Писательские экскурсии

Сила любви

Диана Славова (ник в инстаграм @mamin_uley)

НОЧЬ.

Ника стояла у окна и плавно двигаясь под музыку, всматривалась в тёмную улицу. В комнате царил романтический полумрак. В наушниках звучала её любимая Billie Eilish «Lo Vas A Olvidar» Было в этой песне, что-то волшебное, отчего мурашки по коже.

В углу на столике, среди тарелок и бокалов, пламя свечей двигалось в такт музыке.

Девушка так увлечённо танцевала, что не услышала, как щёлкнула дверь и в комнату на цыпочках вошёл молодой человек.

Она продолжала вглядываться в темноту, пытаясь увидеть знакомый силуэт и терялась в догадках, почему любимый опаздывает.

А Максим, облокотившись о косяк, восторженно наблюдал за девушкой.

Они знакомы уже больше пяти лет, а эта хрупкая, тоненькая словно статуэтка девушка, до сих пор взрывает его мозг. Он любит в ней всё: голос, движения и даже запах. Рядом с ней он теряет голову.

Мужчина сделал глубокий вдох и зажмурился от удовольствия. Нежный шлейф её духов, тонкой струной обхватил его за горло, мягко сжал, перехватив дыхание и потянул Макса себе.

– Ммм Макс, – мурлыкнула Ника, когда почувствовала, как руки любимого нежно пробежали по спине и обхватили её грудь. Она продолжала двигаться под музыку, ощущая бёдрами нарастающее желание любимого.

Резко развернувшись, она обхватила его за шею и переложила один наушник в его ухо. Теперь они были на одной волне. Волшебный голос окутывал их словно большой кокон и уносил в мир фантазий и любви.

Макс приподнял девушку над собой, она обхватила ногами его за талию и они продолжили свой танец любви в сторону спальни.

Оба, задыхаясь от переполняющих чувств и эмоций, погрузились в пучину страсти.

– Я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя моя маленькая хрупкая Николь! – Максим обхватил голову руками и заплакал. – Это несправедливо, слышишь! Не забирай её у меня! Я не отдам её! – он поднял своё заплаканное лицо и посмотрел в белоснежный потолок, сжав кулаки – Не отдам!

Музыка неожиданно прервалась. И лишь монотонные звуки аппаратов и всхлипывания Максима, нарушали тишину палаты интенсивной терапии.

Максим плохо помнил тот день. Они направлялись на пикник к озеру. Весело болтали и слушали свою любимую «Lo Vas A Olvidar». Камаз вылетел на встречку неожиданно. Максим не успел ничего сделать.

Он часто возвращался в тот день, пытаясь понять, что сделал не так. Винил себя за расслабленность, за плохую реакцию. Но все вокруг твердили, что он сделал всё что мог, увёл автомобиль из-под колёс большегруза, смягчил удар. Остальное судьба и случай.

Его несколько месяцев собирали по частям. И всячески скрывали, что Ника впала в кому. И вот уже три года, он ежедневно приходит к ней. Включает Billi Eilish и надеется на чудо.

БЕЛЫЙ ПЛЕН.

Ника открыла глаза и огляделась. Она лежала на белоснежном, мягком, словно из тонкой кожи полу. Комната, в которой она находилась, была небольшая и абсолютно пустая. Единственным предметом интерьера была картина. На которой изображён силуэт маленькой девочки, выронившей ярко-алый шарик в виде сердца.

Стены были словно из белого матового стекла. Ника осторожно встала и подошла к стене. Проведя ладонью по удивительно гладкой и тёплой поверхности, она с удивлением обнаружила, что она, такая же мягкая, как и пол.

Поразительно, но несмотря на свою мягкость, при нажатии стена не прогибалась, а оставалась такой же упругой.

Ника прошла по всему периметру комнаты в поисках двери, но выхода так и не нашла. Это было странно.

Неожиданно девушка услышала голос Максима. Но он звучал как-то необычно, глухо. Так, словно ты находишься в наушниках или под водой.

Ника завертела головой в поисках места, откуда исходил звук. Ей удалось вычислить местоположение Максима. Она подошла к тому месту, откуда слышала любимого и плотно прижалась к стене. Нике показалось, что она даже видит очертания любимого. Девушка заговорила. Сначала вполголоса, потом всё громче. Последние слова вырывались с криком.

Но Максим не слышал её. Он говорил что-то, но она ничего не могла разобрать. Затем его голос дрогнул и вместо слов послышалось, с трудом сдерживаемое рыдание.

Сердце было готово разорваться от боли. Ника бросилась на стену, стала бить в неё кулаками. Но всё без толку. От бессилия девушка скатилась по стене на пол и свернувшись калачиком, накрыла голову руками. Ей тяжело было слышать, как сильный и крепкий мужчина плачет. Её любимый плачет!

Она не знала причины его слёз и не могла ему помочь. Слёзы предательски потекли из глаз. Она очень хотела понять, что происходит, но не могла найти ответа.

Когда за стеной всё смолкло, Ника подняла голову и посмотрела вверх. Её взгляд упал на картину, висящую прямо над головой.

Странно, но Ника могла поклясться, что картина висела на противоположной стене. В тот момент, когда она двигалась на голос Макса, она отходила от стены с картиной.

Каким же образом Ника оказалась у той стены? Или картина переместилась вслед за ней? Но как это возможно? Где вообще она находится и что происходит? Вопросов было невероятно много. И, к сожалению, ни одного ответа.

Интересно, что в комнате постоянно царил полумрак. Сложно было понять день или ночь за стеной. Странным казалось и отсутствие самых простых и естественных потребностей.

Спустя какое-то время пребывания в комнате, Нике стало казаться, что прошла вечность. И она так и будет прозябать тут до самой смерти.

Смерть. Возможно это она? Но тогда где же те самые райские сады или адские костры? А может ад именно такой? Выматывающий, выворачивающий всю душу наизнанку.

А ещё эта дурацкая картина. Для чего она тут? О чём она? Если свыше намекают, что она Ника, упустила свою любовь? «Хрен вам! Не дождётесь! Я любила, люблю и буду его любить. Даже если я уже умерла!» – твердила девушка.

Неожиданно за стеной заиграла их с Максом любимая мелодия – Billie Eilish «Lo Vas A Olvidar». Сколько прекрасных моментов они пережили вместе с этой музыкой. Ника зажмурила глаза, слёзы тонкими ручейками потекли по её щекам. Девушка прокручивала в голове все те моменты, которые стали теперь просто воспоминаниями. Наверное, и она теперь просто воспоминание.

Ника открыла глаза и посмотрела вверх. Картина опять переместилась и висела прямо над ней. Девушка уже не удивлялась. Неожиданно ей в голову пришла идея, что картина – это ребус. Разгадав который, удастся найти ключ к выходу из этой тюрьмы.

В ПОИСКАХ СПАСЕНИЯ.

Ночи сменяли дни, а в состоянии Ники не происходило абсолютно никаких изменений.

Максим верил, что рано или поздно его Никуся обязательно откроет свои огромные как озёра, зелёные с сероватым отливом глаза.

Однако врачи всё чаще стали заговаривать об отключении девушки от аппаратов.

– Вы поймите, за полгода никакой динамики. Её мозг умер. Понимаете? Даже если когда-то и случится чудо и она очнётся, то нормальным человеком она уже никогда не будет. Вам нужен овощ?

– Я буду любить её любой и всегда. – твердил Максим.

– Ох, мой мальчик, приберегите свой юношеский максимализм. Он вам ещё пригодится. Но только не в этой ситуации. – убеждал парня пожилой профессор. – Поверьте мне на слово, я жизнь прожил. Вы устанете от такой любви. Надо понимать, что это продлится ни год и не два, а всю жизнь.

Всю жизнь вам придётся менять подгузники и кормить с ложечки человека, который даже не будет понимать кто вы. А даже если и останется хотя бы немного интеллекта, то она вас возненавидит. За то, что вы обрекли её на такое существование.

Максим качал головой и отказывался признавать слова врача. Он верил, он чувствовал, что Ника тут, рядом. Но что-то мешает ей вырваться из оков, которые её держат. Он должен найти выход. Он обязан помочь любимой.

– В общем, так! Я даю вам ещё месяц. Простите, но больше ждать, я не вижу смысла. Если в течение этого месяца ничего не сдвинется в состоянии Вероники Сергеевны, то я вынужден буду отключить систему жизнеобеспечения. У клиники просто нет средств содержать безнадёжного больного. Да и у вас, молодой человек, я думаю нет таких сумм.

– Благодарю вас, Иннокентий Семёнович! Я что-нибудь придумаю. Я обязательно придумаю! – выкрикнул Максим на бегу и бросился прочь из кабинета заведующего клиники.

– Эх… – тяжело вздохнул профессор. Ему очень хотелось, чтобы девушка пришла в себя. И молодые люди были счастливы. Однако опыт подсказывал, что чудес в жизни не бывает.

В голове Максима созрел план. Он съездил на работу, написал заявление на отпуск. Затем заехал домой и собрал сумку с вещами. По дороге заскочил в цветочный и купил огромный букет пионов. Ника обожала пионы. А ещё она любила ароматный капучино, красное вино и танцевать.

Буквально через пару часов, палата интенсивной терапии преобразилась до неузнаваемости. Медперсонал удивлённо пожимал плечами и крутил пальцем у виска, когда речь заходила о Максиме. Но заведующий разрешил делать молодому человеку абсолютно всё.

В палате царил полумрак из-за прикрытых жалюзи. На столике горели свечи. На тарелках разложена лёгкая закуска. Отблеск свечей играл в бокалах, наполненных кроваво-красным вином. Видеопроектор воспроизводил на белоснежной стене палаты фильм, который Максим по крупицам собирал из их совместного фото и видеоархива. Это был фильм об их любви.

Максим сидел подле Ники, держал её за руку и время от времени целовал её нежные пальчики. Он закрыл глаза, погружаясь в воспоминания. И сам не заметил, как задремал.

Ему приснилось, что он подъехал к клинике на огромном подъёмном кране, который поднял его на седьмой этаж, к палате Ники. Как он, цепляясь за поручни, осторожно двигался к окну. Ведь он с детства боялся высоты. В руке у него был зажат букет.

«Странно, кажется, я это всё уже где-то видел», – подумал Макс. «Чёрт! Точно! Это же как в любимом Никой фильме «Красотка». Она всегда на моменте, когда Ричард Гир поднимался по лестнице к Джулии Робертс, спрашивала смог бы Максим пойти на такое ради неё.

«Глупенькая! Моя любимая, глупенькая девочка. Да ради тебя я готов жизнь отдать. Не то, что перебороть свой страх» – прошептал Максим.

В этот момент окно палаты распахнулось и Максим увидел улыбающуюся Нику. Он протянул к ней руки, а девушка потянулась к нему. Перехватила у него букет и прижавшись к нему всем телом, перелезла в люльку крана.

Максим почувствовал горячее дыхание Ники, её гибкий стан под тонким, шёлковым халатиком сводил его с ума.

Неожиданно букет в руке Ники превратился в ярко-красный шарик в виде сердца. Ветер дёрнул шарик из руки девушки и потащил его вверх.

Девушка дёрнулась вслед за шариком и с диким криком «нет» полетела из корзины вниз. Максим так и остался стоять с открытым ртом и протянутой к Нике рукой. А девушка летела вниз и смотрела на улетающий шарик.

Всё происходило, как в замедленном фильме. Максим вздрогнул и открыл глаза. Свечи затухли, на стене тусклым светом моргал видеопроектор. Монотонно попискивали приборы.

Максим наклонился к Нике и стал шептать ей, как он её любит и ждёт её возвращения. Потом медленно стал покрывать поцелуями лицо и шею девушки.

Из головы не шёл этот дурацкий сон. «Что-то ведь он значит. Неспроста он мне приснился так чётко и ясно. И этот кадр из фильма. Что же интуиция мне подсказывает? Ника ждёт от меня какого-то поступка? Но какого? У нас с тобой ещё есть время. Я обязательно найду способ спасти тебя, моё сокровище».

Максим взял бокал и пересев в кресло, включил видеопроектор.

ФРИДМАН.

Иннокентий Семёнович Фридман больше сорока лет посвятил себя медицине. Внешне он выглядел лет на 50 не больше, а в душе жил молодой бунтарский дух двадцатилетнего мальчишки.

Ему нравилось изобретать что-то новое. Пробовать, нащупывать новые технологии. Но система всю жизнь боролась с такими, как Фридман. Она ломала всё на корню, не давая расти и развиваться. Словно коса, которая срывает голову и не даёт растению подняться над землёй.

Фридман давно понял, что для того, чтобы жить в этой дурацкой системе, нужно быть очень осторожным и осмотрительным. Один неверный шаг и тебя затопчут словно таракана, а через пару месяцев даже не вспомнят ни о том, что ты был, ни об одной твоей заслуге.

То, что предлагал Максим, было не просто интересно, это было бомбически интересно. Иннокентий Семёнович потерял покой и сон. Он перечитал море литературы, связался с американской клиникой. Запросил у них документацию по всем проводимым экспериментам.

Ему безумно хотелось совершить прорыв в российской, а возможно, и мировой медицине. Но система не позволит. Задушит на корню. Надо было искать выход в обход неё.

Иннокентий перебирал номера всех знакомых, к кому можно было бы обратиться за помощью в частном порядке. Но, как назло, все частные клиники специализировались на гинекологии и стоматологии. Увы, но нос и корма корабля, всегда страдают в первую очередь.

И тут он наткнулся на один телефонный номер. Когда-то давно он познакомился с доктором Кархановой на курсах повышения квалификации. Будучи молодыми, но подающими надежды интернами, они сдружились и работали во время обучения в одной связке.

Потом их пути разошлись. Карханова уехала в Екатеринбург. Но через знакомых, Фридман знал, что она защитила докторскую и сейчас открыла свою частную кардиоклинику.

«Если Карханова осталась всё той же заводной и идейной Линой Николаевной, которую он знал в молодости, то её клиника – это шанс провести эксперимент без рисков для себя», – мысли словно молнии летали в голове Фридмана, пока он трясущейся рукой набирал номер Лины, – «Главное, чтобы не сменила номер», – шептал пожилой мужчина, перебирая кнопки мобильного.

Карханова ответила тут же. Фридман не на секунду не усомнился, что это она. Голос не изменился ни капельки, всё те же журчащие ручейки.

Характер у Лины остался прежним, как и рассчитывать Иннокентий. Потому что стоило лишь в общих чертах описать идею, и Фридман ощутил, как у Лины загорелись от возбуждения глаза, задрожал голос.

Маньяки своего дела – именно так можно было бы охарактеризовать эту парочку.

Через час разговора, план по возможному оживлению Ники был готов.

На следующий день Максим, Ника и Иннокентий Семёнович спецрейсом вылетели в Екатеринбург. Там их уже ждал реанимобиль для перевозки в клинику «Сердечное спасибо» Лины Карханиной.

Фридман изучил работы американских врачей и заметил одну незначительную закономерность, выжили лишь те пары, у которых совпадала группа крови, либо была возможность переливания.

К счастью, у Максима четвёртая группа, она универсальная и подходит всем. Но у Ники первая и в случае если с Максимом что-то случится, ему необходим будет донор лишь с его четвёртой группой. Ника ему не поможет, как и сам Фридман, со своей второй.

Именно этот вопрос не давал Фридману покоя. Что если эксперимент удастся и Ника вернётся. Но зависнет Максим. Кто согласится пойти на эксперимент и попытаться спасти парня? Причём у этого кого-то должна быть аналогичная четвёртая группа.

ПАН ИЛИ ПРОПАЛ.

Максим сидел в кабинете у Лины Николаевны и нервно водил ручкой по листу бумаги.

Эта привычка была у него со школы. В те минуты, когда необходимо было усвоить важную информацию, он начинал выводить на листе переплетение сложных геометрических фигур.

Вот и сейчас он внимательно слушал Фридмана и Карханину, стараясь ничего не упустить.

– То есть вы хотите сказать, что если вдруг что-то пойдёт не так, я могу оказаться на месте Ники? – Максим испытующе посмотрел на Фридмана и плавно перевёл вопросительный взгляд на Лину.

– Да! Но дело в том, что если вдруг такое произойдёт, мы не сможем исправить ситуацию. Понимаешь? – произнесла Лина Николаевна и, встав со своего кресла, подошла к Максиму.

– У нас нет донора для тебя. – она присела на край стола перед парнем и заглянув ему в глаза, приподняла пальцем его подбородок – вряд ли найдётся сумасшедший, готовый пожертвовать своей жизнью ради спасения чужой.

– Я готов рискнуть! – возбуждённо произнёс Максим. – Вы же не отступитесь? Вот сейчас, когда мы в шаге от удачи?

– Или неудачи. Тут ведь бабка надвое сказала. Ты должен понимать, что такой эксперимент может угрожать моей карьере врача, да и клинике «Сердечное спасибо» принесёт не самую лучшую репутацию.

Иннокентий Семёнович нервно теребил свою седую бородку. – Тут ведь понимаешь, надо взвесить все за и против?

– Взвешивайте скорее. Я чувствую, у нас получится. Ну а если вдруг что-то пойдёт не так, давайте я оставлю расписку, что вы меня предупредили о подобном исходе и я знал на что иду. Пишут же люди согласие на изъятие органов после их смерти? А я напишу согласие на смерть.

– Так! Ещё этого не хватало! Нас потом по судам затаскают из-за таких расписок. Это исключено! – замахал руками Фридман. – Хотя идея с распиской неплохая.

Только надо будет заверить её у нотариуса, как говорится: «при свидетелях», ну и никаких согласий. Просто предупреждение о возможных последствиях эксперимента. Ты как на это смотришь, Лина?

– Да. Пожалуй, это неплохой вариант, но мне хочется стопроцентного успеха. Поэтому донор нам бы очень пригодился. Максим, подумай, может кто-то из родных или друзей с четвёртой группой?

– У меня нет родных, я сирота. Меня вырастила мамина сестра. Но у неё вторая группа. Я спрашивал всех своих знакомых, ни у кого нет этой дурацкой четвёртой группы. А мы не можем использовать донорскую кровь?

– Я долго изучал опыт американских коллег, и заметил, что донорская кровь не давала нужного результата. Обсудил это с американцами, и они подтвердили мои догадки. Донорская кровь – без эмоций. Её прогнали через сотню очисток и как бы банально это ни звучало – она стала мёртвая.

Она способна помочь человеку в операции или при переливании, но в нашем эксперименте нужны чувства, эмоции, желания. То, чего она лишена напрочь.

Лина Николаевна задумчиво слушала объяснения своего коллеги, но когда он закончил вещать, она неожиданно спрыгнула с края стола и громко закричала: «Аллилуйя! Мне кажется я знаю, как нам помочь». В её глазах два маленьких чертёнка отплясывали румбу.

ОПЕРАЦИЯ «СПАСЕНИЕ»

Ника в последнее время практически не вставала. Какой смысл биться об эти дурацкие белые стены, словно муха в паутине? Толку ноль.

Сначала она пыталась решить эту замысловатую головоломку с преследующей её картиной. Всячески пытаясь найти отсюда выход. Но со временем девушку накрыла апатия. Время тут напоминало вязкую липкую массу. Оно не текло, а обволакивало и тянулось бесконечно долго.

Временами Нике казалось, что это всё театральная постановка. Скоро спектакль закончится и злой кукловод откроет наконец-то занавес, и ослабит натянутые словно леска нити.

А потом приходило осознание, что именно так выглядит вечность. Та самая, которая уготована ей Господом богом. Ника всегда была ярой атеисткой. Но попав в эту белую комнату, неожиданно для себя уверовала в создателя. В того самого злого кукловода, который запер её тут, постепенно сводя с ума.

Временами голос из-за стены вселял в неё надежду. Он твердил, что придёт и обязательно вытащит её из этой давящей пустоты. Но помощь не шла, и надежда таяла, превращаясь в маленький воздушный шарик, вырывающийся из рук, прямо как на злополучной картине.

Макс появился неожиданно, принеся с собой шум и скрежет. Комната закачалась словно огромный белоснежный пузырь, наполненный водой, заклокотала, пытаясь изрыгнуть из себя нечто инородное. Макс явно тут был лишний, и ему здесь совсем были не рады.

Только Ника никаким образом не отреагировала на происходящее в её белоснежном адовом мирке. Она продолжала лежать на полу, уткнувшись лицом в стену и не подавая никаких признаков жизни.

– Никуля, любимая! – Максим бросился к девушке, мягкий пол под ногами проседал, как надувной матрас и парень, упав на колени, ползком добрался до девушки. Рывком развернул её лицом к себе. – Живая! Слава богу, ты живая! – в уголках глаз предательски заблестели слёзы. Он принялся осыпать её удивлённое лицо поцелуями.

– Я здесь детка, я вытащу тебя отсюда, обещаю.

– Ма-а-акс?! – Удивлённо промычала Ника. За всё время, что она находилась тут, это были первые слова, произнесённые ею вслух. Язык превратился в огромный пельмень, который полностью заполнил собою рот и предательски отказывался слушаться свою хозяйку.

Девушка приподнялась на локтях, а затем села. – Как ты сюда попал? Тут нет выхода. Я всё осмотрела сотню раз, но так и не нашла этот злополучный выход или вход. А может проход? Как тебе удалось сюда попасть? – Казалось, что Ника всё ещё не верит в происходящее. – Это же мой ад. Как тебе удалось в него проникнуть? Или у нас теперь один ад на двоих? – Она забросала Максима бесконечными вопросами. А он смотрел на неё с любовью и обожанием и даже не пытался перебить.

Макс прижал голову Ники к своей груди, уткнулся в её пушистые волосы и глубоко вдохнув прошептал: – Как же я соскучился по тебе. Ты просто не представляешь, как я соскучился. А они…, он посмотрел куда-то в сторону и ухмыльнулся, – не верили, хотели тебя отключить. А я им говорил, я чувствовал, что не могла ты вот так легко сдаться.

– Отключить? Макс, ты про что? Я же не компьютер? Надеюсь, это всё не сон, и ты сейчас не исчезнешь так же, как и появился? Я же не схожу с ума, Макс? Мне страшно. – Последние слова девушка произнесла срывающимся голосом и разрыдалась.

– Никуля, не плачь моя родная. Совсем скоро мы выберемся отсюда и я тебе всё расскажу, обещаю.

– Максим поторопитесь! Показатели скачут. Вам обоим необходимо успокоиться, иначе сердце Ники может не вытянуть такой нагрузки. – Из-за стены раздался приглушённый голос Иннокентия Семёновича.

– Кеша, не пугай их, смотри, ты делаешь только хуже. Ребятки, соберитесь! Начинаем вас вызволять. – В разговор вступила Лина Николаевна.

– Нам пора, малыш. – Максим обнял Нику, чмокнул в нос и произнёс, – главное – ничего не бойся.

Ника, глотая слёзы, кивнула и зажмурила глаза. Ей казалось, что так будет проще. На секунду она подумала, что даже не попрощалась с девочкой на картине. Той самой, которая преследовала её все эти долгие месяцы. Которую она начала люто ненавидеть и, наверное, немного любить. Ника решила открыть глаза, чтоб хотя бы взглядом попрощаться с картиной. Но вместо картины она увидела склонившиеся над ней незнакомые лица мужчины и женщины.

– Ника? Ты меня слышишь? Меня зовут Лина Николаевна, я твой лечащий врач. А это мой коллега Иннокентий Семёнович. Ты понимаешь, что я говорю? – Доктор Карханова старалась говорить медленно, растягивая слова по слогам.

Ника обвела взглядом комнату и попыталась пошевелиться, но каждое движение причиняло ужасную боль. Тело отказывалось слушать свою хозяйку. Это и немудрено. За время лежания, мышцы практически атрофировались и теперь их придётся заново заставлять работать. Она застонала и еле слышно прошептала: – Кто я? Где я? Губы пересохли, и тоже отказывались слушаться. В горле нестерпимо горело. Ника с трудом сглотнула слюну.

– Ника, Никулечка! Ты вернулась! – С соседней кровати подал голос Максим. Он улыбался, но улыбка получилась какая-то вымученная. Лицо его напоминало белый пергамент. Несколько трубок тянулись от его тела к телу девушки. По ним пульсировали разноцветные жидкости, перетекая от одного к другой.

Девушка повернула голову в сторону Максима, – А ты кто? – С неподдельным удивлением спросила она.

ВКУС СМЕРТИ.

– Ника, ты чего? Я Макс! Мы только что с тобой разговаривали, помнишь? – С нотками волнения в голосе проговорил парень и попытался встать.

Аппараты резко запищали, предупреждая об опасном поведении пациента. Сил встать у него не было и он завалился на матрас.

– Макс? – удивлённо, словно пробуя на вкус это имя спросила Ника, – Нет, не помню. Я ничего не помню.

Раздался резкий писк и на экране монитора побежала тонкая полоса.

– Лина, мы его теряем! Срочно отключай Нику. Я попробую его реанимировать, но шансов очень мало.

Иннокентий Семёнович, со скоростью реактивной ракеты принялся отсоединять капельницы. Схватил дефибриллятор и начал проводить реанимационные действия.

Ника испуганно наблюдала за происходящим.

Лина Николаевна, дрожащими руками щёлкала по клавиатуре компьютера, пытаясь найти причину остановки сердца. – Ничего не понимаю. Все показатели были в норме. Они одновременно пришли в себя, а это говорит о том, что у нас всё получилось. Потом резкий скачок давления и остановка. Ты что-нибудь понимаешь, Кеш?

– А что тут понимать?! Парень столько времени бился за то, чтобы вернуть её к жизни, – он кивнул в сторону ничего не понимающей Ники. – Мы ведь хотели её отключить ещё пару месяцев назад. А он верил, надеялся, искал способы вытащить её из комы. А когда у него всё получилось, оказалось, что она ни черта не помнит. – С досадой в голосе произнёс врач. – Вот сердце и не выдержало. Последняя попытка, если сейчас не заведу, значит мы его потеряли.

Нике тяжело было соображать, голова предательски трещала. Огромный поток информации лавиной накрыл её сверху. Она старалась заглатывать его на ходу, чтобы окончательно не задохнуться. Она не помнила ни себя, ни этого парня. Но со слов врача, именно ему она обязана жизнью. – Господи, пусть он живёт. Я не хочу, чтобы он умирал. Мне не нужна жизнь, полученная такой высокой ценой. Она перевела взгляд в белоснежный потолок и постаралась запустить поток своих мыслей, туда, вверх, к нему, к кукловоду. Ника вздрогнула. Откуда эти мысли? Кто такой кукловод и почему от одного его упоминания, на душе становится так неуютно? И почему она надеется лишь на его помощь?

Писк прекратился. На экране вновь появились зигзаги. Монитор загорелся нежным голубоватым светом.

– Лина подключай его к ИВЛ. Состояние нестабильное. Не знаю, есть ли у него шанс. Но мы поборемся. Правда, Макс? Ты же боец! Давай-ка не сдаваться! – тяжело выдохнув, Иннокентий Семёнович присел на край кровати и вытер пот со лба. – Сегодня я ночую тут. Надеюсь, ты не против?

– Нет. Что ты. Конечно, ночуй. Я, пожалуй, тоже останусь с тобой. Мне не даёт покоя вся эта ситуация. Если это наша вина, то мы её исправим. А если Максим сам решил всё испортить, то наша задача не позволить ему совершить глупость.

Максим сидел в той самой белоснежной комнате, облокотившись на мягкую стену. Его взгляд, обращённый в пустоту, не выражал никаких эмоций. За стеной слышались голоса Иннокентия и Лины, но Макс не хотел их слушать. После того как Ника не узнала его, внутри словно что-то сломалось. На Максима навалилось осознание, что наступил предел его моральных и физических сил. Апатия и усталость навалились одной большой снежной лавиной.

Ника жива. Он добился своего. Но будущее пугало своей неизвестностью. Она его не помнит. И нет никаких гарантий, что память к ней вернётся. А жить, наблюдая за ней со стороны, не было никакого желания. Максим лёг на пол и перевёл взгляд вверх. Над ним висела картина-пазл. Лицо, разбитое на осколки, часть которых уже осыпалась. Он с интересом изучал каждый осколок, пытаясь мысленно вернуть его на законное место. Голоса за стеной всё больше выдавали волнение говорящих. Максим старался не обращать на них внимание. Неожиданно сверху раздался голос Ники: «Господи, пусть он живёт. Я не хочу, чтобы он умирал. Мне не нужна жизнь, полученная такой высокой ценой».

Максим приподнялся и посмотрел по сторонам. Рядом никого. Но ведь он ясно слышал голос Ники. Значит, она не забыла его?! А может, всё-таки забыла? Главное – ей не безразлична его жизнь. А если он умрёт? Что будет с Никой? Кто поможет ей вернуться к нормальной жизни? Неожиданно пришло осознание, что он ведёт себя как обыкновенный эгоист. Столько времени боролся за жизнь любимой и в последний момент, когда уже всё получилось – сдался.

– Ты думал будет легко?! – со злостью в голосе, Макс обратился к картине. – А кто тебе сказал, что будет легко? Слабак! Эгоист и слабак!

Из-за стены раздался голос Иннокентия Семёновича: «Лина подключай его к ИВЛ. Состояние нестабильное. Не знаю, есть ли у него шанс. Но мы поборемся. Правда, Макс? Ты же боец! Давай-ка не сдаваться!»

– Я не сдамся! Доктор я буду бороться! Я обещаю, только вытащите меня отсюда. – Максим вскочил на ноги и начал шарить руками по стенам в поисках двери. – Чёрт! Как я в прошлый раз сюда попал?! Не помню! Я так был увлечён, что даже не придал этому значение. Но ведь если есть вход, значит есть и выход.

Он перевёл взгляд на картину и выкрикнул: “ Я выйду отсюда, потому что обязан помочь Нике. Как сложится наша жизнь, покажет время. Я готов её отпустить, если она сама этого захочет. Я больше не буду вести себя, как эгоист. Клянусь своими искренними чувствами. Самое важное, чтобы она жила».

Осколки на картине зашевелились и словно маленькие разноцветные жучки поползли по своим местам. Максим боялся вдохнуть, замерев, он наблюдал за происходящим. Как только пазлы улеглись, картина стала блёкнуть, сливаясь со стеной. И буквально через пару минут растворилась полностью в стене, не оставив после себя никаких следов. Словно её тут и не было.

Максим ещё какое-то время смотрел туда, где висела картина, а потом неуверенно подошёл и погладил рукой это место. Абсолютно гладкая, мягкая стена. Ничего не напоминало о висевшей картине.

– Чертовщина какая-то. Слышь, док, тут какая-то чертовщина творится! До-о-ок! Вытащи меня отсюда. Я знаю, ты сможешь.

Но кроме писка аппаратов, Максим больше не слышал ничего. Накопившаяся за последние дни усталость, неожиданно накрыла его с головой. И он сам не заметил, как провалился в сон.

ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Ему снились дурацкие стеклянные пазлы. Они неожиданно ожили и мерзко хихикали над Максимом и его решением расстаться с жизнью. Он злился, пытался их разогнать, но они то разбегались в разные стороны, то снова собирались у него над головой, приговаривая: «Хи-хи-хи! Глупец! Надоело жить? Вот и сиди теперь здесь».

Максим понимал, что бесится из-за того, что всё сказанное, правда. Конечно, глупец! Он не понимал, какой чёрт его дёрнул так поступить. Ведь сейчас понимает, что поступил, как идиот. А тогда даже не задумался, одним рывком всё решил.

Максим проснулся разбитым. Сон вымотал его ещё сильнее. В глазах появился стеклянный взгляд, а под ними появились огромные тёмно-серые впадины. Лицо сразу осунулось. Парень стал походить на зомби из фильма ужасов.

Он огляделся по сторонам, убедившись, что всё без изменений. Встал и на всякий случай обошёл комнату по периметру, проверяя каждый миллиметр стены на возможный выход. Увы, ничего не изменилось. – Тут недолго и свихнуться. Как Ника выдержала так долго? Неудивительно, что память покинула её. Скорее всего, это защитная реакция организма, – размышлял Максим, – интересно, как поведёт себя мой мозг?