Высшая раса

– Как нехорошо! Вам ведь надо отдохнуть и поесть! А я замучил вас разговорами!

Не успел разведчик удивиться заботливости фашистов, как его подняли и понесли. Сквозь туман проступили покачивавшиеся по сторонам стены. Затем навалилась новая волна слабости и погасила последние мысли.

Всю оставшуюся дорогу эсэсовцы тащили полностью бессознательное тело.

Нижняя Австрия, город Вена,

военный комиссариат

Советской Армии по Австрии.

26 июля 1945 года, 14:03–14:15

– Из сводного отряда, направленного в Линц, уцелели всего два танка, – в словах Благодатова звучала горечь поражения, неизвестная советским офицерам и солдатам очень давно.

Конев нахмурился.

– Как такое могло случиться? – спросил он.

– Похоже, что масштабы восстания гораздо больше, чем мы предполагали, – ответил комендант Вены.

– Значит, американцы, в нарушение договоренностей, сохраняли немецкие части в боевой готовности, за что и поплатились, – по лбу маршала причудливыми волнами покатились морщины. – А нам расхлебывать! Какими силами располагает комендатура?

– В гарнизоне – две стрелковые дивизии, – глаза Благодатова сурово блестели за стеклами очков, и вид его был далек от обычного благодушного, – и танковый батальон… был. На аэродроме – звено истребительной авиации, звено бомбардировочной авиации и разведывательные самолеты.

– Придется пока обходиться этим, – маршал огладил лысину. – Я сегодня созвонюсь с Жуковым^[22] и, если что, позже вызову из Праги еще две дивизии. Надеюсь, что этого хватит. Ваша задача, товарищ генерал – подготовиться к отражению возможного наступления с запада. Все ясно?

– Так точно, – ответил генерал-лейтенант.

– Тогда выполняйте.

Штирия, окрестности города Айзенэрц,

пост на границе английской зоны оккупации.

26 июля 1945 года, 14:39–14:51

Стоявший на посту «Томми»^[23] лениво жевал жвачку и на шагавшего по дороге человека не глядел. Зачем? Опасности ждать не от кого, а рассмотреть очередного аборигена, идущего из американской зоны, чтобы навестить родню, всегда успеет…

Краем глаза отметил необычный покрой одежды подходящего, а когда повернул голову, тот был уже рядом. Спокойное лицо, отсутствие оружия и эсэсовский мундир, незаношенный, словно только со склада.

«Томми» успел лишь удивиться. Но на то, чтобы поднять оружие или закричать, времени ему не хватило. Человек в серой форме атаковал стремительно, словно кобра. Мгновение – и шея незадачливого солдата оказалась сломана.

Эсэсовец деловито поднял упавший автомат «СТЭН». Шагнул внутрь поста, спустя мгновение там дробно разнеслась очередь. Затем еще одна, потом все стихло.

Человек в сером мундире вышел из здания и помахал рукой в сторону небольшой рощицы на севере. Оттуда появились пять обвешанных оружием силуэтов. Быстро, бегом, они преодолели открытое пространство и оказались у стен поста.

– Ты выиграл, Фриц! – сказал один из вновь прибывших с досадой. Он тяжело дышал и распространял сильный запах пота. Не лучше выглядели остальные. Без ущерба переносил жару лишь тот, кто в одиночку расправился с англичанами.

– Да, – склонил он голову.

– Теперь поход по заведениям Граца за мой счет, как и договаривались, – уныло проговорил проигравший. – И как ты только сумел его заморочить?

– А никак, – лениво отозвался Фриц. – Точный расчет и знание психологии. Но не время болтать. Надо спрятать трупы. Быстро за дело!

Верхняя Австрия, замок Шаунберг.

25 июля 1945 года, 15:00–15:31

– Солдаты! – Визгливый голос фон Либенфельса отражался от стен замка и казался громче, чем был на самом деле. Эсэсовцы, одетые в гражданскую одежду и выстроенные в семь коротких колонн – всего сорок девять человек, слушали внимательно.

Оперативные группы уходили на задания, и арманы решили, что нельзя отпустить их без напутственной речи.

– Солдаты! – повторил фон Либенфельс. – Вы – авангард арийского возрождения. В ваших руках – будущее нашей нации! Пусть ваша кровь повелевает вами, а боги, хранители германского семени, покровительствуют вам! Если ваша задача будет выполнена успешно, то противник, поработивший немецкие земли, будет обезглавлен и лишен возможности сопротивляться. Наши братья по всему Рейху поднимут голову и придут к нам на помощь! Да, пока нас мало, но британцы сохранили в Северной Германии в целости и сохранности группу «Норд». А там – сто тысяч солдат! Представляете, что будет, если все они примут Посвящение?

Фон Либенфельс кривил душой. Пройти Посвящение все не смогут, в лучшем случае – треть. Кроме того, диверсионный удар по аэродромам – тактический ход, он позволит всего лишь свести на нет преимущество противника в воздухе. На несколько дней, и не более того. Но ради великой цели можно и соврать.

– Будьте достойны славы предков, Зигфрида, Фридриха Барбароссы и фюрера, – продолжил он. – Идите и не останавливайтесь ни перед чем! Хайль!

– Зиг хайль! – пять десятков рук одновременно взлетели в древнем приветствии, и глаза солдат заблестели.

Фон Либенфельс кивнул, почувствовал, как навалилась одышка, досаждавшая в последние годы все чаще.

Оперативные группы покидали двор замка.

Верхняя Австрия, замок Шаунберг.

25 июля 1945 года, 16:22–17:29

Проснувшись, Петр понял, что находится в незнакомом помещении. Лежал на мягкой кровати, голова была пустой и гулкой, словно опорожненная кастрюля, а уши ловили плеск воды.

С некоторым усилием Радлов сел. Рядом с кроватью обнаружился столик, на нем – тарелка с едой: хлеб, сыр, зелень. Запахи коснулись ноздрей, и желудок принялся грызть ребра, словно обезумевший узник – стены камеры.

Но Петр сдержал желание, ел аккуратно, неторопливо. Затем отхлебнул из небольшого кувшинчика. В нем оказалось молоко, жирное, деревенское.

Сил прибавилось, кровь побежала по жилам немного веселее.

После этого разведчик осмотрел помещение более внимательно. Комната небольшая, два на три метра, зато дверь – очень массивная. На узком окне – частая решетка, а из-за нее доносится тот самый плеск.

Петр встал и, держась за стену, подобрался к оконному проему. За решеткой блеснула голубизной довольно широкая, но все же гораздо ýже родной Волги, река. Вниз до нее было более пятнадцати метров. Скорее всего, капитан находился в одной из башен замка. Отсюда хорошо просматривался противоположный берег – желтая полоска пляжа, кудрявая зелень кустов…

Вздохнув, Радлов отошел. О свободе пока можно только мечтать.

Дверь слегка скрипнула и приоткрылась. В полутьме за ней блеснула каска солдата, последовал короткий внимательный взгляд, и эсэсовец, на миг заглянувший к пленнику, исчез. Вскоре в помещении появился Виллигут. Выглядел он гораздо лучше, чем несколько часов назад, а кожа его потеряла серый налет усталости.

Вслед за бригаденфюрером вошли двое охранников.

– Я вижу, вы отдохнули, – заметил офицер СС, потом глянул на опустевшую тарелку. – И поели. Это хорошо.

– Да, – ответил Петр твердо и сел на кровать.

– Тогда, – бригаденфюрер выдернул из-под стола простой деревянный стул и сел на него, – продолжим нашу беседу.

– Не вижу в разговорах никакого смысла.

– А я вижу, – мягко усмехнулся эсэсовец. – Мы, насколько я помню, остановились на том, что я сообщил вам о вашей арийской крови?

– Было такое, – разведчик мрачно кивнул.

– Так вот, учитывая ваше происхождение из России, в которой, как известно, с двадцать четвертого года осуществляется программа расового смешения…

– Что? – Петр не пытался скрыть изумления. – Что за бред?

– Это правда, которую Сталин, естественно, скрывал, – с горестным видом покачал головой Виллигут. – Программа смешанных браков с целью преобладания монголоидного, тюркского элемента, проводится планомерно уже более двух десятков лет. Доказательства этого были у «Аненэрбе»^[24], но где теперь ее архивы?

– Э… – только и смог сказать Петр.

– Ваши девяносто пять процентов германской крови и всего пять – славянской позволили бы вам получить аненшайн^[25] Рейха без всяких проволочек, – тут бригаденфюрер улыбнулся. Скорее всего, он пошутил. Но для советского человека его юмор оказался непонятен, а солдаты у двери как застыли статуями с самого появления, так и не дрогнули теперь.

Поняв, что шутка не удалась, Виллигут нахмурился.

– Что же, – сказал он. – Я несколько отклонился. Продолжим. Но ваш результат – пустяк. На том бы я и согласился с доктором Августом Хиртом, что блуттер сломан, но у меня было Видение!

– Что, простите? – поинтересовался капитан, скептически приподняв брови.

– Видение, – ответил старый нацист спокойно. – И я понял, что в прошлой жизни вы были великим вождем германцев Аларихом. Тем самым, который взял и разрушил развращенный Рим. Отомстил ему за все унижения, что римляне причинили арийцам!

– То есть как? – Петр растерялся. Столь откровенного бреда он не слышал никогда. – В какой прошлой жизни?

– Душа бессмертна, – проникновенно сказал Виллигут, – и переносится из тела в тело. Та душа, что ныне ваша, некогда двигала готом Аларихом.

– Вы серьезно в это верите? – Петр ощущал рвавшийся наружу смех, пытался его сдержать, в результате издавал звуки, похожие на курлыканье. – Тогда вы точно все тут сумасшедшие!

– Это не вопрос веры, – отмахнулся бригаденфюрер, не обращая внимания на поведение собеседника. – Это вопрос восприятия. Я вижу мир именно таким, а вот ваше восприятие изуродовано чудовищной выдумкой мирового еврейства – марксистской идеологией.

– Все, что вы говорите про прошлые жизни, про бессмертие – это все чушь! – проговорил капитан, справившись с хохотом. – Как и ваше восстание. На что вы надеетесь? Возродить нацистскую Германию? Да вас же просто раздавят. Одной армии на это хватит, а их у союзников сейчас в Австрии и окрестностях не меньше десятка.

– Ну и что? – эсэсовец потер подбородок, и глаза его недобро блеснули. – У нас есть оружие, которое опрокинет миллионные армии недочеловеков. У нас есть сверхчеловек!

– Да ну? – Петр скептически скривил губы. – Очередной бред, как и видения с прошлыми жизнями?

– Совсем нет, и сейчас я вам это докажу, – Виллигут повернулся к стоявшим у двери солдатам, приказал: – Ганс, отдайте автомат товарищу и подойдите.

Солдат послушно передал штурмовую винтовку соседу и сделал два шага вперед. Петр недоуменно посмотрел на собеседника.

– Давайте проведем небольшой эксперимент, – сказал тем временем бригаденфюрер. – Вот, видите, десантный нож. Ганс, дай его сюда.

Лезвие длиной более тридцати пяти сантиметров блестело и выглядело достаточно грозным. Виллигут держал его неумело. Видно было, что сам он плохо представляет, как обходиться с подобным оружием.

– Ну да, нож, – кивнул разведчик. – И что?

– А сейчас я отдам этот нож вам, – с улыбкой сказал офицер СС. – И вы попробуете атаковать меня или Ганса, как вам будет угодно.

– Вы издеваетесь? – нахмурился Петр. – Тут тесно, и я не в самой лучшей форме. Кроме того, если я преуспею, вы запросто сможете расстрелять меня.

– Это вряд ли, поскольку шансов на успех у вас нет, – заметил Виллигут. – Ганс, ты готов?

– Так точно, герр бригаденфюрер! – Лицо солдата было спокойным, в светлых, как зимнее небо, глазах читалась безграничная уверенность в себе.

– Тогда за дело.

Виллигут наклонился вперед и положил нож на самый край стола, на расстоянии около метра от Петра. Капитан медленно протянул руку, ребристая рукоятка ткнулась в ладонь.

Ганс не шелохнулся.

Нож оказался идеально сбалансирован. Разведчик некоторое время повертел его, оценивая остроту заточки и качество стали. Даже повернулся к окну, чтобы разглядеть фабричную марку. В момент, когда его руки скрылись с глаз немцев, резко развернулся и швырнул оружие.

Увидел расширившиеся от страха глаза Виллигута. Те глаза, меж которыми должно вонзиться острейшее лезвие, пробить череп и поразить мозг, сосредоточие извращенных фашистских идей…

Ганс дернулся, фигура его словно смазалась. А затем он оказался стоящим почти вплотную к командиру. В руке солдата очутился нож, пойманный на лету. Острие едва не касалось переносицы бригаденфюрера.

Тот вздохнул с облегчением, уверенно сказал:

– Вот видите!

– Ну и что, – пожал плечами Петр, хотя скорость движения светлоглазого Ганса вызвала непонятное беспокойство. – В цирке я и не такое видывал!

– Вряд ли, – покачал головой Виллигут. – Поймать брошенный со столь малого расстояния нож не под силу человеку, а вот сверхчеловеку – вполне.

– Вы так думаете? – изумился разведчик, хотя в этот момент совсем не к месту явились воспоминания: легкость, с которой солдат в подвале держал Радлова, рассказ Михайлина о сверхъестественной скорости нападавших. – Это он-то?

– Да, он, – кивнул нацист, в голосе его прорезались истерично-торжественные нотки. – И сотни подобных ему. С такими солдатами нам не страшны несметные орды, пришедшие с востока, и те, что приплыли из-за моря. Германские солдаты сбросят иго чужеземцев над Фатерландом. А потом арийская раса получит полагающееся ей по праву превосходство над прочими!

– Ну да, ну да, – скептически сказал Петр, хотя внутри все сжималось. Что, если придется столкнуться в бою с целой армией столь быстрых воинов, как Ганс? Шансы победить представлялись весьма малыми…

– И у вас, Петер Радлофф, – Виллигут сделал ударение на имени, – есть шанс избежать участи недочеловеков, что будут либо уничтожены, либо порабощены! Вы имеете чудную возможность оказаться среди победителей, среди тех, кто будет править народами! Вы сами сможете стать сверхчеловеком, получить необычные способности, силу, ловкость, скорость, ум!

– И что я для этого должен сделать? – с кислой миной спросил разведчик. – Всего лишь предать тех, с кем воевал все эти годы? Плюнуть в лицо Родине, которая меня вырастила и воспитала? Встать под одно знамя с теми, кто убил множество советских людей, кто построил концентрационные лагеря? Никогда!

– Как жаль, что вы не понимаете, – на лице бригаденфюрера отразилась искренняя досада. – Что же, мы что-нибудь придумаем, чтобы пробудить вашу родовую память.

– И не старайтесь, – сказал Петр презрительно. – Я не верю в эту самую память.

– Ничего страшного, – офицер СС встал. – Вы просто не знаете наших методов и всей мощи тех сил, которыми повелевают в этом замке. Что же, отдыхайте. Если что понадобится – обращайтесь к часовому у дверей, вашу просьбу передадут мне.

Капитан ничего не ответил. Молча смотрел на то, как Виллигут покинул помещение. Вслед за ним вышли и солдаты. В наступившей тишине вновь стал слышен негромкий плеск дунайских волн.

Глава 4

Сверхчеловек – смысл земли.

Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!

Фридрих Ницше, 1881

Нижняя Австрия, контрольный пункт

Советской Армии на дороге Линц – Вена.

26 июля 1945 года, 18:53–19:19

Они должны были опробовать в бою новое оружие.

И этим оружием были они сами, а точнее, их новые, совершенные тела, вместилища духа арийского сверхчеловека.

Оперативная группа «А» имела приказ добраться до самой Вены. Но по пути – уничтожить контрольно-пропускной пункт, тот самый, к которому выехал раненый американец на джипе.

Подобраться к посту незаметно не удалось. Скучавший у шлагбаума солдат, конечно, погиб, но за мгновение до смерти успел вскинуть автомат и дать неприцельную очередь по кустам, в которых заметил подозрительное движение. Приказ стрелять без предупреждения поступил час назад, и рядовой действовал в полном соответствии с ним.

Ему это мало помогло, а вот его товарищам – изрядно.

Когда оперативная группа пошла в атаку на пост, ее встретили плотным огнем из окон. Конечно, опешившие от подвижности мишеней русские практически не попадали, но план молниеносного нападения все же был сорван.

Атака не была совсем неожиданной, только уж больно стремительной. Пока солдаты отстреливались, лейтенант Кучко со связистом пытались наладить связь с Веной.

– Говорит Кучко! – орал лейтенант, вкладывая всю силу голоса в то, чтобы его услышали и поняли. О том, что он сам, скорее всего, обречен, он старался не думать.

– Слышим вас, – отозвалась черная мембрана рации. – Что там?

– Нас атакуют, атакуют! – крикнул Кучко, и тут же что-то с грохотом упало на пол позади лейтенанта.

Рефлексы опытного солдата сработали мгновенно. Командир поста метнулся за низкую тумбу, на которой стояла рация, обхватил голову руками. Рядом с лейтенантом согнулся вопросительным знаком связист.

Раздался взрыв. Осколки с чавканьем впились в стены, кто-то застонал.

Кучко выскочил из укрытия и нос к носу столкнулся с эсэсовцем. Не раздумывая, врезал ему кулаком в подбородок. К собственному удивлению, промазал. Рука ахнула в пустоту, по ушам ударил стрекочущий звук, и в низу живота стало отчего-то горячо…

– Вот тебе и раз! – рядовой пошевелил рукой, сморщился.

Пистолетная пуля, выпущенная русским солдатом, повредила плечо. А увернуться помешал другой русский, офицер, бесстрашно бросившийся на немца с голыми руками.

– Еще легко отделались, – буркнул сапер-роттенфюрер^[26]. – Я дрался с этими русскими начиная с сорок первого, и они всегда сопротивлялись до последнего.

– Вечно ты каркаешь, Вильгельм, – сурово сказал гауптштурмфюрер Гаске, командир группы «А». – Теперь мы совсем другие. Рану перевязали? Тогда вперед.

Бесшумно, словно тени, эсэсовцы исчезли в зарослях. Здание поста осталось стоять сиротливое, с выбитыми стеклами и оспинами от автоматных очередей. От него явственно тянуло гарью.

Верхняя Австрия, замок Шаунберг.

26 июля 1945 года, 19:23–20:00

Жертва кровью была принесена, и поток силы, идущий от Господ Земли, ощутили все арманы.

Вот только Хильшер почему-то никак не начинал говорить о делах. Сидел мрачный, насупленный, словно филин после неудачной охоты. Прочие арманы не дерзали нарушить молчание, даже доктор Хирт сдерживал бойкий язык.

– Ладно, – проговорил наконец Хильшер и бросил пронзительный взгляд на Виллигута. – Что у вас, Карл?

– Один из пленных, захваченных вчера на венской дороге, оказался чистокровным арийцем. – Виллигут излагал факты четко и лаконично, хотя чувствовалось, что удержаться от привычных напыщенных оборотов ему нелегко. – Кроме того, в результате спонтанного ясновидения появилась информация, что в одном из предыдущих воплощений этот человек был королем Аларихом.

– Тем самым, который разграбил Рим? – перебил соседа фон Либенфельс. Брови его изумленно поднялись.

– Именно, – кивнул Виллигут. – В настоящий момент пленник содержится отдельно, в достаточно хороших условиях, но под охраной. Еврейско-марксистское мировоззрение пустило в него корни слишком крепко, и на предложение присоединиться к нам он ответил отказом.

– Все понятно, спасибо, – кивнул Хильшер. – Кто еще видел этого пленника?

– Я, – звучный баритон Хирта раскатился по темному помещению. Язычки свечей пугливо вздрогнули. – И поначалу решил, что блуттер сломан. Но затем, приглядевшись, определил, что череп его совершенно арийский.

– Учитывая ваш опыт, трудно подозревать ошибку, – Хильшер обвел собравшихся тяжелым взглядом. – Так что арийское происхождение пленника установлено. Но что с того? Таких, как он, у нас и так много. А вот тот факт, что он, возможно, является инкарнацией великого германского вождя, очень интересен.

– Что значит – возможно? – спросил Виллигут, и голос его звенел от напряжения. – Вы не верите моему Видению?

Дар заглядывать в прошлое передавался в роду Карла из поколения в поколение, и у него самого проявился в зрелом возрасте, после Первой мировой.

– Никто не сомневается в ваших способностях, товарищ, – вмешался в разговор фон Либенфельс. – Но любая информация, полученная таким путем, требует подтверждения.

– Что же, проверяйте, – скрипнул зубами Виллигут.

– Прямо сейчас, – уверенно кивнул Хильшер. – Я думаю, Ганс и Феликс этим займутся. А мы не будем им мешать.

Двое бывших членов общества «Туле»^[27], Феликс Дан и Ганс Бюнге, одновременно поднялись.

Дан взял свечу и направился к небольшому столику в углу помещения. На нем при приближении источника света заблестел хрустальный шар размером с кулак. Бюнге шагнул на открытое пространство, где раскинул руки в стороны и принялся крутиться, все быстрее и быстрее, монотонно напевая себе под нос что-то похожее на молитву.

Дан поставил свечу сбоку от шара и уставился в его радужные глубины. Бормотание Бюнге стихло, но вращался он с такой скоростью, что казалось – еще мгновение – и взлетит. Но равновесия непостижимым образом не терял. Вокруг него шипел полосуемый ладонями воздух.

Остальные арманы сидели молча, неподвижные, словно глыбы льда.

Первым закончил Бюнге. Со сдавленным хрипом он рухнул-таки на пол, но почти сразу встал. Лицо его было перекошенное, покрасневшее. Только с помощью Беккера арман смог добраться до своего места.

В тот момент, когда под телом Бюнге скрипнул стул, Дан оторвал взгляд от шара. Лицо его за те минуты, что он смотрел в хрустальную сферу, словно похудело, а глаза – ввалились.

– Что скажете? – спросил Хильшер, когда визионеры немного оправились.

– Правда, – кивнул Бюнге. По его широкому лицу тек пот. – Голос, что никогда не ошибается, сказал мне, что наш пленник – это Аларих.

– Правда, – в тон товарищу продолжил Дан. – Я видел миг появления на свет вождя вестготов, а затем – момент рождения этого русского где-то на Волге. Это одна душа.

– Хорошо, – Хильшер на несколько мгновений задумался. – Теперь осталось решить, как пробудить родовую память, чтобы из русского офицера, зараженного марксизмом, вытащить носителя германской власти. Какие будут соображения?

– Вариантов немного, – задумчиво проговорил Виллигут. – Провести его через все наши ритуалы. Арийская магия поможет ему вспомнить себя.

– А если нет? – скептически хмыкнул Хирт.

– Тогда – только Посвящение, – твердо сказал Виллигут. – Хотя прибегать к нему мне не хотелось бы. Так что оставим его на крайний случай.

– Ладно, эта проблема закрыта, – кивнул Хильшер. – Теперь вопрос к вам, Йорг, – когда будет готова сыворотка?

– Все необходимые ритуалы проведены, – фон Либенфельс подобрался. – К трем-четырем утра будет изготовлено около двух сотен порций.

– Что-то медленно, – проворчал Виллигут.

– Мы работаем с максимальной скоростью! – Глаза фон Либенфельса сверкнули, в голосе зазвучали гневные нотки. – И пора бы вам, товарищ Карл, научиться уважать чужой труд.

– Да я… – начал было Виллигут, но его прервали.

– Тихо! – сказал Хильшер негромко, но так, что спорщики смолкли. – Не время сейчас предаваться раздорам. Если даже лучшие из арийцев будут ссориться, как бабы на рынке, то наша раса точно обречена на вымирание.

Во взглядах, которыми обменялись арманы, было мало дружелюбия.

Нижняя Австрия, город Вена,

Венский аэродром.

27 июля 1945 года, 4:07 – 5:45

Они возникли из ночи, бесшумные, словно кошачьи шаги, и быстрые, как ветер. Охрана аэропорта, не готовая к встрече с таким противником, оказалась уничтожена в считаные мгновения.

Нападавшие орудовали исключительно холодным оружием и не производили шума. Тихо и планомерно они перебили всех, кто мог им помешать, и тогда настало время для больших тюков, которые оперативная группа «A» тащила почти восемьдесят километров.

Некоторое время на летном поле и в ангарах наблюдалась целенаправленная активность. Затем она как-то сразу стихла, сменившись тишиной и покоем. Фигуры, пришедшие из тьмы, растворились в предутреннем сумраке.

А затем рвануло.

Столбы пыли ударили к светло-голубым, словно недокрашенным, небесам. Град из кусков бетона заколотил по строениям аэродрома, будто каменный подарок неожиданно проснувшегося в сердце Европы вулкана. Гулкий, тяжелый грохот раскатился над холмами и донесся до самой Вены.

За первым последовала серия более слабых взрывов. Если сначала были изуродованы взлетно-посадочные полосы, то вторая серия – полностью уничтожила находившиеся на аэродроме самолеты. Корчились в огне, умирая, истребители «Як-3» и страшные для врагов «летающие танки» «Ил-2». Клубы черного дыма поднялись над аэродромом, неся запах едкой гари.

Штирия, город Грац, аэродром.

27 июля 1945 года, 4:23 – 6:01

Английские войска появились в Австрии совсем недавно. Лишь после раздела страны на оккупационные зоны, произошедшего девятого июля, когда Великобритания получила Каритнию, Штирию и Южный Тироль. И аэродром в Граце стал главной базой Королевских военно-воздушных сил.

Сейчас на аэродроме рядком стояли бомбардировщики «Ланкастер» и «Стирлинг», штурмовики «Тайфун» и десантные самолеты «Албемарл». Англичане сосредоточили здесь настолько большие силы, что закрадывалось подозрение, что они готовятся к масштабным воздушным боям.

Вот только с кем?

Но с земли аэродром оказался защищен довольно плохо, если не сказать – разгильдяйски. Оперативная группа «C» легко обезвредила охрану и проникла на территорию аэродрома.

Авиационные бомбы, аккуратно приготовленные англичанами к использованию, послужили немецким саперам в качестве дополнительной взрывчатки. В результате почти часовой работы и последовавших за ней взрывов аэропорт оказался надолго выведен из строя.

Ударной волной были выбиты окна в ближайших зданиях, а примчавшиеся на место катастрофы войска не обнаружили никаких следов диверсантов.

Штирия, город Грац,

штаб военной администрации

английского сектора.

27 июля 1945 года, 8:15 – 9:33

Экстренное совещание по поводу нападения на аэродром было назначено на восемь часов. Но вытащить сонных чиновников и офицеров из кроватей оказалось делом нелегким, и собрались они с пятнадцатиминутным опозданием.

Но не успел генерал Локхард, командующий Королевскими вооруженными силами в Австрии, сказать хотя бы словечко, как из коридора донеслась стрельба. Спустя мгновение в помещение ворвались вооруженные люди в гражданской одежде.

Штурмовые винтовки в руках нападавших с грохотом изрыгнули пули, зазвучали стоны и крики. Спустя пять минут все стихло. А налетчики покинули здание, проложив дорогу сквозь строй растерявшейся охраны.

Как выяснилось позже, убийцы проникли в здание ранним утром через крышу, непостижимым образом забравшись на высоту трех этажей. С тем, что удалось застать в одном месте практически всю военную администрацию, им крупно повезло. В один миг английская зона оккупации оказалась обезглавлена. Из бывших в кабинете большинство погибли сразу. Остальные скончались в тот же день – от тяжелых и многочисленных ран.

Оперативная группа «D» на сто процентов выполнила поставленную в Шаунберге задачу, в очередной раз доказав преимущество новой, высшей расы над обычными людьми.

Нижняя Австрия, город Вена,

военная комендатура Советской Армии.

27 июля 1945 года, 8:23 – 9:15

Сержант Усов лежал в коридоре комендатуры за укрытием, сооруженным из письменного стола.

Предмет мебели, сделанный из плотного дерева, несколько раз спас сержанту жизнь, приняв на себя удары пуль. Хорошо, что противник не имел времени прицеливаться. Та дверь, за которой он засел, хорошо простреливалась с двух точек, и только это спасало от огня неизвестно откуда взявшихся налетчиков. Когда дверь приоткрывалась, то либо Усов, либо кто-то с другой огневой позиции успевали дать очередь по двери, мешая врагу.

Чужаков в здании комендатуры обнаружили случайно.

Переводчик Зацек, страдавший бессонницей и, как всегда, пришедший на службу в семь утра, заметил в одном из коридоров промелькнувшую фигуру. Поднял тревогу, а по прибывшему на место караулу был открыт огонь.

Караульные почти все погибли, но поднятые по тревоге части гарнизона уже окружили здание.

Вот уж не думал сержант Усов, начинавший войну партизаном в брянских лесах, что в Вене, освобожденной от фашистов, ему придется браться за оружие, и не просто браться – а серьезно воевать.

Из комнаты справа от Усова доносились стоны – там умирал заместитель коменданта, генерал-майор Николай Григорьевич Травников. Случайная пуля пробила ему живот. Вообще, налетчиков, судя по всему, было не так много, но стреляли они почти без промаха.

Пахло в коридоре пороховым дымом. На полу, на самых подступах к двери, лежало несколько тел – результат первой, скверно подготовленной попытки уничтожить чужаков. Обошлась она дорого – пятеро убитых и трое раненых. Когда взгляд Усова падал на трупы, то сержант скрипел зубами, ощущая стыд и бессильную ярость. Ну а то, что вооруженные люди сумели проникнуть в охраняемое здание и уже почти полчаса успешно отбивали все атаки, внушало некоторые опасения.

За спиной бывшего партизана, за углом, находились полтора десятка автоматчиков. Они ждали приказ к атаке.

Сержант ругнулся сквозь зубы, вспомнив такую-то мать, и в этот момент засевшие в подсобном помещении налетчики пошли на прорыв. Дверь хлопнула, коридор перед Усовым оказался полон стремительно двигавшихся фигур.

Он не успел ничего подумать, а указательный палец его пришел в движение, привычно дернув спусковой крючок. Треск очереди потонул в грохоте боя. Один из бежавших по коридору упал. Но не успел сержант порадоваться, как ощутил удар по затылку. До гаснущего слуха донесся гулкий хлопок…

Более он не видел и не слышал ничего.

Комендант Благодатов отдавал последние приказания перед штурмом, когда сверху, со второго этажа, раздались крики и выстрелы.

– Они прорываются, прорываются! – гаркнул кто-то, а бой переместился на лестницу и приближался к месту дислокации коменданта.

– Занять позиции! – успел скомандовать генерал-лейтенант, прежде чем чужаки появились в поле зрения.

Патроны у диверсантов, судя по всему, были на исходе, поскольку штурмовые винтовки «Штурмгевер» в их руках плевались только одиночными выстрелами, но даже этого было достаточно.

Прежде чем советские солдаты успели открыть огонь, двое из них упали. Чужаки, которых оказалось всего трое, преодолели почти половину пролета широкой парадной лестницы.

Но тут на них обрушился мощный шквал огня. Кувыркаясь, полетели гранаты.

Благодатов видел, как череп одного из немцев превратился под ударами пуль в жуткое месиво. Но человек, вернее, то, что от него осталось, некоторое время продолжало двигаться по инерции. На ступени рухнуло мертвое тело, дергаясь в агонии и заливая зеленую ковровую дорожку багровой жидкостью.

Другие двое, к удивлению генерал-лейтенанта, прорвались сквозь огневой заслон и гранатные взрывы. Двигаясь так быстро, что иногда глаз не успевал отследить движение, они промчались через помещение.

Еще одного достали у самой двери. Выгнувшись дугой, тело ударилось о стену и сползло на пол, оставляя на обоях кровавый след. Последний из чужаков сумел выскочить на улицу. Но откуда-то со второго этажа хлопнул выстрел, а затем донеслись радостные возгласы.

Странное нападение было отбито.

Когда коменданту доложили о результатах налета, он не поверил своим ушам.

– Что? – спросил он. – Сколько?