Рука нашего парня

Matn
Parchani o`qish
O`qilgan deb belgilash
Рука нашего парня
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq

Посвящается всем тем подросткам, которые не могут рассказать о себе правду. Всем тем, кого бездушно оболгали в стремлении напечатать эксклюзив. Тем, кого старшее поколение пытается выставить в худшем свете… потому что так проще

Мы ехали в поезде, совсем мимо Москвы. Там она и подсела. Я подумала, что она мне кого-то напоминает. И когда услышала, что она медик, то сразу поняла, что именно на медсестру она и похожа. Вся такая вроде добрая, живая, собранная, но в глубине всё как в застарелом стрессе. Как будто война сутками, годами. И выживаем.

А потом она сказала, что она не просто медик, а уволилась из психдиспансера. Уволилась, потому что тяжело, зарплата никакая, да и не осталось в том городе ни души своих. А в Муроме почти вся семья. Я стала спрашивать про психдиспансер.

Она говорила, а потом вдруг это:

– Был у нас молодой психиатр, Костя. Хороший мальчик, крепкий… не физически я имею в виду. Тут другое. Надо быть крепким на этой работе. Не распадаться на части, понимаешь? В общем, он с одной пациенткой точно чего-то не понял и всё пытался разобраться. А она из особенных. Они там все особенные, но эта – особеннее некуда. Девочка ещё совсем, а пережила такое… Костя промучился с ней… полтора года. Помочь пытался. А она ему р-раз… – бывшая медсестра замялась, опустила глаза. Она с печалью обшаривала взглядом тапки и сумки под полкой, но так и ничего не объяснила, только резким тоном закончила рассказ: – Мы Костю похоронили месяц назад. До сих пор в себя прийти не можем.

Она надолго замолчала, только смотрела в окно серьёзным невидящим взглядом. Её серые глаза вдруг оказались очень красивыми, но я ни на секунду не подумала, что эту женщину и молодого психиатра связывала симпатия или даже романтика. Дело наверняка в его смерти… и в той девочке-пациентке.

Из восьми девушек Лиля оказалась самой высокой, но рядом с Амиром всё равно чувствовала себя малышкой. И когда подошла к нему, ей пришлось задрать подбородок выше, чтобы точно встретиться с ним взглядом. Тут же потерялась в его глазах. С таким именем нехорошо иметь и высокий рост, и пронзительно-голубые глаза, модельно красивое лицо с чувственными губами и золотые волосы, словно светящиеся даже здесь, в этой почти могильной темноте. Амир… ему бы Владиславом быть или даже Романом… Адамом в крайнем случае. Родители, наверное, гордятся им. И с ума сходят. И не только его папа и мама. Восемнадцать человек сейчас близки к сердечному приступу и неизвестно сколько десятков полицейских поставлено на уши. Восемь девушек и молодой парень – дети из самых разных семей неожиданно исчезли.

Но их не найдут. Дела слишком плохи.

Амир нежно смотрел на Лилию:

– Чего ты хотела?

– О, я… просто хотела попросить тебя отвернуться. И уши закрой, пожалуйста.

Лиля какое-то время гадала, почему он смотрит на неё именно так. Сейчас, рядом с ним, когда сердце бьётся так сильно, кажется, что они на залитом солнцем лугу, и тёплый ветер дарит им свободу. Но они заперты в тёмном подвале старого дома.

– Почему ты так смотришь на всех девчонок? – вдруг спросила Лиля.

Ей захотелось откусить себе язык.

– А… это из-за роста. Как там папа говорил? Маленькая собака – всегда щенок. Для меня все сейчас как дети. Марго так вообще шестилетка, – Амир кривовато усмехнулся, и внутри Лили что-то сладко защемило. Он не терял присутствия духа и понимания ужаса происходящего, в отличие от неё. – Так куда мне встать? И, главное, зачем? Что вы задумали?

– Да просто… по-маленькому надо. Всем. Обещай не шевелиться, а то ужас как стрёмно.

– Нет проблем. Ты ведь Лилия, да?

– Да.

– Так куда мне встать?

– Вот в тот угол, пожалуйста.

– Я ещё ничего не сделал, чтобы меня в угол… – снова усмехался он. А голос такой мурлычущий сделал!..

Сердце готово растаять, но реальность заставляет взять себя в руки. Потому что… это подвал. Старый, грязный, тёмный подвал. И в указанный угол не забраться – почти до потолка там навалены древние кожаные куртки, вышедшие из моды дублёнки, старые сапоги и остроносые туфли. Очень много.

Похоже на кучи одежды и обуви, что остались от десятков людей, убитых нацистами в газовых камерах. Лиля видела фото. И чувствовала, что и для них всех смерть близка.

– Тогда под окно, пожалуйста.

Амир кивнул и встал лицом к единственному окошку, зажав уши ладонями. Зарешеченное с улицы маленькое окошко пропускало свет, но стекло оказалось забрызгано грязью внизу и посерело от пыли и дождей вверху. Если бы не решётка, они бы разбили стекло старыми сапогами и протиснулись. У Амира широкие плечи, но даже он, пожалуй, смог бы. Он, конечно, высокий и мужественный, но ему, он говорил, ещё только шестнадцать. Он должен быть гибким.

Лиля повернулась к девочкам. Марго, миниатюрная брюнетка, симпатичная как Рианна, метнулась в угол возле двери и мгновенно стащила серые джоггеры, а потом и трусики. В темноте кричащий кислотно-розовый оттенок белья так и бросился Лиле в глаза. Оксана, худенькая девушка с немного циничным, чуть пустоватым, но очень серьёзным взглядом серо-зелёных глаз, длинным лицом и светло-русыми, пепельного оттенка волосами, встала между Марго и Амиром.

И следующей в угол пошла она, Оксана. Она тоже умудрялась сохранять спокойствие и пыталась шутить:

– Не ожидала, что когда-нибудь буду снимать трусы в присутствии такого парня, но в жизни, оказывается, всякое случается.

Брюнетка с оливковой кожей, ещё совсем девочка, нервно хихикнула и снова затихла. Лиля не запомнила её имени. Брюнетка смотрела внимательно, тревожно, казалась суетливой, но её длинные прямые ресницы и огромные, очень тёплые карие глаза смягчали впечатление. Она очень понравилась Лиле. Казалась безобидной и нежной, похожей на олениху, только лучше.

Воздух в подвале постепенно посырел и потеплел от мочи. Лиля поёжилась от своих мыслей. Она думала о том, что такой красивый парень, как Амир, вынужден дышать этим воздухом. Но до сих пор её бил озноб и даже небольшое повышение температуры в подвале показалось Лиле приятным.

Когда свои дела сделали все, кроме девушки с тёплыми глазами и Лили, за дверью послышались шаги. Запоры глухо отпирались с той стороны и неожиданно, со скрипом, в подвал подался серый свет.

– Будете выходить по одной, – хриплым, грубым голосом произнёс мужчина, лица и фигуры которого нельзя было разглядеть за широкой, но низкой дверью и притолкой.

Девочки посмотрели друг на друга. Они все боялись. Амир двинулся к двери.

– Ты – стой на месте, – остановил его неизвестный. – Твоя очередь придёт потом.

– Мы хотим пить, – громко сказал Амир. – Здесь нет воды.

Мужчина быстро закрыл дверь.

– Он запер её не на все запоры, – шёпотом сказал Амир.

– Чего они хотят от нас? – прошептала Марго.

– Никто ничего не говорил, – тихо проговорила Оксана.

– Надо спросить, – с дрожью в голосе произнёс Амир.

Лиле показалось, что эта дрожь выдала его страх, внезапно показавшийся вне маски самоконтроля, но когда Амир встал к ней вполоборота, она опознала чистой воды ярость.

Тяжёлые шаги за дверью. Дверь снова открылась. На сей раз двое мужчин. Один поставил эмалированное ведро на порог, а другой держал в руке какое-то оружие, которое нацелил на Амира. Лиля совсем не разбиралась в автоматах, но этот выглядел как военный, который они собирали и разбирали в школе как-то раз.

– Воду получает только тот, кто пьёт антибиотики, – сказал мужчина, поставивший ведро. – Если узнаю, что кто-то из вас не выпил таблетки, воду больше не получит никто.

– Что за антибиотики? У меня аллергия на некоторые лекарства, – сразу же заговорил Амир.

– Выпьешь всё равно. Будет реакция – примем меры.

Оксана кивнула Лиле на ведро. Сама она, видимо, ужасно боялась. Они с Марго переглядывались, тараща глаза и будто что-то говоря друг другу. Остальные тоже не решались.

Лиля преодолела нервозность и шагнула вперёд. Ей не хотелось пить, но неизвестно, когда им дадут воды в следующий раз. А таблетки? Если хотели бы убить или замучить до смерти, то никаких таблеток, наверное, не дали бы.

В ведре плавал, болтаясь и слабо постукивая о изогнутую ручку, алюминиевый ковшик. Такой чистый, что почти сверкающий, и при этом до крайности исцарапанный.

В ладонь Лиле выдавили большую таблетку из блистера, похожую на тот дешёвый цитрамон, которым раньше мать лечила головные боли.

Закидывая в рот таблетку, Лиля нечаянно взглянула в лица мужчин и чуть не подавилась.

Они оказались нормальными. Не какие-нибудь боевики-террористы. Взгляды у них чистые и выразительные. Один молодой, высокий и поджарый, лет двадцати пяти, с ровно подстриженной бородой и свежей стрижкой, будто только что вышел из барбершопа. Другому, с недельной небритостью и рыжими волосами с проседью, около пятидесяти – от его зелёных, солнечных глаз лучами разошлись нечастые, но глубокие морщинки. Молодой смотрел отстранённо, зрелый – с симпатией.

Ей бы обратиться к рыжему и спросить, зачем это всё, но молодой сказал "следующий" и Лиля отошла.

Она пыталась вспомнить парней, которые везли её сюда. Везли ведь очень долго, больше суток. Но так и не вспомнила их лиц. Ей казалось, что это были какие-то небритые горцы, деловитые, но нервные, избегающие прямого взгляда. И пусть она так толком и не вспомнила ни одного из них, Лиля осталась в полной убеждённости, что те парни не похожи на этих двоих. Этим Лиля будто бы чем-то интересна.

– Ребят, а зачем мы здесь? – спросил Амир.

– Скоро узнаете, – пообещал, усмехнувшись, как будто взбодрившийся рыжий.

Последней таблетку пила Марго. Её-то рыжий и схватил за руку. Молодой отставил ведро, и Марго, ни слова ни говоря, вывели.

Амир только тихо выругался, когда дверь закрылась.

– Ты в порядке? – спросила его одна из девушек.

– Да. А ты? Я надеюсь, нас не пытаются подсадить на наркотики.

 

– Пока ничего странного не чувствую, – испуганно сказала девушка, но побледнела так, что несколько прыщиков на щеках стало заметнее.

Вообще, все девушки выглядели на семнадцать-восемнадцать, привлекательные, стройные, и почти все с идеальной, чистой кожей.

Лиля подошла к той, что всё ещё стояла рядом с Амиром.

– Как тебя зовут?

– Полина.

– Я Лилия ****еева. Можно просто Лиля. Тебе сколько лет? Ты откуда?

– Я из Воронежа, восемнадцать. А тебе?

– Тоже восемнадцать. Я из Череповца, но забрали меня из Ярославля. Я приехала туда квартиру искать. Только зачислили на факультет…

– Как это случилось? – напряжённо спросила одна из девочек, брюнетка с красивым овалом смуглого лица и яркими серыми глазами. – Как тебя забрали?

– А тебя? Тебя как зовут?

– Эльвира, – мрачно отозвалась девушка. – Я из Татарстана. Ярославль далеко от Казани. Нас что, со всей России собирали?

Все стали называть место, из которого их похищали. Нет, не со всей России. Как раз из области, от Ярославля на севере и Воронежа на юге и до Казани на востоке.

Брюнетка с тёплыми глазами назвалась Марьяной.

Знакомиться вдруг перестали. Как будто дружно задались вопросом о том, что там с Марго. Она ведь там…

Никто не строил гипотез вслух. И никому, слава Богу, в голову не пришло весёлым голосом предположить, что их продали семейке каннибалов, и Марго должно хватить им дня на три, а в эти три дня можно спланировать побег.

Амир не спускал глаз с двери. Оксана тяжело вздохнула и села под окном на пару кожаных дублёнок. Лилия хотела последовать её примеру, но ей попадались только те дублёнки, у которых весь мех на воротниках превратился в грязь, а мех внутри, изъеденный молью или чем-то ещё, осыпался как песок, почему-то вызывая чувство гадливости. Всё это было похоже на сон, только очень плохой и тяжёлый.

Вдруг тяжёлые шаги за дверью, звон замков и запоров, дверь открывается, и Марго, согнувшись, переступает через порог подвала. Она так и не разгибаясь добрела до первой же дублёнки и почти свалилась на неё. А потом из её рта понёсся обычный русский мат. Звучал он не слишком грязно, но и не безобидно.

– Ты чего согнумшись? – вдруг схватила её за руку Оксана, заговорив как-то иначе, стариковски. – Тебя там лупили чтоль? Сильно?

– В живот и по спине, – мрачно ответила Марго и попыталась было снова завести цепь матерщинных проклятий.

– За-зачем? – прервала её красивая блондинка, которая до сих пор старалась вести себя крайне тихо.

– Не знаю! – почти прорычала Марго и уткнулась лицом в колени, которые подтянула ещё ближе к груди.

Девочки постепенно сходились к Марго. В темноте подвала они все выглядели как призраки. Только Марго почему-то казалась настоящей.

– Нас заставят работать, – заговорила Марго в какой-то момент. – На каких-то дядек.

И почему-то сразу стало ясно как именно. В гробу вряд ли могло быть тише в такой момент.

– Если сразу не согласимся, будут избивать и насиловать, – после долгого молчания мрачно бросила Марго.

– Они с тобой… и так обошлись? – прерывающимся голосом спросила Оксана.

– Нет, так – нет. Но, наверное, это потом.

В тот день мало говорили.

В какой-то момент Лиля вспомнила, что так и не пописала ни разу, а как только сделала это, стало так легко, что захотелось смеяться. Но всем было не до смеха, и шутить никому не хотелось. Однако, реальность больше не напоминала кошмар. Она стала просто холодной и тёмной. Еды пока не давали. Только очередные таблетки, когда стемнело. На этот раз они были маленькими, другими, плотнее, а ещё с каким-то глянцевым покрытием. Не обратили внимание, что Амиру выдали другие таблетки. Сразу горсть.

Но уже перед сном, когда все, кажется, утомились до предела и начали устраиваться, приваливаясь на дублёнки, Оксана вдруг сказала:

– Эти таблетки ужасно похожи на противозачаточные моей сестры.

– А… – протянула Марго. – Всё логично. У твоей сестры такая бурная личная жизнь?

– Нет, просто ребёнка заводить не хочет. Учиться надо. Аспирантура, всё такое.

– У меня явно не противозачаточные, – заговорил Амир. Он молчал много часов подряд.

И тут девчонок понесло – они наконец-то сообразили, что Амир серьёзно выбивается из общей картины. Если их собираются отправить в какой-нибудь бордель, то на что склоняют Амира? Марго с Оксаной обтекаемыми фразами высказали мысль, и Лиля почувствовала, как от лица отливает кровь. Она не знала почему бледнеет она, а не Амир. Впрочем, в темноте не видно.

Следующим утром все казались усталыми. Не ели, судя по всему, никак не меньше трёх суток, но почему-то не сходили с ума от голода. Наверняка из-за силы страха и стресса есть не захотелось бы никому в такой ситуации.

– Интересно, они могут ещё кого-нибудь привести? – как будто ни к кому не обращаясь, сказала Оксана.

– Наверное.

– Нет, всё это странно, – пожав плечами сказала Тоня, тихая блондинка, до сих пор всегда торчавшая возле стены напротив окна.

– Что именно? – спросил Амир неизменно ласковым тоном.

– Ну как… – застеснялась Тоня и затихла. Но она всё равно заставила себя и заговорила: – Похищать живых людей очень сложно. Слишком сложно!.. Это море случайностей… А что, если бы мы сопротивлялись, а что, если бы по пути сюда кто-то из нас выпрыгнул из машины? Мы почти взрослые, да и Амир не кроха.

– Но у них получилось, – как будто намекающе, но твёрдо сказала Марго.

Лиля про себя почему-то перекрестилась, услышав её голос. После вчерашнего Марго должна была стать тихой, с трудом переживать боль, баюкать избитые части тела, но эта хрупкая девушка лишь обнимала себя за плечи и почти не двигалась с места, тогда как весь её вид излучал какую-то силу, почти уверенность.

Как будто Марго не сломить. Как будто… русский мат обладает реальной мощью и способен поддержать любого человека.

– Говорят, они как-то вычисляют тех, кто не будет сопротивляться или знают, как работает психология… – заговорила Полина. – Короче, они разбираются.

Амир, покачав головой, с трудом сглотнул и сказал:

– Звучит так, будто они какие-то редкие гении, но они просто уроды, которые сильно рискуют.

– Почему ты позволил себя схватить? – спросила Оксана. – Почему? Как?

Звучало обвиняюще, но Лиля не успела встать на защиту Амира. Он сказал то, что поразило её и заставило забыть о тоне Оксаны.

– У меня есть сестра. Они сказали, что заберут её. Назвали номер её школы. Я поверил и не сопротивлялся.

– Думаешь, зря? – со странной улыбкой спросила Марго.

– Не знаю. Я должен был защитить её любым способом. Даже таким. Иначе нельзя.

Вместо завтрака выдали воды и таблеток. И увели Оксану.

Она кричала. Слов было не разобрать, но она кричала. Марго взяла руку Амира и сжимала её в своей. Лиля думала о том, что тоже так сделала бы, но… смелости не хватило.

Все молчали. Оксана вернулась тихая, но как будто бы внутренне сильная, как Марго, только охрипшая.

Назавтра вытащили Полину. К вечеру у неё распухли губы и верхнее веко левого глаза. Может быть они посинели, но в темноте видно не было. Следующим утром, когда посветлело, лицо Полины уже казалось чёрным.

Потом София. Повреждений на ней не было видно, но она очень громко и долго плакала после всего. Давилась слезами, но говорила, что это не от боли, а от обиды. За себя.

Перед этим Лиля видела сон, в котором она дома, и там она была так счастлива, что горе пробуждения перебило страх быть следующей. Но после Софы она уже не смогла спать, потому что страх стал леденящим и злым, почти кусающим её изнутри. В подвале стало так холодно, но, от мучительной безысходности кутаясь в старые куртки, Лиля лишь начинала покрываться противным потом. Он не был липким или холодным. Липкой и холодной оставалась вся Лиля.

Следующей стала Тоня. Судя по всему, она перенесла побои легче всех. И такое ощущение сложилось не только у Лили. Марго словно вцепилась в неё и всё расспрашивала, куда именно били и сколько раз.

Тоня спокойно отвечала, каждый раз через тяжкий вздох, а у Лили волосы почти дыбом вставали от услышанного. Но Тоня прервала ответы внезапным рассказом о том, что в младших классах плохо училась и папа бил её за это. Бил куда изощрённее, чем эти уроды.

– А потом ты стала хорошо учиться? – с каким-то болезненным интересом и удвоенной силой приклеилась Марго.

– Да.

– И что, отец перестал тебя бить?

– Переключился на младших. Но когда я вступалась за них, бил и меня. Я обещала ему, что подтяну их до пятёрок и подтянула. В конце концов он перестал бить младших и переключился на бабушку.

– Стал бить свою мать?! – ужаснулась Оксана.

– Да. И я уже не знала, что делать. Наверняка они все думают, что я просто сбежала. Но тогда мне одного дня не хватило…

– Не хватило?..

– Да, я почти поняла.

– Что поняла?

– Что мой отец просто жестокий, и ему всё равно кого и за что бить. И это адов круг, и мы все в нём.

– Что бы ты сделала, если бы оказалась там сейчас? Там – то есть дома? – вдруг спросила Полина.

– Понятия не имею. Загуглила бы.

– Но не убила бы его?

– Нет, что ты!..

– Молодец, – вдруг похвалила удовлетворённая Марго. – Убийство – это грех.

– Грехов больше, чем одно убийство, – вдруг как-то малопонятно возразила Марьяна, но все поняли, что она имела в виду. Кроме Марго.

По Марго было видно, что она как будто отмахнулась от слов Марьяны, пропустила их мимо себя, не позволив осесть, запасть в память. Странное чувство, невнятный образ вдруг очутились внутри Лили, но она не смогла ухватить их, осознать и раскрыть.

– Да ладно, – вдруг заговорила Оксана опять тем же насмешливым, как будто взрослым тоном, – Марго кажется, что Тоне меньше всех досталось, вот она и допрашивает. А на самом деле Тоню, может, и правда меньше били.

– Докажи! – вдруг разозлилась Марго. Она точно знала, что доказать тут ничего невозможно.

– Сколько бы людей ни били, они не перестают испытывать боль. Она не становится меньше с каждым новым разом. Зато у Тони красивые волосы. Они пепельные и вьются. Натуральные. Нет, они пепельно-золотистые. Я таких никогда не видела.

– Софа тоже блондинка.

– Софийкины волосёнки – ерунда. Извини, Соф… нет, правда, тебе не кажется, что у Тони волосы как будто красивее?

– Ну да, кажется, – признала София.

– Вот и Лилька тоже блондинка, но волос у неё чуть-чуть, – после кивка, продолжала Оксана. – Извини, Бога ради, Лиль, но на твою голову будто кто-то плюнул волоснёй…

Девочки почему-то рассмеялись. В голове у Лили создался образ жёстких, спутанных кудрей, сбившихся в колтун на макушке, и она, проведя ладонями по голове, очень быстро проверила, всё ли в порядке. Но всё было как всегда: гладкие прямые волосы окутывали голову и падали на плечи, немного слипшиеся из-за отсутствия мытья, но вовсе не спутанные.

А ещё они все в который раз забыли про Амира. Лиля, правда, помнила, и оглянулась на него. Его глаза и губы улыбались, и он точно смотрел на неё, а не на кого-либо ещё. И взгляд у него был очень тёплый и понимающий, как будто сообщал о родстве душ, если не больше.

Как вдруг Тоня взвыла и заплакала.

После долгих попыток успокоить её, все услышали, что она так скучает по своим, так боится за них, что это уже невыносимо.

Боится за них?! Лиля сначала онемела, услышав это. Тоня в дьявольском месте и подвергается дикой пытке, но боится за своих младших братьев или сестёр и бабушку!

– Я не могу, – шёпотом, шмыгая, протянула Тоня, усевшись в объятия Полины и Марьяны. – Я так больше не могу. Папа начнёт придумывать про меня всякие грязные истории и поучать мелких, чтобы они не стали такими же как я и не вздумали сбегать. Или скажет, что я бросила их, потому что не любила…

– А мама у вас есть? – вдруг очень серьёзно и как-то трезво спросила София.

– Есть.

Марго выругалась. И так понятно, что если мать есть, но ничего не делает, чтобы выгнать такого мужа, то дело плохо. Скорее всего достаётся и матери. А то и больше остальных, но систематически. Но этому уроду мало бить жену…

Лиля так и не уснула той ночью. Это была вторая ночь без сна.

Спать хотелось, хотелось очень сильно, но сон почему-то не приходил. Не наступало расслабления, сопутствующего засыпанию… оно и сон приходили только до того дня, как заплакала София.

Странно, они провели там всего четыре или пять дней, а может быть и шесть, и семь, и их даже один раз покормили, бросив три круглых хлеба на всех, но Лиля почему-то не могла точно посчитать дни. Она помнила только плач: первый день, когда плакала София, во второй – Тоня. Всё.

В третий день, когда её тело наконец-то начало расслабляться у стены и горько пахнущих старых вещей, их всех вдруг всполошила открывающаяся дверь. Но ни воды, ни таблеток, ни хлеба.

 

– Блондинку сюда. Новую, – потребовал чей-то незнакомый мужской голос.

Из блондинок оставалась только Лиля.

Она мгновенно пришла в себя и встала. Вышла на свет и поднялась из подвала, ощущая, как всё её тело мертвеет с каждой проходящей секундой. Она не поднимала головы, удивляясь тому, что тело действительно двигается, повинуясь даже невысказанным приказам. Но вокруг было несколько мужчин, пять или шесть. Она не чувствовала их запаха, но нос вычленил среди всего порох и аромат какой-то сушёной травы, а ещё… айрана или какого-то козьего сыра?..

Ей показали на дверной проём, но когда она подходила к нему, кто-то сильно толкнул её, и в результате она ушибла грудь о косяк. В присутствии мужчин она не могла позволить себе потереть грудь, как бы не хотелось, и пришлось ссутулиться и обхватить левой рукой правое плечо так, чтобы заодно прикрыть ушибленную грудь от новых ударов. Желание абсолютно инстинктивное, но воплотить его казалось необходимым.

Затем ей что-то говорили. Лиля понятия не имела, о чём вообще идёт речь. Смысл слов ускользал о неё, хотя каждое было знакомым и очень русским. Она лишь смотрела на мужчин. Одного, рыжего, старого, она уже видела, а ещё было четверо совершенно непонятных существ, которые выглядели так, как будто они и сами голодали и находились в безвыходной ситуации… в нищете, только с самого рождения. Один явно славянской наружности, и трое горцев или что-то вроде того. Они не отличались ростом, головы казались непропорционально больше, тела бессильные, худые, даже жалкие. Взгляды нетвёрдые. По лицам большинства этих мужчин вообще никто и никогда не смог бы предположить, что они могут заниматься чем-то вроде работорговли, и тем более избивать полуголодных девушек.

Про шестого, который стоял сзади, она и не забыла, но не могла заставить себя повернуться и посмотреть ему в лицо. Только отчётливо чувствовала его взгляд у себя на шее и спине.

Но Лилю сбили с ног, и после первого удара, удара об пол, внезапного, выбившего из неё дух, посыпались новые. Она сжалась как только могла. И да, её били в голову, и чей-то ботинок даже долбанул её по плечу сверху, но только раз. Наверное, забота о товаре сыграла роль – девушки с перекошенными плечами или сломанными ключицами вовсе не так хороши, должно быть. Это продолжалось не слишком долго. Удар током она узнала, пусть и не смогла поверить в то, что на смену простому насилию её будут вот так… пытать. Но за разрядом следовал новый, без передышки, и Лилю так встряхивало, что она подлетала с пола точно как в американских фильмах про вселяющихся демонов.

Вот только это было даже вполовину не так больно, как ботинками по рукам и спине. Просто странно и дико, и дрожь, проходящая по телу, захватывала его полностью, лишала любого контроля над ним.

Может быть чей-то ботинок попал в какое-то особое место, но когда её на несколько секунд оставили в покое, она вдруг ощутила, что засыпает. Проснулась она совсем ненадолго, когда что-то или кто-то утягивал её обратно в подвал.

Это были девчонки. Они стащили её с порога, на котором оставили тело Лили надсмотрщики. Дверь закрылась. Очнувшись во второй раз Лиля сказала им, что всё нормально, и ей просто нужно поспать. И действительно поспала. Проснулась уже в темноте, немного полежала и ещё раз уснула. Утром рассказала всё, что было.

– Почему тебя били и током, а других – нет? – поинтересовалась Марго.

– Я думаю, что это зависит от особых пристрастий наших уродов, – твёрдо ответила Лиля. – Среди них вчера не было молодого. Значит, они меняются. Работают здесь почти посменно. А кто на смене, тот и пытает. Ещё, мне кажется, там есть мужики, к которым у остальных мало доверия. Их то ли в первый раз взяли в дело, то ли собираются подставить и бросить в распыл при первой же возможности. Они выглядят слишком нищими для того, чтобы иметь хорошие деньги с бизнеса.

Марго ничего больше не сказала.

– А ты на кого учиться-то собралась? – после недолгого молчания спросила Оксана. – На психолога или какое-нибудь МВД?

– Пед.

– Что? – то ли не расслышала, то ли удивилась Оксана.

Лиле пришлось повторить. А потом и объяснить что это. Её слегка удивило то, что Оксана не знает, что "Педом" называют педагогический.

– Боже мой, ты слишком умная, – с лёгкой насмешкой протянула Марго и почему-то оглянулась на Оксану.

А Лиле стало противоестественно стыдно за себя. Но глаза Амира улыбались, и это успокоило… до того момента, как вызвали его.

Он не кричал. Вернулся целым и невредимым. И прежде чем Марго открыла рот для расспросов, сам всё рассказал:

– Меня бить даже не пытались. Угрожали жизнью сестры, но сначала тем, что сделают с вами, если не соглашусь сотрудничать. Да, меня хотят отправить зарабатывать в той же индустрии. Девчат, дела реально плохи. Эти парни знают толк в пытках. Есть только один выход – согласиться и сбежать где-нибудь по дороге к клиентуре. Но есть проблема. Всё в любой момент может сорваться, и я не смогу узнать, как справилась каждая из вас.

– Амир, ты нам не брат, чтобы заботиться о всех нас, – вдруг заговорила Эльвира. – Мы чужие друг другу люди, понял? Думай о себе. Только о себе.

– Если я буду думать о себе, то мы здесь останемся, потому что для меня даже для вида соглашаться неприемлемо.

– Ты гордый? – с интересом спросила Марго. – Или думаешь, что никогда не отмоешься?

– Религия запрещает? – предположила Оксана.

– Воспитание, – твёрдо сказал Амир.

Все некоторое время молчали. О чём бы ни думали в это время девчонки, Амир сел на своё обычное место неподалёку от окошка продолжил говорить по существу:

– Нам грозят конкретным типом пыток, и если я хоть немного понимаю в анатомии, такие штуки приводят к смерти и большому количеству уборки для любого маньяка… Да и потом, для таких пыток тут ничего не предусмотрено. Это просто дом, в котором живут… уроды с оружием. Убивать нас они не собираются. Мы очень дорогостоящие рабы. Значит, таким образом пытать не будут и отстреливать… тоже нет.

– И что ты предлагаешь? – вдруг спросила Оксана, и Лиле вдруг подумалось, что она самая старшая из них, хотя возраста своего не называла.

Она гораздо старше всех.

– Ещё пока ничего. Но с каждым днём над нами будут измываться всё сильнее. Над вами. Нам не позволят выйти отсюда… несогласными на… сотрудничество. Мы либо будем сидеть здесь очень и очень долго, либо они придумают, каким образом ещё можно отбить нашу цену.

Марго ругнулась.

– Ну раз ты ничего не предлагаешь, то предложу я, – сказала она Амиру. – Соглашайся.

– Ну да, конечно, – с иронией кивнул он, смерив Марго напряжённым взглядом.

– А в чём проблема? Кроме твоего воспитания, конечно.

– Есть кое-какая вероятность, на которой…

– …Всё сорвётся? – договорила Лиля. – Я, кажется, поняла о чём речь. О том, чтобы доказать согласие, верно?

Она поёжилась. Амир кивнул.

– Меня бесит, что ты называешь это сотрудничеством!.. – вдруг вспылила Эльвира. – Это не сотрудничество!..

– Успокойся, Эльвир, – ласково сказал ей Амир. – Мы больше так не будем говорить. Хотя, конечно, говорить тут уже и не о чем. Чем дольше тянем с решением, тем хуже. Вот и всё. Мне не нравится, настораживает, что на меня они… эм… возложили ответственность за вас, а вам – ни одной – они не сказали ни того же, ни чего-то хоть отдалённо похожего. Решили, что если я из-за сестры вплёлся в это всё, то и из-за вас тоже переживать начну, так, выходит? – Амир вздохнул и прикрыл глаза как будто очень устал. И вдруг грустно предположил: – А может они и не полные дебилы.

– Вообще-то… – прорезался голос из глубины тела Лили. – Мне говорили что-то вроде того. Предупреждали, что с тобой сделают что-то противоестественное, но я не всё поняла. Вернее, поняла очень мало. Извини, кажется, у меня был шок… или мне было слишком страшно, так что я абсолютно никаких выводов сделать не могу. Даже общий смысл их слов не могу вспомнить.

Амир посмотрел на неё долгим серьёзным взглядом, от которого у Лили почему-то сердце словно бы повисло на тонкой ниточке. Он не стал ни вздыхать, ни сокрушаться. Только продолжал смотреть на неё так, будто бы она была захватывающим клипом с постоянно меняющимися яркими картинками. Словно она такова, что в ней есть что разглядывать так долго.

Bepul matn qismi tugadi. Ko'proq o'qishini xohlaysizmi?