозвалась она. – Слишком осторожные, потому и выжили. А утром они, скорее всего, пойдут быстрее нас. Это их места, которые они знают намного лучше. К тому же заночевать где-то нам все-таки придется.

Да уж, это она в тему сказала. Усталость давала о себе знать. Перекусить и на ходу можно, чем мы, кстати, занимались, экономя время и уплетая холодную тушенку при помощи трофейных ножей. А вот поспать хотя бы пару часов на ногах, к сожалению, не получится.

Сейчас мы шли по берегу какого-то гнилого озера, поросшего слабо светящейся ряской, похожей на синий ковер. Уже по одному виду понятно, что купаться в таком озере чревато для здоровья. Особенно доставили толстые то ли корни, то ли щупальца, порой неторопливо возникающие из воды и так же медленно в нее погружающиеся.

– Впечатляет, – отметил я. – Богатая у вас тут растительность. Только не совсем понимаю, почему забетонированные так боятся ночью здесь гулять, – светло же.

Анья невесело усмехнулась.

– Нам пока что просто везет, – сказала она. – Болотные твари – дети по сравнению с лесными. Говорят, в этих чащобах водятся совершенно жуткие мутанты. Старики рассказывали, что, когда после войны многие деревья ожили и стали охотиться на всякую живность, местные люди стали молиться им, словно богам, и приносить жертвы. Страшные. Особенно в голодные годы. Детей связывали и оставляли ночью в живом лесу. А потом поутру находили их высушенные тела, похожие на пустую одежду с костями внутри. Но погибали не все. Некоторых живые деревья отпускали. Девочек. Которые через девять месяцев рожали страшных тварей. Представь, что будет, если человеческую самку оплодотворит своими семенами полуразумное дерево-мутант, питающееся кровью.

Не понравилось мне, как она это сказала насчет «человеческой самки». Но я ничего не сказал, так как представил…

И внутренне содрогнулся. Подумать страшно, что наделали люди со своими разборками, окончившимися Последней войной. Сами себя практически на ноль помножили, и дом свой, планету свою превратили в жуткий кошмар, который и шизофренику не приснится… Стоп. Это все рефлексии. А вот сразу за озером – лес. Стена деревьев, зловеще флюоресцирующая во тьме. Которую предстоит пройти, чтобы добраться до сердца города, построенного Петром Первым. Или до того, что осталось от того города после ядерного удара…

Кстати, когда мы подошли ближе к стене корявых деревьев, мне стало понятно, о какой такой тропе говорила Анья. Прямо на границе леса стоял врытый в землю столб из нержавейки, на котором была приварена стрелка-указатель «Тропа Ленина».

Ну да, точно. Где-то в этих местах скрывался от правосудия будущий вождь мирового пролетариата. В шалаше жил, книжки писал, которые потом взорвали сотни тысяч мозгов. И вынесли их не меньше – в основном пулями, выпущенными во имя идеи… Эх, мать вашу, люди-человеки! У одних идеи, у других идеи, каждый считает себя правым, а инакомыслящих – сволочами. И вылетают потом те праведные идеи из голов вместе с извилинами, вынесенные равнодушным свинцом. А правда-то у каждого своя, и не доказать ничего пулями, и потерянными жизнями тоже не доказать. Потому как истина на самом деле одна – ты мог бы жить, но просто умер раньше срока за чужую идею, записанную кем-то в тетрадке. Прям, блин, хоть книги не пиши. А то потом найдет кто-нибудь в твоей писанине идею и пойдет во имя нее крошить других, не согласных с нею…

– О чем задумался, Снар? – поинтересовалась Анья.

– Да так, ни о чем, – отмахнулся я. – Пошли, что ли.

Признаться, идти не хотелось. Уж больно агрессивно шумел лес, хоть и не было ветра. И ветви, лишенные листвы, шевелились слишком активно, словно на каждом корявом стволе засело по десятку голодных осьминогов. Не хотелось – но придется. Альтернативы-то все равно не предвидится.

Хорошо еще, что легендарная тропа не заросла деревьями и непролазным кустарником за все это время. Почему? Да кто ж ее знает. Может, почва идеями кровавого переворота пропиталась, и теперь на ней ничего не растет. Так или иначе, но дендромутантам, которые помимо корней научились и ветвями пропитание себе добывать, дотянуться до нас было несподручно. Тужились, скрипели, протягивая свои щупальца, но мы довольно свободно шли вперед, лишь порой уворачиваясь от слишком длинных и назойливых веток. Я даже было подумал, что так вот, не особо напрягаясь, через весь лес пройдем…

Зря подумал. Мечтать о хорошем вредно, примета такая. Лучше быть всегда готовым к плохому, а положительное, ненароком случившееся в жизни, воспринимать как незапланированный праздник.

Внезапно дорогу нам перегородил силуэт, на первый взгляд напоминающий двухметровую корягу, обвитую клубками шевелящихся змей. Благодаря подсветке мозговыми лишайниками, облепившими близлежащие деревья, присмотревшись, я смог различить некое подобие толстого туловища-ствола. Из него во все стороны торчали конечности-ветви, оканчивающиеся то ли шевелящимися лианами, то ли действительно змеями, причем угрожающе шипящими. А еще у этой коряги были глаза, похожие на угли, горящие багровым пламенем. И она двигалась. К нам. Медленно, уверенно так, мол, куда ж вы денетесь, родимые? Вот она я, судьба ваша неминучая.

– Это он, – в ужасе прошептала Анья. – Лесовек, рожденный человеческой женщиной от хищного дерева…

Я невольно оглянулся назад. Не хотелось мне как-то идти в объятия живой коряги. Конечно, «Бритва» отличное оружие ближнего боя, но уж слишком много у этого лесовека щупалец. Все равно что дайверу-профессионалу в клубок голодных осьминогов нырнуть с очень хорошим водолазным ножом «Игла». И пловец молодец, и оружие у него отменное, и головоногим вроде как положено людей побаиваться – но все же лучше ну их на фиг, тех осьминогов.

Но сзади тоже было не все идеально. Ветер дул нам в спину, и я услышал очень далекий звук, весьма похожий на визгливый крысопёсий лай. Уж не почудилось ли?

– Не везет, – прошептала Анья, побледнев так, что ее лицо стало напоминать посмертную маску. – Сестрорецкие вышли на охоту, не дожидаясь рассвета…

Понятно. Как говорил один мой американский друг, полная задница тем и плоха, что она – полная. Всегда удивлялся штатовскому обычаю все плохое сравнивать с пятой точкой – например, я в округлых дамских ягодицах не вижу ничего отрицательного. Но у каждого народа свой менталитет, и я, еще не до конца отошедший от своих заокеанских приключений, подумал как раз о ней. О полной заднице…

Но тут же пришла мне в голову и следующая мысль. Что в любом положении всегда есть выход, и если ты его плохо искал, то это только твоя проблема. Это уже наш менталитет, потому что там, где у американца полная задница и опущенные руки, у нас начинается усиленная работа мысли насчет поиска выхода из тупиковой ситуации.

Между тем коряга продолжала двигаться, вперив в нас немигающий взгляд пары своих угольков, удивительно напоминающих по форме человеческие глаза. Фантастично, невероятно, но – факт. С другой стороны, декоративная дионея запросто охотится на мух, и никого это не удивляет. В данном же случае мутировавшее дерево просто шагнуло немного дальше, приподнявшись на следующую ступеньку эволюции.

Но нам от этого было не легче. Гибкие щупальца-лианы рассекали воздух, словно пастушьи хлысты, корявый лесовек, полностью заблокировав тропу, довольно шустро перебирал корнями, а позади уже явственно слышалось гавканье крысопсов, похоже спущенных с поводка…

Я вскинул автомат и дал короткую очередь, целя по красным глазам.

ППС не подвел, стрекотнул исправно, и я даже порадоваться успел, так как понял, что даже без пристрелки нового оружия попал куда целился. Невеликий подвиг для снайпера перечеркнуть очередью с десяти метров два красных глаза, но все равно приятно, особенно когда удачно отработал по такому чудовищу…

Но оказалось, что радовался я рано.

Глаза дендромутанта и вправду потухли. Но через мгновение в черной массе полыхнули семь новых отверстий-глаз, как раз в тех местах, куда попали мои пули…

– Ладно, скотина деревянная, – проворчал я, бросая свой автомат напарнице и следом скидывая с себя сначала рюкзак, а потом потрепанную американскую куртку. Жаль конечно, добросовестно ее Анья заштопала. Но ходячему дендромутанту нужна добыча. Объемная такая, пропахшая человеческим потом, пропитанная живым теплом.

И он ее получит.

Свернуть куртку подкладкой наружу в объемный сверток – две секунды. Еще секунда – размахнуться и метнуть ее в шевелящееся переплетение ветвей. И сразу следующее действие. Заорать дурниной: – Ложись! – одновременно сбивая с ног замершую на месте Анью…

Кстати, непростое это дело оказалось. Девчонка-то крепкая и подвисла капитально от страха, как это случается порой даже с очень сильными женщинами (чего скрывать, и с мужиками – тоже). Пришлось сбить напарницу подножкой, и тут же, извернувшись в воздухе, подстраховать, чтоб лицом в землю не ткнулась. Сложно провернуть такое, падая одновременно с объектом трепетной заботы. Но мне удалось, правда, при этом сам изрядно приложился затылком об землю, аж в голове загудело. Но бывало и хуже, поэтому на мелочи в виде звезд перед глазами, подсвеченных синим, особого внимания я не обратил. Потому, что усиленно думал о том, не выйдет ли моя задумка боком и для меня, и для Аньи.

А потом впереди хлопнуло, примерно как если бы дендромутант решил отпраздновать победу и всеми своими щупальцами одновременно открыл дюжину бутылок шампанского. Следом над моим ухом свистнуло, а в лицо резко ударило… земляным комом, вывороченным из тропы. Потому что, если б осколком долбануло, вряд ли я бы смог анализировать последствия взрыва. А такое вполне могло случиться – РГД-5, пусть даже завернутая в куртку, в радиусе десяти метров оружие страшное. То есть, рисковал я сильно, отправляя агрессивной коряге заокеанский презент с российским сюрпризом внутри. Но мне повезло. Судя по тому, как смачно ругнулась Анья, ей – тоже.

А вот подслеповатому дендромутанту – нет.

Пожадничал он, схватился за подношение всеми своими лианами, видать, привык к жертвам, запакованным в ношеную одежду.

Только на этот раз подарок оказался не только несъедобным, но и фатальным.

Прямо перед моим лицом что-то смачно шлепнулось. Я поднял голову. Ну да, оторванный кусок лианы-щупальца, извивающийся, брызжущий густым соком из разлохмаченного утолщенного основания… Или кровью? Все может быть, но мне это как-то не очень интересно. Гораздо важнее рассмотреть, что стало с дендромутантом.

Наконец рассмотрел. Взрывом его отбросило на обочину. При этом большинство гибких ветвей-щупалец оказались размочаленными в лоскуты, а верхняя часть «туловища» просто раскололась надвое, будто по ней гигантским топором саданули. Тем не менее, дендромутант все еще судорожно дергался, словно разрубленная лопатой змея. Но ясно было, что это уже не попытки подняться и напасть на врага, а агония. Посмертные сокращения… по-настоящему живого существа. Я это понял, когда оно застонало. Тихо, жалобно. По-человечески…

Но во мне ничего не шевельнулось, ни жалости, ни сочувствия. Такой вот я бездушный чурбан, что ни капли не жаль мне умирающих врагов, только что пытавшихся отнять мою жизнь. И плевать, мутант он, живое дерево или двуногий хищник с автоматом. Не лезь – и живи себе долго и счастливо. А полез – не обессудь.

Между тем многоголосый лай становился все ближе, и это вселяло серьезную озабоченность. Даже и не знаю, кто опаснее – эта вот древесно-мясная пакость, что корчится в траве, или же свора крысопсов, натасканных на убийство человека. Эта одомашненная тварь обычно отличается от бездомной крысособаки размерами и агрессией, которую может контролировать только хозяин. Более мелкие крысособаки отважны, особенно в стае, но если чувствуют, что могут схватить трендюлей, немедленно сваливают от греха подальше. Массивного же крысопса остановить может лишь окрик хозяина, остальные тормоза ему по барабану. Таких вот тварей вывели в людских общинах всего за два-три поколения, скрестив одичавшую крысособаку со считаными экземплярами выживших догов, питбулей и ротвейлеров. На выходе получилось живое оружие, по функционалу смахивающее на наземную торпеду. Запустил по цели – и ждешь закономерного результата.