Приключение Горохового Гномика

Моим Лёле и гаврошикам посвящается…

Глава 1. Гороховый Гномик и Мышик

Жил-был на свете Гороховый Гномик. Ну, нет, конечно, гороховых гномиков на свете очень много, живут они в каждом огороде, где люди выращивают горох. А в гороховых полях таких гномиков живёт много-много братьев. Но наш гороховый гномик – особенный. Что же в нём было особенного? – спросите вы. Да так, ответим, конечно, ничего особенного в нём не было. Просто он стал героем этой книжки. А как звали этого горохового гномика? – спросите вы. Да так и звали, ответим, просто Гороховый Гномик. С большой буквы «Г». А потом с другой большой буквы «Г».

Был он мечтательным и впечатлительным мальчиком с узким вытянутым лицом, на котором застыла блаженная улыбка. Носил большой зелёный колпак с кисточками, зелёную рубаху о трёх пуговицах, зелёные штаны по колено на помочах. Ходил Гороховый Гномик по большей части босым, хотя и была у него пара замечательных туфель из зелёной кожи с серебряными пряжками, которые он очень любил и берёг.

Своего домика у Горохового Гномика не было. Жил он в капюшоне старой брезентовой куртки, которая висела под навесом. Это за огородом налево. Там располагался садовый инвентарь: лопаты, грабли, тачка, несколько пустых вёдер. Рядом с брезентовой курткой висел свёрнутый кольцом старый поливочный шланг.

Обычно Гороховый Гномик спал в капюшоне до полудня, а то и до обеда, потом отправлялся на берег ручья, где вытряхивал из карманов в воду накопившиеся там косточки. Однако бывало, что к ручью-то он приходил, но, зачарованный перекатами певучего серебристого потока, забывал и про карманы, и про косточки. Так и ходил потом с карманами полными косточек.

Любил Гороховый Гномик бродить полевыми и лесными тропинками, нюхать цветочки и рассматривать бабочек и стрекоз. Любил звон жуков, гудение шмелей и трескотню кузнечиков. Любил эту огромную густую синеву над головой, и этот зелёный плетёный травяной ковёр под босыми ногами. Несли босые ноги Горохового Гномика куда глаза глядят, а глядели они вокруг зорко и пытливо. Увидал он поодаль дряхлый пенёк, поросший мхом и древесными грибами, и отправился рассмотреть его поближе.

Пенёк был невысок, ладно сложен, вкусно пах замшелостями. Гороховый Гномик повернул за пенёк и уткнулся носом в тёплое мохнатое брюшко. От неожиданности он отпрянул и спрятался по свою сторону пенька. Но мохнатое брюшко тоже испугалось Горохового Гномика и замерло по ту сторону пенька. Несколько минут оба тяжело дышали, переводя дух. Кто же из них осмелеет первым?

– Ты кто? – наконец спросило брюшко.

– А ты кто? – помедлив, недоверчиво отозвался Гороховый Гномик.

– Я – Мышик!

– А ты меня съешь?

– Не знаю ещё… Может, и съем, – бодрится мохнатое брюшко. – А ты кто?

– Я? Гномик…

– А-а… А ты какой?

– Я? Ну я… это… Гороховый.

– А ты сушеный?

– Ну, нет…

– Значит ты живой?

– А как это – живой?

Мышик ненадолго задумался. И в самом деле, как это – «живой»?

– Ну, ты с косточками?

– Косточек у меня полные карманы, – возгордился Гороховый Гномик.

Мышик ничего не понял и опять задумался.

– Ну, ты тёплый?

Гороховый Гномик посмотрел на свои прохладные ладошки и лишь пожал плечами.

Мышик не дождался ответа и вновь задумался.

– Ну, ты дышишь?

Гороховый Гномик натужно посопел носом.

– Дышу! – радостно воскликнул он.

– Тогда я тебя есть не буду, – рассудил Мышик. – Вот был бы ты сушёный – тогда съел бы. Я люблю сушёный горох, и вообще всякие вкусные семена и семечки.

Обрадовался Гороховый Гномик и решил обогнуть пенёк, чтобы посмотреть на Мышика. Но Мышик зашуршал травой и отступил вокруг пенька, вновь спрятавшись за него.

– Эй-эй! – закричал он. – Ты что это надумал?

– Хочу на тебя посмотреть, брат Мышик, – ответил Гороховый Гномик. – Ты сказал, что не съешь меня, и теперь мне нечего бояться.

– Да-а? Хорошо тебе, брат Гномик, – вздохнул Мышик. – Но я-то всё ещё боюсь тебя. А вдруг ты меня съешь?

– А я… А я не голоден, – нашёлся Гороховый Гномик.

– Совсем-совсем? – не поверил Мышик.

– Совсем-совсем, – быстро согласился Гороховый Гномик.

Это было правдой, ведь гномики едят очень мало и крайне редко. Последовало молчание. Стало понятно, что Мышика так просто не проведёшь, и невдомёк ему было, что Гороховый Гномик не собирается его обманывать.

– А у тебя зубки есть? – наконец спросил Мышик.

– Есть! – весело отозвался Гороховый Гномик.

Мышик отпрянул ещё на пару шагов.

– А они у тебя… большие? – испуганно спросил он.

– Нет! Меленькие-меленькие. Как бисер!

– Как бисер? – не поверил Мышик. – Ну-ка клацни!

– Как клацнуть? – не понял Гороховый Гномик.

– Ну, стукни зубами!

Стукнул Гороховый Гномик зубками, словно маленькая птичка звякнула хрустальными крылышками.

Рассмеялся Мышик:

– И это всё? Какой тогда из тебя хищник?..

– А какой он, этот хищник? – искренне поинтересовался Гороховый Гномик.

– Зубастый, – уверенно ответил Мышик, не прекращая смеяться, – хитрый и коварный, быстрый и ловкий.

– Ну, я совсем не такой, – ответил Гороховый Гномик и вновь двинулся вокруг пенька. – Я мечтательный и медлительный.

– Постой! – вскричал Мышик и вновь отступил вокруг пенька. – А клыки у тебя есть?

– Клыков нет.

– А когти?

– И когтей нет. Увы! – Гороховый Гномик вздохнул и присел на травку-муравку.

«Какой недоверчивый этот странный брат Мышик», – с досадой подумал он.

Рядом на пенёк села большая мохнатая бабочка. Гороховый Гномик заворожённо рассматривал узор на её крылышках, которыми она делала зарядку раз-два-три-четыре, и совсем забыл про Мышика.

– Э-эй! – позвал Мышик из-за пенька.

– Что, Мышик? – отозвался Гороховый Гномик, провожая взглядом большую мохнатую бабочку, которая изящно вспорхнула и продолжила путь.

– Почему ты больше не идёшь на меня посмотреть?

– Ты же меня боишься.

– Вроде уже не боюсь. У тебя же нет клыков?

– Ну да, нет!

– У тебя же нет когтей?

– Конечно нет!

– Тогда совсем не боюсь, – решил Мышик.

– Ну, выходи тогда из-за пенька, – попросил Гороховый Гномик.

– Нет, это ты иди на меня смотреть. Вот он я!

– Хорошо. Я иду.

Гороховый Гномик вскочил с травки-муравки, обогнул пенёк и увидел Мышика. Мышик держался передними лапками за пенёк, чтобы, случись что, рвануть назад, за укрытие. Был он сереньким-сереньким, с острым носиком, с чёрносмородиновыми глазками. Рассмотрел он внимательно Горохового Гномика и говорит:

– А ты совсем-совсем не страшный!

– И ты совсем-совсем не страшный! – ответил Гороховый Гномик.

– Значит мы оба совсем не страшные, – рассудил Мышик и рассмеялся заливистым смехом.

– Значит мы оба совсем не страшные, – согласился Гороховый Гномик и тоже рассмеялся.

Оба смеялись так громко, что качалась травка-муравка и удивлялись на лету жуки.

– Послушай, – воскликнул Мышик, – раз мы оба так весело смеёмся, значит, мы оба смешные!

– Самые смешные на свете! – согласился Гороховый Гномик, не переставая смеяться.

Так подружились Мышик и Гороховый Гномик.

– А ты точно-точно не голоден? – вдруг спросил Мышик.

Гороховый Гномик кивнул.

– Тогда смотри, что у меня есть, – заговорщицки подмигнул Мышик и приподнял подол мха у самого пенька. Там лежал аппетитный румяный кругляш с чёрными точками мака.

– Баранка! – вскричал Гороховый Гномик. – Где ты её нашёл?

– Где нашёл – там больше нет, – отрезал Мышик.

– Обронил кто-то из деток… – предположил Гороховый Гномик.

– А ты точно знаешь, что это? – недоверчиво поинтересовался Мышик.

– Конечно! Это баранка, – уверенно ответил Гороховый Гномик. – Я видел у детишек. Они их грызут. Ну, или сосут, если зубки ещё не выросли.

– А почему в ней дырка? – поинтересовался мышонок.

– Наверное, чтобы удобно было надевать на палец, – предположил Гороховый Гномик.

– Или на лапку, – согласился Мышик и надел баранку на свою лапку. – Ох, и тяжёлая же она, эта баранка!

Гороховый Гномик тоже попробовал надеть баранку на свою ручку.

– Да, тяжёлая, – подтвердил он.

– Но она, наверно, вкусная, раз её детишки грызут, – предположил Мышик.

– Скушай её, Мышик!

– Я её обязательно съем, – сказал Мышик. – Но потом…

– Почему, Мышик?

– Я хочу понять, зачем ей дырка? Ведь если бы дырки не было, то было бы больше самой баранки.

– Почему, Мышик?

– Потому что баранка была бы ещё и вместо дырки. А не только вокруг дырки.

– Ты прав, – поразмыслив, вынужден был согласиться Гороховый Гномик.

– Она была бы тяжелее, это верно. Но зато грызть её дольше, а это здорово.

– Послушай, Мышик! – нашёлся Гороховый Гномик. – Но ведь тогда она превратилась бы в круглое печенье. А печенье – это уже совсем другое лакомство! Не такое удивительное, как баранка!

– Ты взаправду так считаешь? – спросил Мышик.

Гороховый Гномик кивнул.

– Хорошо, – согласился Мышик. – Будем считать, что дырка в баранке такая же вкусная, как и сама баранка.

– Дырка и есть сама баранка, – принялся фантазировать Гороховый Гномик. – А придумали кольцо из теста вокруг дырки для того, чтобы удобно было положить дырку в карман, или надеть на палец. И не потерять её. А иначе как ещё ты поймёшь, где эта дырка лежит? Вот ты, Мышик, её бы даже не заметил, и не нашёл бы баранку, если бы не кольцо из теста вокруг дырки.

Мышик оценил ход мыслей своего нового друга.

– Верно, – он посмотрел на Горохового Гномика с уважением. – Когда я буду кушать дырку, я буду держать её в лапках за колечко из теста.

– Это очень удобно, – подтвердил Гороховый Гномик.

– И очень вкусно, – добродушно согласился Мышик.

– Ну, ты уж и от колечка откуси немножко, – посоветовал Гороховый Гномик, подмигнув Мышику.

– Ну, откушу, конечно, – легко согласился Мышик.

Они играли и возились весь день, пока на поляну не опустились сумерки. В воздухе запахло живительной вечерней влагой. Запели сверчки. Зажглись жуки-светляки. Наконец, взошла полная луна, посеребрив кромку травки-муравки, разбросав жемчуг по водам ручья.

Встрепенулся Гороховый Гномик. Подтянул зелёные штанишки, поправил помочи, вытер рукавом нос.

– Пора мне, – сказал он Мышику.

– Куда ты?

– На работу пора.

– А где ты работаешь?

– Я работаю в огороде.

– Ночью? – удивился Мышик и опять рассмеялся.

– Ночью-ночью, – рассмеялся в ответ Гороховый Гномик. Поклонился он Мышику и отправился восвояси.

Долго ещё Мышик смеялся вслед новому другу.

И Гороховый Гномик смеялся всю дорогу до родного огорода.

И так им обоим было в тот день весело – просто ой-ой-ой!

Глава 2. Гороховый Гномик и Фасолька

Фасолька, младшая девочка из семейства Бобовых, была очень маленького роста, худенькая и настолько лёгкая, что была почти невесомой. Светлые пытливые глазёнки с прищуром придавали девочке сосредоточенный вид. Казалось, это серьёзная девочка, которая занимается то одним важным делом, то другим, не менее важным делом. Но Фасолька была не такой.

Эта девочка была очень романтичной. Она любила рассветы и закаты, любила смотреть на подпрыгивающие воды убегающего вдаль ручья. Кроме того, Фасолька была очень доброй. Она ценила дружбу и никогда не забывала дни рождения друзей, но легко могла забыть, зачем шла (особенно, когда дядя Боб давал ей поручение), если по дороге попадалась красивая бабочка или стрекоза.

Рассеянность Фасольки иногда приводила к неприятным приключениям. Так, её несколько раз пытались склевать птицы. Воробьи уже давно не приставали к ней, так как Фасолька немного выросла и стала им не по клюву, а вот Сорока продолжала время от времени охотиться за ней.

Тут надо сказать, что эта наглая птица вообще доставляла много хлопот семейству Бобовых. На огороде случался форменный переполох, когда появлялась Сорока. Стручки суетливо захлопывались и задраивались наглухо. Те, кто не успевал вернуться в свои зелёные домики, прятались среди узких листьев, что было не так-то легко. Сорока деловито орудовала в огороде, разоряла сочные молодые стручки, топтала юную поросль, раскапывала и склёвывала семена из грядок, беспардонно гадила.

– Птицу видно по помёту, – ворчал дядя Боб, когда Сорока убиралась восвояси, и жизнь потихоньку входила в привычную колею. Он традиционно коверкал русские пословицы и поговорки, то ли плохо их помнил, то ли подгонял под ситуацию. Так и в этот раз. Он должен был сказать: «Птицу видно по полёту», но пробурчал немного иное.

Неизвестно, какой трагедией бы рано или поздно закончились налёты Сороки, но люди соорудили рядом с огородом пугало. Они подрезали кусторезом ветки старой засохшей сирени. Натянули на них линялый китайский пуховик, напялили вместо ладоней изношенные садовые рукавицы с резиновыми пупырышками, а вместо головы приладили перегоревший электрический самовар с носом-краником. Под самоваром было насажено лопнувшее колесо от садовой тачки. Оно обозначало одновременно и шею пугала, и шарф на ней. Детской рукой, синим маркером, была нарисована на самоваре устрашающая кривая рожица. Бобовые находили своё пугало очень красивым, а Сорока его на всякий случай побаивалась.

Наступил мир.

У Фасольки была старшая сестра по имени Сойка. Девушка округлая и румяная, а также очень серьёзная и трудолюбивая, любящая порядок во всём. Она была деятельной и распорядительной, правой рукой дяди Боба и хорошим примером для нашей малышки. Но, как бы мы ни старались выгораживать Фасольку, вынуждены признать, что та не торопилась этому примеру следовать. Возможно, ещё не пришло время.

Кроме того, у Фасольки был брат, которого звали Че. Он был лишь немногим младше Сойки. Это был отчаянный молодой человек, бородатый, гибкий и ловкий. Безрассудная смелость с лихвой компенсировала ему отсутствие какой-то особенной былинной силушки, которой он не обладал в силу небольшого роста и весьма хрупкого телосложения.

Сёстры и брат очень любили друг друга. Фасолька искренне тянула к ним свои ручонки, всегда готовая прижаться щекой к родным кровинушкам. Че выражал свои чувства добрыми шуточками, он был мастер поднять настроение. А Сойка частенько принимала позу «руки в боки», готовая деловито отчитывать младших брата и сестру. Но при этом умиляла их обоих, да и сама умилялась, превращая свои назидания в весёлые беседы, которые, увы, воспитательного эффекта не имели.

А ещё Фасолька была музыкальной девочкой. Она очень любила петь. Подумаешь, все маленькие девочки любят петь, – скажете вы. И будете правы. Конечно, ведь петь – это так здо́рово! А если в твоём имени произносятся целых две ноты из семи – «фа» и «соль», то петь – это ещё и естественно. Как пить воду. Как дышать воздух. Именно «дышать воздух». Мы же не говорим: «пить водой».

Идёт Фасолька по тропинке и поёт свою песенку:

Раз иголка, два иголка!

Я – колючий ёжик!

Покатился колобком —

Ни головы, ни ножек.

Вы меня не обижайте!

Станет плохо вдруг,

Знайте, что в логу найдётся

Старый верный друг.

Ухо слева, ухо справа

Я – отважный зайчик,

Прыг-поскок и под кусток

Как расторопный мячик.

Вы меня не обижайте!

Станет скучно вдруг,

Знайте, на лугу найдётся

Закадычный друг.

И все, кто слышали Фасольку, радовались её чистому голоску и её доброй песенке. Песенка Фасольки была импровизацией на один и тот же весёлый энергичный мотивчик, который она когда-то давным-давно придумала сама. Она никогда не запоминала однажды исполненные куплеты, поэтому каждый раз пела новые.

Фасолька часто увязывалась за Гороховым Гномиком, когда тот ходил к ручью высыпать косточки из карманов. Они любили сидеть вместе на пригорке и заворожённо смотреть на серебристый поток. Они удивлялись, как ручью удаётся изо дня в день оставаться точно таким же, притом, что он постоянно, ежесекундно, меняется?

– Интересно, – как-то спросил Гороховый Гномик Фасольку, – куда ручей уносит мои косточки?

– А может они застревают в иле или в камышах уже за ближайшим поворотом?

– Я ходил туда, – помолчав, ответил Гороховый Гномик, – там их нет.

– А зачем ты ходил туда? Там же крапива.

– Я думал увидеть там россыпи косточек на песке. Но их там нет.

Фасолька перехватила хмурый взгляд друга.

– Совсем нет, – твёрдо повторил Гороховый Гномик.

– Получается, они уплывают далеко-далеко? – задумалась Фасолька.

– Получается так. Ведь если их нет за нашим поворотом, то почему они должны быть за другим поворотом? Или за следующим поворотом?

– Верно! Раз их не интересуют повороты, значит, их интересуют дальние приключения. Ой, меня тоже интересуют дальние приключения! – воскликнула Фасолька.

– Меня тоже интересуют дальние приключения, – насупился Гороховый Гномик. – Но я не могу путешествовать.

– Почему? – невинно спросила Фасолька, и тут же сама ответила: – Ну да, тебе же надо каждую ночь ходить на работу в огород …

Гороховый Гномик достал из кармана пригоршню косточек, широко размахнулся и закинул их в воды ручья. Косточки звонко забулькали по перекатам и весело покатились на волнах прочь.

– Послушай, а может, их склёвывают утки? – пришло в голову Фасольке.

– Может, и склёвывают, – согласился Гороховый Гномик, – а может, наоборот, выплёвывают.

– Зачем они их выплёвывают, если уже склевали? – не поняла Фасолька.

– Не склевали, – заверил её Гороховый Гномик. – Утки едят головастиков. Но если нечаянно вместе с головастиком склюют косточку – то наверняка выплюнут её.

– Ну, не лягушки же их съедают?

– Не-е, лягушки интересуются комарами. Я сам видел!

– Ну, и не рыбы…

– Не-е, рыбы их точно есть не будут. Они едят мотыль.

– А разве мотыльки летают на речку? – удивилась Фасолька.

– Не мотыльки, а мотыль, – терпеливо повторил Гороховый Гномик. – Это такие красные червячки, из которых рождаются комары.

Раз это оказались червяки, Фасолька сразу же потеряла к ним интерес.

– И Хоря не будет есть твои косточки?

– И Хоря не будет, – кивнул Гороховый Гномик. – Хоря ест только рыбку. Я сам видел, как он в пруд за рыбкой ныряет. Я к нему подойти хотел, на рыбку посмотреть, а он стоит с рыбкой в зубах и шипит на меня.

– А ты?

– А что я? Я на него тоже зашипел. В шутку.

– А он?

– А он в норку залез. Больше в тот день я Хорю не видел.

– Хоря, когда сыт, зазря гулять не будет, – подтвердила Фасолька.

– Сытый Хоря отсыпается в своей норке, – заверил её Гороховый Гномик.

– Откуда ты знаешь? Ты разве был у него в гостях?

– Нет. Но у него же в норке темно. Что ещё там делать, кроме как спать?

В ответ Фасолька только кивнула головой.

Гороховый Гномик вынул ещё горсть косточек из другого кармана и размашисто бросил их в ручей. Зазвякали косточки по перекатам и понеслись, ведомые потоком.

– И всё-таки, куда уплывают мои косточки?

– Дядя Боб говорил, что наш ручей впадает в речку по имени Десна. Наверно, это далеко…

– А потом?

– Потом Десна впадает в речку Пахру.

– А что ещё говорил дядя Боб?

– Говорил, что Пахра впадает в Москву-реку, а та – в реку Оку. Ну, а Ока, наконец – в Волгу.

– Ого, сколько рек на свете! – искренне удивился Гороховый Гномик. – А куда впадает Волга?

– Волга никуда не впадает. Она так давно течёт в одно и то же место, что налила уже целое море. Каспийское.

– А что ещё сказал дядя Боб?

– Что своими вопросами я довела его до белого колена. Но я совершенно точно видела, что колени его оставались бордовыми. Он стоял, засучив штаны. Жарко было, – кивнула головой Фасолька.

Конечно, дядя Боб должен был сказать: «До белого каления». Это когда расплавленный металл становится белым из-за высокой температуры, и его можно ковать.

– А что ещё говорил дядя Боб? – не унимался Гороховый Гномик.

– Больше ничего не сказал, – развела руками Фасолька.

– Кас-пийское мо-ре! – отчеканил Гороховый Гномик, смакуя каждый слог. – Так вот куда стремятся мои косточки! Наверное, там им очень хорошо, в этом море….

– А вдруг там их поджидает какой-нибудь кашалот, который косточками питается? – фантазирует Фасолька.

Оба не знали кто такой кашалот, и как он выглядит. Но слово звучало тревожно, и Гороховый Гномик представил, как какой-нибудь злобный и зубастый кашалот поедает его косточки, и вся его натура решила взбунтоваться:

– Пусть только попробует мои косточки! Сразу заработает несварение желудка!

– Да! Несварение желудка! – подхватила Фасолька. – Пусть только попробует!.. Гороховый гномик!

– Что, Фасолька?

– А ты сам пробовал эти косточки?

– Я?

– Ну да! Они же всегда у тебя есть, эти косточки…. Неужели тебе никогда-никогда не хотелось попробовать их?

– Нет, не хотелось… А тебе?

– Что мне? – не поняла Фасолька.

– Ну… У меня всегда есть эти косточки… Тебе никогда-никогда не хотелось попросить у меня их попробовать?

– Нет… – пожала плечами Фасолька. – Никогда не хотелось.

– Странно, – подвёл итог Гороховый Гномик.

– Что странно?

– Странно, что у нас всегда были эти косточки, но нам никогда-никогда не хотелось их попробовать.

– А-а!.. Но мы ведь и сейчас не хотим их пробовать?

– Нет, не хотим! – согласился Гороховый Гномик.

– Значит, и потом мы не захотим их пробовать?

– Нет, не захотим!

Фасолька удовлетворённо кивнула головой и спросила:

– Гороховый Гномик, а откуда тогда ты знаешь про несварение желудка?

– Как откуда? – поперхнулся Гороховый Гномик.

– Ну, если ты сам косточки эти не пробовал, откуда ты знаешь, что от них начнётся несварение желудка?

– Я? Я не знаю… Я просто так подумал, – помолчав, ответил Гороховый Гномик.

– Понятно, – отозвалась Фасолька и лениво растянулась на травке-муравке.

Гороховый Гномик стянул с головы колпак и растянулся рядом. Огромная голубая стрекоза уселась на кончик колпака и принялась рассматривать парочку. Гороховый Гномик достал из кармана три косточки и протянул их на ладошке стрекозе. Та недоверчиво посмотрела на косточки и перевела взгляд на Горохового Гномика. Потом недоуменно пожала плечами и приделанными к ним крыльями, и улетела.

«Обиделась», – в унисон друг с другом подумали Гороховый Гномик и Фасолька.

– А если бы ты мог отправиться в дальние путешествия, куда бы ты направился? – спросила Фасолька.

– Я бы захотел посмотреть вот на все эти реки, которые ты назвала, – с готовностью отозвался Гороховый Гномик.

– Но ведь все реки, наверное, одинаковые? – поджала губки Фасолька. – Подумаешь: вода, берега… Одно и то же!

– Ну как же, Фасолька! Не могут они быть одинаковыми, – возразил Гороховый Гномик, – разные они: узкие и широкие, быстрые и ленивые, мутные и прозрачные… Вот даже наш ручей и то всё время разный.

– Ну конечно! И вместе с тем он всегда один и тот же. Это мы уже обсуждали, – махнула рукой Фасолька и заскучала.

Гороховый Гномик бросил в ручей горсть косточек. Слова Фасольки его расстроили.

– А я бы с удовольствием побросал косточки в разные речки, – тихо сказал он.

– А вот дядя Боб говорит, что где-то на свете существуют пустыни, – мечтательно произнесла Фасолька.

– А что ещё говорит дядя Боб?

– Он говорит, что есть очень жаркие пустыни – они песчаные, и бывают очень холодные пустыни – они ледовые.

– Наверное, и там, и там не сладко.

– А я хотела бы взглянуть. Хоть одним глазком.

– Одним глазком, пожалуй, можно… – нехотя согласился Гороховый Гномик. – Но реки всё равно интереснее.

– Какой ты неисправимый, – посетовала Фасолька.

– Если одни пустыни очень жаркие, а другие очень холодные – пусть их перемешают между собой, вот тогда будет хорошо!

– Почему, Гороховый Гномик?

– Ну как же, Фасолька! Ведь тогда и в жарких, и в холодных пустынях будет просто тепло. Лёд растает, потекут речки, а песок станет песчаными берегами.

– И вот тогда ты с удовольствием отправишься в пустыни. Чтобы поплавать по рекам. Я тебя поняла, Гороховый Гномик, – рассмеялась Фасолька.

– Вот только тогда туда многие отправятся, – посетовал Гороховый Гномик. – И они перестанут быть пустынями.

– Ага, – подхватила Фасолька фантазию друга, – они станут толпынями.

– Ну, нет, толпыни на свете и так есть, – возразил Гороховый Гномик. – Дядя Боб рассказывал про такую штуку: города.

– И что же он рассказывал про города? – поинтересовалась Фасолька.

– Не поверишь! Там люди живут друг у друга над головой. А у них над головой живут другие люди. А у тех ещё. И так много-много раз.

– Так не бывает, Гороховый Гномик. Как они удержатся друг у друга над головой?

– Каждый такой этаж как-то крепится. Я не знаю. Сам никогда не видел.

– Да и зачем им это? Места всем и так хватает.

– Видимо хватает, да не хватает. Это в пустынях никого нет. А толпыни на то и придуманы, чтобы толпиться на головах друг у друга.

– Какие-то нелепые эти люди, – фыркнула Фасолька. – Зачем сидеть друг у друга на головах, когда вон сколько необжитых лугов, полей, холмов, лесов.

– Пожалуй… – кивнул Гороховый гномик. – Я бы не хотел, чтобы кто-то жил у меня над головой. Допустим, в воротнике брезентовой куртки. А вдруг он однажды во сне упадёт ко мне в капюшон? И навалится на меня?

– Ох, и весело будет, наверное! – зажглась Фасолька.

– Ему-то, конечно, будет весело, – нехотя согласился Гороховый Гномик. – А вдруг он меня зашибёт?

– Значит, если и жить в толпынях, то только поверх всех! – вспыхнули глазёнки у Фасольки.