Kitobni o'qish: «Я буду любить тебя все лето», sahifa 2
– Хочешь. Поверь, я знаю, – сказал он, пробегая взглядом по ее длинному, струящемуся платью и вновь возвращаясь к голубому платку.
Касьян увидел, как робкая улыбка осветила ее лицо.
– Пойду, если ты не будешь больше курить, – спокойно и негромко произнесла она, все еще улыбаясь каким то своим мыслям.
– Согласен. – Касьян медлил добавить еще какие то слова.
– Светик, ты в порядке?
Касьян отвел глаза от девушки и увидел неприметного худощавого парня, подходящего к ним. “Светик”, – внутренне скривился Касьян. Да кто он такой, чтобы называть подобного рода девушку с таким изумительным именем настолько пренебрежительно?
– Все в порядке, Тош. Мне просто нужно было побыть на воздухе.
“Они близки”, – с горечью подумал Касьян, видя, как они обменялись взглядами. Нет, не могло быть, чтобы Света встречалась вот с этим. Пусть она и должна верить в красоту души, а не тела. Ведь, кажется, это основы христианского воспитания. Главное – душа. Но только не с этим Тошей. Касьян назвал свое имя и обменялся рукопожатием с парнем, который слишком сурово смотрел на него.
– Я пойду обратно. – Света несмело взглянула в глаза Касьяна. – Ты с нами?
– У меня дела. Мне пора, – уверенно соврал Касьян.
В нем боролись два желания. Касьян хотел усадить Свету к себе в машину и не отпускать ни в церковь, ни с этим Тошей. Но другое желание было побыстрее забраться в машину и уехать отсюда как можно дальше. Не видеть Свету, не слышать ее голос, который теперь он ни с каким другим уже не перепутает. Странная она. Ходит в церковь, излучает незримый свет. С ней рядом спокойно, но это спокойствие пугало до чертиков. Касьян еле дождался, когда они обменялись телефонами. От бегства, своеобразного отречения от Светы, его держала только мысль о пари. Проигрывать он не привык. И только когда Касьян оказался в своей машине, он облегченно вздохнул и закрыл глаза. Нет, зря он настоял на Свете. Хорошая она, жалко ее вот так обманывать. Всяких Олесь не жалко. Вчера она выставила на своей страничке фото себя и какого-то мужчины в интерьерах то ли сауны, то ли бани, что, в общем, Касьяну без разницы. Может хвасталась просто так, может думала разозлить его или Макса или еще кого, в ее играх легко запутаться. Но Касьян был только рад. Олеся от него отстанет. А значит, можно полностью переключиться на Свету.
***
Касьян стоял у дома Светы около девяти вечера. Небо потихоньку темнело, птицы угомонились, окончив последние аккорды своих песен, воздух был переполнен весной. Света не согласилась поужинать с ним, не согласилась покататься на машине и с нелегкими уговорами разрешила встретить ее у дома, и то без машины, чтобы потом вместе поехать на метро. Все это отличалось от привычных для Касьяна свиданий с другими девушками. Они всегда были всеми руками и ногами за машину, лишь бы не тащиться на свидание пешком. Касьян теперь был в легком недоумении, неужели это и есть свидание? Все, что ему оставалось, это измерять количество ступенек крыльца ее подъезда. Вверх и вниз и наоборот, и по несколько раз, потому что ступенек было всего то три.
Света спускалась пешком с восьмого этажа по лестнице, нарочно замедляя шаги. Слишком внезапной была предстоящая встреча, слишком настойчив казался ей этот парень. Было страшно и одновременно маняще. Света никогда не общалась с такими, как он. Из книг она точно знала, что ничего хорошего не выйдет. Девушка знала, что нужно было просто отказать, когда Касьян предложил посмотреть салют, но Света не смогла этого сделать, потому что…это же он, Касьян, тот, кого она пыталась разгадать весь этот год. Она даже оставила отца вечером одного, наверняка понимая, что у него в комнате, скорее всего в шкафу, под одеждой, припрятана очередная бутылка коньяка и некому будет отговорить, уговорить его отказаться от поиска истины этим способом, ставшим пугающе частым. Но вот сейчас, когда Света спустилась на третий этаж, проводя рукой по шероховатым перилам, разглядывая незамысловатые зеленые стены, все это уже казалось каким то отдаленным от нее сегодняшней, что совесть почти не мучила ее.
И только когда, открыв дверь подъезда, она встретилась взглядом с карими глазами Касьяна, страх пересилил, и первым желанием, которое пронеслось молнией в ее голове, было бегство отсюда. Конечно, она не убежала, не сделала и пол шага назад, она решительно подошла к Касьяну, отвечая улыбкой на его улыбку, вкладывая ладонь в его ладонь. Может быть, так она поступила потому, что позади остался ее дом, где нет никого, кто бы мог спросить “как твои дела” вот так, как это только что сделал Касьян. И она постаралась позабыть все причины, по которым могла бы сказать, что ее дела не очень-то и хороши.
Всю дорогу до Воробьевых гор, не обращая внимания на городской шум, на множество людей, они, не переставая разговаривали, наполняя и сближая пространство между ними общими точками соприкосновения. Пока их было немного: кошки, поэзия, море и спагетти.
– Спагетти? Не похоже, что ты любительница мучного. Ты такая худенькая, – произнес Касьян, оглядывая очень стройную фигуру Светы.
Все его знакомые девушки постоянно сидели на диетах, не позволяя себе лишнего кусочка, чтобы выглядеть так же, как девушка перед ним.
– Нет, это правда! Могу есть лазанью на завтрак, обед и ужин.
– И ты сама готовишь?
– Конечно, – так просто ответила Света, что у Касьяна и в мыслях не пронеслось, что она врет.
– Неужели я наконец-то встретил идеальную девушку? Все, я покорен!
Касьян видел даже при свете зажигающихся еще бледных фонарей, как она залилась румянцем, как опустила взгляд себе под ноги. Да, он действительно не встречал таких. При очень придирчивом рассмотрении, он мог бы найти в ней маленькие изъяны, найти черты, не дававшие назвать ее стопроцентной красавицей. Но он и не хотел ничего этого находить. Она была обладательницей той красоты, что когда-то увековечили на своих полотнах великие художники. Утонченная, нежная, изящная, с легкой походкой и красивым голосом. В конце концов просто умная, тактичная и несовременно благородная. Касьяну хотелось смотреть на нее, касаться ее, разговаривать с ней.
– Почему ты бываешь такой грустной иногда? – поинтересовался он, когда они заняли места среди других желающих поглазеть на салют.
– Моя мама погибла в автокатастрофе год назад. – Слова сами выскочили из губ Светы так, что она ничего не почувствовала.
Вначале, когда все случилось, она вообще не могла произнести слова, что мамы больше нет, уклонялась от ответа на вопрос, как поживает ее мама, при встрече со знакомыми, которые еще были не в курсе. А теперь могла вот так просто сказать, хотя где-то внутри пробежал холодок и прозрачная слеза готова была уже скатиться по щеке. Света не хотела плакать в этот вечер. Весенний свежий ветерок быстро высушил эту непрошенную слезу.
– Сочувствую тебе, – проговорил Касьян, но Света не расслышала этого, потому что начался салют, громкий и впечатляющий своим размахом, засверкавший яркими разноцветными огнями на необъятном темном небе.
Касьян почти не смотрел на салют, ему было не интересно смотреть ввысь. Он смотрел на нее, хрупкую, нежную, пережившую такую трагедию. Он смотрел на Свету, на ее полуоткрытый от восхищения мощи салюта, словно зовущий к поцелую, рот. Да, он знал, что это глупо, что не для него она запрокинула голову и приложила одну руку к груди, а другой коснулась его руки. Где-то в глубине души Касьян понимал, что ее заворожило само зрелище, происходящее на небе, и если он поддастся эмоциям, то может проиграть все и сразу. Но так же он понимал, что никогда не чувствовал такого раньше, что этот момент никогда больше не повторится, что если он не попробует поцеловать эту девушку сейчас, то всю жизнь будет жалеть об этом, потому что все остальное пустое, скучное и неинтересное, все, кроме этого “сейчас”. А завтра может и не быть.
Света восторгалась красочными всполохами на небе, ею завладело давно знакомое чувство безграничного счастья, такое, какое бывало только в детстве. Этот день, этот праздник, который был бесконечным поводом для гордости, улыбок и слез, все это делало салют таким особенным. Но было и еще кое-что. Света отвела взгляд от неба к темным глазам парня, стоящего рядом, и в этот прохладный весенний вечер ей стало жарко, будто она стояла у разгоревшегося костра. Она поняла, что он сейчас ее поцелует. Конечно, этому можно было бы мягко воспротивиться, перевести все в добрую шутку, но… Но ей вдруг нестерпимо захотелось узнать, каково это, поцелуй такого парня, как он, мягкие или твердые у него губы, и сможет ли она не потерять головы после первого в ее жизни поцелуя.
Касьян медленно, будто боясь спугнуть, провел рукой по ее шелковистым волосам. Осмелев, он обнял ее, скрепив руки на ее тонкой талии, и притянул к себе. Касьян чувствовал, как ее тело затрепетало от такой близости между ними, как ее ресницы опустились вниз, боясь открыться ему.
– Посмотри на меня, – произнес он, бережно приподняв ее подбородок так, чтобы она могла видеть его лицо.
И Света посмотрела прямо на него, едва различая черты его лица вблизи, освещаемые лишь вспышками салюта, но она и так хорошо изучила их в незаметных своих наблюдениях за ним в институте. Ничего больше не было, кроме его твердых губ, умеющих творить чудеса с ее губами, тепла, согревающего ее, немного замерзшую на ветру, и оглушительно громких залпов салюта Победы.
Глава 4. 10 мая
Утро плавно переходило в день, но Света все еще была в постели. Погруженность в раздумья нарушила установившуюся привычку начинать новый день с молитвенного правила. Внутри нее возникали такие разные эмоции, что Света не понимала, как они могут ужиться вместе. Ей было стыдно за вчерашний поцелуй, она не понимала, как могла позволить поцеловать себя тому, кого почти не знала. Но наибольшим волнением в ее душе, был тот факт, что ей это понравилось. При воспоминании о губах Касьяна ее тело пронзал электрический ток. Наверное, нужно было просто признать, что он ей нравился, нравился давно, наверное, с тех пор, как она его увидела. И в том, что он подошел, заговорил, пригласил, не было ничего необычного, как ей показалось сначала. Света вполне могла понравиться и ему, не смотря на то, что девушки, которых она видела рядом с ним, сильно отличались от нее. Эти девушки одевались броско, щедро использовали на лицах так называемый тюнинг, хвастались друг перед дружкой свежим модным маникюром, они были раскованными и яркими. А Света была не такой. Ее воспитывали по-другому. Удлиненные юбки и платья, скромность, послушание, все это долгое время являлось частью ее, и она не возражала. Но что, если Касьяну все это может показаться нелепым, старомодным и скучным? Сможет ли она остаться самой собой рядом с ним? Ответ был очевиден.
Света вскочила с кровати, накинула на голову платок и принялась за молитвы. Из головы не выходили шоколадного цвета глаза Касьяна. Нет, нет. Так нельзя. Света зажмурилась изо всех сил, стало очень стыдно. За то, что позволяла себя целовать, за то, что не проследила за отцом вчерашним вечером, хотя все и обошлось. Когда она вернулась домой, он мирно спал на кровати в своей комнате, как всегда держась левой стороны кровати, потому что на правой раньше спала мама. Но так нельзя. Нельзя позволять себе такой легкомысленности.
Касьян стоял под горячим душем, облокотившись руками о стену, как будто без опоры боялся упасть. По его телу потоком бежала обжигающая вода, не освежая, а наоборот, еще больше разжигая его внутривенный огонь. Он проклинал свой отчаянный, навеянный скукой, выбор. Была бы возможность отсчитать время назад, Касьян непременно бы воспользовался этим, потому что намного лучше ему было без всех эмоций и чувств, забродивших в нем. Он боролся со своей совестью, которая отчаянно кричала ему больше не звонить Свете, потому что это не принесет ничего хорошего ни ей, ни ему. Что он мог предложить ей, чистой, неискушенной девушке, кроме самого себя, сгораемого от почти преступного желания овладеть ею всей, без остатка?
Касьян мог поклясться, что их вчерашний поцелуй был первым в жизни Светы, что никогда до этого она не прижималась к парням настолько близко, и что, если он не отступит, то будет первым во всем. И больше всего Касьян корил себя за то, что не в силах совладать с этим эгоистичным желанием, быть у нее первым.
Касьян вышел из душа, наспех вытерев свое разгоряченное тело полотенцем. На часах было одиннадцать. Самое время звонить Свете, но он все никак не решался, а, может, и не хотел. Ему вспомнился вчерашний вечер, ночная Москва, объятия и хрустально чистый поцелуй в щеку около ее подъезда, внезапное ощущение счастья. Потом он шел до дома, охваченный непонятно откуда взявшимся романтическим бредом. Все это было вчера. А сегодня, поутру, его сердечное влюбленное недомогание почти прошло. Забылся вкус ее губ, испарилось ощущение касания ее гладкой кожи и шелковистых, пахнущих медом, волос. Остался только горький осадок от погашенного еще вчера неосуществленного безумного желания не расставаться никогда. И сейчас Касьяну хотелось только курить и пить горький кофе с молоком. Он включил кофеварку и зажег сигарету. Легкое покалывание от чувства стыда из-за нарушенного обещания самому себе больше не притрагиваться к сигаретам ушло вместе с первой, такой долгожданной, затяжкой.
Зазвонил телефон. Касьян сел на стул и, докуривая сигарету, слушал мелодию, которая стояла только на одного абонента. И с этим абонентом он не хотел больше разговаривать. Раньше звонки были каждый день, потом стали реже, и теперь раздавались лишь раз в месяц. Скорее всего, в ближайшее время они и вовсе прекратятся.
Прошлым летом его мама сделала попытку вернуть его расположение, приехав из Америки и подкараулив Касьяна у института, откуда он выходил после успешной сдачи экзамена. Но он прошел мимо этой, теперь уже чужой, почти незнакомой ему женщины, включив в наушниках погромче музыку, так, что не слышал ни слова, что она говорила ему вслед. Все прошлое лето он часто и иногда очень много выпивал и веселился так, что его память уже не фиксировала того, что было накануне. Каким-то чудом он сдал оставшиеся экзамены, и его перевели на следующий курс. Каким-то чудом он все еще был жив, несмотря на все безрассудные поступки, которые совершал.
Мелодия растворилась в воздухе, как будто ее и не было. Касьян налил себе чашку кофе в оглушающей пустоте комнаты, которая могла бы звучать счастливыми переливаниями голосов полноценной семьи. А теперь были только он и отец, проводящий свое время на работе еще больше, хотя казалось, больше уже некуда. Таким должно было стать будущее и самого Касьяна.
Раздался телефонный звонок. На этот раз это была не мама. Это была Света.
– Алло, – тут же ответил Касьян, хотя несколько минут назад собирался игнорировать эту девушку.
– Касьян, привет. – Раздался ее мелодичный голос. – Это… Света.
– Я знаю. Привет. – Он улыбнулся, чувствуя через трубку ее смущение.
– Спасибо за вчерашний вечер. Мне все очень понравилось, но…
Улыбка сошла с губ Касьяна. Это ее “но” полоснуло его, как ножом. Он знал, что последует дальше. Ему и раньше отказывали девушки. Редко, но так бывало. И это его не расстраивало. Но сейчас был совсем другой, неординарный случай.
– Но я больше с тобой никуда не пойду, – продолжила Света извиняющимся тоном, – Это ни к чему хорошему не приведет.
– Погоди… Почему ты так решила? – Касьян сам удивился своему надрывному тону, он был в полнейшем исступлении от ее вежливости.
– Просто я не подхожу тебе. Пока. Всего хорошего.
“Всего хорошего!” И это все? После душевных разговоров, после поцелуя, который действительно мог свести с ума? Касьян отшвырнул пепельницу от себя. Она упала на пол, но не разбилась. “Крепкое стекло” , – подумал он, глядя на перевернутую пепельницу, рассыпавшую при падении серый пепел. Сердце неистово колотилось в груди. Как она смеет так поступать с ним? Как она смеет?
***
Через полчаса Касьян парковался около дома Светы. Выяснить номер ее квартиры не составило труда. Стоило лишь обработать фальшивыми фразами о разбитом сердце ее подружку. Социальные сети – это зло. Касьян уже давно это понял, но исправно пользовался этим злом. Если бы не сети, а точнее, не страничка Светы, не список ее друзей, из которого можно было сразу определить, с кем она общается больше всего, то караулил бы Касьян Свету около ее подъезда весь день. Но подвернулась Маша, которая оказалась чуткой подругой, поделившейся с ним точным адресом, хотя и должна была рассказать о его приходе Свете.
С букетом ромашек, которые Касьян посчитал наиболее подходящими для Светы, он поднимался на восьмой этаж этого старого дома. Чувствовал он себя прыщавым девятиклассником, которого вполне могли отшить еще один раз.
Света открыла сразу, не успел Касьян убрать руку с дверного звонка. Как будто она ждала этого звонка, его прихода. Точно ждала. Все же Маша, оказавшись хорошей подругой, предупредила ее. Света стояла босиком, в одном цветастом сарафане до колен, с нелепым пучком, которые делают девушки из волос дома, когда никто не видит. Если она знала, что он придет, то почему не подготовилась к его появлению? Обычно девушки делали продуманную легкую небрежность к его приходу. Но Касьяну понравилась честность Светы. Она такая, какая есть, и все равно красивая.
– Извини, что Маша оказалась слишком болтливой, но ты зря проделал этот путь, потому что…
Касьян резко придвинул девушку к стене, накинувшись на ее губы с поцелуем. Все что угодно, только не отказ. Пусть лучше так, жадно, неистово, когда не хватает дыхания, чем слышать ее отговорки. Света оказалась очень податливой, можно было лепить из нее что угодно. И вот эта иллюзия творчества сводила Касьяна с ума. Ему хотелось гораздо большего. Что если Света сейчас разрешит узнать ее всю, без остатка? Что если из нее можно слепить вечную красоту и любовь, и наслаждаться этим до полнейшего беспамятства?
Света хотела всего лишь остановить Касьяна. Чтобы он не потревожил покой ее дома, а самое главное оставил в покое ее. Хотела, но не смогла. Ее намерения померкли с первым поцелуем. Света отдавала в этих поцелуях все лучшее, что было спрятано в ней за все ее восемнадцать лет. Ее неиссякаемая жажда любви будто проснулась после долгой спячки, ожила, поверила в себя. Не мог человек, так целующий ее, причинить ей вред. Она ему нравится, иначе не выспрашивал бы он ее адрес у подруги и не прибежал бы с букетом ромашек. Ромашки… А где они? Лепестки их опадают к ее босым ногам, как будто сами между собой гадают – любит, не любит. Ну, конечно, любит!
Касьян понял, что пора остановиться. Он был на грани, и эта грань была тонка. Если сейчас не сказать себе стоп, то за дальнейшие действия он мог не отвечать.
– Прости. Я куплю тебе новый букет, – сказал Касьян, с усилием отодвинувшись от Светы и видя, что приключилось с цветами.
– Не нужно…
– Еще как нужно! – Касьян глядел на разрумяненные щеки Светы и счастливо понимал, что был причиной этого.
– Нет, спасибо. Я все равно не люблю букеты цветов. Извини. Не хотела тебя обидеть. Но цветы намного лучше и красивее в полях, чем сорванные или срезанные, чтобы через несколько дней умереть в вазе.
– “Не рвите цветы, не рвите, пусть будет нарядней Земля, а вместо букетов дарите васильковые, незабудковые и ромашковые поля!”[1] – неожиданно для себя пропел песню Антонова Касьян и оказался в туманном воспоминании детства.
Лето. Огромное поле. Пряно пахнет ромашками и васильками. Жужжат пчелы и стрекочут цикады. Он вместе с сестрой сидят на расстеленном на траве ярко красном покрывале, играют в домино. Рядом мама, в длинном, цвета полуденного солнца, сарафане и распущенными волосами, с вышивкой в руках, поет эту песню…
– Это откуда? – спросила Света, удивленно наблюдая за сменой эмоций на лице Касьяна.
– Да так, вспомнил одно старье, – сквозь зубы проговорил Касьян.
– Кажется, тебе очень дорого это старье.
– С чего ты взяла?
– Твое лицо… точнее, его выражение, – Света смутилась. Она поняла, что зашла на запретную территорию. Не все хотят делиться своим прошлым. – Ты как будто что-то вспоминал, что-то очень хорошее.
Касьян испуганно посмотрел на девушку. Почему она такая внимательная?
– Тебе показалось.
– Может и так, – поспешно признала Света.
Все не так! Касьян злился на самого себя. Он должен расположить к себе девушку, должен сделать все, чтобы она в него влюбилась. А вместо этого он впадает в меланхолические воспоминания детства, обнажая свою душу перед Светой, и что самое страшное, она это видит и, кажется, все про него понимает. Кто захочет встречаться с парнем, который в свои двадцать лет, переживает о своей развалившейся семье, и который больше всего на свете хочет оказаться в том чудесном и теплом лете, где трава выше тебя самого, а детское чувство радости и упоения настолько сильное, что можно взлететь? И Касьян хотел сделать то, в чем он был умелым, то, от чего все его девушки были в восторге. Он захотел вновь поцеловать Свету так, чтобы забыть все остальное. Чтобы она забыла все остальное. Но вместо этого, совершенно неожиданно для себя, Касьян опустился на колени перед ней.
– Ты пойдешь со мной на свидание? – спросил Касьян, смотря снизу вверх на девушку.
– Да…
– Завтра?
– Нет. У меня консультация к экзамену.
– Послезавтра? – Его рука взялась за подол сарафана, но большего он не позволил себе сделать.
– У меня будет экзамен.
– После экзамена?
– Да…
– Тогда до встречи!
Касьян нехотя поднялся с колен и сделал несколько шагов к двери, когда услышал:
– Подожди!
Касьян медленно развернулся, самодовольно улыбаясь внутри себя. Грань была пройдена. Он не ожидал, что так быстро. Но рыбка оказалась на крючке. Поцелуи творят с девушками чудеса. Сейчас Касьян выиграет спор, и больше не будет необходимости играть в эту фальшивую игру. Света не успеет влюбиться в него. Только запомнит на всю жизнь, что он был первым. Девушки обычно такое помнят. Он и не против, чтобы Света его запомнила. Первый в постели и первый негодяй, который кинет ее сразу же после этого.
– Дай мне букет.
– Что? – Касьяну показалось, что он не расслышал. Не могла Света после его творческих стремлений сделать из нее произведение искусства любви говорить о ромашках.
– Цветы… Раз уж ты купил мне цветы, отдай мне их.
– Но… они же все облетели.
– Ничего. Я придумаю, что с ними сделать, – Света сама подошла к Касьяну и взяла букет. – Еще раз спасибо. Пока.
Касьян повторил последнее слово за ней и каким-то образом оказался за дверью. Да, с этой девушкой не соскучишься. Но так даже интересней. Он ведь и сам хотел так. Чтобы было интересно.
[1] Автор текста (слов): Фадеев А. Композитор (музыка): Антонов Ю.
Глава 5. 12 мая
За окном лил дождь. Он шел стеной, и ничего нельзя было разглядеть, кроме бесконечного потока воды. Касьян сидел за кухонным столом и докуривал уже третью сигарету. Он знал, что при встрече со Светой, про курение придется забыть. Пусть думает, что сподвигла его на отказ от курения. Рядом сидел Саша с полупустой бутылкой пива и строчил сообщения своей новой девушке.
– Кальян, подскажи какую-нибудь красивую литературную цитату о любви. Вика любит эту хрень. А у меня уже в башке ничего не осталось.
– Строчи. “Мы идем с тобой, взявшись за руки. Вдоль бульвара меж тополей. Я б хотел тебя вскинуть на руки и нести по планете всей…”[1]
Саша присвистнул и с минуту смотрел, не отрываясь, как Касьян стряхивает пепел в блюдце.
– Откуда ты знаешь это?
– Это Асадов, – раздраженно ответил Касьян, пододвигая к себе чашку кофе. – Все должны знать Асадова.
– Блин, почему ты поступил на экономический? Тебе нужно на литературный. Ты там всех уделаешь!
Касьян изогнул бровь. Сашка действительно не смекнул, почему? По взгляду своего друга Саша догадался. Логическая цепочка медленно выстраивалась у него в голове. Отец Касьяна владеет небольшой строительной фирмой, конечно, ему нужен сын с образованием, позволяющим впоследствии главенствовать вместо него. Да… Пиво с утра всегда ни к чему хорошему не приводило. Особенно, когда вчера было выпито еще пара бутылок. Он очень сильно тормозил. Пора было тоже переходить на кофе.
А еще эта Вика. Вся такая правильная, из хорошей семьи. Папа – профессор в одном московском университете, мама – врач-нейрохирург. Все важные и благоразумные. Ох уж эта Вика… Она настоящий литературный червь, еще вчера она читала огромный роман Льва Толстого, а сегодня уже принялась за что-то новое. А что делать ему, когда в своей жизни он прочел так мало книг, да и то, в основном, учебников по математике?
Сашу согревала лишь одна мысль. Касьяну было еще тяжелее выиграть спор, ведь Света была набожной. А это значило, что она не просто так ходила в церковь, как это делали сам Саша и его мама, чтобы замолить грехи, а потом всю неделю опять грешить. Нет, Света верила во все это. Она старалась не просто искупить грехи, она старалась их не совершать. Выиграть спор Касьяну не представлялось никакой возможности. Зря он за нее взялся.
– Прости, брат. Я тормознул, – наконец, признался Сашка и допил банку пива, справедливо посчитав, что она на сегодня была первой и последней.
– Больше не тормози. Что любовь с человеком делает! – усмехнулся Касьян, делая большой глоток кофе.
– Да какая любовь? Только и мечтаю, чтобы все Викины книжонки из головы повыскакивали. Но блин, упертая деваха. Хочет, чтобы я ухаживал за ней, как Эдвард Каллен…
– Кто?
– Ну вампиришка из “Сумерек”.
Касьян впервые за это утро улыбнулся. Он тоже когда-то встречался целую неделю с девушкой, напридумывавшей себе розовые сопли вроде романтического героя, всегда готового перенести ее через лужу и угадывать ее настроение. Сама она, кстати говоря, была вовсе не тургеневской девушкой и не Ассоль, это точно, но, видимо, алых парусов ждут даже такие.
– А как у тебя со Светой?
– Хорошо.
Касьян не хотел открывать все карты. Он и сам еще не знал, где были спрятаны козыри.
– А у Макса как?
– Да кто его знает. Он погрузился в проект целиком. Даже на звонки не отвечает.
– Может, он уже выиграл пари? Постой! – хлопнул себя по голове Сашка. – А как мы удостоверимся, что кто-то из нас выиграл? Нужно какое-то доказательство…
– Мне кажется, и так видно будет.
– Не факт. Нужно сфотографировать свою даму обнаженной. Тогда я точно поверю, что что-то было. Но не у тебя со Светой. Извини, брат, но она настоящий ангел. Если я увижу такую ее фотку, то больше никогда не буду верить в добро. А теперь ты можешь продиктовать еще раз помедленнее. Мы идем с тобой… что-то там…
Касьян скривился и приступил к повторению строчек. Он смотрел в окно, в котором ничего нельзя было разглядеть, кроме разводов от воды. Он не видел ни добра, ни зла. Или уже не различал?
***
Шел дождь. Куда Касьян мог пригласить девушку на свидание? Будь это обычная девушка, он пригласил бы к себе на просмотр фильма и чашку чая. О том, что обычно бывает после или даже во время фильма, можно было и не говорить. Но что было делать со Светой? Пригласить в кафе – слишком банально, о прогулках в парках в такой ливень не могло быть и речи, в кино неудобно разговаривать. Касьян обдумывал все варианты, пока ехал в машине до института, чтобы забрать Свету после экзамена, который она, конечно же, сдала на отлично. Она не хотела ехать на его машине, но в этот раз Касьян настоял на своем. Дождливая погода в этот раз была как нельзя кстати.
Касьян встретил Свету у входа в институт подготовленным. В одной его руке был зонтик, а в другой горшок с цветущей орхидеей. Поля ромашек он подарить не мог, но то, что не умрет через несколько дней, он нашел в ближайшем цветочном магазине.
Света появилась из дверей очень быстро. Так, что Касьян не смог придумать остроумную шутку или что-то еще хорошее, и лишь поприветствовал скромным поцелуем в щеку.
– “Орхидея, прекрасная, как семь смертных грехов”, – произнесла Света, принимая подарок и любуясь белыми лепестками.
– Оскар Уайльд?
– Ты знаешь?
– “Лучше уж сотня противоестественных грехов, чем одна противоестественная добродетель”.
Касьян решил показать свою литературную эрудированность во всей красе. Когда они сели к нему в машину он проговорил еще несколько любимых изречений. Не зря же в его голове умещались сотни строчек из стихов и цитаты известных людей, которые ему нравились. Его память была удивительной. Но и в этом была своя ложка дегтя. Он плохо запоминал внешность людей. Касьян уже не помнил, какого цвета глаза его сестры. Серого ли, как у него самого и у мамы, или зеленого, как у отца. Конечно, можно было посмотреть их детские фотографии, оставшиеся в огромной желтой коробке, но Касьян не хотел. Слишком много воспоминаний, слишком близко к бездне, в которую можно упасть.
Все родом из детства, потому что в детстве все преувеличенно и слишком ярко. Касьян помнил скандалы родителей, оглушительно громкие, с разбитой посудой и руганью, предназначенной совсем не для детских ушей. Касьян с Катей забирались под стол и сидели там, пока последние раскаты ругательств перерастали в рыдания. Он зажимал уши сестре, лишь бы она не слышала ни того, ни другого, а сам слышал все. И тем не менее, эти скандалы не помешали воспринять бегство мамы в другую страну к другому мужчине, как предательство. Она хотела взять Касьяна с собой, так же как и Катю. Но как он мог оставить отца одного? Как она могла вот так просто покинуть его, забрав детей с собой?
– Касьян, куда мы приехали?
Голос Светы остановил его дальнейшие депрессивные мысли. По спине Касьяна пробежали мурашки. Дождь кончился, и за тусклыми стеклами машины виднелся его прежний дом. Старая заурядная многоэтажка, где на девятом этаже в трехкомнатной квартире жил прежний Касьян со своей семьей. Как он мог приехать сюда? Касьян бросил испуганный взгляд на Свету. Она смотрела на него с полным недоумением и ждала ответа. Какой же он дурак! Вместо того, чтобы отвезти Свету в какое-нибудь хорошее уютное место, он привез ее сюда. И кажется, всю дорогу предавался ничтожным воспоминаниям, а это значит, что всю дорогу они ехали молча. Вместо того, чтобы развлекать девушку, он молчал!
– Света, извини. Это… мой бывший дом, и я не знаю, почему я сюда приехал, – честно признался Касьян, лишь надеясь, что на этом ее вопросы закончатся.
– Ты скучаешь по нему?
– Нет.
– Мне все-таки кажется, что скучаешь, – мягко сказала Света, заприметив в его глазах грусть и сожаление.
Они молчали всю дорогу, хоть она и не была долгой, но Света точно знала, что иногда так нужно. Просто не разговаривать. Дать кому-то остаться наедине со своими мыслями. Хотя это было странно. Ведь они были на свидании.
