Полевая почта – Южный Урал. Фронтовые письма о любви. Часть 1

Но обо всём этом мы поговорим 20 февраля при встрече. Я приеду к тебе, сдав госэкзамены.

На этом кончаю. Прости за краткость – готовлюсь к экзаменам, работы уйма.

Желаю здоровья, успехов в учебе и радостного отдыха с 25.2.44 – за время каникул.

Обнимаю тебя горячо и искренно. Привет всем вашим – Стива

Письмо от 3 марта 1944 года

3.2.44

Привет из Златоуста!

Милая, дорогая Люся, здравствуй! В Чебаркуле всё закончено, все завершено. Сегодня ночью выехали. Вагон стоит и я пишу несколько слов. Разбитость от бессонной ночи. Острая боль большой тоски и грусти по тебе, голубка моя. Когда мы снова встретимся?!… Смотрю на твою карточку и ты встаешь в сознании живая и тоже печальная…

Пусть в эту ночь с тобой я буду наравне,

Пусть я хоть так на шаг к тебе приближусь.

В тот миг, когда привидишься ты мне,

Пусть в тот же миг я тебе привижусь.

Да так привижусь, чтоб с тобой потом,

Мы в старости всю жизнь припоминали.

И всё таки не вспомнили о том,

Что эту ночь не вместе мы встречали.

Целую тебя, Люся. Жди письма. Стива.

Письмо от 4 марта 1944 года

4 марта 1944 г. Ночь. Поезд.

Милая, дорогая моя Люся, здравствуй!

Ночь. Вагон покачивает. Мы где-то в горах, возле Уфы. В Вагоне все спят, в том числе и мои орлы, старшим над которыми назначен до места следования. Лишь мне не спится. Вот шарфик висит у изголовья, его вязали твои руки (ты увлекаешься рукоделием …). Этот клетчатый рисунок зелено-белых квадратиков, уже слабый запах духов шарфика с такой силой воскрешают твой образ, что ты, мне кажется, стоишь живой вот тут возле меня. Я протягиваю руки, что бы прижать тебя, дорогую, к груди, ощутить горячие удары твоего хорошего сердца, но хватаю только пустоту… Тебя нет со мной, ты там… Далекая дорога все больше и больше разделяет нас, любимая. И каждый очередной километр пути лишь усиливает большую печаль разлуки. Боже мой, когда же мы снова увидимся, встретимся!.. Я снова и снова вынимаю дорогой конвертик, в котором храню твой локон, смотрю на эти милые завитки светло-русого шелка и чувствую, что этот кусочек настоящей, живой Люси, а шелк твоих волос вдохновит мое сердце, придаст силу моим рукам и стальную беспощадность в смертельной схватке с врагом. Твой локон, Людмила, будет всегда источником несгибаемой воли моей к жизни, источником веры в нашу большую жизнь впереди. А ты запомни, что эта срезанная твоей рукой прядь твоих волос в конвертике у моего сердца рядом, она пройдет теперь со мной по всем путям и перепутьям войны, будет свидетелем больших событий; быть может твой локон я пронесу по улицам многих городов родной земли и других стран. И твое сердце должно наполниться гордостью за мою предстоящую дорогу боев и сражений, ты, Люся, не забудешь меня, не допустишь слабости поддаться пороку мимолетных увлечений. Пусть твоя совесть хранит тебя от искушений в грехах, а я буду непоколебимо верить, что меня горячо любит, ждет к себе целомудренная, чистая, хорошая девушка, свято верная лучшим традициям русских женщин.

Милая Люся! Владимир отпросился и уехал один, видимо для заезда в Москву, и даже не успел проститься со мной на всякий случай. Я тоже хотел оформить право заехать к моей родной одинокой, исстрадавшейся от ожидания старушке-матери. Но не успел маленько и пришлось внезапно выехать с группой в десяток молодцов. Все же рассчитываю как-нибудь хоть на один день заглянуть к матери. Конечный же путь следования мой и Владимира тот, о котором мы говорили вам с Лидой. В Житомире рассчитываю быть к 20 числу. Потом по приезде, когда все выяснится, я напишу обо всем подробно. А пока у меня все благополучно. В Чебаркуле все закончено и разрешено. Когда-нибудь мы с тобой заглянем в те места, где в тиши сосен я 8 месяцев провел в упорной учебе и с течением обстоятельств наши пути жизни сошлись с тобой.

Конечно, и со мной может случиться всякое. И если мне придется принести даже жизнь свою на алтарь нашей победы, то ты все же не забывай некоторое время обо мне, чтобы я хоть теперь знал, что ты, которую я люблю искренно, и которую считаю своей подругой на весь остаток жизни обнимет другого не раньше, чем через полгода со дня получения известия о моей кончине. На всякий случай, если от меня долго не будет вестей, ты запроси о моей судьбе не только часть, адрес которой я сообщу тебе по приезде, а и мою сестренку по адресу: Казахская ССР, ст. Талды-Курган, Турк-Сиб. Жел. дор. Лесюкову (Алексеенко) Марию Дмитриевну.

Люся, в тот прощальный день последней нашей встречи я был немного, кажется, нетактичен и смешон. Если у тебя осталось такое впечатление, то ты прости мне это и постарайся его забыть. Я глубоко жалею, что нам так мало пришлось встречаться и узнать друг друга еще ближе и больше.

Пока, всего наилучшего! Ожидай письмо с места работы со всеми подробностями о перипетиях моей дороги и дальнейшей жизни. Передай мой горячий привет замечательной Анфисе Александровне, папе, Николаю, Але, Марии Дмитриевне и Лиде. Желаю всем вам самого наилучшего в вашей жизни. Целую тебя, Люся, денно и нощно.

Стива.

Письмо от 9 марта 1944 года

9 марта 1944 г.

Здравствуй, милая Люся!

Привет из Москвы! В ночь на 8/III с.г. приехали в Москву. Рассчитывал немедленно выехать дальше на Киев, но … «человек предполагает, а Москва располагает». Едущих на вокзал масса и выехать из Москвы раньше 12.3.44 едва ли удастся. Поэтому пока гуляем по Москве. Разыскал своих некоторых друзей по Ленинградских лучших годах жизни и вот пишу тебе эти несколько слов за столом у одного из них. Многих уже нет в Москве, двое из них закончили учебу и выехали еще в прошлом году работать в полпредствах за границу.

Москва живет нормальной жизнью. Новостей особых здесь нет. Стоит весна, синее небо. Снег тает. Девушки с синими и разного цвета другими глазами улыбаются нам, и весне…. Здесь можно гостить долго, если бы необходимость ехать дальше и не ты, Людмила!

Случайно встретились с Ярчуком. Он, видимо, сам напишет обо всем Лиде, как гостил в Москве. Договорились поехать в Солнечногорск, но я проспал и он, видимо, уехал один сегодня. Мои расчеты заехать по пути к старушке-матери срываются в связи с вынужденной задержкой в Москве, так как все сроки подходят к концу и я едва ли успею явиться к месту назначения в срок. А как хочется повидать старушку дорогую!

Следующее письмо ожидай из Киева. Пока, всего наилучшего!

Привет маме, папе, Николаю, Але, Марии Дмитриевне и Свете!

Вы уже, наверно, включились в учебу после каникул. Желаю успехов и не забывать нас хоть изредка.

Целую горячо и дружески.

Стива.

Письмо от 14 марта 1944 года

14 марта 1944 г.

Милая Люся, здравствуй!

Из Москвы я несколько слов писал тебе о своем путешествии. Пока все благополучно. В Москве встретил Ярчука и до Киева ехали вместе. Отсюда вчера он уехал один в направлении своей родной деревни разыскивать родных. У меня так дико сложились обстоятельства, что я так и не смог заглянуть к своей старушке-матери. Это для меня самая невосполнимая потеря за всю дорогу. И она давит сердце несказанной тяжестью. И вообще не легко на душе. Ты, Людмила, уже представляешь, какой у меня скверный характер, склонный к болезненному восприятию своего горя и близких. А тут еще, начиная с самой Москвы, такие картины опустошения, которые наделали фрицы-душегубы везде, на каждом шагу, что сердце кровью обливается. Самые цветущие и богатые города и уголки нашей Родины изуродованы, разрушены, осквернены поганой немчурой. Везде зияющие язвы боев и сражений, везде огромное всенародное горе. И если ко всему этому прибавить то, что моя короткая дружба к тебе физически, пространственно лишилась материальной основы, мы разлучены жестокой необходимостью и неизвестно, когда теперь мы снова встретимся, то, Люся, ты поймешь, как тяжело мне сейчас. Но хныкать и малодушничать глупо, буду привыкать к новой обстановке, буду воевать так, чтобы не стыдно было перед своим народом.

Завтра мы покидаем Киев, древнее гнездо наших великих предков, матерь нашей Отчизны – Руси. Людмила, когда я подъезжал к родному Днепру, когда из окна вагона я увидел берега этой седой величественной реки и глубокую гладь ее воды, днепровской воды, а на противоположном берегу, на дивных холмах встали купола и развалины Киево-Печерской Лавры и угрюмые израненные дома города, я пережил нечто такое, что граничит с исповедью. Эти святые места осквернили слюнявые, плаксивые, шелудивые фрицы! Знаешь, Люся, только в подобные минуты можно самому ясно ощутить то состояние чувств, которое называется любовью к Отечеству, патриотизмом.

Когда-нибудь я тебе лично расскажу обо всем, что узнаю`, вижу и слышу от очевидцев здесь про немецкую оккупацию Киева. Поеду дальше – узнаю, увижу, испытаю больше. Как только выяснится окончательно все о моей дальнейшей службе, то сразу напишу тебе обо всем на новый адрес. А пока на этом кончаю. Будь здорова и весела. Желаю наивысших успехов в учебе. Привет маме, папе, Николаю Але и Лиде с Марией Дмитриевной. При первой же возможности сфотографируюсь и вышлю тебе свой портрет. Не взыщи, что ничего не оставил тебе на память. Это исправимо в недалеком будущем. Все новости с фронта ты знаешь по радио и из газет, а остальные второстепенные.

Обнимаю тебя сердечно, моя девочка, будь еще и еще раз здорова и весела. Стива.

Почтовая открытка от 25 марта 1944 года

25 марта 1944 г.

Милая Люся, здравствуй!

Я тебе писал дорогой из разных мест. Из Киева я выехал через Коростень, Новгород-Волынский, Шепетовку в Славутич, где встретил Владимира и заехали к его родным, откуда и пишу эту открытку. Пока будем служить в Житомире. Из Житомира подробно напишу обо всем. Грущу и тоскую по тебе, хотя ты, быть может, воспринимаешь все это своеобразно. Хотелось бы, чтобы ты написала это же самое ко мне. Ты, Люся только не сердись, так как в твои лета устойчивость относительна. Пока жизнь идет отлично; вчера, сегодня и завтра пьем горилку. Желаю всем здоровья и счастья. Привет от Владимира; он говорит, что скоро приедет в Челябинск. Целую – Стива.

Письмо от 3 апреля 1944 года

3 апреля 1944 г.

Здравствуй, милая Люся!

Доехали благополучно до места назначения туда, куда я говорил при нашей последней встрече, куда было нам предписание. По дороге заехали к матери В. Ярчука и там гостили 2 суток. У Владимира умер отец год тому назад. Погостили там на славу, как дорогие гости. 28 марта прибыли на место. Поселились в хатах рядом с Володей. Определились оба в небольшие начальники. Условия точно такие здешней нашей службы, как и в Чебаркуле. Только здесь материально гораздо лучше.

Сообщаю кое-что о Стиве. Он через Москву уехал на Киев. Писал, что был Коростене, Шепетовке, Славуте, Любаре, Бердичеве, Житомире. Одним словом, в короткое время он исколесил половину Православной Украины. Его на фронт не послали, а определили в резервный учебный полк. Он может там застрять на много месяцев. Подробно судьбу свою он напишет сам.

Мы с Володей живем неплохо, только скучно без вас. Дорогая Людмила, странная штука жизнь. Мы с тобой знакомы лишь по мимолетным встречам. Я вместе с рукопожатием отдал все самое искреннее тебе – свое сердце, свою дружбу, всего себя. Мы не успели договориться обо всем. Я хочу теперь определенно знать, будешь ли ты ожидать меня, найдешь ли ты силы устоять против настойчивого требования подсознательных сил природы, бесповоротно и окончательно ли ты решила быть моей подругой на всю нашу дальнейшую жизнь. Свое решение я говорил тебе не один раз. Мне необходимо знать ясный и определенный твой ответ. Людмила, подумай хорошо, посоветуйся с родителями, взвесь все и реши окончательно, потом напиши мне свое решение. Ты знаешь, что мне пора решить вопрос семьи основательно, без легковетреного скольжения по маковкам случайных встреч. Признаюсь, у меня много такого, что не только тебе, но и мне самому не нравится. Но в основном ты меня достаточно знаешь, чтобы дать мене ответ: «да» или «нет» без проволочек.