Товарищ Брежнев. Большой Песец

– Торговых судов не одна сотня. Как их все проверить? – буркнул полковник Кунов.

– Все не надо проверять. Начну немного издалека. Какой навар с отдельно взятой операции выгоден преступникам? Не менее ста тысяч…

Шум в зале^[26].

– Минимум пятьдесят тысяч. Сейчас объясню, господа. Допустим, есть эшелон ворованной пшеницы. Для того чтобы обеспечить его погрузку на судно, в порту должен быть руководитель группы, назовём его «генералом», два-три помощника – это «офицеры», и с десяток рабочих-грузчиков-докеров. Это минимум, необходимый для того, чтобы, не привлекая внимания, перегрузить нелегальный товар с поезда на судно. В порту разгрузки – аналогично. На корабле – естественно, капитан, боцман или старший офицер и два-три матроса. Теперь посчитаем доли. По старому пиратскому способу. Рядовой – одна доля, офицер – пять долей, генерал – десять. Получается: 23 доли рядовых, плюс семью пять – тридцать пять долей офицеров и тридцать долей для генералов. Итого – 88 долей. Округляем до ста. При пятидесяти тысячах прибыли получаем следующую раскладку. Рядовой получает – 500, офицер – 2500, генерал – 5000 рейхсмарок. Для любого из здесь присутствующих «офицерская» доля уже будет приятным бонусом, но если при этом имеется риск попасть в концлагерь… Согласитесь, господа, что данные деньги психологический минимум, если на другой чаше весов – как минимум концлагерь.

Лёгкий одобрительный шум за столом.

– Продолжаю. Малые суда исключаем. Я, конечно, не исключаю, что и на малых судах возят нелегальные грузы, но это, если можно так выразиться, – индивидуальное предприятие с очень низкими возможностями и с отсутствием сколь-либо значимых связей. Соответственно, вряд ли они заинтересуют русских. Так что ими пусть занимаются гестапо и крипо. Нас же интересуют суда с грузоподъёмностью от полутора тысяч тонн. Объясняю почему. Целиком грузить судно контрабандой нереально. На судно грузится официальный груз и плюс десять процентов нелегального, то есть сто пятьдесят тонн контрабанды. При стоимости одного килограмма немясного продовольствия порядка тридцати пфеннигов, общая стоимость контрабанды и составит искомые пятьдесят тысяч рейхсмарок. По мясной и молочной продукции расклад будет несколько другой, но там для перевозки нужны рефрижераторные трюмы на судах, а таких судов не так много. Итог – необходимо отслеживать сухогрузы грузоподъёмностью от 1500 тонн и рефрижераторы от 200–300 тонн. Если такие суда регулярно совершают рейсы между восточными портами и западными, пусть даже и имея промежуточный заход в порты Рейха, то имеется очень большая вероятность того, что такое судно участвует в контрабанде. И с капитаном такого судна имеет смысл поработать, а через него уже можно будет выйти на других участников этого «бизнеса», господин майор? – спросил оберфюрер.

– На Балтике – от Виндау и, пожалуй, до Данцига, включая Кёнигсберг, так как он тоже весьма близок к местностям, где наиболее вероятны хищения. На Чёрном море – от Одессы до Бургаса. Итого – десять крупных и два десятка небольших портов. Кроме того, считаю необходимым отследить судьбу чиновников из временно оставленных Вермахтом портов, если они получили должности не в Рейхе, а в портах к востоку или к западу от Рейха, то к таким чиновникам тоже следует внимательно присмотреться. Думаю, что отработка по данному сценарию существенно сократит объём работы и повысит эффективность. У меня всё, герр оберфюрер.

– Ну, вот видите, господа офицеры… Если немножко головой подумать… Полковник, – Шелленберг взглянул на Кунова, – надеюсь, на это у вас сил хватит?

– Так точно, герр оберфюрер.

– Тогда жду от вашей группы результатов. Две недели вам на отработку всех портов и судов. Через месяц все выявленные контрабандисты должны быть взяты под контроль.

6 января 1943 года

г. Беломорск, Карело-Финская ССР

Представитель Ставки ВГК вышел из служебной машины и неторопливо пошёл по покрытому утоптанным снегом деревянному тротуару.

Временная столица Карело-Финской ССР, только четыре года назад официально ставшая городом, представляла собой сильно разросшуюся деревню. Каменных строений раз-два и обчёлся. Улицы, говорят, вымощены досками, которых сейчас, правда, не видно под укатанным снегом. Сугробы. Торчащие за сугробами стволы зениток. Патрули. Дым из печных труб. Пронизывающий ветер с Онежской губы. И куча больших начальников. Шутка ли, здесь и штаб Карельского фронта, и почти все государственные и партийные структуры шестнадцатой союзной республики, эвакуированные из Петрозаводска, и республиканский штаб партизанского движения, и это всё при неполных пятнадцати тысячах местных жителей.

По всем раскладам и понятиям представитель Ставки сейчас должен был быть на Украине, существенная часть которой была уже освобождена от захватчиков и за которую он в первую очередь отвечал перед партией и Верховным. Но… Но много проблем в последнее время у представителя появилось. Многие соратники арестованы или бесследно исчезли с горизонта. Вполне возможно, что и за ним уже ведётся плотное наблюдение. В любой момент могли прийти хмурые парни из зловещей конторы и начать задавать неудобные вопросы. И ох как не хочется на эти вопросы отвечать. И надо срочно избавляться от неудобных свидетелей. Раньше были у представителя знакомые, имевшие доверенных людей, которые могли порешать деликатные вопросы, но сейчас к этим знакомым не обратишься. Кто арестован, кто скорее всего взят под плотное наблюдение подчинёнными предпочитающего очкам пенсне наркома. А сам представитель держать рядом с собой людишек для деликатных дел не любил. Зачем лишний раз подставляться? Но вот возникла необходимость, и нет никого рядом. Взял вот недавно у Гоши подготовленную группу для того, чтобы порешать вопросы на Волховском фронте. Так вопрос они решили, Мерецкова шлёпнули, а уйти чисто не смогли. Положили их всех волкодавы Берии. И к Гоше уже не обратишься. Обширный инфаркт у Гоши, врачи говорят, что вряд ли выкарабкается. Хорошо бы. Хотя должен был Гоша сразу помереть. Видать, протухла микстурка, сохранившаяся в закромах ещё со времён Ягоды. И нет сейчас возможности обновить запасец, всего пара доз осталась. А тут ещё на днях «радостную» весть в кулуарах услышал. В Пскове поймали Власова. Сидит сейчас в Ярославле и вроде бы уже показания даёт. И наговорить Андрюша может ох как много, и про представителя в том числе. И как заткнуть ему рот? Проблема. И тут вспомнилось представителю, что как-то товарищ Куусинен упоминал молодого перспективного паренька, которого он из Ярославля к себе в Карелию переманил. Наводим справки. Паренёк сейчас по комсомольской линии за партизанское движение в республике отвечает. Если не дурак, то должны быть у него доверенные люди, да и его связями в Ярославле можно будет воспользоваться.

Пришлось представителю Ставки изворачиваться, пробивая новое назначение в Карелию. Украина подождёт. Там всё нормально идёт. Красная Армия наступает, немцы – кукурузу им в задницу – драпают. А вот в Карелии с партизанским движением не всё в порядке. На Украине и в Белоруссии партизанам счёт на сотни тысяч пошёл, а в Карелии – едва полторы тысячи наберётся. Непорядок! Вот и поехал представитель Ставки ВГК дать хорошего начальственного пинка, поделиться успешным опытом и, так сказать, углубить-расширить и придать массовость партизанскому движению в этом болотно-таёжно-снежно-озёрном краю.

И вот идёт представитель Ставки ВГК в сопровождении чуть отставшего порученца к двухэтажному деревянному домику, в котором разместился штаб партизанского движения республики.

– Здравия желаю, товарищ представитель Ставки Верховного Главнокомандования! – вскочил из-за стола молодой, лет тридцати, парень с пышной чернявой шевелюрой и слегка длинноватым носом.

– Здравствуй, Юрий.

Юрий замер в ожидании продолжения.

Неожиданный визит старшего, очень старшего товарища из Москвы тревожил, добавляя нервозности в и без того напряжённую повседневную прифронтовую жизнь секретаря ЛКСМ республики. До Беломорска уже доползли слухи и сплетни о том, что глава республики потерял доверие партии и находится под следствием, но по большей части народ в это пока ещё не верил. А Юра – боялся верить. Шеф, патрон, благодетель, наставник – много эпитетов мог подобрать для товарища Отто Юрий, но обычно употреблял безличный термин – «старший товарищ». Товарищ Отто многое сделал для Юрия. Сделал главным комсомольцем республики, и не автономной, а союзной! Отмазал от фронта. Пристроил на вполне престижную и даже где-то героическую и в то же время вполне безопасную должность. Вроде как и с врагом борется товарищ Юрий, и в то же время не на передовой. И требовал взамен «старший товарищ» немного. Поддержать критику в отношении того, на кого укажет товарищ Отто, дать хорошую характеристику очередному нужному товарищу Отто человеку, выступить с почином или призывом. Ничего сложного. С началом войны товарищ Отто попросил пересылать ему документы по подготовке партизанских отрядов, отчёты о подпольной работе на оккупированной территории республики. Иногда от товарища Отто поступали команды включить в состав партизанского отряда определённого человечка или направить такого человечка на связь с подпольщиками. А иногда бывало и наоборот – не надо указанному товарищем Отто человеку ходить на ту сторону фронта. Да без проблем! Или вот почин двинуть – на заводе, делающем автоматы, изготавливать ещё и ножи. Как же в бой красноармеец без ножа пойдёт? Автоматов у нас уже много, а вот с ножами дефицит. Загрузим автоматное производство изготовлением ножей! И фигня, что любой нормальный мужик и так ножик имеет, а буде останется без ножа, так и сам без проблем из подходящей железки «финку» смострячит^[27].

В общем-то, ничего такого стрёмного за собой Юра не чувствовал, но боялся остаться без «старшего товарища». Без «старшего» тебя каждый обидеть может, и некому будет заступиться. А если «старшего товарища» ещё и арестуют по какой-нибудь контрреволюционной статье, то могут и за «младшим» прийти и спросить со всей строгостью за потерю бдительности. Вот Юра в перерывах между ударной работой по развитию, расширению, внедрению и тому подобному и мучился размышлениями: а не пора ли уже накатать лёгонькую критику в адрес товарища Отто или ещё рано? А тут вот из Москвы другой большой и старший товарищ пожаловал. Будет про товарища Отто спрашивать? И что отвечать, если спросит?

– Пойдём-ка прогуляемся, Юрий, а то надышался сегодня табаком в штабе фронта, аж голова гудит.

Вышли на улицу. Солнышко выглянуло. Снег блестит, ветер успокоился. Лошадка, стуча зимними подковами, протащила по улице дровни с сеном, оставив на проезжей части ароматные, исходящие парком отходы своего пищеварительного тракта. Лепота!

– Товарищ Куусинен о тебе, Юра, хорошо отзывался, – нейтральным тоном начал разговор представитель Ставки.

Юра аж вздрогнул. Вот оно? Что отвечать? Хрен его знает…

Представитель Ставки заметил реакцию комсомольского лидера, усмехнулся и внёс ясность:

– Он рекомендовал мне тебя как надёжного товарища и сказал, что ты уже решал по его просьбе сложные вопросы и на тебя можно положиться.

– Что с ним?

– У товарища Отто сейчас сложный период, но если ты поможешь мне решить одну проблемку, то всё у Отто будет хорошо.

– Что с ним? Он арестован? – голос у Юры дрожит.

– Не мандражируй, хлопец. Тот не большевик, кто в тюрьме ни разу не сидел. Всё будет нормально с твоим начальником. Если поможешь. Если нет – то и за тебя никто хорошего слова не скажет.

– Но я! Но как же? Я ведь ничего такого…

– Да? А первая бригада?^[28] Ничего такого? Халатность или саботаж? Или, может быть, ещё что похуже? Откуда финны про неё узнали? А ведь они знали…

– Но я могу всё объяснить…

– Объяснять в другом месте будешь. Если решишь вопрос, о котором я говорю, то и объяснять ничего не надо будет. И вообще хорош ныть, комсомолец.

– Так я готов, тем более если это для товарища Отто важно…

– Умничка. Сам сможешь себе командировку в Ярославль оформить? Или мне тебе помочь?

– Да нет, сам справлюсь. А когда в Ярославль-то надо?

– Завтра. Завтра туда вылетай. И вот что надо будет сделать…

6 февраля 1943 года

г. Москва

Все прошедшие дни после памятного освобождения из цепких лап Прокуратуры плотно сидел в Генштабе. Сначала с Василевским обсудили итоги рижского рейда, прикинули, что из этого можно использовать на северах.

Про между прочим вспомнил про вмёрзшую в лёд в Рижском порту баржу с селитрой. И как сапёры перепугались, когда во время бомбёжки возле неё было несколько взрывов. Если б сдетонировала – полпорта бы разнесло.

– Это ты к чему, Ильич?

– Да вот фантазирую. Идёт по морю такой сухогруз, гружённый селитрой и под нейтральным флагом, никого не трогает. Заходит в порт, а там немецкий линкор стоит или авианосец аглицкий. Проходит сухогруз на внутренний рейд и кааак шарахнет. И нету линкора с авианосцем.

– О как! Умеешь ты придумки придумывать!

– А чего тут придумывать? Я уж и не помню, где прочитал про взрыв в Галифаксе^[29].

– Упс. Нам же про это в Академии рассказывали.

– Ага. Там, по-моему, тысячи две-три тонны тротила было. А если кораблик покрупнее взять?

– Интересная идея. Надо её как следует обмозговать.

– Вот и помозгуйте, где её применить можно. Хотя если англичане в войну за фюрера впишутся, то и думать нечего.

– ?

– Средиземка или проливы.

– Почему?

– Ну сам посуди. Наши заливы в Балтике мелковаты для больших корабликов. И нет пока там у немцев сил на хорошее наступление. А на юге – глубины большие. Плюс скорее всего Адольф попытается Роммеля и остатки английских армий с Ближнего Востока через Турцию к нам на Кавказ двинуть. Вот и попробуют немцы туда на поддержку своей пехоте и танкам протащить свои большие кораблики. Опять же кроме англичан в это дело можно и итальянский флот подписать. Вот и надо нам эту эскадру где-нибудь у последней стоянки перед проходом в Чёрное море ловить.

– Ты откуда всё это знаешь?

– А что, угадал? Есть уже сведения?

– Ильич!

– Молчу-молчу. Не напрягайтесь так, товарищ генерал армии. Нету утечки. Сам додумался. Простейший анализ обстановки. Если в оперативном управлении полковники на эту тему уже мозгуют, то почему цельный генерал додуматься до этого не может. Тем более совсем недавно этот генерал был полковником.

– А откуда про то, над чем оперативное управление работает, знаешь?

– Да оттуда же. Если б не прорабатывали там эту тему, то под трибунал их всех надо за профнепригодность. Анализ.

– Ладно. Угадал-уговорил. Озадачу моряков-разведчиков. Пусть покумекают, куда твою баржу можно подкинуть.

После общения с Василевским плотно засел с офицерами оперативного управления за планирование новой операции на северах. А накануне усиленно поработал со спецами из 5-го и 6-го отделов^[30]. Василевский хотел меня с моими идеями диверсионной войны еще в ЦШПД к Пономаренко отправить. Но я отказался и ошарашил начальника Генштаба пессимистическими мыслями насчёт партизан в Карелии…

Я ещё при подготовке рейда в Ригу в ЦШПД бывал и информацию по партизанам плотно подработал. Украина, Белоруссия, Прибалтика, Ленинградская область и другие оккупированные области РСФСР на тот момент имели вполне дееспособное партизанское движение, способное оказывать существенное влияние на ситуацию в тылу Вермахта. Число отрядов исчислялось сотнями и даже тысячами, личный состав отрядов – десятками и сотнями тысяч^[31]. Исключением была Карелия. Большинство населения с оккупированной финнами территории нам удалось эвакуировать при отступлении. Оставшееся на оккупированной территории нефинское, некарельское население финны интернировали. Это так они называли помещение советских людей в концлагеря. На освободившееся место активно завозилось население из собственно Финляндии. Таким образом, партизанское движение в Карелии лишалось самого главного для партизана ресурса – поддержки населения. Партизаны Карелии больше походили на диверсионные отряды. Несколько десятков, реже, гораздо реже несколько сотен человек базировались в тылу частей РККА и изредка выходили в рейды по финским тылам на несколько недель. Они практически не имели постоянных баз на оккупированной территории. Если мне не изменяет память о будущем, то по послевоенным подсчётам выходило, что через партизанские отряды Карелии за всю войну прошло около пяти тысяч бойцов, а количество отрядов за всю войну не дотянуло и до четырёх десятков. Так что, если непредвзято смотреть на ситуацию в Карелии, – слабенькое получилось партизанское движение. Что не умаляет героизма собственно партизан и подпольщиков Карелии. Люди в сложнейших природных и климатических условиях боролись с врагом, отдавали свои жизни, теряли здоровье.

Но вот с организацией всей этой движухи были явные проблемы. К примеру снабжение ушедших в рейд отрядов было организовано похабно. Как правило, грузы для отрядов сбрасывались с самолётов на парашютах, не всегда точно, часто эти грузы финны находили раньше, чем к ним могли добраться партизаны. Загадка? Тупость? Или саботаж? Пущай НКВД разбирается. Ведь если подумать, то Карелия только на первый взгляд малопригодна для взлёта-посадки самолётов. Вроде бы лес, тайга, болота, валуны-останцы, и вообще сильно изрезанный рельеф местности, полноценный аэродром организовать действительно проблематично. А на деле – огромное, не поддающееся подсчёту количество рек и озёр, скрытых от наблюдения с земли труднопроходимыми лесами, поставь У-2 на поплавки, и он сядет летом практически в любом месте, ну, или гидросамолёты можно для этого использовать. Зимой та же картина, самолёт ставим на лыжи, и он спокойно садится на те же замёрзшие реки, озёра и болота. С учётом откровенно хреновой ситуации у финнов с авиацией и радиолокаторами, больших разрывов в линии фронта, вызванных той же пересечённой местностью, и в связи с этим практически отсутствующей ПВО в этих разрывах, снабжение рейдовых групп можно было бы организовать вообще без особых проблем. Почему это не делалось? Только потому, что этим занимались не профессиональные военные, а, так сказать, любители? Но, блин, сейчас в армии девять из десяти в недавнем прошлом гражданские, и ничего, на других участках фронта вполне себе успешно справляются. А здесь, в Карелии? Тупостью внезапно всё партизанское начальство заболело? Если партизанские отряды, по сути, действуют как ДРГ, то на хрена нужен штаб партизанского движения Карело-Финской ССР? Для отчёта? Когда что-то для отчёта делаешь, то и в итоге получается только отчёт! Не было возможности в Карелии развернуть серьёзное партизанское движение, не было там поддержки населения, потому что самого советского населения там во время оккупации практически не осталось. Так надо это признать и не заниматься фигнёй. Нету партизан – будем работать по тылам финнов диверсионными группами. С подчинением штабу фронта, а не партизанскому штабу. Зачем содержать бесполезную бюрократическую структуру, тем более во время войны? Если мы признаём, что партизаны Карелии – это ДРГ, то и подготовка, и снабжение, и подчинение отрядов должны быть соответствующими.

– Эк ты, Ильич, загнул! В политуправлении по головке за такое не погладят! Наживёшь себе там врагов.

– Да они и так на меня косо смотрят. На ровном месте докапываются. Хуже уже не будет.

– Так что ты конкретно предлагаешь?

В задуманной операции опять существенная роль отводилась дезорганизации тыла противника. Дезорганизации на качественно новом уровне. В уже закончившейся операции «Большая искра» мы задействовали пять сотен ДРГ и ещё около сотни партизанских отрядов и групп. Эти ДРГ и отряды в течение пары недель целенаправленно, не ввязываясь в боестолкновения, отстреливали автотранспорт противника. Так что к моменту начала нашего прорыва от Ильменя к Пскову и Риге у немцев были серьёзные проблемы как с организацией снабжения фронтовых и тыловых частей, так и с возможностью быстрого манёвра этими частями. Каждая группа и отряд в среднем за день выстрелами из ПТР с больших дистанций выводили из строя двигатели на трёх-пяти автомобилях. Минус две-три тысячи машин в день. За десять дней немцы лишились около двадцати пяти тысяч автомобилей. При массированном применении действующих таким образом ДРГ потери среди них самих были весьма незначительны. Целиком погибли только одна ДРГ и одна партизанская группа. Потери в личном составе имели ещё 12 ДРГ и 17 отрядов. Всего потери личного состава составили 57 человек убитыми и 91 ранеными. Что для операции в тылу противника, в которой было задействовано более пяти тысяч бойцов, совсем не много. И объяснялись такие низкие потери просто. Даже обнаружив нашу ДРГ, немцы не имели возможности блокировать район, где группа была обнаружена, так как для такого блокирования тоже был нужен транспорт, который наши группы очень быстро и выводили из строя. Кроме того, часть групп была задействована в уничтожении немецких штабов. Такие группы наводили на штабы противника нашу авиацию, а после бомбёжки добивали немецких штабистов залпами из «катюш», поставленных на санные шасси.

В общем, на данный момент мы имели более пяти тысяч опытных, обстрелянных диверсантов, заточенных на массированную дезорганизацию тылов противника. Для Карелии более и не требуется. Основным районом для приложения сил наших ДРГ была выбрана местность между Ладогой и Онегой и к северо-западу от Онеги.

– Предлагаю следующее. Работать надо по северо-восточному берегу Ладоги и далее на север и северо-запад. Там практически отсутствуют железные дороги. Единственная железная дорога из Финляндии там ведёт к Петрозаводску. Немногочисленные в средней части Финляндии железные дороги упираются в советскую границу и дальше не ведут. Железку на Петрозаводск вполне реально полностью парализовать подрывами мостов на многочисленных речках и ручейках. Основными и даже единственными путями снабжения частей на передовой и гарнизонов являются грунтовые дороги. 50, 100, а иногда и 300 километров грунтовки через тайгу с мостами, гатями и бродами и при почти полном отсутствии сколь-либо больших населённых пунктов и соответственно гарнизонов по пути следования.

Далее с помощью схем и расчётов на бумаге излагаю, так сказать, экономику и математику своей задумки. Финская пехотная дивизия, а танковых дивизий у финнов нет, это шестнадцать тысяч человек по штату. На круг берём десять тысяч, вряд ли у них сейчас больше в войсках наберётся. Каждому бойцу в день надо по одному килограмму пищи. Итого десять тонн продуктов. Для ежедневной тыловой и боевой деятельности дивизии необходимо по минимуму, если не ведутся активные боевые действия, а только небольшие перестрелки, десять тонн горючего для штабных, грузовых и боевых машин и десяток тонн различных боеприпасов. Получаем тридцать тонн расходников в день на дивизию. Это шесть-десять грузовиков снабжения плюс один-два-три грузовика с охраной этой колонны. Для ровного счёта возьмём десять грузовиков в день – столько должно приходить в дивизию с тыловых баз снабжения. А те базы – в Финляндии. В среднем от такой базы до передовой – сто километров. По лесным грунтовкам – часов пять-шесть-восемь. Если на такую грунтовку посадить три-четыре ДРГ, то они в принципе, не встревая в бой с конвоем, а делая только несколько выстрелов из ПТР по двигателям грузовиков, могут целиком уничтожить конвой. Не груз. Но за грузом надо будет ещё один конвой посылать. Этот новый конвой тоже прореживаем. Итог – уничтожили десяток-полтора грузовиков и на сутки задержали снабжение дивизии. Какие-то запасы в дивизии всегда есть, но вряд ли более чем на десять-пятнадцать дней. Соответственно, если действуем так на этой дороге постоянно, то запасы в дивизии за десять дней как минимум уполовинятся, а то и к нулю будут стремиться. Если к отстрелу машин добавить подрывы мостов, минированные или простые завалы, то для прохождения конвоем этой дороги может понадобиться и несколько суток. Так что недели через три в дивизии нечего будет жрать и нечем будет стрелять.

Противодействие финнов этой нашей тактике. Возможно только два варианта. Первый – усиление конвоев. Но как конвой ни усиливай, поваленную сосну быстрее с дороги не уберёшь. Одна сосна – это минимум минут двадцать-тридцать задержки в пути. Одна поваленная сосна на каждом километре стокилометровой трассы – 35–50 часов задержки в пути. Если к этому добавить обстрелы грузовиков, скажем, у каждого десятого завала, то получим ещё часов десять-двадцать задержки. Соответственно, конвой в пути будет минимум трое суток. И везти он будет должен соответственно трёхсуточный, а не суточный запас снабжения дивизии. Это тридцать грузовиков, не считая цистерн для топлива, предназначенного, собственно, для колонны. Тридцать грузовиков на лесной дороге вытянутся минимум на три километра. Прямой видимости на лесных дорогах на такие дистанции не бывает. Соответственно, ДРГ будет иметь возможность обстрелять хвост уходящей колонны. Опять задержка. Стоп колонна.

С головы конвоя бегут на помощь. ДРГ свалила в лес. Финны возятся с подстреленной парой-тройкой грузовиков. Дорога тесная, не разъехаться. Грузовики с пробитыми движками надо брать на буксир. Задержка на час-полтора. Три-четыре такие засады, и в колонне битых машин будет больше, чем небитых. Шесть-семь таких обстрелов, и конвой уже не сможет дальше двигаться.

Второй вариант – сплошная стационарная охрана дороги. Патрулирование дороги – не катит, так как такие подвижные патрули разделят участь конвоев снабжения. Для надёжной охраны дороги необходимо обеспечить стационарные посты в пределах прямой видимости друг друга, а это на лесной дороге не более пятисот метров, часто – гораздо меньше. Значит, на сто километров дороги необходимо иметь двести-триста стационарных постов по два, а лучше по четыре бойца на каждом 400-1200 бойцов. Если на такой стационарный пост выйдет не пара-тройка наших осназовцев, а отделение? Пипец посту. Значит, надо иметь ещё и группы быстрого реагирования для поддержки таких постов. Далеко их не поставишь. Километра через два их надо ставить, чтоб ГБР могла добраться до поста, пока его не уничтожили. Такая ГБР должна состоять минимум из взвода при двух автомобилях. Итого – 50 взводов – или 1500–2000 бойцов и автомобилей плюс 1200 бойцов на стационарных постах. Получаем – треть дивизии надо будет финнам снять с передовой для охраны дороги. Что для нас вообще замечательно.

Совмещение первого и второго вариантов к улучшению для финнов не приведут.

– Почему? Ведь если дороги так охранять, то конвои будут идти без задержки.

– Ну, во-первых, для организации такой охраны финнам понадобится какое-то время. Пока они осознают, что наши ДРГ действуют на постоянной основе и сваливать с дороги не собираются. Так что дня три-четыре осназовцы на дороге порезвятся вполне себе свободно. Но когда финны всё-таки на дорогу посадят свои посты, тогда добавляем им проблем следующим образом. На дороге изначально действует десять наших ДРГ по двадцать бойцов каждая. По десять км дороги на ДРГ. ДРГ делится на пять групп по четыре бойца и по два километра на такую группу. Два бойца на лыжах быстренько пробегают вдоль дороги и валят взрывпакетами несколько деревьев, а ещё двое с ПТР ждут у одного из таких завалов финскую колонну. Когда через несколько дней финны начнут выставлять стационарные посты на дороге, то ДРГ начинают объединяться и нападать на такие посты и группы быстрого реагирования финнов. В результате еще через неделю – дней через десять финское командование будет вынуждено в группы быстрого реагирования выделять уже не взводы, а роты. Пятьдесят рот! Нет в дивизии столько рот! Итог – через пару недель после начала действия наших ДРГ на такой дороге командование финской дивизии будет вынуждено либо смириться с начавшимся голодом в подразделениях и истощением боеприпасов, либо начать отступление поближе к базам снабжения на финской территории. Причём отступление в пешем порядке, так как либо все грузовики дивизии к тому времени будут выведены из строя, либо они встанут на прикол из-за отсутствия топлива. И это мы ещё не рассмотрели тему со штурмовкой конвоев снабжения нашей авиацией. За тремя-пятью грузовиками охотиться с воздуха не очень эффективно. Но как только конвои увеличатся до пары-тройки десятков машин, то такая цель становится очень аппетитной для наших Ил-2 и Пе-2.

– Эк ты размахнулся. Пятью тысячами осназовцев всю финскую армию побороть…

– Ну, положим, не всю. И не только Осназом, авиации придется тоже поработать, и транспортной, и штурмовой. Если не брать в расчёт мурманское направление, то финны в Карелии имеют два десятка пехотных дивизий. Половина из них на Карельском перешейке под Ленинградом. Оставшийся десяток растянут на семьсот-восемьсот километров от Ладоги и почти до Кольского полуострова. Карельский перешеек мы поначалу не трогаем. Работаем к северу от Ладоги. Имеющихся групп Осназа хватит, чтобы создать проблемы со снабжением и двадцати пяти дивизиям, а их у финнов на рассматриваемом участке всего десять. Так что придётся финнам либо спешно там отступать, либо перебрасывать войска с Карельского перешейка. Отступать они не захотят, ведь тогда мы сможем не штурмовать укрепрайоны финнов на Карельском перешейке, а обойти их с севера, вокруг Ладоги и окружить. Так что перебросят войска. Никуда не денутся. Ведь никаких существенных резервов-то у них больше нет. И от немцев они помощи не получат. Перебрасывать придётся не менее пяти дивизий. И останется напротив Ленинграда всего пяток пехотных дивизий. И что, не сможет Говоров армиями Ленинградского фронта прорвать оборону пяти финских дивизий на Карельском перешейке? Прорвёт! По времени получаем такой расчёт: неделя-две на подготовку, две недели Осназ работает к северу от Ладоги, неделю финнам на переброску войск с Карельского перешейка и еще две недели Ленинградскому фронту на прорыв к Выборгу Если переброску финны не начинают, то переходим в наступление между Ладогой и Онегой и за Ладогой поворачиваем на юг и идём опять к Выборгу Финская группировка на Карельском перешейке окружена. Путь к Хельсинки открыт. Не смогут финны что-то серьёзное нам противопоставить на пути от Выборга до Хельсинки. Максимум через неделю после освобождения Выборга возьмём и Хельсинки. Итого – два месяца. Не успеют за это время немцы с англичанами среагировать, у них всё внимание будет сосредоточено на Украине, Турции и в Прибалтике.