Kitobni o'qish: «Домби и сын», sahifa 6

Дома почтенную компанію встрѣтилъ бронзовый Вильямъ Питтъ, который, по-видимому, отворачивалъ носъ отъ холодныхъ блюдъ, приготовленныхъ скорѣе для поминокъ, чѣмъ для радостнаго торжества. По возвращеніи изъ церкви, миссъ Токсъ подарила своему крестнику серебряную кружку, a м-ръ Чиккъ ложку, вилку и ножикъ въ особомъ ящикѣ. Съ своей стороны м-ръ Домби поднесъ миссъ Токсъ браслетъ, и миссъ Токсъ приняла с_е_й д_а_р_ъ съ б_л_а_г_о_г_о_в_ѣ_й_н_ы_м_ъ и_з_л_і_я_н_і_е_м_ъ глубокаго чувства п_р_и_з_н_а_т_е_л_ь_н_о_с_т_и.

– М-ръ Джонъ – сказалъ м-ръ Домби, – не угодно ли вамъ садиться за столъ? Что y васъ тамъ?

– Холодная говядина, сэръ, – отвѣчалъ м-ръ Чиккъ, потирая одну о другую свои окоченѣвшія руки, – a y васъ что тамъ?

– Холодная телятина, кажется, – возразилъ м-ръ Домби. – A тамъ вонъ холодная дичь, ветчина, пирогъ, салатъ, раки. Миссъ Токсъ! Позвольте просить васъ виномъ! Шампанскаго, миссъ Токсъ!

Кушанья были такъ холодны, что при одномъ взглядѣ на нихъ зубамъ становилось больно. Шампанское, казалось, вовсе замерзло, и миссъ Токсъ чуть не вскрикнула, когда прикоснулась къ бокалу. Холодныя и жаркія принесены были изъ такого ледяного буфета, что отъ одного прикосновенія къ нимъ y м-ра Чиккъ окостенѣли пальцы. Только одинъ м-ръ Домби былъ непоколебимъ по прежнему.

Господствующее настрѳеніе отразилось даже на м-съ Чиккъ: она уже не льстила брату, не болтала съ пріятельницей и думала только о томъ, какъ бы укротить б_у_й_с_т_в_о зубовъ, н_а_ч_и_н_а_в_ш_и_х_ъ противъ ея в_о_л_и колотить очень непріятную тревогу.

– Ну, сэръ, – сказалъ м-ръ Чиккъ, наливая стаканъ хересу и дѣлая неожиданный скачекъ послѣ продолжительнаго молчанія, – съ вашего позволенія, за здоровье нашего маленькаго Павла!

– Даруй ему Боже всѣхъ возможныхъ благъ! – пропищала миссъ Токсъ, прихлебывая вино.

– Миленькій Домби! – прошептала миссь Чиккъ.

– М-ръ Джонъ, – сказалъ м-ръ Домби съ суровой важностью, – мой сынъ не преминулъ бы отблагодарить васъ, если бы понималъ, какую дѣлаютъ ему честь. Впослѣдствіи, я надѣюсь, онъ сумѣетъ опредѣлить свои отношенія къ родственникамъ и друзьямъ и пойметъ, какія обязанности къ обществу свѣтъ налагаетъ на каждаго достойнаго гражданина.

Эти слова были произнесены такимъ тономъ, что всякое возраженіе казалось неумѣстнымъ, даже дерзкимъ, и потому м-ръ Чиккъ погрузился опять въ прежнее велерѣчивое молчаніе. Миссъ Токсъ слушала м-ра Домби еще съ большимъ вниманіемъ противъ обыкновеннаго, наклонивъ къ нему голову съ напряженнымъ любопытствомъ, и когда онъ кончилъ, она нагнулась черезъ столъ къ м-ру Чиккъ и прошептала:

– Луиза!

– Что, мой другъ? – спросила м-съ Чиккъ.

– Какія обязанности къ обществу свѣтъ… Какъ это сказано, я не понимаю.

– Возлагаетъ на всякаго человѣка! – отвѣчала м-съ Чиккъ.

– Извините, мой другъ, – возразила миссъ Токсъ, – мнѣ кажется не такъ. Это было сказано какъ-то плавнѣе, деликатнѣе… Какія отношенія къ родственникамъ и друзьямъ и какія обязанности къ обществу свѣтъ налагаетъ на достойнаго гражданина!

– Налагаетъ на достойнаго гражданина. Точно такъ! – повторила м-съ Чиккъ.

Миссъ Токсъ съ торжествомъ сложила свои нѣжныя руки и, поднявъ глаза къ потолку, прошептала: – Какое краснорѣчіе!

М-ръ Домби приказалъ, между тѣмъ, позвать м-съ Р_и_ч_а_р_д_с_ъ. Черезъ нѣсколько минутъ кормилица явилась въ залу, но уже одна, безъ ребенка, потому что ребенокъ спалъ крѣпкимъ сномъ послѣ тревожнаго дня. М-ръ Домби подалъ ей стаканъ вина и началъ слѣдующую рѣчь, которую миссъ Токсъ приготовилась слушать съ напряженнымъ вниманіемъ, стараясь не проронить ни одного слова.

– Въ продолженіе пяти или шести мѣсяцевъ, проведенныхъ въ моемъ домѣ, м-съ Ричардсъ, вы исполняли добросовѣстно свои обязанности въ отношеніи къ любезнѣйшему моему сыну. Желая достойнымъ образомъ вознаградить васъ при этомъ благополучно совершившемся торжествѣ, я обдумывалъ, какъ это сдѣлать соотвѣтственнѣе моему званію и совѣтовался на сей конецъ съ возлюбленнѣйшею моею сестрой, м-съ…

– Чиккъ! – перервалъ джентльменъ, носившій эту фамилію.

– О, не прерывайте, сдѣлайте милость! – сказала миссъ Токсъ.

– Я хотѣлъ сказать вамъ, Ричардсъ, – началъ опять мрь Домби, бросивъ строгій взглядъ на м-ра Чиккъ, – что я въ особенности руководствовался при этомъ первымъ разговоромъ съ вашимъ супругомъ, отъ котораго я узналъ, въ какихъ печальныхъ обстоятельствахъ находится ваше семейство, и въ какомъ глубокомъ невѣжествѣ коснѣютъ ваши дѣти,

Ричардсъ вздрогнула.

– Я очень далекъ отъ того, – продолжалъ м-ръ Домби, – чтобъ быть на сторонѣ дерзкихъ вольнодумцевъ, распространяющихъ вздорную мысль о необходимости всеобщаго образованія. Но считаю также необходимымъ, чтобы низшій классъ понималъ свое положеніе и, руководимый истиннымъ просвѣщеніемъ, благовременно, по собственному чувству чести и долга, поучался бы смиренію, послушанію, повиновенію и другимъ подобнымъ добродѣтелямъ, составляющимъ истинную, незыблемую, непреложную основу гражданской цѣлости и невозмутимаго спокойствія. Съ этой, и только съ этой стороны, я одобряю училища.

Здѣсь м-ръ Домби величаво окинулъ глазами собраніе, и, довольный благоговѣйнымъ вниманіемъ, съ какимъ его слушали, продолжалъ:

– Имѣя право назначать одного кандидата въ заведеніе, извѣстное подъ названіемъ "Благотворительнаго Точильщика", гдѣ дѣти получаютъ не только воспитаніе, соотвѣтственное своему назначенію, но и пользуются безбѣднымь содержаніемъ, я, сообщивъ предварительно о моемъ намѣреніи чрезъ м-съ Чиккъ вашему семейству, представилъ вашего старшаго сына на имѣющуюся вакансію, и онъ сегодня, какъ извѣстили меня, принятъ уже въ число воспитанниковъ. Номеръ вашего сына – заключилъ м-ръ Домби, обращась къ сестрѣ и говоря о мальчикѣ, какъ будто рѣчь шла о наемномъ фіакрѣ, – кажется; сто сорокъ седьмой. Луиза, потрудись передать ей.

– Сто сорокъ седьмой, – сказала м-съ Чиккъ. – Форма y нихъ, Ричардсъ: теплая фризовая куртка и фуражка синяго цвѣта съ желтой выпушкой, красные шерстяные чулки и узкіе кожаные брюки. Это можно носить самимъ, – прибавила м-съ Чиккъ съ энтузіазмомъ, – да еще похваливать.

– Ну, Ричардсъ, – сказала миссъ Токсъ, – поздравляю васъ. Благотворительный Точильщикъ! каково?

– Много обязана вамъ, сэръ, – робко отвѣчала кормилица, обращаясь къ м-ру Домби, – никогда не забуду вашихъ благодѣяній. Дай вамъ Богъ много лѣтъ здравствовать.

Въ это время Котелъ – читатель не забылъ прозвище старшаго кочегарова сына – въ полномъ нарядѣ воспитанника Благотворительнаго Точильщика представился съ такой поразительной живостью воображенію Ричардсъ, что она не могла удержаться отъ слезъ.

– Я очень рада, что нахожу въ васъ столько чувствительности, Ричардсъ! – сказала миссъ Токсъ.

– Послѣ этого можно надѣяться, – прибавила миссъ Чиккъ, обрадовавшись случаю блеснуть своимъ познаніемъ человѣческаго сердца, – что на свѣтѣ есть еще души, умѣющія чувствовать благодарность.

Ричардсъ кланялась и благодарила за ласки, но не находя средствъ выйдти изъ замѣшательства, въ которое приводила ее мысль увидѣть сына въ драгоцѣнныхъ кожаныхъ штанахъ, она понемногу начала пятиться къ дверямъ и была очень рада, когда, наконецъ, удалось ей ускользнуть изъ комнаты.

Температура, которая немного смягчилась въ присутствіи кормилицы, съ ея уходомъ перемѣнилась опять, и морозъ началъ свирѣпствовать съ прежней жестокостью. М-ръ Чиккъ два раза принимался насвистывать, но вмѣсто веселой пѣсни выходилъ y него какой-то погребальный маршъ. Маленькое общество съ каждой минутой становилось холоднѣе и холоднѣе, какъ будто превращалось въ твердую оледенѣлую массу вмѣстѣ съ блюдами, передъ которыми сидѣло. Наконецъ, м-съ Чиккъ взглянула на миссъ Токсъ, a миссъ Токсъ взглянула на м-съ Чиккъ и, кивнувъ утвердительно головами, обѣ леди сказали, что пора домой. Такъ какъ м-ръ Домби не сдѣлалъ никакого возраженія, честная компанія поспѣшила откланяться и немедленно отправилась въ сопровожденіи м-ра Чиккъ, который, лишь только лошади сдвинулись съ мѣста, запустилъ руки въ карманы, вальяжно развалилея въ каретѣ и принялся насвистывать: "К_а_к_ъ п_о_ш_л_и н_а_ш_и, п_о_ѣ_х_а_л_и д_о_м_о_й" съ такой мрачной и ужасной досадой, что м-съ Чиккъ во всю дорогу ни разу не осмѣлилась остановить и обезпокоить его.

Ричардсъ, при всей приверженности къ своему питомцу, не могла забыть и своего первенца. Она чувствовала, что это не совсѣмъ сообразно съ чувствомъ благодарности; но этотъ день имѣлъ вліяніе даже на "Благотворительнаго Точильщика", и бѣдной матери показалось, что оловянный значекъ и сто сорокъ седьмой номеръ были тоже необходимою принадлежностью крестинъ. Она не разъ заговаривала въ дѣтской о форменномъ платьѣ и особенно о милыхъ штанахъ, которые безпрестанно представлялись ея воображенію.

– Богь знаетъ, чего бы я не дала, – сказала Полли, – чтобы хоть разокъ взглянуть на бѣднаго малютку, покуда онъ не привыкъ.

– Ну, такъ что-жъ, м-съ Ричардсъ? – сказала Нипперъ, посвященная въ ея тайну, – отъ васъ зависитъ съ нимъ повидаться.

– М-ръ Домби не позволитъ, – сказала Полли.

– Вотъ пустяки! Почему не позволитъ? – возразила Нипперъ, – мнѣ кажется охотно позволитъ, если попросить.

– Я думаю, вы ни за что не согласились бы просить его? – сказала Полли.

– Разумѣется, – утвердительно отвѣчала Сусанна, – но погодите, вотъ въ чемъ штука: наши прелестныя надзирательницы говорили, кажется, что завтра не пожалуютъ къ должности. Такъ знаете ли что? Мы возьмемъ съ собой миссъ Флой, выйдемъ со двора и зададимъ такое гулянье, какого и не снилось всѣмъ этимъ Чиккъ и Токсъ.

Сначала Полли съ твердостью отказалась; но мало-по-малу она начала привыкать къ дерзкому предложенію, соединяя его съ мыслью о миломъ Котлѣ. Наконецъ, убѣдившись, что не большая бѣда одинъ разъ безъ спросу отлучиться изъ дому, она согласилась, что выдумка Сусанны была очень благоразумна.

Когда дѣло было слажено, маленькій Павелъ принялся кричать, какъ-будто предчувствовалъ, что затѣя къ добру не поведетъ.

– Что это съ ребенкомъ? – спросила Сусанна.

– Кажется, онъ продрогъ, – сказала Полли, расхаживая съ нимъ по комнатѣ взадъ и впередъ и убаюкивая его на рукахъ.

День былъ пасмурный, настоящій осенній день. Когда кормилица, укачивая ребенка, заглядывала по временамъ въ заплаканныя стекла окна, на дворѣ дико жужжалъ пронзительный вѣтеръ, поблекшіе листья съ шумомъ падали съ чахлыхъ деревьевъ, и ей становилось страшно, и сердце ея судорожно сжималось, и она крѣпко прижимала къ груди трепещущаго младенца.

Глава VI
Второе лишеніе Павла

Горькое раздумье взяло робкую Полли, когда поутру на другой день она сообразила всю опасность дерзкаго предпріятія. Бѣдная мать уже рѣшалась было со страхомъ и трепетомъ предстать предъ грозныя очи м-ра Домби и умолять его о позволеніи повидаться съ номеромъ сто сорокъ седьмымъ; но черноокая подруга ея и слышать не хотѣла объ этомъ намѣреніи. Что дѣлать? Ужъ такова была натура Сусанны Нипперъ, Выжиги, что если ей разъ чего захотѣлось, это – что называется – тотчасъ же слѣдовало вынуть, да положить. У ней доставало довольно твердости духа хладнокровно смотрѣть на чужія бѣды и неудачи, зато она терпѣть не могла, когда сама попадалась въ просакъ, или просто, когда ей въ чемъ-нибудь прекословили. На этотъ разъ она столько придумала непреоборимыхъ препятствій къ выполненію законнаго намѣренія м-съ Ричардсъ, и вмѣстѣ такъ убѣдительно доказывала необходимость противозаконной выходки, что едва только м-ръ Домби вышелъ изъ-за воротъ, какъ неразумный сынъ его летѣлъ уже безъ оглядки по направленію къ садамъ Стаггса.

Пресловутые сады Стаггса находились въ захолустьи, которое окрестнымъ жителямъ было извѣстно подъ именемъ Кемберлинскаго Города, или Кемденскаго тожъ. Сюда-то направили стопы свои двѣ быстроногія няньки м-ра Домби вмѣстѣ со своими питоіѵщами: Ричардсъ, разумѣется, несла на рукахъ Павла, a Сусанна вела за руку маленькую Флоренсу, по временамъ, порядка ради, давая ей пинки и толчки, что она считала совершенно необходимымъ для здоровья своей воспитанницы.

Въ эту самую пору первый ударъ страшнаго землетрясенія совершенно разрушилъ въ Лондонѣ цѣлый кварталъ, и свѣжіе слѣды этой ужасающей грозы виднѣлись на каждомъ шагу. Высочайшіе дома со всего размаху шарахнулись внизъ и запрудили своими развалинами цѣлыя улицы съ ихъ переулками. Здѣсь образовались глубокія ямы и каналы; тамъ возникли огромные холмы изъ глины и земли. Здѣсь опрокинутыя и перековерканыыя тѣлѣги въ безобразномъ хаосѣ лежали при подошвѣ крутого неестественнаго холма; тамъ, въ какомъ-то чудовищномъ пруду мокли и ржавѣли перепутанныя полосы желѣза. Откуда-то явились мосты, ни къ чему ненужные, переулки, по которымъ никто не проходилъ, временные дома и ограды изъ толстыхъ бревенъ и досокъ въ самыхъ невѣроятныхъ положеніяхъ; вавилонскія башни разнокалиберныхъ трубъ съ оторванными наконечниками, остовы постоялыхъ дворовъ, обломки неоконченныхъ стѣнъ и арокъ, площади, загроможденныя кирпичами, известью, мѣломъ; подмостки, лѣса, гигантскія формы крановъ, треножники, вѣсы и прочее. Тутъ были сотни тысячъ неокоыченныхъ фигуръ, безъ лица и образа, торчавшихъ на боку и вверхъ ногами, въ землѣ, въ воздухѣ, въ водѣ: хаосъ непостижимый для ума, какъ страшпый сонъ, какъ дикая мечта! Кипучіе ключи и огненныя изверженія, необходимые спутники землятрясеніи, съ яростью врывались на различные пункты грозной сцены. Клокочущая вода шипѣла и волновалась въ разрушенныхъ стѣнахъ, откуда въ то же время, какъ изъ кратера вулкана, съ яркимъ блескомъ и громкимъ ревомъ, исторгалось пожирающее пламя. Все пришло въ безпорядокъ, все измѣнило здѣсь свои законы, постановленія, привычки.

Еще неоконченная и неоткрытая желѣзная дорога была въ работѣ, и изъ самой сердцевины этого страшнаго безпорядка уже виднѣлись ея рельсы, – новый могучій вѣстникъ цивилизаціи и успѣховъ человѣческаго разума.

Между тѣмъ сосѣдніе жители еще съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ посматривали на желѣзную дорогу. Двое смѣлыхъ спекуляторовъ затѣяли проложить нѣсколько улицъ, и одинъ уже началъ постройку домовъ, но принужденъ былъ остановиться среди грязи и пепла. Другой прожектеръ выстроилъ съ молотка новый трактиръ подъ вывѣской: "Гербъ Желѣзной Дороги"; тутъ не было риску; трактирщикъ во всякомъ случаѣ надѣялся продавать вино работникамъ и мастеровымъ. Распивочная лавочка, для вящщей важности, переименовалась въ "Домъ Перепутья Землекоповъ"; a содержатель колбасной лавочки привѣсилъ огромную вывѣску: "Съѣстной Домъ Желѣзной Дороги". Появилось тоже нѣсколько гостиницъ и постоялыхъ дворовъ; но все это не значило ничего, и вообще довѣріе публики къ новымъ рельсамъ было покамѣстъ еще очень слабо. Около самой дороги паслись коровы, свиньи, помѣщались хлѣвы, стойла торчали навозныя ямы, мусорныя кучи, строились плотины, сады, бесѣдки, фабрики, валялись устричныя раковины въ устричный сезонъ, раковая шелуха въ раковую пору, куски разбитой посуды и завядшіе листья капусты во всякое время года. Ограды, перила, столбы съ разными приказами, наказами, запрещеніями, неуклюжія лачужки съ неуклюжими угодьями, – все это гордо стояло на прежнихъ мѣстахъ и какъ будто издѣвалось надъ суетливой дѣятельностыо смѣлыхъ антрепренеровъ. Ничто не улучшалось и не думало улучшаться отъ новой дороги, и если бы опустошенная, взрытая и перерытая земля отличалась завиднымъ даромъ смѣха, она съ презрѣніемъ захохотала бы вмѣстѣ съ окрестными жителями, которые вдоволь потѣшались на свой пай.

Упомянутые сады Стаггса питали особенное презрѣніе къ желѣзной дорогѣ. Это былъ небольшой рядъ домовъ съ грязною окрестностью, отгороженною старыми воротами, обручами изъ бочекъ, парусинными лоскутьями, плетнемъ, жестяными котлами съ выбитымъ дномъ и мѣстами перержавѣлой желѣзной рѣшеткой, втиснутой въ разныя щели. Здѣсь садовники Стаггса сѣяли турецкіе бобы, разводили куръ, гусей, кроликовъ, строили гнмлыя бесѣдки изъ старыхъ лодокъ, сушили платья, курили трубки. Нѣкоторые думали, что сады Стаггса получили свое имя отъ покойнаго капиталиста, нѣкоего господина Стаггса, который выстроилъ домики для собственнаго удовольствія. Другіе, особенно любившіе эту окрестность, были того мнѣнія, что имя «Стаггса» произошло отъ стада оленей (stags), которые въ незапамятныя времена паслись въ тѣнистыхъ рощахъ этого предмѣстья. Какъ бы то ни было, весь околотокъ считалъ сады Стаггса священной рощей, которая не увянетъ ни отъ какого забавнаго изобрѣтенія, и такова была общая увѣренность въ ея долговѣчности, что одинъ трубочистъ, жившій на углу, человѣкъ въ нѣкоторомъ смыслѣ политическій между окрестными жителями, публично и торжественно объявилъ, что въ случаѣ открытія желѣзной дороги, если только она откроется, двое мальчишекъ вскарабкаются по его повелѣнію на кровлю, и съ вершины трубы, съ метлами въ рукахъ, громогласно ошикаютъ вагоны и предскажутъ безразсудной компаніи неизбѣжное паденіе.

И въ этотъ богоспасаемый пріютъ, котораго самое имя до сихъ поръ тщательно скрывали отъ м-ра Домби, судьба и м-съ Ричардсъ занесли маленькаго Павла.

– Вотъ мой домъ, Сусанна! – сказала Полли, указывая на одну изъ лачужекъ,

– Неужели?

– Да. A вонъ y воротъ стоитъ сестра Джемима съ моимъ ребенкомъ на рукяхъ. Рекомендую.

И при видѣ сестрицы Джемимы, Полли пустилась бѣжать со всѣхъ ногъ, прискакала къ воротамъ, промѣняла въ мгновеніе ока благороднаго питомца на своего сына, къ невыразимому изумленію молодой женщины, которой показалось, будто маленькій Домби прилетѣлъ къ ней съ облаковъ.

– Какъ? ты ли это, Полли? – кричала Джемима. – Охъ, какъ ты меня напугала! Кто бы могъ подумать? Пойдемъ, пойдемъ! Дѣти съ ума сойдутъ отъ радости, когда увидятъ тебя. Какъ ты похорошѣла, Полли!

Дѣти точно перебѣсились, если судить по тому гвалту, съ какимъ они взапуски бросились на мать и поволокли ее къ низенькому стулу, гдѣ она, окруженная розовыми малютками, усѣлась какъ пышная зрѣлая яблоня, обремененная наливными вкусными плодами, которые очевидно всѣ разрослись отъ одного общаго дерева. Впрочемъ, Полли возилась сама не менѣе дѣтей, и уже тогда только, какъ совершенно выбилась изъ силъ, когда волосы ея въ безпорядкѣ растрепались по румяному пылающему лицу, и когда новое крестильное платье совсѣмъ было измято, суматоха немного пріутихла, и почтенное семейство пришло въ память. Но и тутъ еще младшій Тудль, сидѣвшій на колѣняхъ, обхватилъ обѣими руками ея шею, между тѣмъ какъ другой постарше сзади вскарабкался на стулъ, и дѣлалъ отчаянныя усилія поцѣловать мать въ затылокъ.

– Посмотрите-ка, вотъ со мной пришла хорошенькая миледи, – сказала Полли. – Какая она скромная, смирненькая! Прекрасная барышня, не правда ли?

Это обращеніе къ Флоренсѣ, которая, притаившись y дверей, пристально смотрѣла на трогательную сцену, обратило на нее вниманіе маленькихъ Тудлей. Въ это же время послѣдовало формальное представленіе миссъ Нипперъ, которая уже начинала безпокоиться, что ее совсѣмъ забыли.

– Ахъ, душенька Сусанна, пойдите сюда, моя милая, посидите немножко! – проговорила Полли. – Вотъ моя сестра Джемима, – рекомендую, сестрица; не знаю, что бы я стала дѣлать, если бы не добрая Сусанна Нипперъ: вѣдь безъ нея мнѣ бы не быть здѣсь.

– Прошу покорно садиться, миссъ Нипперъ, – сказала Джемима.

Сусанна съ важнымъ и церемоннымъ видомъ сдѣлала книксенъ, и присѣла на край стула.

– Мнѣ съ вами чрезвычайко пріятно познакомиться, миссъ Нипперъ, – продолжала Джемима, – въ жизнь никого я не видала съ такимъ удовольствіемъ, какъ васъ.

Сусанна немного приподнялась со стула и привѣтливо улыбнулась.

– Сдѣлайте одолженіе, скиньте вашу шляпку, миссъ Нипперъ, будьте какъ дома, – говорила Джемима. – Здѣсь, какъ видите, все очень бѣдно; но, надѣюсь, вы не осудите насъ.

Черноглазая дѣвушка такъ разнѣжилась отъ этого почтительнаго обращенія, что взяла къ себѣ на колѣни маленькую Тудль, которая къ ней подбѣжала.

– A гдѣ нашъ бѣдный Котелъ? – сказала Полли. – Я вѣдь для того и пришла, чтобы посмотрѣть, каковъ онъ въ своемъ новомъ платьѣ.

– Ахъ, какъ жаль! – вскричала Джемима, – онъ пропадетъ съ тоски, когда узнаетъ, что мать была здѣсь. Теперь онъ въ школѣ, Полли.

– Уже?

– Да. Вчера онъ побѣжалъ туда въ первый разъ: бѣдняжка ужасно боится пропустить, что тамъ y нихъ учатъ. Но сегодня тамъ какой-то полупраздникъ, и послѣ обѣда ученья не будетъ. Если бы ты крошечку подождала, Полли: онъ скоро придетъ домой. Миссъ Нипперъ, вѣроятно, вы будете такъ добры, что не станете торопить сестру?

– О, конечно, миссъ Тудль! – отвѣчала Сусанна, очарованная лаской хозяйки, – для васъ я все готова сдѣлать.

– A каковъ онъ теперь, Джемима? – пролепетала Полли. – Бѣдняжка!

– Ничего, сестрица, – отвѣчала Джемима, – онъ теперь парень хоть куда, не то, что прежде.

– Творецъ небесный! – вскричала Полли съ большимъ волненіемъ, – y него ножки должны быть слишкомъ коротки.

– Коротеньки, сестрица, особенно сзади; но они вытягиваются съ каждымъ днемъ, и авось, Богъ дастъ, со временемъ вытянутся.

Слабое, ненадежное утѣшеніе; но веселый тонъ и радушіе, съ какимъ оно было произнесено, придавали ему большую важность въ глазахъ бѣдной матери. Черезъ минуту Полли спросила уже гораздо спокойнѣе:

– A гдѣ отецъ, милая Джемима?

М-ръ Тудль былъ вообще извѣстенъ въ семьѣ подъ этимъ патріархальнымъ именемъ.

– И его нѣтъ, – отвѣчала Джемима. – Ахъ, какъ это жаль! Сегодня отецъ съ собою взялъ обѣдъ и не воротится домой до вечера. Онъ всегда говоритъ о тебѣ, Полли, и со мною и съ дѣтьми. Что за добрая душа, если бы ты знала! Въ цѣломъ свѣтѣ не сыщешь такого смиренника.

– Спасибо, Джемима! – простодушно сказала Полли, обрадованная отзывомъ о мужѣ, и вмѣстѣ опечаленная его отсутствіемъ, – благодарю тебя, моя милая.

– Не за что, Полли, – отвѣчала Джемима, напечатлѣвъ звонкій поцѣлуй на щекѣ сестры и весело припрыгивая съ маленькимъ Павломъ. – Я то же самое по-временамъ говорю о тебѣ и ужъ, разумѣется, не лгу.

Несмотря на отсутствіе кочегара и его первенца, визитъ быстроногихъ нянекъ м-ра Домби далеко не пропалъ даромъ. Сестры разговаривали о семейныхъ дѣлахъ, о Котлѣ, о всѣхъ его братьяхъ и сестрахъ, между тѣмъ какъ черноглазая гостья, совершивъ неоднократныя путешествія по всѣмъ направленіямъ комнаты, внимательно разсматривала мебель, стѣнные часы, шкафъ, каминъ, комодъ съ красными и зелеными стеклами, и особенно пару черныхъ бархатныхъ котятъ, которые въ живописномъ положеніи стояли y камина, держа во рту ридикюли своей хозяйки, къ несказанному изумленію всѣхъ садовниковъ Стаггса. Какъ скоро разговоръ сдѣлался общимъ, Сусанна въ припадкѣ откровенности разсказала Джемимѣ всю подноготную, что только было ей извѣстно о м-рѣ Домби, о его планахъ, замыслахъ, характерѣ, о его родственникахъ. Вслѣдъ затѣмъ черноокая повѣствовательница наиподробнѣйшимъ образомъ исчислила разныя принадлежности своего собственнаго гардероба, и, наконецъ, описала въ главныхъ чертахъ характеры своихъ родственниковъ и друзей. Облегчивъ душу такой откровенностью, она съ удовольствіемъ выкушала добрый стаканъ портеру и обнаружила пламенное желаніе дать клятву въ неизмѣнной и вѣчной дружбѣ.

Флоренса тоже съ своей стороны не пропустила случая воспользоваться новымъ знакомствомъ. Обозрѣвъ грибы и другія рѣдкости знаменитаго сада, подъ руководствомъ маленькихъ Тудлей, она душой и сердцемъ вошла съ ними въ проектъ провести плотину черезъ зеленую лужу, накопившуюся въ одномъ углу. Она уже и приступила къ работѣ со всѣмъ усердіемъ добраго товарища, какъ вдругъ, къ общему неудовольствію, проектъ былъ остановлень на всемъ ходу суетливостью взбалмошной Сусанны. Отыскавъ свою воспитанницу, черноокая повелительница не преминула дать ей подзатыльникъ, и потомъ, вымывая ея руки и лицо, прочла очень назидательное наставленіе относительно того, какъ неприлично умной дѣвочкѣ дѣлать глупости, и какъ даже можетъ она свести въ гробъ сѣдые волосы почтеннаго родителя, если только, сохрани Боже, онъ узнаетъ, чѣмъ занимается его дѣтище. Вообще Сусанна, всегда вѣрная своей педагогической тактикѣ, поступила очень строго, несмотря на человѣколюбивое вліяніе прохладительнаго напитка. Наконецъ, послѣ непродолжительной аудіенціи между сестрами, толковавшими кой-о-чемъ насчетъ финансовыхъ обстоятельствъ, посѣщеніе окончилось. Полли взяла отъ сестры маленькаго Домби, передавъ ей своего сына, и дорогіе гости собрались домой.

Но напередъ нужно было спровадить куда-нибудь маленькихъ Тудлей, чтобы не сдѣлать ихъ участниками прощальной сцены. Послѣ предварительнаго совѣщанія ихъ отправили въ ближайшую мелочную лавку купить на гривну пряниковъ; когда дорога этой хитростью была совсѣмъ очищена, Полли и Сусанна еще разъ поцѣловались съ Джемимой и быстро отправились въ путь. Джемима кричала вдогонку, что если онѣ свернутъ немного въ сторону и пойдутъ по главной дорогѣ въ Сити, то непремѣнно встрѣтятся съ Котломъ.

– А, какъ вы думаете, Сусанна, можно ли сдѣлать небольшой крюкъ? – спросила Полли, остановившись перевести духъ.

– Почему же нѣтъ? разумѣется, можно, – отвѣчала миссъ Нипперъ съ полной увѣренностью.

– Да вѣдь намъ, вы знаете, непремѣино надо поспѣть къ обѣду домой, – возразила Полли.

– Что-жъ за бѣда? поспѣемъ.

И компанія повернула на большую дооогу въ Сити.

Жизнь бѣднаго Котла, по милости форменнаго платья, сдѣлалась со вчерашняго дня невыносимою во многихъ отношеніяхъ, Уличные мальчишки терпѣть не могли костюма "Благотворительнаго Точильщика", и всякій бродяга, при первомъ взглядѣ на него, считалъ своей обязанностью броситься на беззащитнаго парня и сдѣлать ему какую-нибудь пакость. По своему общественному существонанію, онъ скорѣе сталъ похожимъ на презрѣннаго жида среднихъ вѣковъ, чѣмъ на невиннаго ребенка девятнадцатаго столѣтія. Его сталкивали въ помойныя ямы, въ канавы, приплющивали къ столбамъ, забрызгивали грязью, забрасывали каменьями, и тотъ, кто видѣлъ его первый разъ, считалъ за особое удовольствіе сорвать съ него желтую шапку долой и полюбоваться, какъ мелькнетъ она на воздухѣ. Его кривыя ноги послужили неистощимымъ предметомъ для ругательствъ: ихъ ощупывали, дергали, кололи, и каждый зѣвака вдоволь потѣшался надъ колченогимъ воспитанникомъ. Нынѣшнимъ утромъ, на дорогѣ въ школу, ему совершенно неожиданно вставили фонари подъ глаза, и учитель его же наказалъ за это самымъ жестокимъ образомъ; этотъ почтенный старый педагогъ получилъ мѣсто школьнаго учителя въ заведеніи "Благотворительнаго Точильщика" по той причинѣ, что ничего не зналъ, ни къ чему не былъ способенъ, и особенно потому, что рѣзвые мальчики могли питать безпредѣльное уваженіе къ ею толстой сучковатой палкѣ.

Такимъ образомъ, бѣдный Котелъ, по возвращепіи домой, принужденъ былъ выбирать немноголюдныя улицы и глухіе переулки, чтобы избѣжать своихъ мучителей; но все же ему никакъ нельзя было миновать главной дороги, и лишь только онъ выбрался на болыпую улицу, злосчастная судьба прямо наткнула его на цѣлую стаю ребятишекъ, которые, на этотъ разъ предводительствуемые молодымъ звѣрообразнымъ мясникомъ, уже давно искали благопріятнаго случая позабавиться на чей-нибудь счетъ. Благотворительный Точильщикъ", внезапно очутившійся посреди шайки, былъ для нея самою вожделѣнною находкой: озорники подняли оглушительный гвалтъ и со всѣхъ сторонъ бросились на несчастнаго горемыку съ самымъ неистовымъ остервенѣніемъ.

Случилось, что въ это самое время Полли, безнадежно озирясь во всѣ стороны и уже готовая поворотить на прямую дорогу, вдругъ, къ величайшему изумленію, сдѣлалась свидѣтельницею ужаснѣйшаго зрѣлища. Бѣдная мать, испустивъ пронзительный крикъ, въ мгновеніе ока передала ребенка Сусаннѣ и стремглавъ бросилась на выручку несчастнаго сына.

Бѣда, какъ извѣстно, никогда не приходитъ одна. Изумленную Сусанну Нипперь и ея двухъ питомцевъ вытащили чуть не изъ-подь самыхь колесъ проѣзжавшаго экипажа, и они еще не успѣли опомниться, какъ со всѣхь сторонъ поднялась ужасная кутерьма и раздались крики: "Бѣшеный быкъ! бѣшеный быкъ!"

День былъ базарный. Толкотня сдѣлалась непомѣрная. Толпа бѣжала взадъ и впередъ, кричала и давила другъ друга; экииажи сталкивались, оирокидывались; бѣшеный быкъ пробирался все дальше и дальше; между мальчиками завязалась остервенѣлая драка; кормилица каое мгновеніе подвергалась опасности быть истерзанной въ куски. При видѣ всѣхъ этихъ ужасовъ, Флоренса, сама не помня что дѣлаеть, закричала и опрометью побѣжала впередъ. И долго бѣжала, и громко кричала она, приглашая Сусанну слѣдовать за собой; но, наконецъ, силы совершенно измѣнили бѣдной дѣвочкѣ: она остановилась и всплесиула руками, вспомнивь, что кормилица осталась въ толпѣ. Но кто опишетъ ея изумленіе, ужасъ, когда, обернувшись назадъ, она увидѣла, что и Сусанны не было сь ней! Одна, совершенно одна!

– Сусанна! Сусанна! – кричала Флоренса, хлопая руками, какъ помѣшанная. – Ахъ, Боже мой, гдѣ они! гдѣ они!

– Какъ гдѣ они? – брюзгливымъ голосомъ прошипѣла старуха, прихрамывая и ирипрыгивая съ возможной скоростью съ противоположной стороны переулка. – Зачѣмъ же ты отъ нихъ убѣжала.

– Я испугалась, – отвѣчала Флоренса, – я и сама не знала, что дѣлаю. Я думала, что они со мной. Да гдѣ же она?…

– Пойдемь, я тебѣ ихъ покажу, – отвѣчала старуха, взявъ ее за руку.

Это была совершенно безобразная старуха, съ красными закраинами вокругъ глазъ, со ртомь, который чавкалъ и мямлилъ самъ собою, когда она переставала говорить. Она была въ самой гадкой одеждѣ, и надъ рукой ея торчали какіе-то кожаные лоскутья. По всему было видно, что она уже давно догоняла Флоренсу, потому что совершенно выбилась изь силъ, и когда остановилась перевести духъ, ея горло и желтое морщинистое лицо начали кривляться сами собою пребезобразнымъ образомъ на всѣ возможныя манеры.

Флоренсѣ сдѣлалось страшно, и она сь трепетнымъ колебаніемъ начала озираться во всѣ стороны; но мѣсто было совершенно пустое: во всемъ переулкѣ ни одной живой души, кромѣ ея ужасной старухи.

– Тебѣ нечего меня бояться, – сказала старуха, крѣпко удерживая ее за руку. – Пойдемь со мной.

– Я, я не знаю васъ. Какъ васъ зовутъ? – сіфосила Флоренса.

– Я м-съ Браунъ. Меня зовутъ доброю бабушкою.

– A онѣ недалеко отсюда? – спросила Флоренса, насильно увлекаемая впередъ.

– Сусашна близехонько, a другія почти подлѣ нея, – отвѣчала добрая бабушка.

– Никого не ушибли? – вскричала Флоренса.

– Никого: всѣ цѣлехоньки, – отвѣчала добрая бабушка.

Флоренса при этомъ извѣстіи заплакала оть радости и охотно пошла за ней, хотя по временамъ, украдкой взглядывая на ея лицо и особенно на чудодѣйственный роть, не могла надивиться страшной фигурѣ доброй бабушки, и невольно задавала себѣ вопросъ: какая же должна быть злая бабушка, если таковая существуетъ на бѣломъ свѣтѣ.