Выстрел

– С нами поедешь, гнида подзаборная! – невежливо и враждебно заявил Санчо Панса. – Наденем на твою нежную аристократическую ножку классический «испанский сапожёк^[3]», посмотрим, что ты, милок, тогда запоёшь! Иностранца он не видел, понимаешь! Ха-ха-ха! Вот же, здоров врать, душегубец бесстыжий…

– Хорошо, господа, поехали, – покладисто и невозмутимо согласился Ник и громко прокричал в сторону прихожей: – Маша, принеси мне, пожалуйста, тёмно-коричневую куртку!

Раздались звонкие шлепки босых ног, и на веранде появилась пышнотелая черноволосая барышня лет пятидесяти пяти – в костюме испанской цыганки Кармен, с большой кроваво-красной розой в разрезе сверх всякой меры откровенного декольте.

– Куда собрался-то, пропойца бессовестный? Нашёл себе новых друзей-собутыльников? – сварливо поинтересовалась толстуха и, заговорщицки подмигнув Дон Кихоту, доверительно сообщила: – Вы, благородные сеньоры, будьте с моим мужичком поосторожнее. Когда он трезвый, то и навозной мухи не обидит. А вот, когда в его длинный нос попадает хмельное, то сразу же превращается в самого натурального зверя: по малейшему поводу хватается за наваху^[4]. Разного народа уже перерезал, и не сосчитать…. Вчера, к примеру, старуху безобидную – полностью слепую и глухую – отправил на тот свет. Просто так, потехи ради…. Напился мой благоверный – в компании со своим закадычным и сумасшедшим дружком Фредди Крюгером – ямайского рома до поросячьего визга, да и отбыл из родимого дома на поиск сомнительных и кровавых приключений…

«Всё это очень и очень странно», – подумал Ник, уже не прислушиваясь к болтовне разговорчивой и скандальной Кармен. – «Очень уж похоже на заранее спланированную акцию. Знать бы ещё, кто ее, собственно, спланировал и зачем…».

Очнулся он от непростых раздумий, только получив лёгкий подзатыльник.

– Чего сидишь-то, увалень белобрысый? – недобро посвёркивая чёрными и злыми глазами-колодцами, спросила Кармен. – Сам же просил, чтобы я принесла твой новый камзол, купленный на осенней столичной ярмарке. Давай, ленивый оболтус, поднимайся, отрывай свой тощий зад от стула. Я, так и быть, помогу тебе облачиться…. Одевайся и выметайся – вместе со своими новыми друзьями – на все четыре стороны!

Продевая руки в узкие рукава сальной и рваной куртки, которую противная толстуха почему-то именовала «камзолом», Ник – неожиданно для самого себя – поинтересовался:

– Сердечко моё алмазное! А не подскажешь ли – так, между делом – чей это мужской носок я намедни видел на подоконнике? Серый такой, в мелкую чёрную клеточку? Нет, ты, пожалуйста, не уходи от ответа, как вчера! Думаешь, отделаться дежурными смешками и шуточками? Нет, ты ответь, красотка! Не доводи до смертного греха! Забыла, что я – лучший в Испанском королевстве – боец на навахах? Напомнить?

Вокруг установилась вязкая и подозрительная тишина. В смысле, секунд на пять-шесть, не дольше…. Потом Дон Кихот и Санчо Панса принялись громко и нагло хохотать, а Кармен, разразившись длинными ругательствами на незнакомом, очень мелодичном языке, скрылась в доме.

Громко хлопнула входная дверь, синеглазая голова некогда симпатичной блондинки, надетая на остриё копья Дон Кихота, хриплым и развратным голосом недовольно спросила:

– Ну, чего сидим? Кого теперь ждём? Слышите, как кони нетерпеливо ржут за воротами замка? Зачем издеваться над бедными животными? Поехали уже, благородные господа!

– Поехали, – согласился Ник. – Я готов.

– Идите, ребятки, я вас догоню через пару минут, – известил, хитро улыбнувшись, Санчо Панса. – Только окровавленные башмаки достану из мусорной ямы…

Они, молча, шли по узкой и кривой улочке какого-то средневекового европейского города. Булыжная мостовая, древние серые и бурые стены, покрытые широкими и узкими трещинами, квадратные и круглые окошки, крохотные балконы кованого металла.

На одном из балконов стоял вчерашний Дед Мороз и невозмутимо дымил массивной фарфоровой трубкой.

– Привет, кровавый брат! – громко и радостно прокричал Дед Мороз, без всякого зазрения совести демонстрируя окружающим длинные вампирские клыки. – Много вчера загубил невинных и нежных душ? Небось, кровушки литров пять-шесть выдул?

– Привет, друг! – откликнулся Ник, стараясь быть максимально осторожным и корректным. – У меня всё неплохо. Без видимых серьёзных проблем. Чего и тебе желаю.

– А беззащитную бабушку за что зарезал вчера? – не унимался замаскированный вампир. – И не стыдно тебе, живодёру дикому?

– И вам доброго здоровья, уважаемый соседушка! Вечером, дай Бог, увидимся. Поговорим на всякие философские темы. Обсудим проблемы социальной несправедливости – во всём мире. Вскроем основные причины необузданной коррупции в нашей многострадальной России…

– Как же, увидимся. Как же, поговорим…. Рассмешил, чудак, право! Вечером ты, упырь, мутант и законченный подлец, уже будешь приплясывать на раскалённых Адских Сковородках. И, поделом! Не будешь убивать всех подряд – направо и налево…

За поворотом обнаружилась просторная чёрная карета (натуральный музейный экспонат!), в которую были запряжены четыре голенастые лошади: светло каурые и тёмно-гнедые – в редкий белый горох. Только вот, морды у лошадок были медвежьими, клыкастыми и страшно голодными.

– Отличные скакуны! Непревзойдённые! Резвые – до полной невозможности! Мигом домчат до моего поместья! – похвастался Дон Кихот. – Вот только, очень уж прожорливые, мать их так…. Каждая за сутки съедает по упитанному годовалому телёнку. А от кошатины и собачатины отказываются, привереды хреновы…

Мимо чёрной кареты, заметно прихрамывая и опираясь на чёрный же посох, проходил седовласый и однозначно благообразный старичок в приличных тёмных одеждах.

Светло-каурая лошадка неуловимым движением приблизилась вплотную к неосторожному прохожему, медвежья светло-каурая голова, нагло подмигнув невольным зрителям, громко и многозначительно щёлкнула крупными, слегка желтоватыми клыками-зубами…

– А, будьте вы все прокляты! – бросив на землю посох и убегая прочь со скоростью ветра, возопил старичок.

Из обрывков правого рукава его сюртука бил, нещадно пачкая стены ближайших средневековых домов, самый натуральный фонтан красно-коричневой крови.

– Красно-коричневая, это потому, что кровь – ближе к старости – всегда заметно ржавеет, – невозмутимо пояснил Санчо Панса. – Это только в юности она имеет благородный, нежно-алый цвет…

Дон Кихот ласково и нежно потрепал по загривку светло-каурой медвежьей головы, которая уже успела прожевать и успешно проглотить отгрызенную стариковскую руку, и, непонятно вздохнув, доходчиво объяснил:

– Вообще-то, Ласточка, она очень ласковая и безумно добрая. Просто молодая ещё, чрезмерно шустрая. Любит иногда похулиганить, пошутить, повеселиться…. Что, радость моя, проголодалась? Сейчас папочка тебя накормит! Сейчас-сейчас, подожди немного…

Седовласый идальго отошёл от шаловливой Ласточки в сторону – метра на два с половиной – и наклонил вниз копьё.

– Умираю безвинной и непорочной мученицей! – пафосно заявила голова некогда симпатичной блондинки и запела звонким фальцетом: – Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»! Пощады никто не желает…

Раздался громкий противный хруст и аппетитное чавканье…

В карете пахло хорошим трубочным табаком, неизвестной туалетной водой и почему-то – спелыми грецкими орехами.

– Вы не будите возражать, уважаемые и благодушные идальго, если я немного подремлю? – вежливо спросил Ник. – Не выспался, знаете ли, за всеми этими ночными происшествиями и приключениями…

– Дрыхни, тварь, дрыхни, – язвительно хохотнул Санчо Панса. – Когда тебе ещё придётся поспать вволю? Наверное, уже только на городском кладбище. Инквизиция нынче не жалует кровопийц и вампиров…

Ник благодарно кивнул головой, безвольно откинулся на мягкую бархатную спинку сиденья и, прикрыв глаза, погрузился в безрадостные размышления: – «Странно это всё. Странно, тревожно и исключительно непонятно…. Вчера вечером приключилось три припадка подряд. Достаточно сильных и неприятных припадка, причём, на протяжении часа с хвостиком. Плюсом четвёртый, утренний, совершенно неожиданный…. Правда, в одной очень южной и крайне беспокойной стране и не такое ещё бывало – до десятка приступов в течение суток. Но там-то это было насквозь понятным и оправданным: серьёзная война, большая кровь, вооружённые моджахеды тут и там…. Здесь же войны нет. А что – есть? Что-то ведь, наверняка, есть! Чей-то злонамеренный заговор? Коварный план? Коварный план – против меня лично? Да кому, собственно, я нужен?! Полный и безнадёжный бред! Обыкновенный цепной пёс – без особых возможностей и полномочий…. А, если рассуждать так: приступ возле старого кладбища – это одна тема, припадки в коттеджном посёлке – совершенно другая? Возле автобусной остановки было совершено, судя по случайно подслушанному разговору, тройное убийство. Я являлся потенциальным свидетелем, причём, возможно, единственным. Преступники же, как всем известно из многочисленных телевизионных сериалов, свидетелей своих преступлений терпеть не могут. Мало того, постоянно преследуют, заставляют молчать и, даже, иногда пытаются убить…. Вот, моя тонкая психика и отреагировала должным образом. Логично? Железобетонно, мать вашу! А вот почему галлюцинации так навалились – дружной стаей – в коттеджном посёлке? Может…. Может, что-то угрожает всему коттеджному городку в целом? Неизвестные террористы готовят взрыв? Просто намериваются швырнуть через высокий забор пару-тройку стеклянных банок, заполненных «коктейлем Молотова», после чего вспыхнет большой пожар? Вполне жизненная и правдоподобная версия, кто только не числится нашими с Машей соседями: бизнесмены средней руки, важные чиновники всех мастей, депутаты разных уровней и созывов, прочие скользкие и непрозрачные личности…. Так, это полностью меняет дело!».

Он втянул носом воздух: никаких тебе спелых грецких орехов и незнакомой туалетной воды – пахло болотной сыростью, дешёвыми сигаретами «Прима» и давно нестиранными мужскими носками.

«Похоже, что гадкий приступ миновал!», – радостно предположил Ник и открыл глаза.

Рядом с ним, поглядывая строго и неодобрительно, сидел пожилой сержант, от седых усов которого и исходил незабываемый аромат «Примы». Незабываемый потому, что за два года своей армейской службы Ник других табачных изделий и не видел. Полагалось – по тогдашнему воинскому уложению – каждому бойцу по четыре пачки «Примы» (сигарет овальных) на неделю. Независимо от того, курящий ты или нет.

Моложавый старший лейтенант располагался на переднем сиденье, рядом с белобрысым, совсем ещё молоденьким шофёром.

«Вот от этого пацана и воняет заскорузлыми носками», – подумалось не к месту. – «Мода такая у всех казённых водил – летом в машине напяливать на ноги домашние шлёпанцы».

– Старлей, останови-ка машину! – хрипло, с болезненным придыханием, попросил Ник. – Плохо мне…

Это было чистой правдой: как и всегда, когда заканчивался припадок, верхние и нижние конечности подрагивали мелкой дрожью, сердце бухало фабричным кузнечным молотом, противно подташнивало, а по лицу и спине обильно струился холодный пот.

– Василий, останови! – строго велел лейтенант. – Да не здесь, дуболом стоеросовый! Хотя бы метров сто пятьдесят проедь за автобусную остановку. Не будем экспертов и стажёров отвлекать от поисков. О, и машина шефа здесь! Ну-ну…. Тогда ещё накинь метров сто…

– Эк, оно вас прихватило! – посочувствовал седоусый сержант и непонятно посоветовал: – Никогда не надо пить яблочную бормотуху из картонных пакетов. Нет там никаких яблок, да и не было никогда. Только химия одна химическая, типа – фруктовые эссенции. Плюсом – всякие стабилизаторы, ароматизаторы, наполнители, загустители и красители…

«Почему-то всех молоденьких белобрысых шоферов, сидящих за баранками служебных авто, зовут Васьками», – усмехнулся про себя Ник. – «И всё они почему-то обожают нажимать на педали тормоза и газа сугубо подошвами домашних шлёпок…».

Машина (обычный, ничем неприметный милицейский УАЗик), остановился на пыльной обочине. Ник надавил на допотопную ручку, распахнул настежь заднюю дверцу и выбрался наружу.

Старший лейтенант тоже решил немного размять кости, ловко спрыгнул на землю и сладко потянулся, слаженно захрустев молодыми суставами, сухожилиями и хрящиками.

– Я отойду ненадолго в сторону. По малой нужде, – то ли сообщил, то ли попросил Ник. – А ещё мне надо сделать пару коротких телефонных звонков. Жене и моему лечащему врачу.

– Да, пожалуйста, Николай Сергеевич! На здоровье! – широко и беззаботно улыбнулся лейтенант. – Идите, писайте, звоните. Хоть жене, хоть Папе Римскому, хоть американскому президенту Клинтону. Вы же пока не арестованы, следовательно, и в гражданских правах не поражены…

Ник отошёл метров на пятнадцать-двадцать от дороги и неожиданно наткнулся на старенькую кладбищенскую ограду. Прошагал ещё пару десятков метров вдоль неё и, крепко обняв за ствол толстую корявую берёзу, всласть поблевал.

Вместе со светло-коричневыми остатками утреннего кофе, на белый свет выскочили из организма и два светло-розовых шарика.

«Странно, – вяло и безразлично подумал Ник. – «Пал Палыч уверял, что таблетки растворяются почти мгновенно. За минуты полторы, максимум за две. А эти шарики уменьшились только – дай Бог – на одну четверть, хотя времени прошло с момента приёма уже минут двадцать пять, если не больше. Наметилась очередная нестыковка?».

Отойдя от берёзы, он достал из кармана куртки мобильный телефон, набрал нужный номер.

Длинные гудки, щелчок, тишина.

– Маша?

– Она самая, – неохотно ответил ледяной голос.

– Что с твоим голосом?

– А каким он должен быть? – вопросом на вопрос ответила жена. – После того, как ты при посторонних закатил мне такую жуткую сцену ревности? Минут пять выспрашивал про чужой мужской носок. При этих тупых и наглых ментах, которые старательно прикрывали ладошками свои издевательские и сальные улыбочки. Улыбки-то они вежливо скрывали, но и на ноги мои стройные пялиться не забывали…. Представляю, как красочно они потом будут описывать – сослуживцам и случайным подружкам – эту незабываемую театральную мизансцену. Доморощенный отечественный Отелло, душащий несчастную Дездемону незнакомым мужским носком, случайно обнаруженным на подоконнике…

– У меня был припадок. Естественно, с галлюцинациями.

– Ты не врёшь?

– Ни капли! – горячо заверил Ник. – Лейтенант был печальным и усталым Дон Кихотом, с копьём, на котором была наколота говорящая человеческая голова. Сержант превратился в краснощёкого Санчо Пансу…

– А я? Опять прикинулась каким-нибудь страхолюдным мутантом?

– Ты была в образе цыганки Кармен. Только уже пожилой Кармен, лет так пятидесяти пяти от рождения.

– Вот спасибо, милый, уважил! – обиделась жена, но тут же смягчилась. – Хотя, это уже гораздо лучше, чем двухметровая гусеница-кенгуру. Кармен, в общем-то, героиня положительная…. Ой, что я несу?! Как ты сейчас чувствуешь себя, Коленька? Голова не кружится? Где ты вообще находишься? В милиции?

– Нет, мы остановились по дороге. Во-первых, меня тошнило…

– Бедненький!

– Во-вторых, мне надо было срочно позвонить тебе.

Он коротко и сжато рассказал жене о своих умозаключениях и подозрениях, в соответствии с которыми ей надлежало в срочном порядке покинуть коттеджный посёлок.

– Хорошо, дорогой, как скажешь, – покладисто согласилась Мария. – На работу я выезжаю только через полчаса, так что успею побросать в сумки твои и мои вещи. Самые необходимые, я имею в виду. Встретимся вечером у моей мамы. Она будет рада приютить нас на несколько дней…. Не смей так мерзко хмыкать! Мне показалось? Ну-ну…. Тебя ведь отпустят к вечеру? – спросила с плохо скрытой тревогой в голосе.

– Будем надеяться. Я – как выйду из милиции – тут же поймаю такси и поеду к доктору Пал Палычу. Всё ему расскажу, проконсультируюсь, попрошу совета. А уже от него отправлюсь к своей обожаемой тёще, а ты…

– Ой, совсем забыла! – перебила жена. – Вечером же состоится общее собрание жителей нашего посёлка. Охранник Виктор напоминал с утра…. Может, я после работы вернусь в городок, схожу на собрание, послушаю, проголосую – за что попросят, а уже потом поеду к маме?

– И думать забудь! – разозлился Ник. – А если именно во время этого собрания и случится что-то страшное? Взрыв? Пожар? Очень даже логично получается: – « Глупые и наивные жертвы самостоятельно сбились в кучу. Где моя мощная граната?»…. Скажешь, что я не прав?

– Наверное, прав. Может, тогда стоит предупредить и всех остальных жителей посёлка? Соседи, как-никак…

– Кто нам поверит, сама подумай? А вот насмешек придётся выслушать – несчётное количество. Кстати, ты позвонила Ануфриеву? Передала координаты ментов? Звания и фамилии?

– Обижаешь, начальник!

– Молодец, Маришка! – облегчённо вздохнул Ник. – Тогда собирай вещи и езжай на работу. Встретимся вечером, у любезной и бесконечно доброжелательной Аделаиды Макаровны…. Шучу, не обижайся!

Попрощавшись с женой, он нажал на сброс и тут же набрал другой знакомый номер.

– Я вас слушаю! – томно и слегка манерно известил мобильник.

– Привет, Веруня! – непроизвольно улыбнулся Ник, узнав – по характерным ноткам-интонациям – голосок восемнадцатилетней внучки доктора Пал Палыча. – Дедуля-то дома?

– Здравствуйте, дорогой Николай Сергеевич! – в голосе послышались насмешливые и игривые нотки. – Давненько вы к нам не заезжали. Давненько! Я уже успела соскучиться. Вы так мило и бесподобно краснеете, когда я вам строю глазки…

– Вера, прекращай! – взмолился Ник. – Не до шуток мне сегодня. Позови, пожалуйста, Пал Палыча.

– А нет его! – радостно и бесшабашно сообщила девушка. – С утра был, да весь вышел…

– Куда это?

– А я знаю? Позвонил какой-то особо важный пациент. Дедуля тут же засуетился, засобирался, схватил свой заветный саквояж, да и шасть за порог…. А у подъезда его уже ждала машина. Чёрный «Мерседес»! Знать, пациент будет не из бедных. Да, дедуля тот ещё ухарь! Ему совсем скоро восемьдесят пять стукнет, а туда же…. Обожает денежку срубить по лёгкому. А мобильного телефона у него никогда и не было. Вы же знаете, что наш милейший старичок – ужасный консерватор, не признающий современных достижений цивилизации в областях коммуникаций, эстрады, поп-музыки и прочих невинных развлечений…

– Вера, хочешь, я тебе подарю бутылку сладкого итальянского шампанского, а к ней в придачу – большую плитку французского шоколада? – душевно и вкрадчиво спросил Ник, зная по собственному опыту, что внучка доктора имеет устойчивую склонность к длиннющим и скучнейшим телефонным монологам. – Самого чёрного и самого горького шоколада на свете?

– Конечно, хочу, – тут же притихла девушка. – Что я должна для этого сделать?

– Две простейшие вещи. Во-первых, передать уважаемому Пал Палычу, когда объявится, что я его ищу. Пусть позвонит мне. Вернее, пусть позвонит мне сразу же, срочно, обязательно и не откладывая…. Понимаешь? А, во-вторых, я сейчас отключусь, а ты на меня за это не будешь обижаться. Лады?

– Лады, гы-гы-гы, – замогильным голосом ответила трубка и разразилась короткими тревожными гудками.

– Что это было, дорогие товарищи? – неуверенно спросил Ник у окружающего пространства. – Верочка так изысканно пошутила? Или утренний припадок напоминает о себе?

Окружающее пространство тупо и равнодушно промолчало в ответ.

– Николай Сергеевич! – раздалось со стороны дороги. – Вы там, часом, не уснули? Может, помочь чем?

– Уже иду! Через минуту! – громко ответил Ник, и тихонько пробормотал себе под нос: – Спать-то как хочется, чтоб его…

Старший лейтенант, прислоняясь тощим задом к пыльному капоту УАЗика, встретил его вежливой улыбкой, и, непринуждённо махнув рукой в сторону, спросил – как бы между делом:

– Никого из старых знакомых не встретили возле кладбища? Вон, кстати, и автобусная остановка, где вы вчера свои фирменные кроссовки запачкали так неосторожно…. Так как по поводу приятной и неожиданной встречи?

– Нет, не довелось, извините, – хмуро пожал плечами Ник, непроизвольно оглядываясь в сторону алюминиевого навеса, рядом с которым было припарковано несколько автомобилей. – А на кладбище вообще никого нет, полное и бесповоротное безлюдье. Только покойники лежат за оградой. Тихонечко так, сугубо молча…

– Вот-вот! – подхватил сержант, выходя из-за машины. – Именно там, за кладбищенской оградой оно и лежало. В смысле, мёртвое тело. Молчаливое такое и бездыханное.

– Одно тело? – глупо спросил Ник.

– А сколько, по-вашему, их должно быть? – насторожился сержант.

– Да нет, это я так просто…. То есть, совсем не в курсе….

– Как это – «совсем не в курсе»? – искренне возмутился лейтенант. – Мы же вам, гражданин Нестеров, подробно объяснили: про убитую старуху, про двух идиотов на стареньких «Жигулях», задержанных на посту ГАИ с полным багажником парной говядины, про их путанные, неоднозначные и бредовые показания…

«Так, надо срочно выпутываться!», – внутренне напрягся Ник. – «Дон Кихот и Санчо Панса говорили одно, а лейтенант с сержантом – в это же самое время – совершенно другое…».

Он коротко откашлялся, недоумённо покрутил головой, и смущённо забубнил:

– Понимаете, мужики, мне сейчас не до того…. Какие убитые старухи, старенькие «Жигули» и парная говядина? Вы ноги моей жены видели? Вот то-то же! А тут чужой мужской носок валяется на подоконнике…. Понимаете? Вот я вас слушал, слушал, головой кивал, а сам – только об одном и думал. Догадываетесь, наверное, о чём конкретно? Так что, извините! Не слышал я ничего – из того, что вы мне рассказывали. Ни единого словечка! Повторите ещё раз, пожалуйста, если вам не трудно. И не подумайте, что это я так неуклюже шучу…

После минутного молчания первым высказался сержант:

– Что ж, дело насквозь понятное и знакомое. Ревность, она всегда приходит внезапно, без предупреждения, все мозговые извилины заполняя собой. Тем более что спор про этот подозрительный носок мы, действительно, слышали.…Повторим, Лёня?

– Повторим! – понимающе усмехнулся старший лейтенант, и пояснил для Ника: – Ты, братец, не смотри, что на Агафоныче обыкновенные сержантские погоны. Он у нас раньше работал старшим следователем прокуратуры. Причём, в самой Москве белокаменной, что характерно. А потом всякие и разные вороватые гады – примерно полтора года тому назад – вышибли его оттуда. И из прокуратуры, и из Москвы. С такой тухлой и скорбной характеристикой…. С волчьим билетом, короче говоря.

– А мне без родимых органов никак нельзя, – робко и печально улыбнулся Агафоныч. – Я ведь, если честно, больше ничего не умею. Вот и «сержантю», пока возраст позволяет…. Ну что, поехали? По дороге, Николай Сергеевич, мы тебе всё и объясним – по второму кругу. Ехать нам до отделения минут пятнадцать-двадцать, как раз и уложимся.

Они уселись на прежние места, машина, надсадно и недовольно рыкнув, тронулась, и лейтенант Лёня приступил к рассказу:

– Итак, вчера ночью на посту ГАИ, в пятнадцати километрах отсюда, но в другую сторону, тамошние сотрудники остановили раздолбанные «Жигули». С чего, вдруг, остановили? Да, наверное, просто от серой скуки, чтобы скоротать время службы…. Смотрят, а у двоих сидящих в салоне мужичков на одежде имеются кровавые пятна. Понятное дело, вытащили обоих деятелей из салона, проверили документы, тщательно обыскали на предмет наличия оружия. Всё вроде в порядке. Тогда осмотрели салон автомобиля и багажник. На заднем сиденье обнаружили полиэтиленовые мешки с парной говядиной, да и багажник был забит – под самую завязку – аналогичным продуктом. Тогда гаишники потребовали у подозрительных мужиков сопровождающие документы: всякие там накладные, путевые листы, ветеринарные и гигиенические сертификаты…. Нет ничего! Тут один тамошний шустрый сержант – деревенский по происхождению – высмотрел на коровьей шкуре клеймо – «Фермерское пригородное хозяйство Пыжова А.А.». А это уже наша территория. Казус такой: вроде бы, фермерское хозяйство, а по всем документам входит в состав города…. Давай, Агафоныч, принимай эстафету!

– Доставили тех вшивых и подозрительных мясозаготовителей к нам, – с видимым удовольствием подхватил нить повествования седоусый экс следователь. – Допросили по уму, с применением психологического давления, они и раскололись. Вернее, выдвинули одну, весьма экзотическую версию…. Мол, ехали они по дороге, никого не трогали. К другу своему ехали, который живёт где-то на северо-западе области. Тут одному из них приспичило по малой нужде. Остановились они около автобусной остановки, глядь, а под кустиком лежат две свежезарезанные тёлки. То бишь, молодые упитанные коровы. А вокруг – ни души…. Посовещались тогда наши хозяйственные индивидуумы и решили, мол, не пропадать же добру. Машину по просеке отогнали в сторону от дороги. Потом оттащили туши животных к кладбищенской ограде. Метрах в ста пятидесяти от того места, где мы недавно останавливались. В багажнике «Жигулёнка – совершенно случайно, понятное дело – завалялся острый топорик. Один из мужичков – в прошлом (до отсидки на зоне) мясник – занялся разделкой. Второй же пошёл на дорогу: понаблюдать и послушать – всё ли спокойно вокруг. С собой прихватил – по его собственным словам – початый литровый пакет с дешёвым алкогольным пойлом…. Вдруг, слышит, что под алюминиевым навесом автобусной остановки кто-то громко разговаривает на английском языке. Подошёл, а там какой-то мутный иностранец: болтает сам с собой, руками размахивает во все стороны, глупо хихикает. То ли обкуренный до полной невозможности, то ли психически-ненормальный. В смысле, сумасшедший…. Этот второй – тот ещё пассажир, неоднократно судимый, битый-тёртый, клёванный-переклёванный…, короче говоря, совсем не робкого десятка – подошёл к иностранцу. Утверждает, что, мол, полноценного общения не получилось. Почему – не получилось? Обкуренный иностранец по-русски не знал ни единого слова. А наш любитель халявной говядины, соответственно, по-ихнему…. Но приветственными жестами обменялись и, мол, даже выпили яблочной бормотухи за вечную дружбу народов, после чего распрощались душевно, довольные друг другом. Ну, и ещё всякого задержанные рассказывают – три короба разного горячечного бреда…. Сейчас около места убийства кладбищенской нищенки работают опытные эксперты, к которым приданы – в качестве усиления – стажёры милицейской школы. Да и наш непосредственный начальник, подполковник Старко Сергей Андреевич, там же. Руководит и надзирает, как и полагается начальству…. Вот такая душевная история, гражданин Нестеров. Как она вам?

– Очень странная история, – дипломатично и расплывчато ответил Ник, а про себя подумал: – «Похоже, что краткий период обращения на «ты» завершился, едва начавшись. Хвалёная мужская солидарность сработала на короткий период, но не более того…».

Через минуту-другую он задал очередной, вполне даже логичный вопрос:

– Извините, старший лейтенант, но зачем мы следуем в ваше районное отделение?

– Как это зачем? – непритворно удивился тот. – А кровавые следы? Надо же взять с вас подробные и внятные объяснения, всё оформить, как полагается, запротоколировать, сдать кроссовки на экспертизу…

– Кроссовки – на экспертизу?

– На предмет определения природы крови, – важно и обстоятельно пояснил седоусый сержант. – В том плане, чья она. Коровья? Человеческая?

Ник успокоился. Во-первых, он был на сто пятьдесят процентов уверен, что кровь окажется коровьей. А, во-вторых, галлюцинации отсутствовали. Следовательно, ничего опасного – лично для него – не намечалось.

Он, вспомнив, что две утренние таблетки пропали даром, торопливо достал из нагрудного кармана блестящую упаковку, извлёк из пластикового гнезда очередной светло-розовый шарик, положил в рот и, не разжёвывая, проглотил.

Районное отделение – и снаружи и внутри – полностью соответствовало антуражу знаменитого телевизионного сериала «Улицы разбитых фонарей».

«Может, данный сериал тут и снимали?», – предположил Ник, героически борясь с подступающим сном.

Нудная и усыпляющая бумажная волокита заняла часа полтора. После её завершения Ник, широко зевая, достал из кармана куртки мобильный телефон и поинтересовался:

– Старлей, я уже могу вызывать такси?

– Такси? – зачем-то переспросил лейтенант Лёня. – Можно, конечно, и такси. Почему бы и нет? Тем более что лабораторным путём уже установлено: кровь на ваших кроссовках однозначно принадлежит тёлке, то бишь, молодой корове…. Но только потом, после проведения завершающего следственного мероприятия. Как говорится, закроем последнюю дурацкую версию и окончательно зачислим вас, дорогой Николай Сергеевич Нестеров, в разряд второстепенных свидетелей, – обернулся в сторону обшарпанной двери и весело скомандовал: – Агафоныч, заводи клоунов из бродячего цирка-шапито!

Зашедшая в кабинет парочка, за которой маячила невозмутимая физиономия пожилого сержанта, была приметно-комична: низенький и неуклюжий толстячок с бесконечно печальными, тёмно-карими восточными глазами был надёжно соединён наручниками с высоким и худым обладателем вислых запорожских усов.

«Опять эта нездоровая и надоедливая ассоциация: Дон Кихот – Санча Панса!», – автоматически отметил Ник. – «Только, в этом случае, ярко-выраженным лидером, безусловно, является Санча…».

Подтверждая это его смелое предположение, неуклюжий толстяк заблажил звучным – смутно-знакомым баритоном:

– Начальник, это он и есть! Точно – он! Любимый коренной зуб даю! Даже, два! Тот самый свихнувшийся иностранец, с которым я пил портвейн на автобусной остановке. Именно он потом и зарезал безвинную бабушку-старушку…. Ненавижу скользкого гада! – картинно замахнулся в сторону Ника пудовым волосатым кулаком.

– Отставить, задержанный Оганесян! – грозно рявкнул старший лейтенант и, уже официально-холодным голосом, уточнил. – Вы готовы подтвердить свои показания в письменном виде?

– Конечно же, начальник! Беспременно, со всем нашим пылом и великим удовольствием…

– А вы, задержанный Петренко?

– Так оно всё и было, – равнодушно и заторможено ответил вислоусый тип дребезжащим, смутно знакомым фальцетом. – Мы как раз мешки с говядиной укладывали в багажник машины. А тут – невдалеке – кто-то завопил придушенно и жалобно. Ну, как тот кот-ворюга, когда его поймали с поличным и шею сворачивают на сторону…. Мы тихонько-тихонько двинулись туда, на вопли, то есть. Любопытно стало – что да как. А там это иностранное чувырло старушку режет. Очень большим ножиком. В полнолуние всё хорошо видно, доходчиво…. Потом стало боязно. Все же знают, что с сумасшедшими лучше не связываться. Покусают, зарежут, расчленят, а им за это ничего и не будет. Так, только отправят на излечение в психушку, не более. А ещё через два-три годика отпустят обратно, на волю вольную. Те выпущенные, не долеченные до конца психи дождутся первого безоблачного полнолуния, и давай по новой – кусаться, резать и расчленять всех подряд, не ведая жалости…