Kitobni o'qish: «Её звали Луиза», sahifa 3

3 глава

Через несколько дней вечером до нас вновь донеслась музыка, но в этот раз, что очень сильно меня удивило, я услышала её голос. Она пела, на ломаном английском, пытаясь повторять произношение исполнительницы, песни которой были записаны на пластинку. Я складывала скатерти в сервант, когда она попыталась взять верхнюю ноту, и невольно улыбнулась, удивляясь тому, насколько же удивительной была Луиза. Её вокал покорил меня, пусть пела на посредственно, и я поняла, что точно и бесповоротно должна испечь какой-нибудь пирог и прийти к ней. Сейчас звучит это слишком самонадеянно, но тогда почему-то я решила, что она впустит меня. На тот момент я ещё не знала, насколько на самом деле она неприкасаемая.

Я не видела её следующие три дня и всё же решила, что мне необходимо к ней наведаться. Муж был на работе, поэтому не было того, кто мог бы начать задавать мне ненужные вопросы или пытаться оскорбить мои намерения. В тот день мы отказались от прогулки, старший в слух читал мне заданное на лето чтение, а младший играл на ковре с деревянным поездом, пока я замешивала тесто.

Когда я вышла с пирогом на лестничную площадку, мой старший сын поспешил за мной. Он очень хотел знать, кого я хочу угостить, и когда я ответила, что шарлотка предназначена для Луизы, он сморщился, словно я сказала что-то по-настоящему отвратительное, и молча убежал в глубь квартиры.

Как и стояло предполагать, но моя самоуверенность меня подвела – Луиза не открыла мне дверь. Я знала, что она дома. Я услышала скрип половиц, когда она подошла глянуть в глазок, но дверь так и осталась закрыта. При этом падать духом я не стала. Я оставила пирог у порога и крикнула, чтобы Луиза могла меня услышать:

– Я понимаю, твой дом – твой крепость, мы недостаточно хорошо знакомы, чтобы ты впускала меня. Но я очень хотела угостить тебя пирогом, я оставлю его здесь. Не дай ему остыть, а то он будет не так хорош.

Я не стала долго ждать, я отказалась от этого в принципе и быстро вернулась к себе. Я закрыла дверь и припала к глазку в надежде увидеть, как Луиза всё же открывает дверь и закрывает пирог. Я простояла так несколько минут, но ничего не изменилось. Мой пирог так и стоял у двери в ожидании, когда Луиза всё же решит его забрать. Стоять дальше и смотреть в глазок я не могла, дети требовали моего внимания, и мне пришлось оставить мысли о Луизе и заняться своими материнскими обязанностями.

Я вспомнила о пироге только через несколько часов, и, когда я, всё же глянула в глазок, я увидела, что пирога моего уже нет. Но это не обрадовало меня, а озадачило – Луиза ли забрала шарлотку или же кто-то из наших соседей? В конце концов на этаже была ещё одна квартира. Я думала об этом весь оставшийся вечер, даже перед сном я не могла думать ни о чём другом. Я была так сильно этим взволнована, что в первые в жизни столкнулась лицом к лицу с бессонницей. Мой муж не мог оставить это незамеченным, ведь в противном случае это было бы хоть какой-то радостью для меня, поэтому лёжа рядом со мной в кровати и засыпая, он заговорил:

– Что, сон не идёт? Думаешь, как заслужить расположение нашей чудаковатой соседки?

– Я выпила кофе после ужина, – ответила я, надеясь, что он поверит. Он был достаточно невнимательным, чтобы упустить из виду, пила я кофе или чай.

– Урок на будущее, – ответил он и в ту же секунду захрапел.

Я всё же смогла уснуть в ту ночь, но на следующий день чувствовала себя ужасно разбитой, а дети, словно чувствуя, что я не готова быть строгой и жёсткой, именно сегодня решили разбаловаться и расшалиться. Старший был готов в тот день вывести меня на крик, и я была готова расплакаться от беспомощности и бессилия. Чтобы хоть как-то выдержать этот день, пока муж не вернётся домой, и дети не будут приведены в чувства, я решила выйти с ними гулять раньше обычного. Я была так зла на своих маленьких вредителей, цель которых в тот день была довести меня до белого каления, что, выйдя на лестничную площадку, даже не глянула в сторону 15-й квартиры. Втроём мы спустились на первый этаж, и я увидела, что из нашего почтового ящика торчит сложенная вдвое записка.

Пока мои дети цокали языками, притворяясь лошадьми, и рвались на улицу, я вытянула её двумя пальцами не открывая ящик. Но прочитать записку я смогла только на улице. Дети в это время уже были в песочнице, уверяя меня, что мы в ресторане, и они подадут мне лучшее блюдо (конечно же приготовленное из песка).

Развернув записку, я глянула на её содержимое. Это была всего одна фраза, но она так обрадовала меня, что я не смогла сдержать улыбку и согласилась с детьми играть в ресторан.

Тонким пером, аккуратным почерком было написано: "Спасибо за пирог. Луиза". Я спрятала записку, а когда домой вернулся муж старательно делала вид, словно этот день ничем не отличился.

На самом деле мне было очень одиноко и обидно, что мне совершенно не с кем поделиться своими переживаниями. Из-за постоянных переездов у меня не было подруг, поэтому и поговорить тоже. С мужем и сыновьями мы были совершенно разными людьми, и даже матери, которой можно было бы позвонить, у меня не было. Когда-то давно, когда мы только поженились, моего супруга вызывали по работе в северную часть Германии, и мне пришлось покинуть родную Англию. Мне было почти двадцать. И когда я всё же смогла попасть на телефонную станцию чтобы позвонить матери, трубку взяла моя тётя. Она и сообщила мне, что мамы не стало накануне. Я оставила мужа и экстренно вернулась в Лондон, чтобы присутствовать на похоронах. А после мой мир стал совершенно другим. Мама, если бы я могла рассказать тебе про Луизу, то, возможно, мне было бы хоть чуточку легче!

Но отбросим прочь лирические отступления. Тот день был прекрасным только потому, что Луиза наконец-то вышла со мной на контакт, а я ждала следующий день, хотела встретить её на лестнице и, уже ничего не боясь, с ней поздороваться.

Засыпая я вспомнила, как она поёт песни на английском языке, и в голове появилась удивительная идея, к реализации которой должна была подготовиться и я, и Луиза. Я, прекрасно понимала, что мою напористость она не простит, что она вновь замкнётся и мне придётся топить её лёд сначала, и далеко не факт, что мне бы это удалось.

4 глава

Утром, когда я помогала мужу собираться на работу, настроение моё было испорчено. Мой супруг проснулся с ужасным настроением, из-за чего решил, что оно должно быть таким же у всех окружающих. Обвинив меня в нерасторопности, он сам завязал свой галстук и с оскорблённым видом стал расхаживать по квартире в поисках своего второго носка. Дети ещё спали и это спасало меня, так же, как и мысль о том, что днём я, возможно, увижу Луизу. Муж успел придумать повод чтобы покричать на меня, чем разбудил детей, а затем ушёл на работу. Ничего необычного, наоборот – дни, когда у моего супруга было хорошее настроение, были большой редкостью. Я смотрела на своих сыновей и понимала, что они растут его подобием, а себя чувствовала отдалённой, чужой, случайно забродившей в эту семью женщиной. Поэтому в этот день я была очень строга к ним, срывалась, кричала и дёргала их, презирая их чрезмерную схожесть с отцом. Наверное, я ужасная мать, но единственное, что меня радовало, это мысль о Луизе.

Когда днём мы вышли из квартиры, и я запирала замок, я услышала шорох где-то в другой стороне лестничной площадки. Я моментально обернулась, так как мой старший сын заухал словно сова. Он внимательно смотрел на Луизу, которая смотрела на него и мягко улыбалась. Было приятно увидеть её искренний интерес, но в следующий момент я поняла, что интересует её не мой сын, а игрушка в его руках – привезенный нами из Германии мягкий котёнок. В эту секунду я поняла, что Луиза любит животных, а именно котов. Это показалось мне очень милым, ведь я сама испытывала слабость к милым пушистым созданиям. Луиза показалась мне в этот момент мягкой, доброй и беззащитной, поэтому я замерла. Я боялась пошевелиться, но в следующую секунду пошевелился мой сын. Он протянул руку, в которой сжимал котёнка, и произнёс:

– Тётя, он вам нравится?

Луиза не кивнула, она стояла молча и просто смотрела на игрушку, но что-то всем подсказало, что ответ положительный. Именно поэтому мой сын неуверенно сделал шаг вперёд, продолжая протягивать игрушку:

– Тётя, забирайте. Теперь он Ваш.

Луиза не знала, как правильно отреагировать на поступок моего сына. Она перестала улыбаться и в растерянности смотрела на него, а затем спросила:

– Правда?

За столько времени я впервые услышала, как она обращается к кому-то, и я не смогла устоять перед возможностью услышать её голос ещё. Я подошла к сыну, положила руки ему на плечи и произнесла, глядя на Луизу:

– Этот котёнок Ваш, Луиза.

Она не ожидала услышать своё имя, ведь в любом случае официально мы не были знакомы. Она в растерянности смотрела на меня, явно оскорблённая тем, что я не учла требования этикета. Сложно говорить об этикете и Луизе, так как эти два слова совершенно никак не связаны. Особенность Луизы приводила к тому, что она нарушала этикет так же часто, как вдыхала, но при этом от окружающих она явно ожидала большей учтивости. Осознание этого резануло меня, и я не пошевелилась, продолжая смотреть на неё в упор. Я и не собиралась уводить взгляд, пусть понимала, что Луизе он болезнен. Не быстро, но она всё же смогла вернуть себе контроль над своими чувствами. Не убежала, не спряталась, а выдержала мой взгляд – Луиза начинала мне доверять, а, значит, и моим детям. Она всё же вновь глянула на котёнка в руках моего сына и тихо сказала:

– Тебе он нужнее.

Я была удивлена её словами, но не удивлена, когда она, не поднимая на меня взгляд, молча сбежала вниз по лестнице и вышла на улицу. Мой сын был в замешательстве, он плохо понимал, почему же наша соседка не забрала котёнка, раз он ей понравился. Позже я подумала, что лучше бы Луиза забрала эту игрушку, когда через несколько дней нашла её под кроватью младшего ребёнка, полностью изрезанную ножницами. Игрушка была такая реалистичная, это был голубоглазый серый котёнок, он всегда мне нравился и вызывал нежное чувство, поэтому, когда я доставала из-под кровати серые мягкие ошмётки, мне показалось, словно я достаю трупные остатки настоящего котёнка, которого нещадно убили жестокие детские руки. Я смотрела в глаза-пуговицы и чувствовала, как у меня наворачиваются слёзы.