Гурудев. Плато на вершине. Жизнь Шри Шри Рави Шанкара

2 / Идли, коровы, храмы и игры

Когда маленькому Рави было несколько месяцев от роду, Амма вернулась в Бангалор. Питаджи в то время работал в автомобильной индустрии – занимался конструированием малолитражных автомобилей. С нами жили мать Питаджи, Шрингарамма (мы звали ее Аттхайамма), его брат Субраманьям и сестра Васанта. Наш первый дом в Бангалоре, который мы арендовали, располагался в районе под названием Кольцо Минервы. Позже мы переехали в Манджулу, собственный маленький уютный домик. Имя Манджула для нашего нового дома выбрала Аттхайамма. Она была красивой женщиной с выразительным круглым лицом, длинными волосами, лучистой улыбкой и яркой индивидуальностью. В процессе покупки дома в Бангалоре наш отец свел выбор к двум вариантам, оба они располагались в районе Джаянагар на одной и той же улице. Одним вариантом был большой угловой дом, а другим – Манджула, он был поменьше. Отец обсудил их с Аттхайаммой, и она выбрала дом поменьше, сказав: «В маленьком доме мы можем быть ближе друг к другу. Там нам хватит места». Интуиция ее не подвела. Мне было около четырех лет, когда мы переехали в Манджулу. В этом доме мы провели драгоценные детские годы, он всегда был полон друзей и родни, дышал атмосферой тепла и уюта. А в угловом доме, наоборот, мало кто жил все эти годы. Никто не задерживался там надолго.

В районе Кольца Минервы было много деревьев и птиц. Вокруг нашего дома росли манго, саподилла, кокос и другие деревья. Однажды мой брат (ему было тогда чуть больше года) играл в саду, и Амма увидела, как птицы и мелкие зверушки резвятся перед ним на солнышке, а маленький Рави с круглыми от любопытства глазами смеется и хлопает в ладошки.

Спустя почти два года после рождения Рави, одиннадцатого января 1958 года, родилась я. В это время проходил ежегодный музыкальный фестиваль Тьягараджа арадхана, и почти вся семья, кроме моей матери и паати, уехала в Тхирувайяру, город примерно в двадцати километрах от Папанасама, чтобы принять участие в празднествах. Там они остановились в доме одного знаменитого музыканта. Между тем вечером у Аммы начались схватки. Паати помчалась на автобусную станцию, нашла автобус, который отправлялся в Тхирувайяру, передала с водителем послание и попросила: «Скажите им, чтобы возвращались домой срочно!» Водитель доехал до дома музыканта и рассказал Аламелу-периме новости. Вскоре вся семья была уже дома, присматривая за Рави и ожидая моего появления на свет.

Я уже с младенчества была очень привязана к брату. Мама рассказывала, что он начал проявлять заботу обо мне, еще когда ему не исполнилось и двух лет. Иногда наша тетя дразнила его, говоря: «Твоя сестра выглядит как куколка, соседи хотят забрать ее себе». После этого он не позволял гостям ко мне прикасаться и ненавязчиво присматривал за мной. Он вкладывал свой крохотный палец в мою младенческую ладошку и радовался, когда мои пальчики сжимались вокруг него.

Если человек счастлив, время летит быстро. Когда моему брату было примерно четыре года, а мне два, мы начали петь мантры и молиться, к большому удивлению взрослых. Я наблюдала за ним и повторяла все, что он делал. Однажды, когда его спросили, о чем он молится, он ответил: «Чтобы все были счастливы». Мы часто смотрели на небо, на облака, на звезды, солнце, луну… и, скажем так, молились им. Рави молился с закрытыми глазами, а я закрывала один глаз, а другим следила за его следующим движением. Говорят, что старые привычки очень живучи. Даже сейчас я смотрю на брата – и с открытыми, и с закрытыми глазами. Он единственный, кому я молюсь. Он радуется, когда человек погружается в молитву.

Молитва происходит спонтанно, а ритуалы, связанные с ней, добавляют красок в нашу жизнь. Зажигание масляных лампадок, украшение статуэток богов цветами, аромат сандаловой пасты, звон колокольчиков – эти простые вещи и действия создают в доме атмосферу священного места и праздника. Для Аммы особым ритуалом в летний период было принятие кавади (божественного обета) в знак почитания Господа Субраманьи в храме Субраманьи в городе Свамималай. Храм располагался на вершине небольшого холма. Амма несла кувшин с молоком на голове и обходила по кругу святилище храма. Она погружалась в состояние наподобие транса. Мой брат сопровождал ее, мягко направляя по дороге, я тоже шла рядом. Так как Амма шла с закрытыми глазами, молоко проливалось из кувшина, и ее сари намокало. Однако в святилище, где мы отдавали молоко в качестве подношения Господу Субраманье, кувшин оказывался по-прежнему полным.

Приезжая в Кумбаконам посетить храм Свамималай, мы всегда останавливались в доме Аламелу-перимы. Однажды к ней пришел сосед и рассказал новость, что в город приехал великий преданный Господа Субраманьи, священник традиции Шри Мутхусвами Дикшитхара^[10]. Амма пошла вместе со мной и маленьким Рави встретиться с этим священником и получить его благословение. Она рассказала ему, что Рави с самых ранних лет часто садится медитировать. Священник захотел сделать мальчику подарок и принес в комнату серебряную чашу, наполненную различными предметами. Он разложил все предметы перед моим братом и попросил выбрать, что ему понравится. Не колеблясь, маленький Рави выбрал изумрудный Шивалингам^[11] и поставил на него серебряного нага (змею). Священник подпрыгнул от волнения, воскликнув: «Я ждал этого дня!» Говорят, что Шри Мутхусвами Дикшитхар сделал пророчество, что человек, который выберет лингам и нага, заново утвердит дхарму на земле. Священник попросил меня также выбрать что-нибудь, и я выбрала маленькие серебряные Вишну-пада (стопы Господа Вишну). Этот случай дал маме пищу для размышлений по приезде домой. Но хотя подобных пророчеств делалось много, они быстро отходили на второй план, и Амма, перима и паати возвращались к своей повседневной жизни и заботе о двух маленьких детях.

Позвякивание изредка проезжавшего велосипеда, ритмичный звон колоколов, доносящийся из храма Шриниваса Перумал, несмолкаемый щебет воробьев, довольное мычание коров и телят – такие характерные звуки наполняли наши дни в деревне. По дому разливался аромат свежезаваренного кофе, горячих идли (лепешек), дымящегося расама (овощного супа) и риса с маслом гхи^[12]. Недалеко от дома был небольшой коровник. Мы с братом ходили туда к телятам и пытались с ними разговаривать. Маленький Рави думал, что телята голодают, потому что мы забираем у них все молоко. Тогда паати привела нас к телятам, когда они сосали молоко у своих матерей, и рассказала, как и чем питаются коровы. Мой брат любил коров и всегда, когда был голоден, угощал и их тоже – это было также частью наших игр. Детям не нужны какие-то особые игрушки – они всё делают играя. Когда человек растет, интеллект пробуждается в нем и зреет, превращаясь в мудрость. И все же иногда мы снова начинаем воспринимать жизнь как часть божественной игры.

Наша «развлекательная программа» включала в себя посещение близлежащих храмов. Мы играли с нашей кузиной Хемой, ее братом Шанкаром и еще несколькими соседскими детьми. Мой брат был прирожденным лидером и решал, что мы будем делать и чем заниматься. В храме Ганеши он заставлял нас оттягивать уши и приседать. Сейчас известно, что эта древняя практика помогает развитию мозга. Какой-то исследователь даже назвал ее «йогой супермозга». В храме Господа Шриниваса священник надевал нам на головы короны. У лестницы святилища были каменные перила, идеальные для катания. Мы всегда очень здорово веселились, забегая по ступенькам к святилищу и с хохотом скатываясь вниз. В храме Шивы было сто восемь Шивалингамов, и мой брат обходил каждый из них с мантрой «Ом Нама Шивая». Я ходила за ним следом. Его ноги были маленькие, но мои еще меньше. Иногда, стараясь за ним успеть, я проскакивала лингам, но он это замечал и заставлял меня обойти его. Сейчас я удивляюсь, как он узнавал, что я проскочила лингам. А в то время просто слушалась его.

Брат вовлекал меня во все свои игры. Своими маленькими руками он лепил Шивалингам из земли и песка, которого в деревне хватало. Форма лингама была идеальной, и каждая песчинка оставалась там, где он ее осторожно прилеплял. Мы с Хемой были ассистентами – собирали цветы, листья, воду и другие материалы для обряда. И все вместе мы проводили пуджу. Листья и цветы почтительно и изящно помещались на Шивалингам. Рави не задумывался, куда нужно положить цветок и как все разместить. Он спонтанно раскладывал их один за другим. Когда он заканчивал, все получалось просто, красиво и безупречно. Маленький Рави был у нас главным пандитом^[13], и мы следовали его указаниям. Он говорил: «Закройте глаза и улыбайтесь». Это было его любимое напутствие перед началом пуджи.

Однажды летним днем один из наших соседей пришел с новостями, что приехала святая, Аммалу-амма. На своих собраниях она пела молитвенные песни, восхваляющие Господа Кришну, а люди танцевали. Это было очень необычно для консервативного юга. Поэтому из любопытства мы пошли на ее сатсанг^[14]. Люди покачивались из стороны в сторону, подняв руки над головой, плавно танцевали и пели песню «Радхе Говинда», которую заводила святая.

Когда мы вернулись домой, маленький Рави собрал нас всех (меня, Хему, Шанкара и соседских детей) во дворике. Мы набрали воду во всю посуду, которую смогли найти, бросили туда по нескольку цветков, лепестков и добавили сандаловый порошок. Потом мы набирали воду в маленькие кружки и брызгали друг в друга, напевая «Радхе Говинда», повторяя мелодию за моим братом. Пение прерывалось только нашим смехом и брызгами холодной воды со всех сторон. Это было невероятное веселье. Амма, перима и другие взрослые отдыхали на кухне и разговаривали, попивая свежезаваренный кофе и жуя домашние мурукку (крекеры). Гвалт из дворика заставил их гадать, что там происходит. Амма пришла проверить, что мы делаем, и застыла от полной неожиданности: все мы, промокшие с головы до ног, улыбаясь до ушей, выстроились перед ней в ряд и принялись наперебой рассказывать, какую потрясающую игру мы придумали. Я не уверена, что в тот момент она тоже была в восторге от этой игры, но убеждена, что даже спустя годы наше празднование Холи с Гурудевом напоминало ей об этом случае.

Будь то в Папанасаме или Бангалоре, у наших игр была определенная духовная составляющая. Мы сидели со скрещенными ногами напротив красиво украшенной статуи Кришны, а перед нами были аккуратно расставлены чаши со сладостями. Мой брат с закрытыми глазами пел какие-то мантры, сложив ладони перед собой, а я в это время пыталась повторять за ним, поглядывая то и дело то на него, то на сладости. В какой-то момент я украдкой взяла маленький кусочек угощения из чаши и сунула в рот. В следующее же мгновение брат смотрел на меня большими глазами. И мне пришлось вытащить кусок изо рта и положить назад в чашу. Я спросила Рави: «Почему мы должны предлагать сладости Богу, если он не ест их на самом деле?» «Он делает их слаще и отдает обратно», – был твердый ответ.

Пение мантр и медитации стали привычной частью нашей жизни.

Питаджи был внимательным наблюдателем, он вовлекал нас в диалоги и побуждал думать. Он рассказал нам об одном случае, который его глубоко впечатлил: «Одним прекрасным утром маленький Рави смотрел, как играют другие дети, и вдруг сказал: „Люди ждут меня, я должен к ним идти“. Ему было всего четыре года. Я понял, что это дух внутри ребенка побудил его произнести эти слова».

Примерно в то же время Питаджи повел нас к Тангамме, преподавательнице санскрита, которая давала ежедневные уроки «Бхагавадгиты». Было известно, что она гостила у Махатмы Ганди в его ашраме. Во время урока она запела: «Партхая пратибходитам», и сделала паузу, ожидая, что мой брат повторит за ней. Вместо этого маленький Рави пропел: «Бхагавата нараянена сваям», тем самым закончив строфу и поразив учительницу. Она попробовала с другими строфами из разных глав – он знал их все! Преподавательница санскрита объявила нашему отцу, что его сын – необычайно одаренный ребенок. Тангамма поддерживала в учениках дух патриотизма. Например, в августе, в День независимости Индии, мы с братом вставали в шесть утра и шли на прабхат пхери, уличную процессию с распеванием национальных патриотических песен.

Значительное влияние на нашу семью и наше детство оказал Махатма Ганди. Наш дед по отцу жил в ашраме Сабармати и помогал Махатме Ганди двадцать лет. Аттхайамма, его жена, увезла детей в дом своих родителей и пожертвовала все десять с половиной килограммов своих золотых украшений ашраму Ганди. Она сказала нашему деду: «Я позабочусь о детях. А ты иди и служи стране».

По соседству с нами в Бангалоре жил Судхакар Чатурведи, знаток Вед и близкий сподвижник Махатмы Ганди. Он давал Ганди уроки «Бхагавадгиты», хотя был намного моложе его – 1897 года рождения. Махатма звал его Бангалори, так как тот был родом из Бангалора. Когда Кастурба (жена Ганди) лежала на смертном одре и Гандиджи понял, что она может не пережить этот день, он попросил Чатурведи почитать ему вторую главу из «Гиты». Там есть строфа, в которой описываются качества ститхапраджны – человека, утвердившегося в знании. Гандиджи сказал: «Бангалори, сегодняшний день – испытание для твоего Бапу^[15]. Посмотрим, смогу ли я сохранить беспристрастие сегодня. Моя спутница на протяжении шестидесяти с лишним лет, моя жена покидает свое тело. Я всегда навязывал ей свою волю, но она выбрала остаться со мной до последнего вздоха. Она настоящая святая». Он сделал это признание в последний момент жизни Кастурбы.

Был случай, когда пандит Чатурведи ехал в поезде с Ганди в Дарджилинг. Пассажирский вагон отцепился и покатился назад, под уклон. В этот момент, когда жизни пассажиров оказались в смертельной опасности, Ганди попросил его начать писать кому-то письмо об этом происшествии. Чатурведи, явно ошарашенный, колко заметил: «Если мы не выживем, его никто не прочтет». Гандиджи ответил: «А если выживем, то это время будет потеряно, если мы не начнем его писать». Чатурведи рассказывал много подобных памятных историй о Махатме, которыми мой брат, в свою очередь, сейчас делится со всеми нами.

Во время раздела Британской Индии в августе 1947 года Ганди глубоко страдал, теряя веру во всех своих близких советников. Когда он узнал, что мусульмане и индуисты массово истребляют друг друга, он отказывался в это верить. Чтобы получать информацию из первых рук, он отправил Чатурведи в Лахор. По приезде в город пандит увидел, что индуистов здесь пытают и убивают. На него самого напали, несколько раз ударили ножом и закопали по шею в песок, но, к счастью, его спасли военные. Когда он рассказал о ситуации Ганди, Махатма отказывался ему верить, говоря, что пандит судит предвзято, потому что сам является индуистом. Чатурведи был глубоко обижен тем, что Ганди потерял веру в него. В подавленном состоянии он вернулся в Бангалор. Спустя три дня, тридцатого января 1948 года, Ганди убили. Пандит рассказывал эту историю, отмечая с сожалением, что у него такое чувство, будто он предал Гандиджи в его последние дни.

Формально Чатурведи никого не брал в ученики, пока не появился мой брат. Пандит увидел интерес маленького Рави к Ведам и начал передавать ему свои знания. Проведение пуджи всегда было любимым занятием моего брата. Именно этот момент позволил Бангалори разглядеть в нем любовь к Ведам и тяготение к бесформенному непроявленному божественному.

У нас дома была маленькая скульптура Махатмы Ганди. Однажды мой брат спросил Питаджи: «Где сейчас Гандиджи?» Питаджи ответил: «Он стал одним целым с Богом». Тогда Рави сказал: «Если Гандиджи – одно целое с Богом, он заслуживает цветов так же, как и другие божества, правда ведь?» И мой брат положил несколько цветов к скульптуре Ганди. Потом он захотел поместить ее среди статуэток божеств. «Хочешь знать, почему ты должен стоять здесь? Питаджи сказал, что ты одно целое с Богом!» – сказал Рави скульптуре. Статуэтка была довольно тяжелой, и он попросил меня помочь переставить ее. Но когда мы начали ее двигать, посох Ганди сломался. Мы поставили скульптуру перед божествами. С улыбкой маленький Рави сказал Гандиджи: «Твой посох все равно был непрочным. Но не волнуйся, я дам тебе крепкий». Когда кто-то из взрослых спросил, что делает скульптура Ганди перед божествами, он ответил: «Тот, кто достиг Бога, равен Богу».

3 / Жемчужины на берегах времени

Я всегда любила море. Оно напоминает мне о бесконечности, о бескрайнем пространстве. Каждая волна является частью океана, но в то же время отчетливо выделяется на его поверхности. Поднимаясь, она осознаёт себя волной, а опадая, вновь сливается с океаном. Так и наша жизнь – она возникла в виде данной формы, но в то же время является неотъемлемой частью божественного.

В детстве мой брат очень интересовался нашей древней культурой. Он хотел знать подробности обо всех богах, ритуалах и их значении. Он впитывал все объяснения и позже делился ими со мной. Его простые прямодушные рассказы пробуждали мой интерес. Я по натуре любопытна и потому всегда задавала сотни вопросов в поисках логических ответов. Меня было не так уж просто в чем-то убедить, но когда говорил Рави, я всегда соглашалась с его доводами. У нас дома была небольшая библиотека с «абонементом». Мы создали картотеку и вели учет, когда соседские ребята брали книги. Таким образом Питаджи побуждал детей читать и узнавать больше о нашей стране, ее людях и традициях.

Питаджи рассказывал нам истории о разных святых, и потом мы весело проводили время, разыгрывая их. В нашей библиотеке мы собирали сведения об этих святых, и Рави делал наброски персонажей и расписывал диалоги. Мы устраивали спектакли на террасе нашего дома в Джаянагаре, пока внизу взрослые пытались вздремнуть после обеда. Мама недовольно жаловалась: «Мы отправили вас наверх, чтобы в доме стало потише, но из-за шума на террасе не смогли сомкнуть глаз! Что вы там вытворяли?»

Жара нисколько нас не беспокоила. Мы брали для костюмов полотенца, которые сушились на веревке. Брат наряжался в Будду, а я и наши друзья из соседних домов ходили вокруг него и пели: «Буддам шаранам гачами». При этом мы хихикали так, что даже «Будде» было трудно сдержать смех. Или, бывало, он обматывал голову оранжевым полотенцем и держал посох, подражая Ади Шанкаре. А мы ходили за ним и пели: «Хара хара Шанкара, джая джая Шанкара». Я шла к «Шанкаре» в поисках гнаны (знания), но все, что я получала, – это мягкий удар палкой по голове. Эти маленькие представления были очень веселыми, и мы узнавали очень много нового о разных святых. Рави помнил дату рождения каждого из них и устраивал особые праздники по таким дням. Даже сейчас эта традиция продолжается – он празднует чей-то день рождения каждый день в году! Мы также разыгрывали жизнь королей и королев, богов и богинь. Мы с огромной радостью носили костюмы, заботливо сшитые тетей Васантой. Она всегда с удовольствием наряжала нас, а потом восхищалась собственной изобретательностью. Нам с Рави нравилось играть разные роли, так что мы оставались в образах наших персонажей еще долгое время после представления, иногда хохоча над собственным актерским искусством. Однажды в возрасте около восьми лет Рави поставил танец под одну народную песню на каннада^[16], и мы с другими детьми вдесятером танцевали в доме учительницы Тангаммы. Наш номер был частью праздничной программы в честь Ганди джаянти – дня рождения Ганди. В песне были строки: «Когда Бог поместил воду в закрытую раковину и превратил ее в идеально круглую жемчужину…» В то время я не понимала значения этих слов, мне просто нравилось исполнять танцевальные па. Но мой брат обладал особым зрением – он замечал и превозносил маленькие чудеса вокруг нас. В «Йога-сутрах» говорится: «Изумление предшествует йоге». У нас тогда было замечательное время, и, оглядываясь в прошлое, я не могу не изумляться снова и снова.

Мы смеялись, делая что-то, что нам нравилось. Но, что важнее, мы смеялись, даже когда приходилось делать то, что было нам не по вкусу, – например, пить касторку. Это стало воскресным ритуалом. Питаджи с ложкой вязкой жидкости, предназначенной для прочистки наших желудков, притворялся, будто ищет нас. Мы бегали вокруг дома и в конце концов прятались под кровать. Питаджи громко всех спрашивал: «Вы не видели детей?» Обычно я начинала хихикать, и Питаджи находил нас. «Это все из-за твоего смеха, – ворчал на меня брат. – Я тебе говорил, сиди тихо». Под воздействием звучного, но приятного голоса Питаджи лекарство все-таки попадало в наши рты. Наш отец никогда ни к чему нас не принуждал, он все делал в мягкой и приятной манере. То были особые касторочные дни!

Но касторка была не единственным, что мы глотали по одной ложке. В наш дом в любое время могли приехать гости – это было обычным делом. Поэтому Амма запасала для экстренных случаев кое-какие продукты, например растворимое сухое молоко, и никому не позволялось их брать. Хотя мы с Рави любили сухое молоко, нам давали только свежее. Поэтому, когда Амма ложилась вздремнуть после обеда, мы обшаривали кухню в поисках жестяной банки с молочным порошком. Но Амма была на шаг впереди нас и прятала ее на самых высоких полках, куда наши руки не дотягивались. Она знала, что у нас на уме, как бы мы ни пытались это скрывать. Мы разговаривали друг с другом на языке жестов и хихикали, придумывая хитроумные планы. Амма изображала неведение и позволяла нам получать удовольствие от наших секретных игр. Но стоило только нам вскарабкаться наверх и найти заветную жестяную банку, и Амма появлялась на кухне, как по волшебству. Мы упрашивали ее, но тщетно. Она без обиняков выдворяла нас из кухни со словами: «Вредно для здоровья». Аттхайамма вступалась за нас: «Дай им всего по одной ложечке. Ничего же не случится!» После этого Амма не могла отказать, и в результате начиналось их молчаливое противостояние со свекровью. Хотя Амма уважала ее, она не любила проигрывать в споре. Так или иначе, мы обычно получали то, что хотели. Разные мелочи могли приводить к определенным трениям между свекровью и невесткой. Но Рави говорил Аттхайамме, что Амма очень хвалила ее, и то же самое он говорил Амме об Аттхайамме, тем самым помогая сгладить между ними возможные разногласия.

Я вспомнила те дни, посмотрев сегодня утром в Калифорнии на жестяную банку сухого молока Nestle, припасенную для чаепития. Вот я сижу, созерцая океан, и пью маленькими глотками чай. Вкусы и приоритеты меняются. Теперь я могу съесть хоть целую банку сухого молока, когда мне захочется, но у меня больше нет такого желания. Жизнь так же бурна и переменчива, как эти волны. Но все же кое-что остается неизменным.

Моя связь с морем зародилась во время священного омовения в городе Рамешварам. Отец, сказав, что сегодня благоприятный день, окунул меня в море. Я хватала ртом воздух, но знала, что в руках отца я в безопасности. Он смотрел на меня с ободряющей улыбкой, как бы говорящей, что все будет хорошо, и я улыбнулась в ответ. До сих пор я помню тот день. Мне было, наверное, два с половиной года, и, конечно, Рави был с нами. Отец и его окунул в море.

Рамешварам, Каши, Мадурай Минакши… Питаджи брал нас с собой в древние великие храмы, когда нам не исполнилось и четырех-пяти лет. Архитектура и пышность этих храмов внушала нам трепет. Пока Рави молился в святилище, я разглядывала драгоценности, которыми был украшен храм. Рассматривая с головы до ног разряженную Минакши, я сделала вывод, что она могла выдержать вес стольких украшений только потому, что она богиня. Рави очень нравилась Минакши в этой форме еще с раннего детства, когда он едва научился разговаривать. Нежно держа в маленьких ладошках крохотную статуэтку богини, он говорил «Мичини» в попытке выговорить «Минакши». Подобным образом «Пиллаяр», тамильское имя Ганеши, превратилось в «Пурару». Каждый год во время праздника Ганеша Чатурти, который выпадает на август – сентябрь, в дом приносили глиняную статуэтку Ганеши для поклонения. Как только пуджа завершалась, статуэтку погружали в воду. Однажды мой брат, которому к тому времени исполнилось четыре года, взял после пуджи украшенную цветами скульптуру Ганеши, положил в корзину и поставил себе на колени. Он держал ее с большой любовью и не хотел с ней расставаться. Он умолял Амму позволить ему оставить его «Пурару». Амма, хоть и была тронута привязанностью ребенка к фигурке, стремилась соблюсти традицию. Но было непросто объяснить, почему необходим этот ритуал. Она сказала Рави, что «Пурару» придет обратно через год, если только он отпустит его сейчас. Позже Гурудев объяснил: хотя божественное живет внутри нас, природа нашего ума такова, что ему требуется внешняя форма для выражения своих чувств. Мы исходим из идеи, что божественное является частью статуэтки, идола, и предлагаем ему цветы, фрукты, благовония и прасад^[17] в качестве благодарности. Как только пуджа завершается, мы приглашаем божественное обратно в наше сердце, и идол больше не требуется. Вне сомнения, наше сердце – лучшее место для божественного!

Рави собрал коллекцию из пяти или шести статуэток богов и богинь. Это были его любимые игрушки.

Во внешних галереях больших храмов Южной Индии размещались маленькие лавки, торгующие типичными храмовыми товарами: книгами со шлоками^[18], благовониями, цветами, принадлежностями для пуджи и статуэтками. Когда мы приехали в храм Кумбешвара в городе Кумбаконам, маленькому Рави в одной лавке приглянулась изящная латунная статуя Натараджи, и он захотел взять ее домой. Она была довольно большой, и Амма с Питаджи не знали, как отговорить семилетнего сына от этой идеи. К счастью, Рави увидел такую же статуэтку меньшего размера, которую родители решили купить. Дома мы осторожно поместили все наши фигурки богов и богинь в их чаши, украсили сандаловой пастой и цветами и опустили в кухонный бак, всегда наполненный водой. В храмах проводится церемония теппам, в ходе которой статуи божеств украшаются и спускаются на лодочках в храмовый пруд. Мы устроили свой маленький «теппам» в нашем домашнем «пруду» в Папанасаме, и вся семья любовалась этим милым ритуалом.