Сотник из будущего. Южный рубеж

– Это ещё звено разведки Варуна в дело не включилось! Незачем было с такими-то горе-вояками! – добил в самом конце Клим, и поменявшиеся десятки снова начали готовиться продолжить свою ратную учёбу. Только теперь сверху занимал оборону уже десяток Тимофея, прекрасно понимая, что теперь легко ему не будет, и раздосадованные поражением товарищи сделают всё, чтобы снять с себя готовую вот вот налипнуть кличку «головастиков». В мужском кругу такие обидные прозвища пристают очень быстро, и каждый из присутствующий это знал прекрасно.

 Чуть поодаль от учебного острога шла боевая учёба звена разведки. Отрабатывались приёмы снятия сторожей и дозора. Роль сторожа была за Севой, к нему же пытались незаметно подобраться бывший промысловик-охотник Родька и карел Мартын, а за всем приглядывал со стороны начальник разведки, суровый и вредный ветеран Варун. И всё вроде бы получалось у разведчиков, ни раскисший снег не скрипнул под тяжестью серых балахонов, ни веточка подлеска не колыхнулась, выдавая, вообще никакого движения не было вокруг. Вот-вот уже взметнуться над землёй две фигуры, подминая под собой незадачливого караульного, и затолкают в его мычащий рот тряпку. Но в последний миг раздался пронзительный свист, взметнулась над головой сторожа сабля и пошла, выводить невидимые глазу узоры в весеннем воздухе.

– Стоп все! Вы ещё на булат там киньтесь со своими-то кинжалами, горячие лесные парни! – осадил своих пластунов звеньевой разведки Варун.

– Плохо крадётесь, лесовики! А ведь ещё из промысловиков будете, как вы зверю-то глаза отводили, когда вон простого рязанского мужика обмануть даже не смогли?

 И успокоил задохнувшегося от возмущения Саватея:

– Тихо-тихо, Сава, пошутил я! Рязанского дряхлого дружинника из дырявой рязанской сотни обмануть не смогли. И опять съязвив, поднял успокаивающе руки, – Извиняй, Саватей, ну не лесные вы бойцы там были! Вам, в вашей Рязани, всё бы с булгарами да мордвой иль черемисами ратиться! И откуда, только ты сам такой-то вот гожий в этом деле там выискался, никак не пойму…

– Давайте меняйтесь теперь. Сейчас Родька на стороже встанет, глаза закроет и будет пять раз по сто медленно-медленно считать, а вы попробуйте, как ласка к нему неслышно прокрасться. Поглядим…

Глава 4.Управляющий.

 У избы-штаба Сотника встречал пожилой кряжистый дружинник с длинными свисающими седыми усами и косматыми бровями на скуластом, словно резном лице. Старшина сотни Лавр Буриславович собственной персоной решительным шагом подошёл к командиру и сразу же ворчливо продолжил, какой-то разговор, видно уже ранее начатый, да не законченный в своё время.

– Вот я и говорю, Андрей Иванович, крупы осталось дней на десять, мясо так вообще к концу уже подходит, муки, ладно, ещё на месяц хватит, но никак не более того. Овощей совсем мало, одна репа, да и только на пару седмиц. Рыба и специи у нас закончились, а соли полпуда в бочке. Что есть-то будем скоро, командир? А коли дети придут с первыми водными караванами, их-то чем тогда кормить будем? А ещё для носки ни обуви, ни одёжки нет никакой вовсе. И вообще, Иванович, я понимаю, что для сотни старшина нужен. Но вот если поместье расстроиться с сотней и самой школой, да ремесленная слободка со всеми её запросами и хуторами крестьянскими, так я просто не справлюсь с таким то валом работы по учёту и контролю всего. У меня уже сейчас голова пухнет, и сна давно нету, издёргался весь уже! Нужен тебе, Сотник, грамотный и честный управляющий, иначе всё твоё хозяйство, как есть развалится! Да и времени на ратное дело у тебя совсем не останется, только и будешь сам ходить по усадьбе и всё считать да учитывать, а я вот сам уже не могу совладать с таким морем цифири и всех этих мудрёных названий.

 Андрей посмотрел грустно на Буриславовича и кивнул согласно:

– Да, всё верно ты говоришь, Лавруш, ну где же такого взять то мне, чтобы грамоте был обучен, и честный был, свой до донышка, да к тому же проверку уже прошедший?

 Старшина посмотрел внимательно в глаза командиру и тихо со значением проговорил:

– А ты присмотрись к Парфёну, Иванович, он ведь из новгородских купцов-суконщиков будет, грамоту и счёт ведает отменно, я тут сам убедился в том, когда намедни попросил его помочь с учётом остатков продуктов. Вон три грамотки, да за полчаса мне набросал, – и протянул свитки Сотнику.

 Тот быстро их просмотрел и понял, что действительно в усадьбе есть грамотный человек, хорошо разбирающийся в математических действиях и грамматике, а главное – аккуратист изрядный. Настолько всё было чётко и верно изложено да разнесено по видам и количеству учёта, «как по полочкам», да ещё с общим суточным потреблением и рационом, а также выходу по порциям на среднего взрослого человека или ребёнка, да вообще-вообще на всё население усадьбы.

– Да-а! –протянул Сотник, – Нужно срочно брать!

– Ну вот, и я о том же – облегчённо вздохнул старшина.

 Парфён сидел в избе на лавочке и молол на ручной мельнице пшеничную крупу для вечерней каши. Попал он в усадьбу из разбойничьего стана злодея Свири Кривого вместе со всем остальным отбитым там полоном. В том полоне и мужиков хватало, но особенно там было много баб и девок из тех, кого злодеи захватывали в ближайших землях новгородской Деревской пятины или в избиваемых ими торговых караванах. Использовали разбойники своих пленников для всех тяжёлых и грязных работ, при этом нещадно их истязая и не сколько не заботясь об одежде и пропитании. Долго, как правило, страдальцы не выдерживали, умирая от мук голода и побоев, а на их место тут же набирали новую партию жертв. Так и работал годами этот страшный конвейер, пополняя телами умученных пленников ближайший к логову овраг.

 Но вот пришла Обережная сотня, уничтожила злодеев и освободила всех тех, кому только посчастливилось выжить. Одним из этих счастливчиков как раз то и был Парфён, в прошлом успешный себе новгородский купец-суконщик, весельчак, песенник, балагур и просто красивый и статный мужчина. Теперь же это была только тень былого. В торговом караване купца, что был уничтожен разбойниками, погибла вся его семья, что возвращалась с ним в Новгород из Владимира. Ещё там погибло всё его дело со всем товаром и со всеми его людьми. Но самое главное, погибло все то, что держит человека в этом мире. Погиб сам смысл жизни и его существования. Вот и оправившийся от голода и истязаний Парфён уже не был тем былым весельчаком да заводилой, как прежде. А был он спокоен, тих и задумчив. Делал всё аккуратно, прилежно да с тщанием, но так…без огонька, замкнувшись в себе. И весь вид его говорил: «Коли нужно, так и ладно, сделаю всё то, что скажите», а после сидел, прислонившись к печи, и что-то всё вспоминал да опять думал о своём.

 Андрей зашёл в избу, окинул её взглядом, приметив чистоту и порядок. Посмотрел на хозяек, что замешивали в кухонном закутке кислое тесто, разминая и тиская его своими крепкими закатанными по локоть руками, и проговорил тихо:

– Бабоньки, извините, мне нужно поговорить с Парфёном Васильевичем. Сказано это было очень спокойно и вроде как с просительной вежливой интонацией, но и двух минут не прошло, как вся орава женщин с детьми, что только что там находилась, пулей вылетела за дверь, не забыв ещё вытащить из своей «оружейки» мастера Кузьму, да при этом плотно закрыла входные двери.

 Авторитет у Сотника в поместье был непререкаемый!

– Присаживайся, Парфён, присаживайся, – попросил Сотник вскочившего мужчину, – Если ты не против, я тоже рядышком с тобой присяду и спину погрею. Эх! Хороша печка! Нравится? – и посмотрел на бывшего купца.

 Парфён снова попробовал вскочить, но был вежливо придержан на месте рукою Сотника.

– Царская печка, Хозяин, удивительная просто. Не в жизнь такого чуда не доводилось мне видеть, везде ведь очагами у нас топят, а дымы в волоковые оконца да верхние продухи выводят. От того-то и дымно всё время в избах наших, да и так вот как здесь спину уже не погреешь, – тихо сказал, улыбнувшись, собеседник.

– Да-а…–протянул Сотник, – Эту печь ладил иноземный мастер-печник Аристарх. В ней много секретов скрыто в виде тепловых камер и всё тех же поддувов да всяких там хитрых продушин. А самое главное, ты прав, тепло и уютно человеку жить в избе с такой чудо-печью, да и готовить в ней пищу очень даже удобно и приятно будет. Ещё второй вопрос у меня к тебе, Васильевич, будет,– и посмотрел прямо в удивлённые глаза своего собеседника, отвыкшего уже и от обращения то к себе по отчеству,– Много ли на Руси сирот да беспризорных детишек ты видел?

– Да порядком всегда их, иной раз вон сердце кровью обливается, глядя, как побираются они на паперти у церквей, все обмороженные да в струпьях иль язвах. А сколько их по домам ходит, корочку хлеба выпрашивая, и любую работу предлагают сделать, только бы накормили бедолаг! У нас ведь, что не год, то недород или мор, да пожар какой, я уже про набеги врага или вот этих же разбойников не говорю, – и его глаза блеснули огнём. Не каждый родич готов приветить сироту, ибо и своих-то «семеро по лавкам» и прокормить их порой нет уж никаких сил. Вот и ходят малыши да мучаются, пока не упокоятся бедные, – и, тяжко вздохнув, неожиданно для себя выговорившись, перекрестился на образа «в чистом углу».

– И третий вопрос у меня к тебе будет, – твёрдо произнёс, глядя в упор на Парфёна, Андрей, – Видел, я как глаза у тебя загорелись при упоминании о злодеях, а это говорит мне о том, что не затухла твоя душа, и горит в ней огонь, требуя справедливости и возмездия всякому злу. В этом случае буду я говорить, с тобой прямо и открыто. У Руси есть множество врагов, которых даже, и называть-то замучаешься, но я всё же их перечислю.

 Итак, враги внутренние, что как клещи сосут кровь людскую, это всевозможные злодеи, разбойники, воры и лихоимцы. Враги внешние, что льют её как водицу, разоряя своими набегами или нашествиями, это племена половцев, литвин, еми, да много ещё кого. Вырезают под основание людей наших немецкие рыцари орденов Меченосцев и Тевтонского, да грабят и выжигают всё на северо-западе свеи. А впереди у нас ещё более страшный враг, поверь мне, монголы, что всю нашу землю хотят поработить, вырезая сам народ под корень. И вот для всей этой вот своры кровавых завоевателей, врагов нашей матери святой Руси вот именно в этом самом месте, где мы с тобой сейчас находимся, Васильевич, начинает выковываться меч. Он, конечно, пока ещё не готовое к бою смертельное оружие, а только его начальная поковка, что разогревается ныне в горне. Но пройдут годы! Выучатся в ратной школе отроков наши будущие железные сотни, возьмут они в свои руки самое совершенное в этом мире оружие и пройдут тем мечом, выкованные в нашей усадьбе-кузне, да ещё и прошедшие через огненную закалку войны. Вот тогда, когда будет у нас свой меч, из лучшей русской булатной стали, разнесёт он непобедимыми русскими ратями в пух и прах любого страшного врага Отчизны! И не страшно будет больше жить в ней простому люду!

– Веришь мне, что так будет, Парфён Васильевич?

 И не смел отвести глаза бывший пленник и купец от такого пронизывающего насквозь, пристального взгляда стальных глаз Сотника.

– Верю, хозяин…– только и смогли прошептать его губы.

– И я верю! Но только запомни, что для каждого меча всегда должны быть отменные ножны. Иначе ржой покроется то совершенное оружие, затупится затем, а и вовсе сломается. И не будет уже того булатного меча, что отсечёт головы всем своим врагам. Нет у меня, друг, пока таких ножен. Я знаю, как воевать и как готовить отменных воинов. Я могу стрелу посылать из своего степного лука на три сотни шагов и ещё попасть ими в цель. Я готов выйти биться на мечах и саблях один против десятерых врагов. Но не могу я такое хозяйство вести, где требуется кропотливый ежедневный контроль и учёт за всем тем, что в поместье находится и делается. Как мне всем своим ратным делом заниматься, когда голова только о сортах пшеницы да парах онучей и рваных сапог болит?! Поставил я по хозяйству старшину сотни Лавра Буриславовича. Но ведь и он, какой бы там не был хваткий и умелый, а все же по сути, больше воин со всеми своими особыми знаниями и умениями, ну никакой он не чистый хозяйственник, как положено на то управляющему.

– Трудно мне, Парфён, без надёжного помощника, – и замолчал, глядя в пол.

 В избе надолго повисла пауза. Парфён сидел, задумавшись, тихонько вздыхая, и молчал смущённо.

– Дело-то какое ответственное, хозяин!

 Сотник взглянул на него и усмехнулся:

– А то! Только настоящим, проникнутым пониманием важности такое дело по плечу! Справишься, Васильевич, будешь мне верным помощником?! Станешь лучшими ножнами для нашего будущего булатного меча, что мы с тобой здесь вместе выкуем?! – и задорно глядя, подмигнул.

 Парфён махнул рукой, рассмеялся искренне и от души, словно скидывая камень с души, вот так в первый раз за всё-то время, что был в усадьбе. И ответил с горящими глазами:

– А буду, хозяин! Я за тобой в огонь и в воду пойду, ты же мне жизнь спас от смерти лютой, покарав злодеев, и дело за тобой, как я вижу, честное и светлое. В лепёшку расшибусь, а слажу лучшие ножны, что только есть во всём нашем мире!

– Вот и ладно, Васильевич, принимается! Но только с одним условием, негоже тебе меня хозяином звать, коли ты моим первым помощником будешь, и в своём лице всю важную тыловую, хозяйственную, то бишь службу представлять будешь. Зови ты меня Андреем Ивановичем, и только так отныне! Очень тебя Христом Богом прошу. И в лепёшку расшибаться не спеши, ты мне целый и здоровый здесь нужен, чтобы энергией и задором бил через край, до каждой самой мелочи доходя. По рукам?!

 И двое потрёпанных жизнью мужчин крепко их стиснули, заключив свой искренний, честный союз.

– С Лавром Буриславовичем мы уже переговорили, и он сам тебя посоветовал как грамотного и честного управляющего. Я полагаю, что общий язык и понимание вы с ним завсегда найдёте, так что ты седмицу пока с ним походи, приглядись ко всему, а там я уже тебя всем представлю как управляющего нашего поместья по хозяйству и моего заместителя по не военной, людской так сказать части.

– Может, какие-то вопросы у тебя есть, помощник, дела незавершенные в Новгороде или…кхм…извини, семейные вопросы остались?

 Парфён опустил глаза и вздохнул:

– Да, есть у меня два дела, Андрей Иванович, что душу мне тяготят. Это предать земле, по-человечески, останки семьи и того торгового каравана, что под озером Ямным истерзаны были. Крест там поставить хочу, и помолиться за невинно убиенные души на их могиле. И второе дело меня тяготит, даже и не знаю, как сказать то, но и держать его в себе не могу. Это долг мой купеческий рядный, под тот товар, что я вёз к сбыту на торг. Не могу я у тебя легко служить, Андрей Иванович, зная, что висит на мне незавершённое обязательство, ведь не тать я и никогда им быть не могу.

– Хм…однако, – промолвил Сотник, – То достойно с твоей стороны, Васильевич, что перетерпев зло такое ты в первую очередь о своём честном имени печёшься и не ссылаешься на страшную долю, что выпала тебе. Как велик твой долг перед заимодавцем, и кто он такой, мне поведай, друг?

– Один из старшин купцов-суконщиков Жидислав, у которого три лавки свои на торгу в Великом Новгороде стоят.

 Сотник нахмурился и пристально посмотрел на Парфёна:

– А по отчеству твой Жидислав не Супея ли сыном будет?

– Точно так, – ответил ему бывший купец, – Ты его знаешь, Иванович? Андрей нахмурился и откинулся назад, что-то обдумывая про себя.

– Нет, друг, лично я с ним не знаком. Но как видно, по всему, все же придётся. Есть у меня некоторые вопросы к этому купцу, пока что личного характера, может, со временем, и тебе я о них поведаю. Пока же не проси и, увидев, как кивнул согласно Парфён, продолжил. А, каков твой долг, и как вы с ним срядились, подскажи?

– Да как обычно, Андрей Иванович, Жидислав ссудил мне 30 гривен под товар отличного качества сукна фламандских мастеров, что следовало отвезти для розничной торговли во Владимир и забрать там, на ту же сумму, шёлковых тканей. На обратном же пути я должен был присоединиться со своей семьёй к тому каравану, что шёл с восточными тканями из далёкого магометанского юга. Двадцатью гривнами в случае непредвиденных обстоятельств мой заём покрывался всем моим имуществом–лавочкой на новгородском торгу да усадебкой в Словенском конце Новгорода. Стало быть, десять гривен долга осталось за мной после того разбоя лютого, что погубил весь наш торговый караван со всеми его людьми.

– Скажи мне, Парфён Васильевич, – продолжал беседу Сотник,– А был ли кто-нибудь с тобой от твоего купца-товарища в том самом несчастном походе?

– Да, конечно, Супеич со мной своего приказчика в помощь послал, Душана с его ближними помощниками Забродом и Лудом.

–Так-так-так, – проговорил, задумавшись, Сотник, – И вы всю дорогу вместе ехали он самого Великого Новгорода до Владимира и обратно? – и взглянул остро.

– Да нет, Иванович, не всю, прав ты. Сейчас вспоминаю, что после Яжелбиц, уже на обратном нашем пути, Душан мне сказал, что нужно ему со своими людьми срочно выехать верхом в Новгород по такому делу, которое не требует никаких отлагательств.

– И что, вот так резко взял ни с того, ни с сего и сказал? А с чего он вообще это взял-то?

– Так он сказал, что для него весточку его хозяин передал через хозяина постоялого двора Жмудина из этих самых Яжелбиц.

– Так-так-так, – опять проговорил сотник, – Становится всё интереснее и интереснее.

– Андрей Иванович! Ты никак подозреваешь, в чём нехорошем Жидислава? Так брось, не мог он ничего замыслить худого, пять лет мы с ним вместе дела делали, хоть бы на векшу меня обманул когда, да и хозяин дорожного подворья сам, как я помню, приказчику грамотку отдавал при мне же.

– Ладно, ладно Васильич, успокойся, я же просто с тобой беседую. Извини, что заставил вспомнить горькое. Давай-ка ты иди уже к старшине, а по поводу того долга в десять гривен, что были не покрыты твоим имуществом, не волнуйся.

– Я его на себя беру, и уже сам с Жидославом за тебя рассчитаюсь в скорости. А ты иди уже да скажи там бабанькам, пусть в избу заходят, а то у них там тесто вот-вот поди с опарницы убежит.

 И когда тот вышел, сидел и долго думал под негромкий разговор хозяек на кухне да стук скалок, раскатывающих кругляши теста под будущий пирог с рыбой.

 По всему выходило, что честного купца Парфёна подставил злодей купец Жидислав. Завладев его товаром на тридцать гривен, да ещё и захватив всё имущество, более чем на двадцать, при всём этом и долг оставил на заведомо умученном человеке в десять гривен. И ведь знал подлец, что с ним вся семья возвращаться будет, жена с тремя малыми детками. Это, каким же надо извергом то быть! Ведь всё спланировал отменно. И людей своих в торговый поход приставил, и с хозяином подворья Яжелбиц Жмудином да атаманом разбойников столковался. Одного только он предусмотреть не смог, что выживет тот добрый купец Парфён, всем своим смертям назло, а атаман Свиря Кривой уже перед тем, как уйти за кромку, напрудив под себя от страшных предчувствий, сам поведает Андрею и разведчику Варуну о всех своих связях с тем коварным купцом суконщиком.

 Зло не должно оставаться ненаказанным, и со всем этим нужно было что-то делать. И прежде всего, стоило посоветоваться с многоопытном Варуном.

Глава 5.Планы Сотника и Варуна.

 Звон била известил всех находящихся в усадьбе, что подходит время обеда. Плотники и столяры откладывали в сторону свои топоры и рубанки, дружинные десятки убирали учебные мечи и копья в специальные стойки, а степное звено торопилось почистить и покормить своих лошадей. Следовало поскорее всё прибрать порядком, чтобы затем спокойно умыться и приступить к трапезе за большим общим столом. Накрывали его хозяйки большими холщовыми скатертями и заставляли снедью, что готовилась тут же, напротив, в общей штабной избе. Сегодня на обед в больших глиняных горшках была традиционная каша из дроблёной пшеницы, заправленная топлёным маслом, а также уха из свеже пойманной речной рыбы. Ну и каждому досталось по хорошему кусу варёного мяса от только недавно забитого бычка. Из овощей были только пареная репа да лук, так как сказывался уже весенний недостаток с продуктами. Подвоза-то уже не было, а то старое, что было взято с добычей в разбойных станах, потихоньку подходило к концу, и нужно было ждать ещё пару, тройку седмиц до прибытия новых караванов по реке.

 Пока что не голодали, ибо восполнить растрачиваемую тяжёлым трудом энергию, в усадьбе пока ещё было чем. Запив всё тёплым напитком из мёда, разведённого в кипячёной воде с пряными травами, все отправились на традиционный послеобеденный отдых. Русская сиеста не была такой долгой как во многих жарких странах, но час/полтора послеобеденного отдыха – это дело святое. Кто-то разошёлся по своим юртам, кто-то устроился на завалинке или на лавочках двора, подставляя лицо ласковому весеннему солнышку, а вот два известных «бокогрея» усадьбы дед Кузьма да Парфён всё норовили пристроиться к горячей печке избы. И даже грозная Фёкла давно уже смирилась с этой их вредной привычкой, и не ворчала сварливо как прежде.

– Как-никак начальство отдыхает!

 Всё затихло в усадьбе, и даже непоседливые малыши, во главе с внуком Кузьмы Ваняткой, тихонько сидели у амбара и возились себе в насыпанном специально для них речном песочке.

– Варун, потолковать бы надо, – тихонько окликнул пристроившегося на скамье друга Сотник.

– Ну вот, никакого покоя мне нет! – традиционно начал ворчать себе под нос ветеран, тем не менее, скоро встав и следуя за командиром.

– Ладно, не бурчи, старый, успеешь ещё зимой в своей берлоге выспаться, – подначил Андрей командира разведчиков, и мужчины присели рядышком на дальней завалинке.

– У меня к тебе, собственно, два вопроса будет, Фотич, – начал беседу Сотник, – И первый вопрос, что мы будем делать с той информацией, тьфу, то есть, вернее, с той вестью, что получили от бывшего старосты Чудина в наш крайний выход?

 Варун поскрёб голову и, взглянув на Сотника, усмехнулся.

– Видать, не только у меня голова за это болит, а я уж думал, что отпустил ты ту весточку на ветер, Иваныч.

– Да нет, не отпустил, как видишь, – задумался, вспоминая былое, Андрей.

 Месяц назад, когда была уничтожена лютая ватага язычника Чудина, при допросе его пленённого старосты, тот, чтобы только вымолить себе лёгкую смерть рассказал тогда очень и очень много интересного, умеющему спрашивать Варуну.

 Первая важная информация касалась подельников атамана, свивших своё гнездо в самом Великом Новгороде. Были там связи с теми, кто с охотой сбывал награбленное злодеями добро и с теми, кто давал ватаге весточку о наиболее лакомых торговых караванах, что выходили в путь, и даже о тех, кто всему этому покровительствовал и покрывал всё это свыше. Ниточки тянулись очень далеко вверх, и оборвать их всех разом было пока делом немыслимым, а вот ударить по прямым организаторам и исполнителям было вполне возможно. Но только для этого требовалась вся информация, чтобы подобраться как можно ближе и прихлопнуть одним махом всех пауков. Вот это и обсуждали в деталях Сотник и командир разведки/контрразведки Андреевского в одном лице.

– Но это будет, скорее, вторым вопросом, Фотич, – продолжил Андрей,– Сам понимаешь, «абы как» туда вверх не подобраться и придётся, похоже, опять просить помощи у нашего друга Путяты. Вот ни за что я не поверю, чтобы у купца первой Новгородской гильдии не было бы своей агентуры среди тех, кто приглядывает за порядком на торгу, да и вообще в городе. Ну и знать о связке купцов Жидислава со Свирей и Остромира с Чудином что-нибудь, хоть самую малость, хотя бы даже в виде тех же слухов он должен. Как-никак купцы эти сильные, и влияние в своей среде имеют. И я не удивлюсь, мой друг, если они даже связаны меж собой как-нибудь в итоге окажутся, – продолжал развивать свою мысль Сотник, – Вот сам посмотри, один купец Жидислав занимается сукном да тканями, и разбойников Свири Кривого он наводил именно на такие караваны, что как раз именно такой товар и возили. А вот взять того же купца Остромира, что с Чудином Мечником был в сговоре, так вот тот всё больше по дорогому железу, булату и дамаску свой интерес имел. Ну и, соответственно, по тем изделиям, которые из этого самого железа и выходят, то есть по элитному оружию и броне, каким он же сам и торгует. А из всего этого я делаю вывод, что у них на лицо имеется какой-то тайный сговор между собой. Один из них занимается сукном, тканями и всем тем, что с этим связано, и при этом не перебегает дорогу купцу «металлисту». А коли попадёт к ним какой-нибудь конкурентный товар в руки, так, похоже, они своему товарищу его и передают для дальнейшего сбыта с последующим расчётом. Как говорится, «бизнес и ничего, кроме бизнеса», – и, увидев удивлённые глаза Варуна, поправился, – Я говорю, торг и ничего, кроме торга, всё ради барыша, ради чистой прибыли. А вот то, что при этом реки крови льются от этого самого организованного ими же злодейства, их, похоже, это совсем даже не смущает. «Людишек» то они как бы за мошек держат. Ну, прихлопнули их подельники десяток, другой! Подумаешь! Другие народятся, как вон те на соседнем болоте. Вот тебе и «чистая» прибыль…

 Варун сидел молча и смотрел с уважением на командира:

– Вот башка у тебя, Иванович! Всё-то ты слова разные мудрёные, незнакомые знаешь и чудно так говоришь, а потом разъяснишь всё по-простому, и тут уж всё сразу понятным становится. Вроде и я совсем даже не дурак буду, и где-то около того мои мысли порою бродили, но вот так, чтобы вот всё воедино собрать, да потом опять разложить это всё отдельно по лавочкам… Не-ет, на то голова нужна! Стратегия энта! Во! И указал пальцем вверх, показывая всё свое уважение к командиру.

– Ну, ладно-ладно, перехвалишь меня, – хмыкнул Андрей, – Не весь ещё мы клубок-ребус с тобой, друг, разгадали, и не всех пауков по углам той паутины ещё даже просто разглядеть смогли. Самые жирные из них на потолке да в тени пока у нас остались, сидят там, жиреют и новые козни строят. Ну, да и до них, даст Бог, доберёмся и тогда уж поговорим серьёзно! А пока нам, возможно, отработать то, что мы там ещё интересного узнали от старосты Чудина, а именно весть о прибытии к выбитой ватаге ладейных разбойников по большой весенней воде. Давай-ка вспоминай дословно, что он тогда нам поведал?

 И Варун начал по памяти цитировать все те сведенья, что поступили к ним при допросе после боя около месяца назад.

– У Чудина Мечника есть, друг из скандинавов, дан Гарольд Волосатый, с кем они когда-то грабили ганзейских купцов на Варяжском (Балтийском море). Тот должен был, как купец на двух морских кноррах доставить свой железный товар на Новгородский торг купцу Остромиру. После этого, не теряя ни дня, он пересаживает свою команду на две речных ладьи, что к его прибытию будут уже готовы к походу и идёт вверх по реке Пола с проходом в Полометь. В Поломети, недалеко от устья с левого берега, есть вход в небольшую, но глубокую речушку Малиновку, где у ватаги разбойников в небольшом, но глубоком затоне прячется тайный приют их речного флота, или база как ты сам такое называешь. Так вот, и на базе той, в ладейных сараях, хоронясь от осадков, стоят на специальных подставках-стапелях несколько судов, что были ранее захвачены чудинцами. Все они дожидаются своего часа, чтобы выйти в рейд по близлежащим рекам Пола, Ловати да Шелони, где и проходит основной западный речной путь «из варяг в греки». Вот отсюда то, от речного затона, обе ватаги, местная Чудина и скандинавская дана Гарольда, соединившись, и планировали начать свой кровавый поход.

– Всё верно, – подтвердил Сотник, – Ватаги Чудина уже нет, осталась только одна пятёрка охраны вот этой самой речной базы, но, то вам на один зубок будет, правда? – и усмехнулся, разглядывая Варуна, – А вот разыскать эту самую базу, да по многочисленным речным притокам весной, будет ох как не просто, но на то ты и разведка ведь, мой друг. Тут только на тебя, как всегда, и остаётся одна наша надежда. Возьмёшься?

 Варун посмотрел на Сотника, усмехнулся и ответил спокойно:

– Да давно уже готовы мы, Иванович. Всё собрано в дорогу уже. Осталось только мяса вяленного захватить, да сухарей побольше. По лесу-то ещё снега хватает пока, так что где лыжами, а где снегоступами дня за четыре, думаю, должны до места дойти.

– Ну ладно, коли так, – вздохнул Андрей, – Опять вон вас приходится гнать на улицу под самую хлябь и распутицу, а самому вон тут в тепле отлёживаться.

– Ага! – засмеялся начальник Андреевской разведки, – Да мы лучше по хляби и болоту на своём пузе полазим, чем вот тут на этих вот самых твоих тренировках каждый день пот проливать. Надоело уже! Сами уже готовы были дело себе придумать, ладно уж хоть ты подсказал,– и подмигнул лукаво командиру.

– Ну, коли так, то собирайтесь, поутру выйдете, а там, через неделю после вас и мы вдогонку выступим. О месте встречи договоримся уже на выходе.

Глава 6.Разведка затона.

Путь для звена разведки был тяжелейшим и занял не четверо суток, как изначально планировалось, а всю седмицу. Прошедший на второй день рейда дождь «раскиселил» в жидкую кашу весь снег в лесах, и пришлось зачастую брести по колено, а то и вовсе по пояс в этой жиже, сбросив лыжи. Каждый малый овражек, ручей и речушка превращались в труднопреодолимое препятствие, и на исходе шестых суток, уже стоя напротив предполагаемой разбойничьей речки, мокрые и усталые лесовики совсем впали в уныние.

 Бурная и разлившаяся Полометь не оставляла никаких шансов звену переправиться на другую сторону, а время между тем неумолимо шло. И обсушиваясь да греясь у разведённого костра, Варун в сотый уже раз задавался вопросом, что же им теперь делать. Рядом с ним сидели такие же мокрые и промёрзшие до костей разведчики Сева, Родион и Мартын и угрюмо сушили одежду.

– Должен быть какой-то выход, мужики, должен, думайте! – и снова молчание и сосредоточенное сопенье ребят было ему ответом.

 Так и не найдя никакого выхода, все и уснули на набросанном на прогретую землю лапнике, тесно прижавшись друг к другу, и только посменный часовой чутко вслушивался в ночные шорохи леса.

 Утро начиналось с весёлого гомона птиц и ранних лучей весеннего солнышка. Снега после дождя практически не осталось, и всюду теперь виделась светло-зелёная радующая глаз зелень. Вот-вот должны были уже раскрыться почки на деревьях, и тогда весь лес покроется молодою листвою. Настроение как-то само собой поднялось, и командир озвучил единственно возможный и реальный в их случае план. Следовало разбиться на две пары, и каждой пройти вверх и вниз по течению, внимательно осматривая все прибрежные заросли. Оставалась только надежда найти какое-нибудь средство переправы и вот эту-то надежду, им и следовало использовать.