Kitobni o'qish: «Скажи пчелам, что меня больше нет», sahifa 2

2
День голубого вина

От безумной усталости Роджер спал как убитый, невзирая на неудобства: постелью четверым Маккензи служили два рваных одеяла, которые Эми Хиггинс торопливо вынула из сумки с одеждой для починки. Под одеялами лежала недельная порция нестираного белья Хиггинсов, а накрываться гостям пришлось собственной верхней одеждой. Спать было не холодно: с одного бока согревал жар от погасшего костра, с другого – тепло детских тел и объятия жены. Едва успев прочитать благодарственную молитву – предельно короткую, зато искреннюю, – Роджер провалился в сон, как в бездонный колодец.

У нас получилось. Спасибо.

Он проснулся в полной темноте; пахло горелой древесиной и содержимым ночного горшка. Сзади тянуло холодом, хотя он засыпал спиной к огню – должно быть, повернулся во сне. В нескольких футах от лица Роджер увидел слабое свечение догоравшего очага; на почерневших поленьях алыми венами пульсировали тлеющие угольки. Он протянул руку назад: Брианны рядом не оказалось. На дальнем конце одеяла возвышался небольшой холмик – должно быть, там спали Мэнди и Джем; остальные обитатели хижины еще не проснулись, их дыхание отчетливо слышалось в ночной тишине.

– Бри?.. – прошептал Роджер, приподнявшись на локте.

Она стояла, прислонившись к стене неподалеку от очага, и натягивала чулок. Затем опустилась на корточки возле мужа и погладила его по щеке.

– Я иду на охоту с па, – прошептала Брианна ему на ухо. – Мама присмотрит за детьми, если ты будешь занят.

– Ладно. А откуда у тебя… – На ней была теплая охотничья рубашка и просторные залатанные бриджи. Он провел рукой по ее бедру, ощущая под пальцами грубые стежки.

– Папа одолжил, – Бри поцеловала Роджера. Ее волосы поблескивали в свете тлеющего очага. – Ложись поспи. До рассвета еще не меньше часа.

Ловко переступая через спящих и сжимая в руках ботинки, она пробралась к выходу и беззвучно юркнула за дверь, на секунду впустив в дом струйку холодного воздуха. Бобби Хиггинс пробормотал что-то сонным голосом; один из мальчишек сел на полу, испуганно произнес: «Что?» – и снова плюхнулся в постель.

Свежий воздух моментально растворился в уютной духоте, и хижина погрузилась в сон. Только Роджер не спал. Он лежал на спине, испытывая смешанные чувства: спокойствие, облегчение, радость и тревогу.

У них и правда получилось!

Он еще раз мысленно пересчитал всех членов своей небольшой семьи. Все четверо были здесь, целые и невредимые.

В памяти проносились обрывки воспоминаний; он не пытался их удерживать, позволив разрозненным картинкам свободно появляться и исчезать в сознании. Увесистый слиток золота в потной руке и животный ужас, когда он чуть не потерял его, уронив на качающуюся палубу. Дымящаяся тарелка каши и стакан виски – проверенное средство от холодного шотландского утра. Брианна скачет вниз по лестнице на одной ноге, держа забинтованную вторую на весу. На ум невольно пришла детская скороговорка: «У дамы одной есть журавлик ручной, немного хромой».

Прощальное объятие с Баком на краю пристани, терпкий запах его немытых волос. Бесконечные, холодные, неотличимые одна от другой ночи в трюме следующей в Чарльстон «Констанции». Они вчетвером сидят в углу за каким-то грузом, оглушенные ударами волн о корпус судна; измученные морской болезнью и смертельно уставшие – не в состоянии испытывать ни голод, ни страх. Заполнившая трюм вода поднимается все выше, окатывая их холодными брызгами при каждом крене. Прижимая к себе детей, они отчаянно пытаются согреть их жалкими остатками тепла своих тел, чтобы сохранить им жизнь.

Роджер невольно задержал дыхание, предаваясь тяжелым воспоминаниям. Наконец он выдохнул, положил руки на дощатый пол по обеим сторонам постели и закрыл глаза, позволяя образам прошлого раствориться в ночи.

Назад пути нет. Они приняли решение и смогли добраться сюда. В безопасное место.

И что теперь?

Когда-то он жил в этом доме, причем довольно долго. Значит, нужно будет построить новый; Джейми вчера сказал, что земельный участок, подаренный губернатором Трайоном, по-прежнему принадлежит ему и записан на его имя.

Сердце радостно забилось. Впереди новый день, рассвет новой жизни. С чего же начать?

– Папочка! – раздался громкий шепот у самого уха. – Мне надо на гойсок!

Роджер улыбнулся и встал с постели, отбросив в сторону накидки и рубашки. Мэнди нетерпеливо перепрыгивала с ноги на ногу, словно маленький галчонок.

– Пойдем, моя хорошая, – прошептал он, взяв ее за теплую липкую ладошку. – Отведу тебя в уборную. Смотри не наступи на кого-нибудь.

* * *

За свою недолгую жизнь Мэнди повидала немало уборных, так что ее ничто не смутило. Когда Роджер открыл дверь, огромный паук свалился откуда-то сверху и повис на тонкой паутинке, качаясь из стороны в сторону у него перед лицом. От неожиданности отец и дочь вскрикнули – точнее, Мэнди завизжала, а Роджер издал более подобающий мужчине хриплый возглас.

В предрассветной тьме паук напоминал черный клубок с ножками и от этого казался еще страшнее. Встревоженный их криками, он торопливо пополз вверх по паутинке и затаился в своем привычном убежище.

– Я туда не пойду! – заявила Мэнди, прижавшись к отцовской ноге.

Роджер вполне разделял дочкины чувства, но вести ее в кусты было еще опаснее: во-первых, там могли таиться другие (возможно, более крупные) пауки, а также змеи, летучие мыши и неизвестные хищники, которые предпочитают охотиться в рассветных сумерках. Например, пумы… Эйдан Маккаллум накануне рассказал занимательную историю о встрече с пумой на пути в уборную. В эту самую.

– Не бойся, малышка. – Роджер взял дочку на руки. – Паук убежал. Он и сам нас боится, так что больше сюда не сунется.

– Мне страшно!

– Знаю, моя хорошая. Не волнуйся, даже если он вернется, я его убью.

– Из ружья? – с надеждой спросила она.

– Конечно, – твердо сказал он, прижимая Мэнди к груди. И нырнул внутрь, запоздало вспомнив рассказ Клэр: как-то ей пришлось выгонять из уборной притаившуюся на сиденье гремучую змею.

К счастью, все обошлось – если не считать, что Мэнди чуть не провалилась в выгребную яму, когда он немного ослабил хватку, чтобы подтереть ей попку сухим кукурузным початком.

Слегка вспотев, несмотря на утреннюю прохладу, он вернулся в дом. Пока их не было, все без исключения Хиггинсы, а также Джем с Жерменом, успели встать.

Эми Хиггинс удивленно моргнула, услышав, что Брианна отправилась на охоту. Потом он добавил, что с ней отец, и изумленное выражение сменилось понимающим кивком. Роджер внутренне улыбнулся. Отрадно видеть, что Хозяин по-прежнему пользуется непререкаемым авторитетом у обитателей Риджа – даже после длительного отсутствия; Клэр вчера сказала, что они с Джейми и сами вернулись лишь около месяца назад.

– Много здесь появилось новых поселенцев, с тех пор как мы уехали? – спросил он у Бобби, который сидел рядом на скамье, держа в руках тарелку каши.

– Уйма! – закивал Бобби. – Семей двадцать, не меньше. Хотите молока с медом, преподобный? – Он любезно подвинул гостю горшочек меда. По суровой шотландской традиции кашу приправляли солью, но Бобби был англичанином, и в виде исключения ему дозволялось подслащать свой завтрак. – Ой, совсем забыл спросить: вы все еще пастор?

Клэр вчера тоже об этом спрашивала, однако вопрос снова застал его врасплох.

– Да, – подтвердил он и налил из кувшина молока. Сердце забилось от волнения.

Роджер и правда им был. Хотя и не вполне на законных основаниях. Конечно, он целый год проводил в Ридже крестины, венчания и похороны, а также читал проповеди и выполнял прочие обязанности пресвитерианского священника. Так что местные жители по праву считали его таковым. Однако он не проходил официального обряда рукоположения. По крайней мере, пока.

– Возможно, я зайду к новым поселенцам, – бросил он невзначай. – Не знаешь, они католики? Или другого вероисповедания?

Вопрос был риторическим: все обитатели Риджа прекрасно знали и не стеснялись обсуждать религиозные предпочтения соседей, хотя и не всегда в открытую.

Эми поставила перед гостем оловянную кружку с цикорием и со вздохом облегчения села, намереваясь позавтракать традиционной соленой кашей.

– Пятнадцать семей католиков, – начала она перечислять. – Двенадцать из них – пресвитерианцы, три – методисты «Голубого света». Остерегайтесь этих людей, преподобный!.. Хмм… Еще вроде парочка англиканцев… Орри!

Эми вскочила, чтобы предотвратить катастрофу: шестилетний Орри, пыхтя, поднял над головой полный ночной горшок, собираясь опорожнить его на Джема. Тот полусонно моргал, сидя со скрещенными ногами перед очагом с ботинком в руке.

Вздрогнув от материнского крика, Орри выронил горшок на только что разгоревшиеся дрова – к счастью, зловонное содержимое почти не задело Джема – и выскочил за дверь. Мать бросилась вдогонку, захватив метлу. Вскоре вдалеке послышались разъяренные крики на гэльском и испуганный визг.

Джем, который терпеть не мог ранние пробуждения, посмотрел на оскверненный очаг, наморщил нос и поднялся. Затем медленно побрел к столу и, зевая, уселся рядом с отцом.

Все ошарашенно молчали. Неожиданно в камине треснуло бревно и – как финальный аккорд – из грязного месива вылетел сноп искр.

Роджер деликатно кашлянул.

– Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх⁵.

Бобби нехотя оторвался от созерцания очага и посмотрел на Роджера. Его глаза покраснели от дыма, клеймо в виде буквы «У» на щеке казалось белым в рассветном полумраке.

– Отлично сказано, святой отец! Добро пожаловать домой.

* * *

Мама называла такие погожие деньки «днями голубого вина». Когда небесная синева простиралась до самого горизонта, а воздух пьянил свежестью. Под ногами шуршали облетевшие с дубов и каштанов листья, смешанные с сосновыми иголками; от земли исходил резкий прелый запах. С ружьями наперевес охотники поднимались в гору. Брианна Фрэзер Маккензи ощущала полное единение с природой.

Отец придержал ветку гемлока, Бри поднырнула под ней и встала рядом.

– Feur-milis, – произнес он, указывая на раскинувшиеся внизу луга. – Не забыла еще Gàidhlig⁶, дочка?

– Что-то связанное с травой?.. – предположила она, порывшись в памяти. – Второго слова я не знаю.

– «Сладкая трава». Так мы называем этот лужок. Хорошее пастбище – но уж больно высоко забираться, не всякое животное осилит дорогу. Да и оставлять их здесь надолго без присмотра не годится: пумы и медведи так и рыщут по округе.

Луг подернулся рябью: миллионы серебристо-зеленых стебельков тянулись к утреннему солнцу, колыхаясь на ветру. Над травой порхали желтые и белые бабочки. Вдруг в отдалении раздался треск, и какое-то копытное животное скрылось в лесной чаще, качнув ветки.

– Я смотрю, у ваших коров есть конкуренты, – пошутила Бри, кивнув в ту сторону. Отец, по-видимому, не собирался преследовать зверя. Она удивилась, но потом решила, что на то имеются веские причины.

– Не так уж много, – ответил Джейми и повернул направо, двигаясь вдоль окружающих луг деревьев. – Олени питаются иначе, чем коровы или овцы, особенно если пастбище хорошее. Это был старый самец, – бросил он через плечо. – Убивать их летом нет необходимости: другого мяса вдоволь, к тому же более вкусного.

Брианна вскинула брови, но промолчала. Отец обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

– В эту пору их много: где один, там и остальные. Самки и оленята сбиваются в небольшие стада. До брачного сезона еще далеко, однако самцы всегда наготове. Он точно знает, где их искать. – Джейми кивнул в направлении, куда скрылся олень.

Бри подавила улыбку, вспомнив не совсем приличные комментарии матери по поводу влияния тестостерона на мужчин. Однако отец заметил и, угадав дочкины мысли, печально вздохнул; ее сердце сжалось от нежности.

– Твоя мама права насчет мужчин. – Джейми пожал плечами и серьезно добавил: – Помни ее наставления, a nighean. – Затем повернулся, подставив лицо ветру. – Олени неподалеку, но ветер дует от нас – мы не сможем приблизиться. Разве что если проберемся поверху и зайдем с подветренной стороны. – Он махнул рукой на запад. – Может, сперва навестим Йена-младшего? Если не возражаешь.

– Конечно! – Волна радости охватила ее при упоминании кузена. – Вчера у костра кто-то из вас говорил, что Йен женился. Интересно, на ком?

Она сгорала от любопытства; каких-то десять лет назад двоюродный братец предлагал руку и сердце ей. Совершенно нелепая идея, но в тот момент им двигало отчаяние. Хотя Бри осознавала, что он тогда был вовсе не прочь затащить ее в постель. Позднее, когда оба повзрослели – она вышла замуж, он развелся с индейской женой, – взаимное физическое влечение отошло на задний план.

Однако отголоски давней симпатии по-прежнему жили в их сердцах, и Брианна искренне надеялась, что ей понравится новая жена Йена.

Отец рассмеялся.

– Вы поладите! Ее зовут Рэйчел Хантер. Она из квакеров.

Воображение сразу нарисовало бесцветную тощую женщину с опущенными долу глазами. Заметив сомнение в дочкином взгляде, Джейми покачал головой:

– Рэйчел совсем на них не похожа. И всегда говорит начистоту. Йен от нее без ума – а она от него.

– В таком случае рада за них!

Она действительно была рада. Отец поднял бровь и окинул Бри насмешливым взглядом. Но промолчал и, повернувшись, повел ее за собой по напоенному летними ароматами зеленому морю.

* * *

Дом Йена совершенно очаровал Брианну. Он ничем не отличался от других горных жилищ, кроме расположения в самом центре осиновой рощи; сквозь трепещущие на ветру листья пробивались солнечные лучи. Причудливая игра света и теней создавала ощущение волшебства: чудилось, стоит отвести взгляд – и дом исчезнет среди деревьев.

Над забором виднелись любопытные головы четырех коз и двух козлят. Животные громко приветствовали гостей веселым блеянием, однако хозяева так и не появились.

– Должно быть, куда-то ушли. – Джейми прищурился. – По-моему, там на двери записка!

Так и оказалось: к двери был приколот длинным шипом клочок бумаги с неразборчивыми каракулями. Брианна не сразу распознала гэльский.

– Жена Йена – шотландка? – спросила она, нахмурившись. Ей удалось понять только пару слов: «Маккри» и «козы».

– Нет, это почерк Дженни. – Нацепив очки, отец пробежал глазами записку. – Здесь сказано, что они с Рэйчел отправились к Маккри, чтобы шить лоскутные одеяла. И если Йен вернется раньше, пусть подоит коз и оставит половину молока на сыр.

Из загона послышалось многоголосое блеяние: козы словно почуяли, что речь идет о них.

– Очевидно, Йена тоже нет дома, – заметила Брианна. – Думаешь, стоит их подоить? Возможно, я даже вспомню, как это делается.

Джейми с улыбкой покачал головой.

– Не нужно. Скорее всего, Дженни выдоила их пару часов назад – думаю, они легко продержатся до вечера.

Поначалу она решила, что «Дженни» – имя работницы и только сейчас, уловив неожиданную теплоту в отцовском голосе, ошарашенно на него уставилась.

– Дженни?.. Твоя сестра Дженни? – недоверчиво спросила Бри. – Она здесь?

Вопрос его немного удивил.

– Ну конечно! Ох, да ведь ты ничего не знаешь. Прости, малышка, совсем не подумал. Она… Погоди-ка. – Джейми пристально посмотрел на дочь. – Письма. Мы писали – в основном Клэр, – но…

– Мы их получили.

Бри вспомнила, как открыла принесенную Роджером деревянную шкатулку с инициалами полного имени Джема на крышке и буквально лишилась дара речи при виде родительских писем. Прочтя в первом «Мы живы…», она испытала целую бурю эмоций: облегчение, радость, печаль.

Похожее чувство нахлынуло на нее и сейчас. Дыхание перехватило, от навернувшихся слез все поплыло перед глазами – хижина, отец и сама она словно растворились в лучах солнца, пробивающихся сквозь кроны осин. Джейми обхватил дочь рукой и крепко прижал к себе.

– Мы и не чаяли увидеть тебя снова, a leannan⁷, – прошептал он дрогнувшим голосом, уткнувшись в ее рыжую макушку. – Я боялся – так боялся! – что вам не удалось добраться до безопасного места. Что вы все погибли, потерявшись во времени и пространстве. И что мы этого никогда не узнаем.

– Мы не могли вам сообщить. – Она подняла голову от отцовского плеча и вытерла нос рукой. – Зато вы оставили весточку нам – в тех письмах. Дали знать, что живы… – Бри замолчала, сморгнув последние слезинки, и Джейми торопливо отвел повлажневший взгляд.

– Неправда, – мягко сказал он. – К тому моменту, как вы получили письма, мы были давно мертвы.

– Нет, не были! – упрямо выкрикнула Бри, схватив отца за руку. – Я не стала читать все письма сразу. Разделила их на порции: ведь пока есть непрочтенные строки… вы по-прежнему живы.

– Теперь это все неважно, девочка моя, – вполголоса ответил Джейми, целуя ей руку и обдавая пальцы теплым дыханием. – Вы здесь. С нами. Остальное не имеет значения.

* * *

Брианна сжимала в руках старенький дробовик, а у отца было хорошее ружье. Она не собиралась палить по птицам или другой мелкой дичи, чтобы не спугнуть притаившегося поблизости оленя. Дорога шла в гору, и Бри немного запыхалась; капельки пота выступили на висках, несмотря на прохладный день. Отец взбирался все выше с легкостью горного козла, не выказывая ни малейших признаков усталости. К ее огорчению, он заметил, что подъем дается ей нелегко, и кивнул в сторону небольшого уступа.

– Устроим привал, a nighean, – улыбнулся он. – Здесь есть вода.

Он осторожно коснулся ее раскрасневшейся щеки и тут же отдернул руку.

– Извини, малышка. Все никак не привыкну, что ты настоящая.

– Понимаю, – мягко ответила Бри. А затем дотронулась до теплой, гладко выбритой отцовской щеки и посмотрела в раскосые голубые глаза – такие же, как у нее самой.

Джейми вздохнул и нежно привлек дочь к себе. Они долго стояли, обнявшись и слушая крики воронов над головой и журчание воды.

– Trobhad agus ól, a nighean, – ласково сказал он, разворачивая ее лицом к небольшому ручейку, бегущему в расщелине между двух валунов. – Сходи попей.

Вода была ледяной, с легким горьковатым привкусом хвои.

Утолив жажду, Бри смочила раскрасневшееся лицо, и в этот момент отец вдруг резко дернулся. Она замерла, не сводя с него взгляда. Джейми тоже не шевелился, лишь едва заметно кивнул вверх на склон холма.

Тогда она увидела – и услышала, – как сверху сыплется земля и мелкие камушки, с шорохом скатываясь к ее ногам. Затем все смолкло; раздавались только крики воронов. Карканье стало громче, словно птицы кружили теперь совсем рядом. Что-то заметили, подумала Бри.

Вороны и правда приблизились. Один из них неожиданно спикировал вниз, промелькнув над головой, другой продолжал кричать в вышине.

От внезапного грохота со стороны нависающих скал она едва не потеряла равновесие, инстинктивно ухватившись за торчащие из расщелин молодые деревца. Как раз вовремя: послышался глухой удар, скользящий шорох, и тут же сверху, разбрасывая землю и мелкие камни, упало что-то огромное. Тяжело дыша и истекая кровью, оно ударилось об уступ в двух шагах от Брианны и с шумом рухнуло в кусты.

– Спаси и сохрани нас, архангел Михаил, – сказал отец на гэльском, крестясь. Он глянул вниз на качающиеся ветки – неизвестная тварь была еще жива! – а затем поднял глаза.

– Weh!⁸ – раздался сверху бесстрастный мужской голос.

Гэльское слово было незнакомым, в отличие от голоса. Сердце радостно подпрыгнуло.

– Йен! – крикнула Брианна.

Последовало молчание – только вороны встревоженно галдели над головой.

– Спаси и сохрани нас, архангел Михаил, – потрясенно произнес тот же голос, и через мгновение кузен спрыгнул на узкий уступ, с легкостью удерживая равновесие.

– Йен, это и правда ты! – воскликнула она.

– A charaid!⁹ – Йен сгреб ее в охапку и стиснул, недоверчиво смеясь. – Боже мой!

Он немного отстранился, чтобы удостовериться, что глаза его не подвели, а затем рассмеялся от радости, крепко поцеловал ее и вновь задушил в объятиях. От кузена пахло оленьими шкурами, овсянкой и порохом. Бри чувствовала, как колотится его сердце.

Внизу послышался шорох; покончив с приветственными объятиями, она увидела, что отец спрыгнул с уступа и спускается по каменистому склону к кустам, куда свалился раненый олень, – это наверняка был олень.

На секунду Джейми остановился перед зарослями – ветки еще шевелились, но уже не так буйно, – а затем вытащил кинжал и, пробормотав что-то на гэльском, осторожно двинулся вперед.

– Там кусты шиповника, – пояснил Йен, выглядывая из-за ее плеча. – Хотя, думаю, дядюшка успеет перерезать ему горло. A Dhia…¹⁰ Выстрел был неудачный, и я боялся, что мне… Однако какого дьяв… – то есть как ты здесь очутилась?

Он еще раз оглядел сестру с головы до ног; при виде мужских штанов и охотничьих ботинок уголки его губ дрогнули в улыбке. Но что-то в лице Бри встревожило Йена.

– А муж приехал с тобой? И детишки?

– Да, они тоже здесь, – успокоила она брата. – Роджер, скорее всего, занят на стройке, Джем ему помогает, а Мэнди вертится под ногами. Ты, наверное, хочешь спросить, почему мы вернулись?..

Радость от встречи на короткое время отвлекла ее от мыслей о недавних событиях, только рано или поздно придется им объяснить всю чудовищность ситуации. Ужасная тяжесть сдавила ей грудь.

– Не беспокойся, кузина, это подождет. – Уловив ее замешательство, Йен поспешил сменить тему. – Ты еще не забыла, как охотиться на диких индеек? Тут неподалеку их целая стая: ходят туда-сюда хороводами, как селяне на празднике.

– Надеюсь, не забыла.

Бри подняла с земли дробовик – утоляя жажду, она прислонила оружие к скале, но олень задел его во время падения. Пришлось выправлять покосившееся огниво. Возня в зарослях шиповника утихла. Порывы ветра доносили снизу голос отца, читавшего молитву перед тем, как снять шкуру с добычи.

– Может, папе нужна помощь?

– Ерунда – это всего лишь молодой олень! Дядюшка управится с ним в мгновение ока. – Подойдя к краю уступа, Йен крикнул: – Мы с Бри пойдем поохотиться на индеек, a bràthair mo mhàthair!¹¹

Внизу наступила мертвая тишина, а затем из колючих кустов высунулась всклокоченная голова Джейми: спутанные волосы упали на глаза, раскрасневшееся лицо оцарапано в кровь – руки тоже. Вид у него был крайне недовольный.

– Йен, – послышался наконец строгий голос, достаточно громкий, чтобы перекрыть звуки леса. – Мак Йен… мак Йен!..

– Мы скоро вернемся! Поможем отнести мясо! – прокричал в ответ племянник, весело махнув рукой. Затем взял дробовик и, встретившись глазами с Бри, мотнул подбородком в сторону вершины скалы. Бри глянула вниз, но отец уже скрылся в зарослях – потревоженные ветки продолжали качаться по инерции.

И куда подевались все ее навыки поведения в дикой природе? Утес казался абсолютно неприступным, но Йен карабкался вверх с ловкостью мартышки. Поколебавшись, Бри двинулась следом, хватаясь за те же выступы, что и брат. Ноги то и дело соскальзывали, обрушивая комья земли.

– Йен мак Йен мак Йен?.. – удивленно спросила она, взобравшись на скалу и вытряхнув набившуюся в ботинки грязь. Сердце колотилось от непривычной нагрузки. – Это примерно как я называю Джема «Джеремайа Александр Йен Фрэзер Маккензи», когда сержусь?

– Что-то вроде того. – Йен пожал плечами. – «Йен, сын Йена, сын Йена…» Смысл в том, чтобы указать на недостойное поведение – мол, позоришь предков.

Он был в грязной ситцевой рубашке с оторванными рукавами; на загорелом плече виднелся белый шрам в виде четырехконечной звезды.

– Откуда это? – спросила Бри.

Скосив глаза на рубец, Йен пренебрежительно отмахнулся и зашагал вперед через небольшой горный хребет, показывая дорогу.

– Пустяки, – сказал он. – Один ублюдок-абенаки пронзил меня стрелой в битве при Монмуте. Денни через пару дней ее вырезал. Дензил Хантер, – уточнил Йен, поймав ее непонимающий взгляд. – Брат Рэйчел. Он врач, как и твоя мама.

– Рэйчел! Твоя жена?

Лицо кузена расплылось в улыбке.

– Она самая. Taing do Dhia. – Йен быстро глянул на сестру, неуверенный в ее знаниях гэльского.

– Я помню фразу «Слава Богу», – заверила она. – И не только! Большую часть плавания через Атлантику Роджер повторял со мной Gàidhlig… Па сказал, что Рэйчел из квакеров, – обронила Бри, перепрыгивая с камня на камень через небольшой ручей.

– Так и есть. – Йен сосредоточенно смотрел под ноги; восторга и гордости в его голосе поубавилось. Брианна сделала вид, что не заметила. Даже если у супругов и возникали из-за этого конфликты – а они просто не могли не возникнуть, учитывая характер кузена и особенности мировоззрения квакеров, – вопросы лучше отложить на потом.

Однако Йен не обладал подобной деликатностью.

– Вы приплыли из Шотландии? Когда? – бросил он через плечо. Но тут же осознал двусмысленность вопроса и, изменившись в лице, скорчил виноватую гримасу.

– Мы отплыли из Эдинбурга в марте, – ответила Бри максимально кратко. – Остальное расскажу чуть позже.

Йен кивнул, и они продолжили путь. Иногда шли рядом, порой кузен забегал вперед в поисках оленьих следов или обходных троп – когда заросли становились совсем непролазными. Брианна радовалась возможности идти за братом: теперь можно сколько угодно его разглядывать, не смущая пристальным вниманием.

Он изменился. Впрочем, ничего удивительного. По-прежнему рослый и худощавый, Йен повзрослел, превратившись из юноши в мужчину; рельефные мускулы на руках перекатывались под кожей при каждом движении. Потемневшие каштановые волосы заплетены в косу, подвязанную тонким кожаным шнуром, и украшены индюшиными перьями. На удачу?.. Йен подобрал оставленный ранее на вершине утеса лук и колчан со стрелами; колчан болтался теперь у него за спиной.

В памяти невольно всплыли строки:

Но сложенный хорошо человек выражен не только в лице;

Он выражен в членах, суставах своих, изящно выражен в бедрах, запястьях,

В походке своей, в осанке, в гибкости стана, колен, – его не скрывает одежда…¹²

Эта поэма всегда вызывала в воображении образ Роджера, но сейчас Бри вдруг подумала, что под описание подходят и Йен, и отец – несмотря на то, что все трое были очень разными.

Они поднялись еще выше; лес поредел, подул свежий ветерок. Йен неожиданно замер и подозвал ее чуть заметным движением пальцев.

– Слышишь? – прошептал он ей на ухо.

Брианна слышала, покрывшись мурашками от радостного предвкушения. Негромкие, резкие крики, напоминающие собачий лай. А в отдалении – прерывистое курлыканье, по звуку похожее на мурчание огромной кошки или на работу маленького мотора.

– Советую снять чулки и обмазать ноги грязью, – шепнул Йен, указывая на ее шерстяные чулки. – Лицо и руки тоже.

Она кивнула, приставила дробовик к дереву и сгребла сухие листья с небольшого участка почвы – достаточно влажной, чтобы намазать ею кожу. Йену подобный камуфляж не требовался: его загорелое лицо и так было цвета оленьей шкуры. Он бесшумно удалился, пока Брианна втирала грязь в лицо и руки. Когда она подняла глаза, кузен куда-то исчез.

Затем послышались странные звуки – будто ржавые дверные петли скрипят на ветру, – и в тот же момент Бри увидела Йена. Он застыл как изваяние за амбровым деревом в тридцати шагах от нее.

На мгновение все стихло, даже царапанье веток и шепот листьев. А потом раздалось сердитое кулдыканье, и Бри как можно медленнее повернулась на звук. Высунув из травы бледно-голубую голову, индюк вертел ею из стороны в сторону, тряся ярко-красной бородкой и высматривая нарушителя спокойствия.

Затаив дыхание, она не сводила глаз с Йена, который молча и неподвижно стоял с приставленными ко рту ладонями. Брианна затаила дыхание и перевела взгляд на индюка; тот издал еще один громкий клекот – вдалеке отозвался эхом другой индюк. Первый индюк посмотрел в сторону звука, вытянул шею и крикнул; мгновение прислушался и опять нырнул в траву. Переглянувшись с Бри, Йен едва заметно покачал головой.

Через шестнадцать медленных вздохов – она считала! – Йен снова кулдыкнул. Индюк тут же высунулся из травы и с налитыми кровью глазами отважно засеменил по усыпанной листьями земле, распушив перья на груди и потрясывая веером хвоста. На секунду замер, словно демонстрируя восхищенному лесу свое величие, а затем начал вышагивать туда-обратно, издавая резкие, воинственные крики.

Не поворачивая головы, Брианна переводила взгляд с индюка на двоюродного брата: выверяя каждое движение, тот медленно снял с плеча лук, замер, взял в руку стрелу, снова замер и, наконец, натянул тетиву, отсчитывая последние секунды птичьей жизни.

Но все пошло не по плану. Йен пустил стрелу и в тот же момент испуганно вскрикнул совершенно человечьим голосом. Что-то большое и темное свалилось с дерева, и он едва успел отскочить, иначе ему на голову приземлилась бы огромная индейка. Вытянув шею, взъерошенная от испуга птица ринулась к не менее шокированному индюку, с которого вмиг слетела спесь.

Бри инстинктивно вскинула дробовик и выстрелила. Однако промазала: обе птицы скрылись из виду в зарослях папоротника. Их крики напоминали стук маленьких молоточков по дереву.

Когда возмущенное эхо растаяло в отдалении, снова послышался шелест листьев на деревьях. Йен посмотрел на свой лук, а затем на стрелу, бессмысленно торчащую из земли между двух камней. Встретившись глазами, брат с сестрой расхохотались.

– Что ж, поделом нам, – философски заметил он. – Не надо было оставлять дядю один на один с колючими кустами.

* * *

Брианна прочистила ствол и вновь зарядила дробовик картечью, пытаясь унять дрожь в руках.

– Извини, что промазала.

– Ты чего? – удивился кузен. – Сама знаешь: на охоте только один выстрел из десяти бьет в цель. И потом – я ведь тоже промахнулся.

– Только из-за дурацкой индейки, которая свалилась тебе на голову, – со смехом сказала она. – Стрела сломалась?

– Ага. – Йен вытащил из грунта поврежденное оружие. – Хотя наконечник еще можно будет использовать. – Он снял его и спрятал в спорран, а затем выбросил бесполезное древко и поднялся. – Мы их спугнули – больше выстрелить не получится, но… Все в порядке, сестренка?

У нее никак не получалось вставить шомпол в ствол, и в итоге она отшвырнула его в сторону.

– Как это называется, когда охотник не может попасть в оленя от возбуждения? Оленья лихорадка? – усмехнулась Бри, отправляясь за шомполом. – У меня, видимо, индюшачья лихорадка.

– Похоже на то, – улыбнулся Йен, не сводя глаз с ее рук. – Ты когда последний раз стреляла из ружья?

– Не так давно, – сдержанно ответила она. Кто бы мог подумать, что дрожь вернется! – Месяцев шесть-семь назад.

– И на кого охотилась? – спросил Йен, склонив голову набок.

Бри осторожно затолкала шомпол на место и решительно подняла глаза.

– На банду головорезов, которые прятались в моем доме, чтобы убить меня и похитить детей. – Слова, хотя и абсолютно правдивые, прозвучали нелепо и мелодраматично.