Учительница музыки растерялась и закашляла в платок, делая вид, что она поперхнулась, a maman заплакала.
«Куда уйти?» – подумал Володя.
На улице он уж был; к товарищам идти стыдно. Опять некстати припомнились ему две девочки-англичанки… Он прошелся из угла в угол по «общей» и вошел в комнату Августина Михайлыча. Тут сильно пахло эфирными маслами и глицериновым мылом. На столе, на окнах и даже на стульях стояло множество флаконов, стаканчиков и рюмок с разноцветными жидкостями. Володя взял со стола газету, развернул ее и прочел заглавие: «Figaro»… Газета издавала какой-то сильный и приятный запах. Потом он взял со стола револьвер…
– Полноте, не обращайте внимания! – утешала в соседней комнате учительница музыки maman. – Он еще так молод! В его годы молодые люди всегда позволяют себе лишнее. С этим надо мириться.
– Нет, Евгения Андреевна, он слишком испорчен! – говорила maman нараспев. – Над ним нет старшего, а я слаба и ничего не могу сделать. Нет, я несчастна!
Володя вложил дуло револьвера в рот, нащупал что-то похожее на курок или собачку и надавил пальцем… Потом нащупал еще какой-то выступ и еще раз надавил. Вынув дуло изо рта, он вытер его о полу шинели, оглядел замок; раньше он никогда в жизни не брал в руки оружия…
– Кажется, это надо поднять… – соображал он. – Да, кажется…
В «общую» вошел Августин Михайлыч и хохоча стал рассказывать о чем-то. Володя опять вложил дуло в рот, сжал его зубами и надавил что-то пальцем. Раздался выстрел… Что-то с страшною силою ударило Володю по затылку, и он упал на стол, лицом прямо в рюмки и во флаконы. Затем он увидел, как его покойный отец в цилиндре с широкой черной лентой, носивший в Ментоне траур по какой-то даме, вдруг охватил его обеими руками и оба они полетели в какую-то очень темную, глубокую пропасть.
Потом всё смешалось и исчезло…
Bu va yana 2 ta kitob 399 UZS