– Ты мне теперь не то, что гитару должен, – проворчала я, с кряхтеньем распрямляясь и отряхивая руки от земли. – А сраный рояль. Как, блин, у Элтона Джона.

Бегом вернулась к машине. Таймер внутри головы тикал все громче, готовый в любую секунду разразиться сигналом тревоги. Собрав веник из обломанных ветвей, я замела следы волочения там, где тащила Андрея по земле. К счастью, за городом сильных дождей давно не было, почва осталась сухой. В сторону леса вело несколько впитавшихся в пыль бурых лужиц, их я старательно затерла ботинком. Трава, слава богу, не сильно примялась. Обратно возвращалась на цыпочках, стараясь наступать только на мох или торчавшие из земли камни. Маскировка получилась так себе, наблюдательного человека не обманет. Но друзья у приехавшего на серебристой тойоте мужика тоже, поди, не последние из могикан, обычные уркаганы.

Вернувшись к месту лежки, я, как могла, закидала Андрея прихваченными с собою ветками. В крайнем случае придется бежать, оставив потерявшего сознание парня в укрытии. Куда именно бежать, я пока не знала. В разговоре по телефону незнакомец упомянул поворот на Волчий Яр. Судя по названию, село или деревня, можно попробовать добраться туда. Но для деревень сейчас наступили не лучшие времена, вдруг там доживают свой век три одиноких бабульки и курица? А я еще и бандитов к ним приведу. Занятая такими мыслями, я пристроилась под бок к Андрею и принялась наблюдать за шоссе сквозь прорехи в темно-зеленой листве. Лежать было неудобно, в бедро что-то постоянно тыкало жестким ребром. Залезла в карман, достала разбитый смартфон, про который успела забыть. Точно, я же собиралась позвонить… Викин смартфон можно было разблокировать отпечатком пальца, она сама показывала. Я подняла безвольную руку Андрея, сжала его указательный палец и принялась тыкать им наугад по всему экрану. Есть! Треснувшее стекло наполнилось светом, появилась заставка на рабочем столе. Где тут входящие вызовы? Имен все равно не разобрать, наберу последний номер. Пока в трубке шли гудки, я прикидывала, что сказать, если трубку возьмет незнакомый персонаж. Или новая девушка Андрея, не дай боже…

– Слушаю тебя.

– Глеб Николаевич, это вы? – от волнения я перешла на «вы», забыв недавнее панибратство. – Это Саша Емельянова. Мы в аварию попали.

– Ты в порядке? – Голос на том конце стал серьезным. – Кто-нибудь ранен?

– Со мной все хорошо. Но водитель умер, его Костя звали, а Андрей без сознания.

Глеб начал что-то говорить, но я, перебив, торопливо продолжила:

– Это еще не все. Нас поджидали. Мы перевернулись, а через пять минут сюда подъехал какой-то мужик, я его не знаю. Он позвонил кому-то и сказал, что ждет у поворота на Волчий Яр. Я смогла его оглушить и спряталась с Андреем в кустах.

– Пришли геолокацию.

– Я не знаю, как это сделать! И телефон еле дышит, в любой момент может отключиться.

– Понял. Саша, не бойся, все будет хорошо. И держи меня в курсе…

Ох уж эти телефонные обещания, что все будет хорошо! Второй раз за один день. Косте вон расскажи… Но вслух я сказала:

– Приезжайте, пожалуйста, скорей.

Меня отвлекло приближающееся гудение двигателя. Я припала к земле и осторожно отвела мешающую обзору ветку. На дороге остановилась машина, из нее вышли четыре человека, все мужчины. Я зашептала, с трудом подавляя панику.

– Вон они! Они уж здесь! На нас пока не смотрят…

Экран погас, я говорила в пустоту. Разбитый смартфон вложил все свои силы в последний рывок, прежде чем улететь в техногенную Вальхаллу. Мне оставалось только наблюдать за приехавшей четверкой, от страха забывая вовремя дышать. Один из мужиков, очень худой и костистый, одетый в легкую серую ветровку, опустился на корточки возле оглушенного мной незнакомца. Трое других бродили вокруг разбитого джипа, негромко переговариваясь. Рядом заворочался Андрей, вслепую ощупывая чахлое укрытие из зелени, тихо застонал. Я торопливо зажала ему рот ладонью, опасаясь, как бы предательские звуки не долетели до незваных гостей. Голова его дернулась, карие глаза недоуменно округлились. Я поднесла палец к губам и кивком указала на чужаков. Наклонилась, зашептала в самое ухо, почти касаясь губами горячей кожи:

– Нельзя шуметь. Они знают, что мы не могли далеко уйти, и скоро начнут нас искать. Я успела позвонить Глебу с твоего телефона, надо продержаться до его приезда.

Увидев в глазах понимание, осторожно убрала руку. Андрей медленно перевернулся на живот, разворошив набросанные вместо маскировки ветви. Лицо его скривилось от боли и побелело, отчего застарелые синяки, оставшиеся после нашей первой встречи, проступили ярче.

– Ты бардачок не открывала?

– Нет, – я помотала головой. – А что там?

– Не важно, сейчас до него все равно не добраться. Давно звонила? – Андрей осторожно ощупал шею и бросил недовольный взгляд на испачканные в крови пальцы. Только сейчас я заметила серьезный порез ниже затылка, прикрытый отросшими волосами. Обо что это он умудрился?

– Только что.

– А Костя где?

– В нашей машине, он… – я не договорила, но Андрей все понял, помрачнел и уткнулся подбородком в мягкий мох.

Мы продолжили наблюдение. Оглушенный мужик пришел в себя быстро – встал на карачки, пошатнулся, выпрямился в полный рост. Его худой приятель, тот, что был одет в серую ветровку, обратился к остальным, показывая рукой куда-то назад. Я проследила взглядом за его вытянутой ладонью и обнаружила в километре от нас поворот на проселочную дорогу, возле которого стояла обычная пригородная остановка – три куска бетона поставлены вертикально, один лежит сверху, прикрывая пассажиров от дождя. Внутри деревянная лавка, втоптанная в грязь семечковая шелуха и обоссанные стены, от пола до потолка исписанные окрестной школотой. Этого я, конечно, видеть не могла. Зато могла поспорить на любые деньги, что так оно и было. Похоже, здесь дожидались автобуса жители упомянутого Волчьего Яра. Людей заметно не было, может, оно и к лучшему.

Группа чужаков разделилась. Двое, включая недавно оглушенного, отправились к остановке. Неужели они решили, что я усядусь на лавочку и буду преспокойно ждать автобуса, который ходит, поди, раз в четыре часа? Один остался у разбитого джипа, но не просто так – достал из поясной сумки телефон размером с совковую лопату, принялся снимать аварию со всех сторон. Действовал планомерно, ничего не упуская: отдельным кадром взял автомобильные номера, затем раскуроченный багажник, двинулся вдоль левого крыла. Еще один незнакомец вернулся к машине, на которой приехал. Тоже достал телефон, но не для фотографий, а чтобы кому-то позвонить. Я видела, как шевелятся его губы – большие и подвижные, как у верблюда. А вот скелетообразный командир бригады в серой ветровке побрел в нашу сторону…

Я шепотом чертыхнулась – в руке он держал складной нож, лезвием вперед. Глаза Андрея сузились, челюсть хищно подалась вперед. Он поднялся на колени и, щелкнув замком, выдернул из хлястиков длинный кожаный ремень. Сжал один конец в кулаке, оставив тяжелую металлическую пряжку свободно болтаться.

– Сиди тихо. Может, мимо пройдет.

Сначала чужак и правда пошел в другую сторону. Невдалеке от нас деревья расступались, образуя прогалину, в центре которой валялись битые кирпичи и ржавела непонятная арматура. Вот туда он и поплелся – покрутился на месте, потер такой же, как у приятеля, бритый затылок. Вернулся, сделав небольшой крюк. Подошел совсем близко, но в последний момент переменил направление, словно издеваясь. Мне не было так страшно никогда в жизни. Даже в глубоком детстве, когда мы с внучкой бабы Гали вызывали Пиковую Даму, нарисовав на зеркале лестницу куском мыла. Помню, я изобразила ее типа приставной – две жерди и с десяток перекладин. А подружка сказала, что теперь Пиковой Даме придется спускаться, повернувшись к нам задницей, она разозлится и точно всех убьет. Наш преследователь обо что-то споткнулся, на секунду утратив равновесие. Я уж понадеялась, что сейчас он напорется на собственный нож, но бандит успел сделать шаг, выругался и пошел дальше. Глухой топот и треск поломанных сучьев уверенно приближались…

Андрей поднялся с земли, стараясь не шуметь, пружинисто присел на полусогнутых ногах. Я догадывалась, что он собирается сделать. Главное, чтобы бандит не закричал, заметив его первым. Но вроде не должен, не захочет ронять авторитет. Вон, в лес поперся в одиночку, хотя и подозревал, что мы ушли именно сюда.

За кустами показался медленно бредущий долговязый силуэт. Перешагнул трухлявый ствол, обошел по краю непролазный бурелом, вплотную приблизившись к нашему убежищу. Вблизи его худоба стала еще заметней – весь костистый, мосластый, словно ходячее пособие по строению человеческого скелета. Но худоба эта производила не жалкое, а пугающее впечатление. Особенно в сочетании с абсолютно отмороженным взглядом. Спрятавшийся за деревом Андрей дождался, когда чужак пройдет мимо, и напал со спины, на лету выбрасывая руку с зажатым в кулаке ремнем. Но чужак оказался шустрым – скакнул в бок, да еще успел развернуться и полоснуть противника по предплечью. Блеснуло лезвие – бандит нанес второй удар, не сделав и секундной паузы. Андрей прикрылся натянутым ремнем, свободным концом хлестнул бандита по щеке. Рукав его рубашки быстро пропитывался кровью, порез оказался глубоким. Обманное движение, тычок ножом, вовремя подставленная защита. Андрею досталось в аварии, двигался он неуверенно. Хорошо хоть успевал уклоняться и отступать, но долго ему против этого Кощея не продержаться…

«Московский консультант» в очередной раз пролетел мимо меня спиной вперед. Я не выдержала: выпрыгнула из укрытия в плотном подлеске, бросилась вниз, стараясь сшибить бандита с ног. Мы оба покатились по земле. Получив пинок костлявым коленом, я отлетела в сторону и сжалась в комок, каждую секунду ожидая, что вот сейчас станет очень-очень больно. Но Андрей выбил у чужака нож и как-то хитро, в одно движение обмотал вокруг его шеи ремень, прижав к бедру оскаленную голову с чудовищно впалыми щеками.

Прежде бледное лицо мужчины стало красным, затем багровым. Он захрипел, силясь сорвать удавку, глаза полезли из орбит, на лбу вспучились вены. Я не выдержала – уставилась на раскачивающиеся в вышине зеленые кроны. Подул ветер, зашелестев сочной августовской листвой. К горлу подкатила тошнота. Еще чуть-чуть, и меня бы вырвало, но тут сиплые стоны затихли. Я заставила себя обернуться. Андрей стоял над неподвижным телом, опустив руки и тяжело дыша. Мы встретились взглядами. Он смотрел на меня так, словно ждал чего-то – какой-то реакции, нужных слов. Но все слова вылетели из головы. Я однажды видела, как умирал человек. В шестом классе возвращалась со школы, а в подъезде лежал незнакомый старик в дутой пуховой куртке и летних шлепанцах, надетых на теплые носки. Он был еще живой, а когда приехала скорая и меня оттеснила собравшаяся толпа, уже умер. Но та смерть была совсем другой.

– Глянь, что там происходит, – Андрей опустился на колени возле убитого, распахнул серую ветровку и принялся шарить по карманам. Из внутреннего вытащил портмоне, мельком глянул на какое-то удостоверение с черно-белой фотографией.

Я бросилась к лежке между двух стволов, больше всего опасаясь увидеть бегущих в нашу сторону бандитов. Но шум короткой схватки до них не долетел: оба оставшихся у дороги незнакомца продолжали заниматься своими делами. К ним возвращались те двое, что ходили осматривать остановку. Пауза не могла затянуться надолго, очень скоро они хватятся ушедшего в лес главаря.

– Пока тихо. Давай скорее уйдем!

Закончив обыскивать тело, Андрей наклонился и поднял с земли отлетевший во время драки нож.

– Ну вот, теперь мы вооружены, – он улыбнулся и внезапно подмигнул отекшим от ушиба глазом. – Зачем нам убегать?

Я и раньше поражалась, насколько улыбка меняла его лицо. Только что душил человека и походил на привыкшего к работе средневекового палача. Но стоило улыбнуться, и опа – перед вами обаятельный мальчишка, душа компании. Такая вот природная мимикрия.

– Зачем? – никогда не думала, что смогу кричать шепотом. – Зачем?! Их четверо, а ты едва стоишь на ногах. И ладно еще тебя убьют, так ведь и меня заодно!

– А точно не наоборот, не меня заодно с тобой? – разозлился в ответ Андрей. Впрочем, тоже не повышая голоса, на нижнем пороге слышимости. Да и вспышка раздражения мгновенно угасла. – Давай просто признаем: тебе не все равно, что случится со мной, а мне не все равно, что будет с тобой. Поэтому нам будет грустно в любом случае.

Я захлопала глазами, едва удержавшись от просьбы повторить два последних предложения.

– Внимание! Ложись вон туда и не высовывайся. Если что, беги.

Четверка бандитов двигалась к лесу. Двое впереди, двое за ними, приотстав на десяток метров. У одного в руке был пистолет, он держал его у бедра, вытянув указательный палец вдоль ствола. Я не понимала, почему мы не можем убежать прямо сейчас? Убежать, спрятаться, забиться в самую глубокую щель! Вместо этого Андрей щелкнул складным лезвием ножа. Дурак самоуверенный!

– Быстро сделала, что сказал!

Выражение его лица стало таким, что я без лишних споров подчинилась. Юркнула в ложбинку, но не вытянулась в полный рост, а села в позу кролика, готового дернуть с места при первых же подозрительных звуках. Андрей прижался спиной к древесному стволу. Похоже, не из стратегических соображений, просто у него подкашивались ноги. В зубах он сжимал незаметно подобранную травинку, чей стебель успел изжевать до состояния мочала. Я и сама бы не отказалась занять чем-нибудь рот, чтобы не вскрикнуть от страха в самый неудачный момент.

Достигнув границы леса, четверка обменялась непонятными жестами. Я зажмурилась и попыталась вспомнить хоть одну молитву из тех, что читала перед сном бабушка, но дальше первой строки из «Отче наш» дело не пошло. И тут раздался звук, будто переломили сухую ветку. Бандит с пистолетом в руках рухнул навзничь. Остальные бросились обратно к машинам, закладывая на бегу хаотичные виражи. Ветка сломалась еще два раза, кто-то коротко вскрикнул, но упасть не упал. Уцелевшая троица попрыгала в тойоту и дала по газам, бросив на обочине второй автомобиль. Последний выстрел пробил заднее стекло, но удиравшая машина только прибавила в скорости.

Между деревьев показался Дамир, возникший из ниоткуда, словно сказочный леший. Белые волосы прикрывала бесформенная панама в желто-зеленых пятнах, но комплект ей составлял не подходящий по случаю камуфляж, а строгий костюм. Из-за плеча высовывался длинный черный ствол с какими-то насадками – ружье, а может винтовка.

– Все чисто, можете выходить!

– Ты один? – Андрей отчего-то кисло поморщился и сплюнул изжеванный стебелек. Надо же, как сильно ему хотелось героически помереть. Я вот Дамиру обрадовалась, хоть и не любила его за стылый взгляд и плохо скрытое презрение ко всем, кроме своего босса.

– Я на байке, полями, остальные бы не успели. Саша, жди здесь. Через десять минут тебя заберут на базу. А ты докладывай.

Дамир и Андрей направились к месту аварии. О чем они говорили, слышно не было. Но Дамир шел спокойно, задрав белобрысую голову в нелепой панаме, а Андрей неуклюже ковылял, время от времени дергая плечом, будто у него за спиной тоже висела винтовка, только невидимая и жутко неудобная для переноски. Поравнявшись с телом подстреленного бандита, Дамир посмотрел вниз, на широкую, обтянутую свитером спину. В центре ее расплывался темный круг, насквозь пропитавший ткань. Он потянулся к ремню на плече и крикнул, не оборачиваясь:

– Не смотри!

Я послушалась. Я вообще не могла с ним спорить. С Глебом запросто, а вот Дамир производил на меня гипнотическое воздействие, словно я была кроликом, а он – огромной змеей, готовой сжать на теле жертвы толстые узорчатые кольца. Прозвучал выстрел, я вздрогнула, хотя и была к этому готова.

Глава 4.

Из-за переизбытка эмоций вторая половина дня показалась мне какой-то скомканной. На поляне стало суетно, все время подъезжали новые люди. Я сидела на обрубке поваленного дерева и мечтала оказаться дома, хотя и вполне не представляла, где находится мой дом. Ни батина хата, ни съемная квартира брата, ни комната в чужом коттедже на берегу реки на это звание претендовать не могли. Дом – это там, где безопасно и где тебя ждут. Обоим критериям отвечало только Нижне-Волчанское отделение полиции, где наверняка уже знали об инциденте и не отказались бы выслушать показания свидетеля.

Потом про меня вспомнили, очень удивившись, что я все еще здесь. Вызвали машину. За рулем сидел невзлюбивший меня с первой встречи бородач, которого, как оказалось, звали Жорик. В той же машине на базу отправился Андрей, на этот раз устроившийся на заднем сиденье рядом со мной. Длинный рукав его рубашки был закатан до локтя, открывая успевшую пропитаться кровью повязку. Всю дорогу он просидел молча и неподвижно, закрыв глаза. Я украдкой посмотрела на его профиль – прямой нос, выступающая вперед нижняя губа, длинный подбородок, покрытый темным налетом щетины.

– Чего уставилась? – губы Андрея дрогнули в легкой улыбке.

– Выглядишь неважно. Тебе бы не на базу, а в больницу. Ну-ка, посмотри на меня.

Так и есть, зрачки разного размера.

– Тошнит? В глазах двоится?

– Есть такое, – не стал он скрывать. Голос звучал устало.

– У тебя сотрясение.

Дядя Лёша заставлял всех подопечных зубрить первые признаки сотрясения, разрыва сухожилий и защемления нервов. Потому как хорошо знал своих учеников и подозревал, что драться им придется не только в спортзале.

– У нас есть врачи.

Я думала, нас довезут до парковки у коттеджа, но Жорик проехал мимо, углубившись на территорию базы. Миновал бассейн со стеклянным куполом, закрытый тир и спортзал, остановился у приплюснутого одноэтажного здания с решетками на окнах. На крыльце появились две женщины в бледно-зеленых халатах, и нас с Андреем сразу же развели по разным кабинетам. Дальше меня долго щупал и мял травматолог, светил в глаза, задавал каверзные вопросы. Мне даже сделали рентген, услышав жалобы на боль в груди, но ни переломов, ни трещин в ребрах не обнаружили, констатировав простой ушиб. Из лазарета, правда, не отпустили, а заставили выпить таблетку успокоительного и отправили ночевать в отдельную палату.

Палата мне понравилась – аккуратная, светлая, с хрустящей от чистоты простыней на одноместной койке. В детстве мне приходилось лежать в нашей городской больнице с отравлением. До сих пор не могу забыть матрас в пятнах, панцирную сетку под ним и желтое от старости постельное белье. А уж какой там был туалет… Правда, сидеть в нем было познавательно – стенки кабинок снизу доверху покрывала переписка скучающих пациентов, в основном про врачей, работу столовки и поставленные диагнозы. Короче, социальная сеть до того, как это стало мейнстримом.

То ли из-за выпитой таблетки, то ли из-за усталости, но сутки для меня на этом закончились. Когда я открыла глаза в следующий раз, часы на стене показывали полдень. Судя по яркому свету, нагло пробивавшемуся в палату сквозь шторы, полдень следующего дня. Чувствовала я себя хорошо, только голова немного побаливала. Было приятно лежать на чистой простыне, еще немного пахнущей стиральным порошком, и ни о чем не думая смотреть в потолок. Интересно, какой сегодня день? Наверное, суббота. Дни недели перемешались, утратив смысл. А еще недавно наступление пятницы казалось таким важным – в этот день должны были выдать остаток зарплаты за июль.

– Эй, соня, вставать собираешься?

Это был голос Глеба. Я улыбнулась.

– Я не сплю, заходи!

Глеб Николаевич зашел в палату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Сегодня на нем были простой черный свитер и серо-коричневые брюки с накладными карманами, вроде тактических. Одной рукой он сжимал под мышкой знакомый ноутбук, в другой держал картонный стаканчик.

– Опять ноут не работает?

– Нет, все в порядке. Я хотел поговорить о другом. Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, – я приподнялась, подложив под спину подушку. Глеб подтянул за подлокотник стоявшее в углу кресло и сел, разложив на коленях ноутбук.

– Держи, это куриный бульон. Пей до дна. – Он протянул стаканчик и поднял крышку ноута, развернув его так, чтобы на экран не падал свет от окна. – Тебе хорошо видно?

– Подвинь еще немного. Вот так, ага. – Теплый картон приятно согревал руки. Я сделала первый глоток. Вкусно, хотя лучше бы это был кофе со сладким сиропом.

С экрана на меня смотрел незнакомый мужик – лет пятидесяти-шестидесяти, с большими залысинами и сильно скошенным подбородком. Глазки у него были маленькими и цепкими, а приподнятые уголки рта придавали лицу непередаваемо гнусное выражение.

– Видела его когда-нибудь? – Глеб щелкнул мышкой и открыл следующую фотографию. Тот же мужик стоял вполоборота, с прижатым к уху черным айфоном.

Я помотала головой.

– Нет, не знаю такого. А должна?

– Это Борис Прилепченко, он в восьмидесятых был директором вашего «Нижне-Волчанского завода». Когда началась перестройка, быстро сообразил, куда ветер дует, и сумел его приватизировать. И ладно бы что-то дельное начал производить. Так всех сократил, распродал оборудование и сдал цеха в аренду. Там потом шесть лет спортивные костюмы шили. Это на заводе, где при союзе делали микроскопы на экспорт. В конце девяностых Прилепченко права на завод потерял. Что было дальше, знаешь?

– Знаю, читала в газете. – Я наклонилась поближе к ноутбуку, вглядываясь в крысиные глазки бывшего директора. – Новый владелец мухлевал с налогами, его хотели арестовать, он сбежал за границу. Но перед этим успел продать завод тебе, только сделку объявили недействительной.

– Правильно. Теперь Прилепченко строит из себя жертву беспредела, хотя сам получил завод, можно сказать, путем того же рейдерского захвата, только не у частного лица, а у государства. Сейчас завод обеспечивает треть рабочих мест в твоем городе. Если он достанется Прилепченко, тот снова все развалит, и город захлестнет волна безработицы и нищеты.

– А если достанется тебе, то наступит в Нижне-Волчанске Золотой Век и общее благорастворение? – хмыкнула я. Глеб как-то не походил на прекраснодушного мецената, готового на свои деньги высаживать яблоневые сады и строить театры оперы и балета.

Но он ответил серьезно, проигнорировав насмешку.

– Да, именно так. Я планирую открыть производство ночных прицелов и тепловизоров. У меня обширная сеть знакомств в этой сфере, рынок сбыта обеспечен. Нижне-Волчанск останется в безусловном выигрыше. А это… – Глеб открыл следующую вкладку. – Тамраз Агазатян, тоже мой конкурент. Как выяснилось, в свое время он инвестировал в завод крупную сумму, а наш беглый олигарх его кинул.

Тамраз Агазатян выглядел поприятней предыдущего претендента – сильно в возрасте, но крепкий. Бритый налысо, с аккуратно подстриженной бородой и черными густыми бровями. Взгляд тяжелый, на лбу две горизонтальных морщины, словно ножом по воску провели. Чем-то он походил на самого Глеба, но не внешне… От лица на фотографии исходили те же волны спокойной силы и… как бы выразиться… контролируемой угрозы.

– Кто-то из них двоих стоит за вчерашним покушением. Скорее всего Прилепченко, Агазатян предпочитает работать со своими земляками. Саша… – Глеб сделал паузу, положил ладонь на мои пальцы и слегка их сдавил. – Ты же умная девочка, видишь, что происходит. Побудь пока здесь, тебе опасно находиться в городе.

Мне нравилось ощущать прикосновение его большой руки с грубой шероховатой кожей. Больше того, мне хотелось податься вперед, уткнуться носом в черный свитер и может быть даже расплакаться, чтобы Глеб гладил меня по голове и шептал: «Не надо, не плачь, я смогу тебя защитить от всего на свете». Но я не могла поверить, что Глеб Николаевич внезапно проникся особым расположением к своей заложнице и теперь переживает за ее судьбу. Был бы он хорошим человеком, мы бы даже не познакомились. Но как же приятно чувствовать его пальцы, бережно поглаживающие мою ладонь…

– Глеб Николаевич, мы три дня как знакомы. Не надо вот этого всего… – Я постаралась убрать из голоса малейший намек на эмоции. Не уверена, что получилось, но руку Глеб убрал. Сжал пальцы в кулак, распрямил, задумчиво побарабанил по крышке ноутбука.

– Тогда давай так. Твоя безопасность в моих интересах. Я поддался слабости, когда велел доставить тебя на базу. Теперь расплачиваюсь. Смотри.

Пальцы пробежались по клавиатуре. В этот раз вместо портретов незнакомцев на экране появилась статья. Фотографии там тоже были, но не людей, а вспаханной колесами земли и разбитого джипа с окровавленным трупом за рулем. Я потянулась к мышке и промотала длинный текст вниз, выхватывая отдельные абзацы. Если вкратце, материал был посвящен аморальному образу жизни Глеба Игнатьева, чей личный шофер вчера сел за руль в состоянии наркотического опьянения, не справился с управлением и разбился насмерть. Статья явно заказная: фактов в ней было мало, а эмоций много. Пафосных восклицаний автор тоже не жалел: «Человека судят по его окружению!» или «Водитель мог не только погибнуть сам, но и врезаться в другую машину. А если бы там ехали дети? Вы хотите, чтобы заезжий капиталист сбивал насмерть ваших родных?». Кто-то явно хотел подпортить репутацию Глеба… Что интересно, про два других трупа не было сказано ни слова.

– А теперь представь, если бы в аварии погибла еще и несовершеннолетняя жительница Нижне-Волчанска.

Я присвистнула. Да уж, поднялся бы ор выше гор. А суд, увы, иногда поддается влиянию общественности. Особенно суд в лице Бронислава Иннокентьевича, которым даже Стас вертел, как хотел.

– У Кости и правда в анализах нашли наркотики?

– Нет, конечно, но кого это теперь волнует. – Глеб хлопнул крышкой, выключая ноутбук.

– От чего он умер?

– От острой сердечной недостаточности, вызванной приемом… Блин, забыл название. Есть одно лекарство, его дают старикам-сердечникам. Если принять большую дозу без медицинских показаний, эффект может быть вот таким. Мне еще предстоит выяснить, каким образом лекарство попало к Косте. Он был абсолютно здоров, месяц назад прошел медкомиссию. И в его семье никто это лекарство не принимал, я разговаривал с женой. Продаются таблетки по рецепту, с витаминами не перепутаешь.

Вот это новость – Андрей ничего не рассказал своему боссу про шоколадное молоко. Но почему? Не увидел связи? Забыл? Решил придержать информацию для себя?

– О чем задумалась?

Я растерялась. Говорить или не говорить? А вдруг у Андрея имелись серьезные причины, чтобы промолчать?

– Беспокоюсь за брата. Вдруг этот Прилепченко возьмется за него? Да и Бронислава Иннокентьевича жалко, так-то он безобидный старик.

– За ними обоими присматривает Андрей, можешь на него положиться. У него есть недостатки, и порой он слишком много на себя берет. Но он вырос на моих глазах, я его хорошо знаю. Андрей – профессионал в своем деле.

– Разве он не в больнице?

– Ты не представляешь, какой это скользкий тип, – Глеб усмехнулся, возле правого уголка губ появилась острая складка. – И живучий, как собака. Пока лежит в соседней палате, но уже координирует работу других людей. Ты обещаешь, что переждешь опасное время здесь?

– Обещаю, – ответила я серьезно.

– Вот и умница. Хочешь чего-нибудь?

– Хочу! – Я хотела попросить шоколадного молока, но поняла, что любовь к этому напитку исчезла, не оставив и следа. В жизни в рот не возьму, от одного названия тошно. – Апельсинов!

Глеб улыбнулся, как мне показалось, искренне, а потом… Потом протянул руку и взъерошил мои волосы. Это был очень личный жест. Теплая волна поднялась от живота к груди, наполнив меня глупым счастьем.

– Будут тебе апельсины.

Через полчаса после его ухода на прикроватной тумбочке возникла огромная корзина фруктов, причем некоторые из них я видела первый раз в жизни. Оставив шипастых уродцев на потом, я выбрала более привычное глазу яблоко, вгрызлась в сочную мякоть и задумалась. А подумать было о чем. Глеб свалил нападение на бандитов-конкурентов, потому что не знал всех деталей. Да, бандиты были, не поспоришь. Но здесь был замешен кто-то еще. Тот, кто знал мои привычки, разбирался в лекарствах, мог получить доступ в квартиру и люто меня ненавидел.

Вика.

Мы не были близкими подругами, не выбирали вместе помаду, не ходили друг к другу в гости с ночевкой и не делились сплетнями о парнях. Но она пару раз была у меня дома и знала, что я обожаю есть печенье «Юбилейное» и запивать его шоколадным молоком. Батя ее видел и, как ни странно, даже помнил, а значит вполне мог пустить в квартиру под каким-нибудь благовидным предлогом. Иногда он вообще заваливался спать, забыв запереть дверь – заходи, кто хочет, бери, что надо. Впрочем, брать у нас все равно было нечего. А самое главное, Вика здорово шарила в химии, ЕГЭ сдала на 93 балла. И не только в химии, она сама рассказывала, как участковый терапевт прописал ее бабушке дорогущее лекарство, на которое уходила половина пенсии. А на рынке уже год как существовал дешевый и эффективный аналог, про который бабушке, конечно, никто не сказал. С тех пор она регулярно проверяла перечень лекарств у всех пожилых родственников, выкидывая гомеопатию и прочие фуфломицины за тысячу рублей. Мог кто-то из бабушек-дедушек оказаться сердечником? Конечно мог. Трудно заботливой внучке стянуть несколько таблеток из блистера или сходить в аптеку, где все тебя знают, и купить еще упаковку, потому что «бабушка лекарства потеряла»? Ни фига не трудно.

В последнем пункте из списка улик я тоже не сомневалась. Вика желала моей смерти. Когда мы столкнулись на крыльце магазина, в ее взгляде читалась не ревность, не обида, а именно всеобъемлющая, выжигающая душу ненависть. По статистике именно женщины чаще всего прибегают к отравлению, о чем писала еще Агата Кристи. Так что и возможность, и мотив были на лицо.

Внезапно я поняла, почему промолчал Андрей. Он тоже подумал на Вику, но не захотел ее выдавать. Пожалел бывшую подружку или все еще питал к ней какие-то чувства? Вместе я видела их недолго, но мне показалось, что Андрей скорее позволял себя любить восторженной девочке, чем сгорал от страсти сам. Впрочем, я легко могла ошибиться. Я-то даже ни с кем не целовалась, как при таких вводных рассуждать о чужих отношениях? Картина выходила складная, если бы не появление бандитов. Но и этому можно найти объяснение. Я связала Андрея и скандал вокруг завода, случайно подслушав обрывок разговора и прочитав одну газетную статью. А Вика общалось с «московским консультантом» куда дольше и тесней. И была не глупей меня, а во многом еще и умней. Пока влюбленность застилала глаза, одноклассница не желала замечать очевидных вещей. Но глубокая обида на Андрея наверняка заставила Вику пересмотреть известные ей факты. Нижне-Волчанск – город маленький. Насколько сложно выйти на людей Прилепченко или Агазатяна? И подкинуть им соблазнительную мысль – застать Андрея, человека из ближайшего окружения Глеба Игнатьева, с трупом семнадцатилетней девушки на руках.