Арктический удар

– Вот так, кто-то топит, кто-то записывает себе на счет и получает награды, – возмутился Бурый.

– А тебе что, тоже хочется висюльку? – подколол Князь.

– Да, хочу! Я бы от Красного не отказался, он мне нравится. У моего отца такой был, и что плохого в боевых наградах, заработанных честным путем, а не как некоторые – приписками.

– Ладно, молчу, молчу, еще на дуэль вызовешь, а здесь – в замкнутом пространстве, может и невиновный пострадать.

– Так мы попросим командира всплыть и на свежем воздухе сразимся, не надо будет покойничка переть по крутому трапу, волной смоет, когда погружаться обратно будем, – ответил шуткой на шутку Бурый.

– Так, шутники, сейчас вы у меня пойдете в торпедный, и наш дорогой доктор будет делать искусственное дыхание торпеде рот в рот.

– Так у нее ротового отверстия нет.

– Захочешь – найдешь. А после этого оба берете ее, переворачиваете, загружаете в торпедный аппарат. Чтобы мы могли стрелять на отходе назад, когда нас будут преследовать корабли противника.

– Как это назад? – не врубился доктор.

В центральном грохнул хохот.

– Как, как, у нас же кормовых аппаратов нет, а мы на отходе такой перевернутой стреляем, вот она и пойдет не вперед, а назад, на преследователя.

Тут Князь понял, что его разводят, поскольку хохот стоял такой, что, наверное, немецкие акустики за сто километров засекли, и решил продолжить игру дальше сам. Состроил невинно-удивленные глазки.

– Командир, нам там места не хватит, чтобы ее развернуть, не пилить же ее пополам.

– Так мы сейчас всплываем. Вы вытаскиваете ее на палубу. Там переворачиваете и затаскиваете назад в торпедный, и всего делов.

– А если с немецкого самолета нас заметят, пока мы наверху танцевать будем?

– Да ничего страшного, как только самолет засечем, нырнем, а вы сверху поплаваете. Будете торпеду поддерживать, чтобы не утонула, она нам еще пригодится, их так мало осталось, а брать негде. Интересно будет посмотреть на того немца и узнать, что он будет докладывать, видя двух идиотов, плавающих в море в обнимку с торпедой и дожидающихся каравана, который должен выйти из фьорда.

– Так она же тяжелая, вдвоем не справимся, надо еще с десяток помощников.

В центральном уже не смеялись, а стонали, кто-то сидел на корточках и всхлипывал, кто-то сполз на палубу, держась за живот и утирая слезы. Кто-то включил внутреннюю связь, так что половину разговора слышала вся подлодка, а кое-кто заглянул сюда, чтобы воочию взглянуть на этот дурдом и пересказать другим. Насмеявшись и слегка расслабившись, все потихоньку приходили в себя.

Если бы не мой день рождения. Пустяк, оказавшийся решающим. Отчего-то взбрело отметить, после чего – ходу. Попросил кока испечь торт или пирог и придумать чего-нибудь на закусь. Собирался через неделю после начала похода праздновать в нашем времени, а с этим переходом все сдвинулось, пришлось подстраиваться. Как там дома? Жена испекла свой фирменный пирог с голубикой, приготовила утку с клюквой – такая вкуснятина, даже в желудке заурчало. Блин, о чем я думаю! Они, наверное, сейчас места себе не находят, мы же пропали три недели назад. Нас наверняка всем флотом ищут, не знают, куда исчезли. Не иначе мерещится им второй «Курск» или С-80. Ладно, не будем о плохом. Может, вернемся к себе в тот же день и час и никто не заметит нашего исчезновения.

Кок не подвел, приготовил недурственный тортик, да не один, а несколько, чтобы по маленькому кусочку досталось всем. Остальные блюда тоже были хороши. Поздравляли, желали и даже дарили. Как без подарков. Обед был прерван сообщением о двух воздушных целях, кружащих на выходе из фьорда. Не зря тут эти вороны разлетались: раз уж появились – жди корабли.

И почти сразу – множественные шумы винтов. Причем не транспортов – боевых кораблей.

– Товарищи подводники, наш маленький сабантуй прикрывается по не зависящим от вас причинам, прошу всех по своим местам.

– Боевая тревога!

Сначала подумал: по нашу душу. Взялись обозленные немцы за нас всерьез, сформировав корабельную поисковую группу. Как поступил бы я сам на месте любого немецкого адмирала. Четыре-пять эсминцев с гидролокаторами и полным запасом глубинных бомб, при поддержке базовой авиации. Мы бы, конечно, уклонились, ушли. А там, глядишь, и сделали бы одного-двух. Вот где было бы настоящее дело, когда добыча пытается показывать зубы охотнику.

– Цели! Первая, вторая…

Глянем – уйти успеем всегда!

Показались. В перископ было видно, как какой-то вооруженный транспорт шел под охраной двух эсминцев.

– Петрович, погляди, что это за фрукт такой, что его охраняют два эсминца. Это больше всего напоминает какую-то плавбазу или опять минзаг.

– Да точно, военный корабль, хорошо вооруженный, глянь, как рванули, торопятся проскочить открытый участок и скрыться в проходе между островами, – подтвердил старпом, глядя в перископ. – Похоже, в Нарвик побежали.

– Ну и мы пойдем за ними и в удобном месте перехватим.

Уже целый час мы не можем выйти на удобную позицию для удара, эти гады все время прячутся за островами.

– Товарищ командир, на экране появились отметки еще от трех надводных и одной воздушной цели.

– Вот сволочи, наверняка почувствовали, что их здесь кто-то пасет. Потому и выпустили этих пораньше – отвлечь, а самим какой-то более ценный корабль провести на юг. Они, как я помню, должны «Лютцов» в Германию на ремонт отправить, вот, наверное, подобную комбинацию и придумали. Чтобы рыба, которая, по их предположениям, выжидает в засаде, клюнула на их наживку, хотя наживка стоящая.

– Так, может, сначала этих атакуем, а потом тех догоним? – предложил Саныч.

– Нельзя. Как только мы этих атакуем, те сразу в какой-то дыре укроются, из которой их не выкурить.

– А вдруг, наоборот, это на юге приманка, – мы бросим этих, помчимся за теми, а в итоге – пшик. Как говорят, за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.

– Ладно, подождем чуть-чуть, посмотрим, как будут развиваться события дальше, пока двигаем за этими.

Прошел еще час в ожидании.

– Пал Василич, как ведет себя противник, нет ли изменений в их продвижении?

– Да нет, все без изменений, идут противолодочным зигзагом, ход десять узлов.

– А что с южной группой? Где она сейчас?

– Двигается на запад, уже в течение двух часов со скоростью пятнадцать узлов, – доложил оператор ГАКа.

– Кто это может быть? Может, фрицы снова послали в Атлантику рейдер, хотя, не помню, по-моему, в сорок втором все рейдеры уже переловили. Так кто же это? И куда попер? Понаблюдаем с полчаса, если ничего не поменяется, атакуем сначала этих, а потом перехватим южных, скрыться не успеют, далеко отошли от берега.

– Командир, южная группа изменила свой курс с восточного на северный и увеличила ход до восемнадцати узлов.

– Значит, это не рейдер, – заметил Петрович, – рейдеров с такой скоростью нет. Но однозначно, это боевые корабли. Они решили проскочить подальше от берега, где меньшая вероятность встречи с подлодкой, так как лодки охотятся все же ближе к берегу.

– Видимо, так и есть, Петрович. Через четыре часа мы это узнаем, а пока атакуем, пусть только выйдут в открытое пространство, – ответил я.

Такой случай представился через два часа, когда корабли вышли из-за острова. Мы всадили одну торпеду в борт военному судну, с идентификацией которого так и не определились, а другую – между труб – в эсминец. Судно стало заваливаться на левый борт, на палубе бушевал пожар, что-то взрывалось и огромными петардами взмывало вверх. Матросы прыгали с горящего корабля в воду, она тоже горела. Эсминец раскололся пополам, так как детонировали торпеды в торпедном аппарате. Он погружался двумя половинками, вокруг которых плавали в горящей нефти немногие выжившие моряки. Преследования не было, поскольку третий эсминец бросился спасать экипажи торпедированных кораблей.

– Сан Саныч, курс на южную группу, отрезаем ее от берега, чтобы не скрылась. Операторы, как ведет себя цель? Об изменении курса докладывать сразу.

– Курс цели без изменения.

Вот это да! Крейсер и два эсминца – ничего себе улов! Ни в коем случае нельзя упустить этот крейсер. Это, должно быть, «Кельн», однако почему он вышел сейчас, в то время как должен в начале августа перебазироваться в Нарвик. Очевидно, этот мир понемногу начал меняться ввиду нашего вторжения. Или мы в параллельном мире, слишком уж все пошло не так. Почти не так.

– Нам сегодня крупно повезло, товарищи подводники, – сообщил я, отрываясь от оптики перископа, прерывая свои мысли. – Там наверху фашистский крейсер, угрожающий нашим коммуникациям, и два эсминца. Они очень спешат, наверное, уже знают о потоплении предыдущего конвоя и надеются проскочить в стороне от основных транспортных путей. Этого мы не допустим и пустим их на дно. О, складно звучит! Сережа, по крейсеру отработаешь шестьдесят пятой, чтобы наверняка, и сколько у нас осталось пятьдесят третьих.

– Мало для такой войны, всего десять штук.

– Михал Петрович, что это мы все торпедами да торпедами, а ракеты у нас для чего? Мы узнали, кто перед нами, пропустим вперед миль на двадцать – и ракетами, – предложил Триэс. – До берега далеко, никто и не узнает, куда исчезли корабли. Две по крейсеру, по од ной в эсминцы, всего и делов-то. Вряд ли кто спасется.

– Сергей Степаныч, твои ракеты нам еще понадобятся. Если мы их сейчас используем, хотя и с пользой, их негде будет взять. Так что сейчас используем торпеды. В первую очередь крейсер, затем эсминцы или эсминец, который будет самой выгодной целью.

– Товарищ командир, цель увеличивает ход, – поступил доклад.

– Значит, засекли нас и пытаются оторваться, думают, тут обычная подлодка с подводным ходом максимум десять узлов. Сережа, как только БИУС выдаст данные по целям, сразу стреляешь.

Торпеда оторвала крейсеру корму вместе с обеими башнями, но он оставался на плаву, погрузившись кормой по палубу. Эсминец также получил торпеду, только под мостик, и теперь погружался носом, кренясь на правый борт. Оба корабля горели, не так интенсивно, как первые, потопленные нами за сегодняшний день. Третий эсминец шел на нас. Очевидно, решил поквитаться с обидчиком своих товарищей, не догадываясь, на что нарывается.

– Ныряем на двести, курс на уклонение, мощность семьдесят процентов, отрываемся от него, делаем петлю и добиваем этот крейсер.

Эсминец не хотел отставать и гнался за нами уже минут десять.

– Вот подлюка, гад упертый попался, – возмущался Саныч.

– Сейчас скинем! Приготовить ловушки, – скомандовал я, – выпустить ловушки, руль направо.

Мы отрывались от эсминца, позади на месте имитаторов слышались разрывы глубинных бомб, которые усердно обрабатывал наш преследователь.

– Сан Саныч, курс на крейсер, сделаем Нептуну подарочек.

Живучий, черт! Умеют немцы строить качественно. Покалеченный крейсер все еще держался на воде, когда мы подошли через полчаса, после того как сбросили эсминец с хвоста. Крейсер еще глубже осел в воду, его уже не спасти, рядом с ним плавало несколько шлюпок и спасательных плотов. Мы решили не тратить на него торпеду, и так утонет, и ушли из этого района в сторону Нарвика.

«Уже месяц, как я на этой лодке в заточении. И что им от меня нужно? – рассуждал Херман, сидя под замком в своей временной тюрьме. – Теперь я многое о них знаю. Они действительно из будущего, а Советы в 1945 году победили в этой войне. С огромными потерями, но победили. А мы проиграли. Они вошли в Берлин, от которого мало что осталось, а не мы в Москву. Да и вообще, от половины Германии тоже мало что осталось. А ее еще поделили между союзниками. Гитлер покончил с собой, Геббельс – с собой и своим семейством. Иных казнили или посадили. А эти пришли из будущего, чтобы помочь повторно выиграть войну, с наименьшими потерями. У них очень мощное оружие, которым можно за считаные секунды стереть любой город. Что за оружие они придумали в своем будущем? Да одна такая лодка может заменить сотню наших. Месяцами не всплывать, погружаться на полкилометра и передвигаться со скоростью эсминца. Ей ли бояться наших кораблей. Один из них сказал, что за этот месяц, как они появились здесь, отправили на дно восемь боевых и три транспортных судна. Потом показали несколько документальных кинохроник об этой войне и всех ее ужасах, о концлагерях, миллионах замученных и сожженных в печах. Страшное кино. Прав был тот старый матрос, как его там? Уже стал забывать, все же прошло три года. Ах да, Вернер Майкснер, его потом гестапо арестовало. А он предупреждал еще тогда, после Польской кампании, что эта победа ничего хорошего нам не принесет. Тогда все опьянели, боготворили Гитлера. Зато потом он, неуемный в своих амбициях, привел страну к краху. Но это произойдет через два с половиной года, возможно, и раньше. Я узнал, что такое война и во что обошлась нам, мне показали мой родной город Гамбург и что с ним сотворили англичане с американцами в сорок третьем году, я не знаю, выживут ли мои родители в этом аду. Я понял, что эйфория после первых побед скоро пройдет и наступит страшная расплата за все содеянное моей страной. В сорок четвертом году произойдет неудавшееся покушение на Гитлера, в котором будут участвовать высшие чины вермахта, впоследствии казненные. Может, и война раньше закончилась бы. Они рассказали, что после победы англичане не захотели единой Германии и разделили ее на четыре оккупационные зоны. Франция тоже противилась объединению. СССР в своей зоне создает новое государство – ГДР (Германская Демократическая Республика), ему нужны рабочие руки, восстанавливать разрушенное хозяйство. Хотелось, чтобы государство осталось единым. Этим объединением они тоже хотели бы заняться. Я не знаю, как теперь поступить, но надо как-то предотвратить столь страшную для Германии развязку, вот только как. Как помочь своей родине – перейти на сторону врага или попытаться сбежать, предупредив своих. Только как отсюда сбежать, если они даже не всплывают и не выпускают меня из конуры, в которой закрыли. А даже если сбежишь, надо добраться до своих. Что я могу рассказать и кто мне поверит? Чего доброго, признают сумасшедшим или дезертиром, хуже того – решат, что меня завербовали русские, и, не разобравшись, расстреляют. Я что, ярый нацист? Я простой моряк торгового флота. Я что, хотел этой войны? Нет, конечно. Я не хочу, чтобы мои родные погибли. Как их предупредить, чтобы они уезжали из города, не знаю. Думай, Эдгар, думай; черт, скоро мозги закипят, а в голову ничего не приходит. Я все-таки склоняюсь к тому, что надо помочь русским скорее закончить эту войну».

* * *

– Разрешите войти, товарищ контр-адмирал?

– Входи, Павел Алексеевич. С чем пришел?

– Да вот с вопросом. У нас тут что-то непонятное творится, кто-то топит немецкие корабли, а кто – неизвестно.

– Может, англичане?

– В том-то и дело, англичане тут ни при чем.

– Как так?

– Да вот так. Они утверждают, что к потоплению крейсера «Кельн», двух эсминцев Z-27 и Z-30, плавбазы MRS-25, потопленных подводными лодками, никакого отношения не имеют.

– Тогда американцы.

– Никак нет, американцы свои лодки сюда не посылали.

– Да, интересно.

– С разгромом конвоя тоже не все ясно, англичане что-то темнят, похоже, не они его разгромили.

– Тогда чьи подводные лодки их топят?

– Пока мы этого не знаем. Кроме того, было донесение с лодки Щ-422, она находилась на позиции при входе в Варангер-фьорд у Вардё, они слышали шумы предположительно подлодки, но они не уверены, поскольку это очень не характерные шумы для подлодки. Однако это нечто двигалось под водой очень быстро, не менее пятнадцати узлов.

– Может быть, немцы испытывают свою новую лодку, о которой нам ничего не известно.

– Возможно.

– И куда она двигалась?

– Проследовала на запад.

– Тогда выходит, она была на наших коммуникациях, и мы опять ничего не знаем. Вдруг это какой-то подводный заградитель и где-то выставил мины. Плохо работает ваша служба, товарищ капитан второго ранга.

– Товарищ контр-адмирал, не похоже это на минный заградитель, донесение было двадцатого, а за это время мины дали бы о себе знать.

– Так выясняйте, что там у нас ходит и кто немцев топит.

Разговор с начальником разведки флота Вазгиным проходил в кабинете Степана Григорьевича Кучерова – начальника штаба Северного флота.

Глава четвертая
Удар по Киркенесу

Болтаемся в Баренцевом море где-то севернее Киркенеса.

Что делаем? Ну, прежде всего, ведем радиоразведку. Леня Ухов и его подчиненные сейчас самые занятые люди. Собираем базу данных по всем немецким передатчикам: место, частоты, характерное время выхода в эфир. Место определяется пеленгацией с разных точек моря, оттого и ходим вперед-назад, благо обнаружить нас тут сложно, а мин вдали от берега на глубине нет. Пару раз, впрочем, приходилось нырять, обнаружив самолеты, но это не вызывало беспокойства. Чай, не «Орионы» с их сверхчуткой аппаратурой, хрен заметят!

– Ну вот, Андрей Витальевич, дождался дела, а то твои ребята, наверное, бунтуют от скуки.

– Да, Михаил Петрович, еще чуть-чуть посидим в этой стальной коробке, и мои ребята, чтобы не потерять боевых навыков, устроят охоту на ваших подводников прямо здесь.

– Итак, сегодня мы подходим ближе к проходу, ведущему к Киркенесу, высаживаем вас на полуостров, где находится аэродром, а сами отходим. На операцию вам отводятся сутки. После того как достигаете объектов и все будет подготовлено к подсветке целей, дадите условный сигнал. Как только мы ответим, подсвечиваете цели.

– С каким интервалом пойдут ракеты?

– А какой вам нужен интервал?

– С полминуты хватит.

– Тогда договорились.

– Правда, в порту придется действовать по-другому, там с подсветкой ничего не выйдет, так как порт стоит, можно сказать, почти на острове, нам придется высаживаться там и устанавливать радиомаяки.

– А получится?

– Получится.

– Сколько твоих бойцов пойдет на задание?

– Все пойдем, двумя группами. Одна во главе со старшим лейтенантом Гавриловым к аэродрому, а я, значит, в порт, поведу остальных.

– И вот что еще, мы подождем вас на месте высадки часа два, на всякий случай будем сканировать все радиочастоты; если вдруг пойдет не все так гладко, дадим знать, вернетесь обратно на лодку. И смотри, ваше снаряжение и оружие ни при каких обстоятельствах не должно попасть в руки немцам, понятно?

– Так точно, я понимаю всю ответственность и серьезность этого задания, если что – все будет уничтожено.

– Ну вот и хорошо, можете идти, готовьтесь к высадке.

Место было выбрано тщательно. Правда, в миле от него по берегу находился немецкий пост СНиС (наблюдения и связи). Что в сочетании с полярным днем создавало проблемы. Однако за нас было то, что в этом времени боевые пловцы – экзотика. А значит, немцы прежде всего наблюдают за плавсредствами, идущими к берегу. Кроме того, судя по карте, там была очень удобная бухточка, подходы к ней просматривались с поста, а сама она – нет.

– Пройдем, командир! – уверенно сказал Большаков. – На учениях последних – там – тяжелее было! Там нас, между прочим, контрдиверсанты ловили специально натасканные, с техникой – камеры, датчики наблюдения – и вертолетами! И не поймали!

Тем не менее кошки на душе скребли. Самое худшее, что могло быть, – если кто-то из наших попадет в плен. Потому у Большакова был строжайший приказ: встретив серьезное противодействие, не геройствовать, возвращаться! Мы были в полной готовности, решив, что истратить торпеду на тральщик или даже охотник будет много меньшим злом, чем потерять наших парней. Триэс подготовил данные на стрельбу «Гранитом» по упомянутому посту СНиС, если по обстановке потребуется.

Хорошо, хоть тут не было мин. Проверили гидролокатором. Да и не способствуют этому глубины сразу от берега и большой перепад прилив-отлив! Подошли максимально близко, насколько возможно, чтобы сэкономить батареи подводных буксировщиков. И две четверки последовательно выскользнули из торпедных аппаратов полностью экипированные.

Мы отошли на десять миль, выставили антенну. И погрузились в ожидание.

От Гаврилова пришло подтверждение:

– Высадились нормально. Немцев в точке нет. Выходим на маршрут.

Все же техническое превосходство – великая вещь! Не было в начале войны «сжатия» передач, когда сообщение в записи выстреливается в эфир за миллисекунды! Что-то похожее появилось лишь в сорок четвертом, и то на кораблях. Так что, даже если немецкий слухач на этих частотах, что само по себе проблематично, бдит, он поймает лишь коротенькое «пик». И запись на магнитофон с замедленной прокруткой не поможет, учитывая частотную модуляцию и «цифру». Словом, Гаврилов теоретически мог мне хоть «Войну и мир» в прямом эфире читать – привычка изъясняться коротко брала свое. Вскоре пришло подтверждение и от самого Большакова, что он прошел противолодочные сети и вошел в залив.

Через четыре часа пришло сообщение от Гаврилова:

– Дошли до точки два. Отдыхаем.

«Все правильно, – подумал я, вспоминая, что знал о тактике диверсантов в тылу врага. – Идут перекатом, от точки к точке, пока одни выдвигаются, другие подстраховывают, готовые прикрыть снайперским огнем. Затем вторые тоже подтягиваются, осматриваются, куда дальше, и по новой».

Еще через три часа:

– Дошли до конечной, точка зет. Цель вижу отлично. Ставим подсветку.

Зет – это выбранная по карте рельефа, очень характерная точка для привязки к местности. Под «подсветкой» понимается инфракрасно-лазерный дальномер от начальной точки до выбранной цели, дистанция и пеленг тоже на карте. Для проверки – координаты соседних горных вершин. Затем, по обстановке, то же самое с резервного места – точка игрек.

Ухов уже работает с картой карандашом, линейкой и транспортиром. Принимает координаты и описание целей. Все как и ожидалось, а где еще немцам летный состав селить? До города не близко. В палатках холодно здешними зимами. Блиндажи – грунт каменистый, долго и трудно. Так что стоит возле аэродрома пара двухэтажных жилых домов барачного типа, довольно больших, – штаб и казарма. Склад топлива, склад боеприпасов, ремонтные мастерские, несколько сборных железных ангаров, склады имущества, казармы охраны, позиции зениток, типа «ахт-ахтов» и двадцатимиллиметровок, доты…

Через два часа вся картина как на ладони. Уже с привязкой к координатам. Цели – для «Гранитов». Триэс тут же, наготове.

– Чего ждем?

Молчание. Напряжение нарастает. Первой идет четверка Большакова, цели установлены, можем начинать, как только получим подтверждение от Гаврилова.

И вдруг:

– Третий – Первому. Молоты по целям один и пять, сейчас, скорее! Отходим!

– Первый – Третьему. Принято, подлетное, две минуты. У вас в порядке?

– В порядке, блин! Счас два и три рванут, кипеж будет, скорее!

Ничего себе! Они там что, успели склады ГСМ и БК заминировать? И конечно, часовых. Надеюсь, по-тихому! Иначе, если фрицы успеют найти жмуров, весь берег станет на уши! А если ГСМ и бомбы взорвутся до того, фрицы из бараков вылезут на шум. Потому что цель одна – общежитие-штаб. Пять – скопление самолетов: уж очень удачно стоят, кучно, явно не боятся ничего фрицы!

– Боевая тревога, ракетная атака! Отсчет пошел…

– Что ж, с богом!

Дрожь корпуса, рев. «Граниты» ушли. Интересно, что подумают немцы на посту? А плевать, что подумают, потому что никому ничего не сообщат, Леня врубил установку помех на полную катушку. Теперь волна, на которой вылезет любой передатчик, определенный как немецкий, будет тут же забит «белым шумом».

Была вообще-то идея в качестве шума выбрать немецкие ругательства и даже «Рамштайн»! Но, поразмыслив, отбросили. Лучше, если фрицы, хоть поначалу, будут считать помехи природным явлением. Север, тут рации вообще иногда работают непредсказуемо. А это может при случае подарить нам время.

– Третий – Первому. Цели поражены!! Цель один вообще взлетела, как… Мы отходим, ждите!

– Артисты! А мне счас за сердце держаться и валидол пить? Случись что, с кого бы тащ Сталин спросил бы? Ну, погодите у меня – вот только вернитесь! Ох, только б вернулись скорее, и все!

Ждем. Сейчас нам к берегу нет смысла, пока они там спустятся с горы. И подадут сигнал. Тогда мы выйдем в установленное место. Придется всплывать – плохо. Фрицы с поста увидят, хотя хрен они нам что сделают.

Пришло подтверждение и от Большакова: все ракеты в порту сработали штатно, в самом порту огненный ад.

Из рассказа капитана третьего ранга Андрея Витальевича Большакова

Ну вот, дождались! Сидели без дела, едва не рехнувшись, когда вокруг творилось такое, и вот наконец наш выход! Командовать решил сам. Пойдем на «Сиренах» (подводный двухместный транспортер габаритами с торпеду).

Вот они, мои орлы. Вхожу в отсек и вижу, как ребята убивают время. Два гиганта, Степан Ведерников и Борис Рябов по кличке Рэмбо, оба мичманы, оба под метр девяносто пять роста и более центнера весу, но ни грамма лишнего жира, боролись на руках. Два Андрея – Сушко и Низиньков – младшие лейтенанты, те еще кадры. Про таких говорят, с иголками в заднице. Никогда не сидят спокойно, или кого-то разыграют, или лезут со своими советами и хохмами к каждому члену команды, кроме командира, естественно. Да и клички у них соответствующие – Блоха и Муха. Тем не менее оба классные спецы, один минер, другой спец по электронике. Следующая пара – два брата-погодки из поволжского города Звенигово, Юрий и Владимир Смоленцевы, оба классные рукопашные бойцы и стрелки отменные. Два моих старлея, командиры групп, доки на все руки, за их плечами уже не одна операция, особенно у Василия, да и Валентин не промах.

– Мужики, сегодня идем на задание, так что подходим все к схеме предстоящей операции. Ты, Василий, берешь Брюса, Рэмбо и Степку, высаживаетесь в этом районе и незаметно проникаете на авиабазу – надо подсветить цели. В первую очередь летный персонал, склады и самолетные стоянки. Возьмите с собой пластиду, кое-что, до чего не дотянутся ракеты, надо заминировать. По возможности возвращаетесь этим маршрутом. Главное, ни в коем случае снаряжение, тем более оружие не должно попасть в руки противника. Ясно?

– Так точно.

– Лодка будет ждать на том же месте в течение суток. Со мной идут трое, нам предстоит проникнуть в порт и установить радиомаяки.

Оставшаяся четверка переглянулась, кто-то из них должен остаться, но вопрос на эту тему никто не задал. Понимают, командир сам объявит о своем решении.

– Как только мы их устанавливаем и отходим, даем сигнал на обратный отсчет. Надо постараться сделать так, чтобы удар вышел одновременно по обеим целям, тогда фрицам будет не до нас. Выход через час. Вопросы есть? Вопросов нет, это хорошо.

Четыре «Сирены» – подводных буксировщика – возьмут лишь восьмерых плюс снаряжение. Потому Валентин остался на лодке. С моим приказом:

– У тебя важная задача, немца охранять! А вдруг он сбежит и, как Сигал, весь экипаж голыми руками? Так что – бди!

Но Валька, кажется, все равно обиделся.

Два часа назад лодка подошла к берегу метров на шестьсот, и мы покинули ее через торпедные аппараты. Одна группа пошла на лодке направо, их выпустят чуть позже, а мы на своих бревнах налево. И если вы считаете, что мы, со всей нашей тренировкой, имея неоднократный опыт подобных заплывов, получали удовольствие от процесса, то сильно ошибаетесь!

Водичка в Баренцевом море очень холодная, даже летом. А на глубине пяти метров не прогревается никогда. Обогреваемые гидрокостюмы позволяли не замерзнуть вусмерть – но ощущение было мерзейшее. Представьте, что вы в час пик едете в переполненном даже не автобусе, а открытом кузове грузовика – причем не в Москве, а в Норильске, да еще зимой и в пургу. Получите примерную картину, как себя чувствовали мы.

Одно лишь было хорошо: обнаружить нас было решительно невозможно! Не было в этом времени ни соответствующих технических средств, ни отработанной тактики. Ну, если только поставить в угрожаемом месте на берегу часового с ящиком гранат, которые кидать в воду через произвольные интервалы.

Было тесно, очень холодно и мокро, не спасал даже обогреваемый гидрокостюм. Вот уже два часа мы подбираемся к своей цели на глубине пяти метров.

Вскоре подошли к противолодочной сети, которая закрывала проход к порту, преодолев ее без проблем, так как ячейки были больше, чем диаметр нашего транспортного средства. Мы направились в глубь фьорда к портовым сооружениям. Иногда подвсплывая к поверхности и беря правильное направление, мы двигались дальше. Не доходя до города примерно километр, мы разделились, одна пара на правую сторону города, другая – налево. Вскоре мы пристали к маленькому островку, который находился позади Киркенеса на левой его стороне, в трехстах метрах от маленького заливчика, который врезался в город. Оставив своего коня, мы стали пробираться под водой к порту. Еще на подходе к нему мы заметили большой транспорт, примерно четыре-пять тысяч тонн, стоящий под разгрузкой. В заливчике находился другой на полторы-две тысячи и пара каких-то вооруженных корабликов.

– Муха, ты пробираешься в заливчик и ставишь маячок под пирсом, потом вон к той площадке, которая заставлена ящиками, тюками и всяким барахлом. А я обойду мысок и установлю маяк на том крупном транспорте и на пирсе с каким-то оборудованием, но ближе к портовому крану, чтобы и ему досталось. Потом встречаемся на островке.

Вдруг вдалеке раздались выстрелы, но тут же оборвались.

– Товарищ капитан, а это не наши засветились?

– Не знаю, Муха, не могли они так подставиться, да и стрельба стихла.

– Тогда что это было?

– Не знаю, ладно, пошли, время идет.

Подплыв под водой к транспорту, я прикрепил первый маяк под кормовым свесом, где он был незаметен с палубы. А вот выбраться на пирс долго не удавалось, было слишком людно. Пришлось проплыть дальше вдоль пирса и найти менее людное место. Проплыв еще метров двести, я обнаружил подобие пролома в пирсе, наверное, сюда попала бомба во время бомбежки, здесь-то я и выбрался на пирс, предварительно притопив акваланг. Осторожно поднявшись и прячась за грузами, я стал подбираться ближе к крану. И когда оставалось метров двадцать пять, на меня из-за ящика, неожиданно для нас обоих, вышел солдат. У него отвисла челюсть, и ужас застыл в глазах при виде кого-то в черном. Он стал судорожно сдергивать винтовку с плеча, но не успел, мой нож опередил и вошел ему в горло. Захрипев и схватившись за рукоять, торчащую из горла, он повалился на землю. Подхватив его, чтобы не сильно гремел, я затащил его за какие-то тюки, накрытые брезентом. Этим же брезентом накрыл труп. Вот черт, так и нарваться можно, бывает же такое, когда долго сидишь без практики. Чуть все навыки не подрастерял. И что он тут делал? Интересно, скоро ли его хватятся? Пока тихо, никто его не зовет. Надо двигать дальше. Крадусь еще более осторожно. Вот и кран, до него метров десять открытого пространства, которое надо проскочить. Однако тут торчал еще один фриц. Как же его отвлечь? Кручу головой в поисках чего-то наподобие камня. Ага, вот этот костыль для шпал подойдет. Подобрав костыль, изо всех сил забросил его подальше за ящики, моля, чтобы он ударился обо что-то, не попав на тюк. Немец вскинул винтовку сразу же, как услышал глухой удар о доску, куда, видимо, попал костыль.