Kitobni o'qish: «Волки и ветер», sahifa 3
Лисичка была симпатичной – на неё было приятно смотреть. Её рыженький окрас отличался от привычной для волчонка палитры, а шёлковый хвостик умел вздыбить струны души вместе со снежной пылю.
Лисичка была милой – каждое её движение казалось точно выверенным. При том, на одном из этапов в расчёт добавляли детскую ошибку. В её грациозном беге всегда встречался один-единственный неуклюжий шаг. Голову она склоняла всегда чуть-чуть ниже необходимого; тогда глазки её виновато смотрели исподлобья.
Лисичка была сладкоголосой – стоило её раскрыть пасть, как Сарра уже слышал её голос, порою, даже раньше, чем она успевала произнести первый звук. И слышал он его чище и звонче, чем тот был на самом деле.
А быть может, вовсе Ласса была и не такой. Но уж точно такой она запомнилась волчонку. А на поляне не было никого, кто сумел бы его разубедить. Только он и она.
Они долго резвились в снегу, раз за разом выпрыгивали на жертву из-за сугроба. Жертвой была еловая ветка, надёжно укреплённая Саррой в снегу. Тренировали захват. Юный охотник старался вести себя серьёзно, как Взрослые. Он с важным видом рассказывал лисице о тонкостях охоты, словно безмятежному ребёнку, хотя она, если и была младше него, то не на много. Ласса лишь смотрела на него понимающим взглядом зверька, готового учудить какую-нибудь шалость в любую минуту.
И она чудила. Иногда вместо мишени ловила в объятия своего наставника, а иной раз норовила укусить серого друга за ухо или за хвост. Тогда волчонок оборачивался к ней и наказывал недоумевающим взглядом круглых глазок. А та лишь заливалась колокольчиком: «Хи-хи-хи».
А в один момент она пропала. Пока Сарра ставил на место сбитую ветку-мишень, она скрылась. Дотащив поросль в зубах до нужного места, юный охотник воткнул её в снег и огляделся. Не прыгали вокруг него бурые кисточки, и боков рыжих не было – ни одного.
Сарра вскочил на один из ближайших сугробов, чтобы осмотреться. В этот самый момент предательский, противный порыв Ветра – такой злостный, каких он не видал в своей жизни – сбил его с лап и столкнул вниз. Открыв глаза, Сарра обнаружил себя лежащим на спине в снегу возле блестящей насыпи.
Неужели Ветер стал так силён, подумал юнец. А ведь это только начало! Какую же силу называют Первородной? Какое странное слово. Кажется, мудрец Ор`таа упоминал ещё одно – «хаос». Да, вот оно – самое удачное имя для грядущего – хаос. Он говорил, что так называется полный беспорядок вещей в природе. А когда Ветер сдувает волка с места – это полный беспорядок!
Немного поблуждал, из-под лап доносился хруст. Он не звал лисичку, лишь переводил бесстрастный взгляд с одного великана на другого, надеясь зацепиться глазом за вспышку. Впрочем, не сильно.
Приходящее и уходящее – думал Сарра.
Как вспышка, она внезапно появилась в его жизни и также внезапно покинула её. Но волчонок не испытывал горечи, лишь невесомую, текучую словно вода в луже, тоску. Она не стала ему родной, а значит – не следовало переживать о потере.
Также безучастно Сарра взглянул на лисичку, когда нашёл её в игольнице голых кустов у края ложбины.
Ей удалось поймать зайца. Его беспокойная туша умещалась в кроваво-красном углублении, а Ласса жадно, с чувством меры поедала добычу.
Сарра внезапно понял, что проголодался; он не ел с самого восхода. Однако виду не подал: он рассудил, что Ласса не станет отдавать ему свой обед, ведь они не родичи. Волчонок остался стоять неподвижно. Ветер трепал его густую шёрстку: он действительно стал жёстче и холоднее… и сильнее.
Ласса подняла на него взмокшую мордочку и приветливо улыбнулась, будто впервые встретив Сарру.
– Чего стоишь? Присоединяйся!
– Но ведь это твоя добыча.
– Моя – не больше, чем твоя. Это же ты научил меня, как поймать зайца.
Сарра неосторожно приблизился к трапезе. Его обдало волной недоверия.
– Но разве… – он замялся. – Тебя не учили, что нельзя заботиться о незнакомцах?
Ласса снова взглянула на сына своей Матери исподлобья с большим удивлением.
– Конечно, нет! – возмущённо вскрикнула она. – Отец учил меня делиться. А ты, наверняка, голоден, охотничек. Да и никакой ты не незнакомец, Сарра, сын своей с Матери.
– Я не смогу ничем отплатить тебе за доброту.
– И не нужно. Мне будет достаточно того, что ты наешься. И ничего мне от тебя не нужно взамен.
Ели молча, прислушиваясь к песне леса. Чавкали.
Сарра пытался обдумать нечто важное, что он понял, но для чего не сумел подобрать названия. Он понял, что относился к Лассе несправедливо: подозревал её в злом умысле, в то время, как умышляла она только благое. Не многие волки были готовы поделиться с ним своей пищей – что уж говорить о других животных.
И ещё он понял, что очень расстроится, если Ласса уйдёт, если он больше никогда не услышит её рыжий колокольчик и не увидит две бурых кисти, скользящие над белоснежным полотном Тундры.
– Почему ты сбежала? – поинтересовался волчонок, дожёвывая кусок.
– Я люблю учиться, но вместе с тем люблю отрабатывать полученный урок. Ты показался мне очень умным, но каким-то скучным, как наши лисы-старики. Они только и делают, что поучают и поучают без конца. С серьёзной миной…
– Ха, наши старики такие же… – Сарру торкнуло. Видимо, Волчий Волк напоминал о своём существовании.
Неужели он превратился в одного из них? Из Взрослых? Нет-нет. Это невозможно!
– Лисы вовсе не такие, на самом деле. Мы любим резвиться под лучами полуденного солнца и давать друг другу прозвища. Тебя, Сарра, сын своей Матери, я назвала бы… Хмуряк!
– Ах так…
«Хмуряк», размышлял юный охотник, – значит, это правда. Значит, я становлюсь самым обычным серым волком. И телом сер, и душою сер. А в старости я, как Ор`таа, буду читать нотации и кряхтеть. И хмуриться всё время. Хочу ли я этого? Нет, конечно, я этого не хочу! Я этого боюсь!
Волчонок уткнулся мордочкой ковёр и обдал Лассу тёплой лавиной.
Поначалу та оцепенела. Потом медленно повернулась к нему и по своему обычаю едва заметно склонила голову на бок. Она – к нему. А он только и делал, что кричал «Рыжёнка! Рыжёнка!».
И они долго носились, вначале – по поляне, а вскоре – уже по лесу, в безуспешной попытке поймать друг дружку. Каждый раз, когда серая тень приближалась к красной, – судьба отталкивала их. Ласса не могла с ней бороться, а Сарра – не хотел.
И только спустя множество холодных зим, серый волк догадался, что на самом деле, в тот запечённый солнечный день – первый день, который ему довелось прожить от рассвета до самого заката – всё было совсем не так. Что на самом деле, судьба заставляла их с Лассой сближаться: находить и догонять друг друга в бессвязном колючем лабиринте. А вот разбегались они уже по своей воле. Потому что Ласса могла, а Сарра – хотел. Но оба не знали, что такое любовь.
Он не желал отпускать её от себя. И всё же, она исчезла. Шмыгнула за один из тяжёлых стволов, а когда Сарра выскочил, её не оказалось на месте. Её, быть может, не было во всём лесу. А может, и на всём белом свете не было лисички Лассы.
Впрочем, это уже не имело значения. Он полюбил её, а значит, она была.
– Любовь – это когда не можешь «без», – заключила Мать-Волчица.
Над миром сгущались сумерки. Впереди – на западе – уже почти растворилась в ночном океане лиловая подушка Царя. Царь засыпал; наступала новая эпоха.
– «Без» чего? – вопрошал волчонок, силясь поспеть за мамой.
– Без объекта любви. Без того, кого любишь. Я не могу без тебя, не могу без Стаи… Не могу без Луны.
– Я тоже не могу без вас, – ответил юный охотник.
– Значит, наша любовь взаимна.
– Вза… имна? – переспросил.
– То есть, направлена в обе стороны. Если ты любишь лисичку, а лисичка любит тебя – ваша любовь взаимна.
А любит ли она меня? Наверное, нет, раз сбежала. С другой стороны, разве любовь обязана быть взаимной? Ведь я тоже люблю Луну. Не могу «без» неё. А она, наверное, может без меня. Что же это, плохо? Нет, вовсе это не плохо.
– А что ещё значит любить? – спросил Сарра.
– Творить добро для того, кого любишь.
Волчонок задумался. Луна освещала Стае путь во мраке. И не требовала ничего взамен. А Ласса поделилась со мною пищей. Выходит, и они любят меня. И любовь у нас взаимная! Только не замечал я этого! Как же славно, когда тебя любят! И как славно любить других!
– Мама! – воскликнул он в порыве счастья. – мудрец Ор`таа не прав! Нужно любить всех. И всех волков, и всех лисиц. И Старого Филина даже. Как снег мы любим или нашу Луну. Или как Небесного Волка я люблю!
А почему надо? Потому что любовь – это добро. И когда мы любим – любят нас, а когда любят нас – и нам добро достаётся. А ежели любить весь мир, то и мир тебя полюбит!
Если природе не только подчиняться, а ещё и любить её всю без остатка – как счастливо жить станет! И вольно!
Мать-Волчица ничего не ответила. Она глубоко задумалась. И долго она думала. До самого утра думала.
***
Минула первая неделя затяжного похода. Вопреки представлениям Сарры об устройстве Тундры, двигаясь на запад, Стая всё явственнее погружалась в пучину ельников, лишайников, мхов и прочей растительности.
Ветер всё набирался сил. Самым пугающим было то, что никто не знал, откуда стихии удавалось черпать эти силы, и во имя чего творила она своё злодеяние. Быть может, взрослые ведали разгадкой, да только отказывались делиться ею с Саррой. В эти дни они сделались совсем молчаливыми от усталости. Печально и страшно было наблюдать за тем, как одна за другой в своре тухли пары глаз. Тот, чей взгляд угасал, тут же оседал, скукоживался, как заморенный жук, и переставал реагировать на окружающий мир. Лишь бесцельно продолжал перебирать ногами. Словно по привычке, как заговорённый.
Днём раньше не стало Адамма. Он утонул в зелёной пучине. Волк плёлся в веренице замыкающим, когда бешеный порыв Ветра со свистом мотнул его с протоптанной дороги в гущу леса. Но злодей не прекратил, не остановился на том, чтобы только припугнуть охранителя Стаи. Он надавил с новой силой, заталкивая Адамма в чащу.
охотников бросились было ему на выручку, да сами едва не сгинули под леденящее кровь завывание.
Последним, сорвавшимся с губ охранителя заклятием, стало обещание разыскать Стаю в будущем и вернуться. А затем он скрылся из виду.
Мало кто поверил его словам, а прочим – было уже всё равно.
О потере не говорили, и Сарра очень быстро забыл об Адамме. В детской памяти всегда найдётся место счастливым встречам и красочным забавам, а вот всё скверное – будь то потери или расставания – она, память-бишь, пропускает сквозь себя и выплёвывает за границы картины мира. Поэтому, а ещё потому, что было много иных забот, Сарра очень быстро забыл об Адамме. Неприлично быстро.
Привал устроили ровно в полночь – когда Луна встала прямо против земли. Ветер по-прежнему бушевал, правда где-то в другом месте. Стая, а если быть точным, сам Ор`таа, отыскал удачный островок среди зарослей. Это было нечто вроде широкого кратера, глубиной в рост одного зрелого волка. На его дне растительностью и не пахло: разве что два догнивающих пня слегка отдавали пылью.
Настала пора охотиться. Волки по-прежнему добывали себе пищу под покровом темноты, так как не сумели приспособиться к дневному образу жизни. Не знали, как и кого можно загрызть, когда, освещённый солнцем, весь мир раскрыт перед жертвой, как книга в жёлтом абажуре лампады.
Сарра упрашивал Взрослых очень долго: вначале Ор`таа, затем Мать-Волчицу и, наконец, самого Риф`фу. Тот в итоге поддался уговорам юнца и помог убедить остальных.
Ему позволили отправиться за пропитанием, но только под присмотром матёрого охотника.
Риф`фа обладал выразительной тёмной шерстью с бежевым оттенком. Он был строг и внимателен, хорошо обучен и говорлив. Риф`фа великолепно охотился, потому что знал, чем чреваты неудачи. В своей первой вылазке по молодости он потерял глаз. Произошло это ещё до рождения Сарры. Теперь на его месте мутнело бесчувственное бельмо. С тех самых пор он никогда не возвращался без дичи.
Однако волк не был через чур суров, особенно с детьми. Юнцов он любил, и даже, порою, играл с ними, хотя и убеждал других в том, что воспитывать детёнышей должно в строгости и порядке.
Решено было отойти на четверть лиги от бивуака – на таком расстоянии и зверушки встречались чаще, и дотащить их к остальным не составило бы труда.
Мастер шагал уверенно. Ученик – семенил неподалёку, умело перепрыгивая палки, древесные корни и укрытые снегом ямки. Сквозь паутину пушистых сосен и ароматных еловых спиц, проглядывалось таёжное небо. Оно морозило глаза и леденило кровь в жилах. И тем не менее, оставалась в нём доброта. Небесный Волк не позволил бы ей пропасть вовсе.
Почему Небесный Волк? Ну а кто же ещё властен над синим мраком и мертвенной тишью? Он, и только он руководит порядком. Но кто, в таком случае, руководит беспорядком?
Риф`фа отвлёк волчонка от расслабляющих мыслей. Он затянул свою любимую мантру:
нюху и слуху. Они никогда не обманут подготовленного волка.
Сарра вздохнул.
– Знаю я. Уже столько раз мне об этом рассказывали, – пренебрежительно молвил он. – Что я готов расстаться со слухом, дабы не слышать очевидного вновь.
Риф`фа помрачнел и повесил голову. Казалось, волчонок чем-то задел его или обидел ненароком.
– Я говорю о том, – Сарра попытался загладить вину. – Что хочу показать себя в деле! На практике!
Ему вдруг вспомнился разговор с Лассой. Он почувствовал себя на её месте и в очередной раз убедился в том, что лисичка была права.
– Не зная теории, ты не сумеешь поймать даже синицу, – отвечал Риф`фа. – Я рассказываю тебе те премудрости, которыми поколения наши предки овладевали, растрачивая пот и кровь. Не ведая основ, ты рискуешь проделать этот длинный путь самолично. А повторение, как известно, – мать учения. Вот и выбирай, что ты хочешь повторить.
Сарру неприятно кольнуло в самое сердце. Он осознал, что Риф`фа прав, и он зря нагрубил наставнику.
– Но разве не может теория быть поинтереснее? – спросил он с надеждой. – Хотя бы чутка.
– Она такая, какая есть.
Последнюю фразу мастер произнёс почти бездумно. Его внимание приковал едва ощутимый аромат, вскоре коснувшийся и носа Сарры.
Лось. Один. Самец. Проходил совсем неподалёку – ещё можно нагнать.
Когда волчонок оказался с ним лицом к лицу, то чуть не взвизгнул. Он был готов всхлопнуться на месте от щекотливой смеси счастья и волнения. И всё-таки, Сарра сдержался. Но даже так Риф`фа осадил его и велел оставаться в засаде, дожидаться сигнала.
Шёрстка взмурашилась на юнце: тёмно-коричневый исполин словно попал в привычный мир по какой-то несуразной ошибке, просочился к нам из древних преданий о фантастических существах.
Тем удивительнее великан, коему впору сворачивать горы и корчевать вековые сосны, смотрелся копошащимся в мёрзлой земле в поисках корешков и прочего съестного. Вытянутым концом морды он разбрасывал веточки и комья снега, а из его широких ноздрей в воздух поднимался белёсый пар. Могучую голову венчали втрое превосходящие её размеры костенелые рога. За долгие годы жизни животного, они успели сплестись в загадочный узор, кончавшийся парой острейших шипов. От них стоило держаться подальше – такие рога с лёгкостью острия способны проколоть самого толстокожего хищника.
