Kitobni o'qish: «Края выбора»
Мы делаем много ошибок. Но лишь бы не зря.
Пролог
В одном из старых кварталов Баку в многоквартирном доме поселилась семья. Сегодня такие дома с иссохшими деревянными рамами, стенами из разных материалов и узенькими, где-то бетонными, где-то металлическими лестницами с тонкими перилами покажутся непригодными для жизни. А раньше там часто звучала музыка, детские голоса во дворе звенели радостью, и с весельем в дни сбора граната не мог сравниться даже счастливейший Новый год! Хозяйка любила цветы. Она блюла покой каждого своего растения, как ребенка, и считала, что эти маленькие молчаливые друзья несут в дом гармонию. Молодая женщина работала в детском саду, так что дети для нее были почти такие же цветы. И она наслаждалась спокойной, как безветренный штиль, жизнью, пока не пришлось оставить ее ради своего одного. Временно. Так она думала. Муж, глава семьи, занимался сапожным делом. Обыкновенно он заканчивал поздно, а все выходные занимали мелкие домашние дела. Жизнь шла по кругу. Пока война не закрыла их в своем.
К 1991 году Карабахский конфликт приобрел жестокий, кровопролитный характер. Нефтемашиностроительный завод имени лейтенанта Шмидта задействовали для выпуска некоторых видов огнестрельного оружия, возникла нехватка кадров, поэтому в помощь направляли даже неквалифицированных людей и обучали на месте. Сапожник старого квартала тоже оказался в числе вынужденных покинуть свое место и перейти на новые рельсы – на сбор взрывчаток. Выбора никто не предоставил.
В этот промежуток у жены подошло время родов. Дав жизнь сыну, через несколько дней она рассталась со своей. Потеря столь близкого человека стремительно покрыла голову супруга сединой. Предаваться горю было некогда. Оставаться в городе с маленьким сыном на руках было крайне опасно. Обращаться за помощью было не к кому. Война уравняла условия. Люди панически предпринимали любые возможные действия для сохранения своих семей и разбегались, как муравьи. Решено было спасаться любой ценой. Беженцев не любят, предателей – тем более. Но война заставляет определиться с тяжелым выбором. Для сапожника теперь все потеряло ценность, кроме жизни сына.
Узнав о смерти жены, мужчина просто ушел домой после смены. Ушел и больше не вернулся к оружию. Решено было при первой же возможности бежать в Южную Осетию. Он завернул сына в одеяло, собрал какую-то еду и все оставшиеся деньги в старую дорожную сумку. И фотографию жены. Маленькая фотография в рамке, где она еще радостная, полная энергии и светлых надежд. Сапожник с любовью положил снимок в черную сумку, тяжело попрощался с уютной квартирой. Счастье похоронено здесь. Он потушил свет, который здесь больше никогда не зажегся. Через несколько суток, избежав обстрела, отец с мальчиком доехали автобусом до Южной Осетии. Здесь ждала скромная жизнь в коммунальной квартире. Сыну необходима была нянька, и пожилая соседка охотно согласилась помогать за символическую плату в виде продуктов и мелкой помощи. Мужчина устроился грузчиком в магазин и подрабатывал ремонтом обуви.
Пришло время школы. Мальчишка успел закончить 9 классов средней школы и сразу взялся за работу. Он хотел научиться строительному делу или кузнечному, но учить было некому, а отцовских интересов не разделял. Парня приняли продавцом в медовую лавку на рынке на полдня.
2008 год. Пятидневная война с Грузией.
В Адыгее тогда жила родственница сапожника, родная тетка. К тому моменту, за исключением сына, она осталась единственным родственником. Телефон был забыт, потерян, в памяти сохранился только адрес. И вообще, связь поддерживали мало. Ни капли времени на письмо и ожидание ответа. По старой схеме уже лежала у дверей собранная сумка.
Из Цхинвала автобусом до Владикавказа, далее с пересадками до Майкопа. Многое тут изменилось. Закономерно всплыли воспоминания. Каждая улица возрождала в голове картинки когда-то работавших заводов, железных «ракушек» на рынке, беготню в резиновых сапогах по лужам и яблоки! Теперь зеленый город стал более спокойным и оброс цивильными магазинчиками, бутиками, салонами.
Для тетки визит племянника оказался неожиданным, а двоюродного внука тем более. Из телевизионных новостей, правдивых или нет, она многое знала, поэтому вопросов было мало. Сутуловатая пенсионерка излучала доброту и отзывчивость. И за что только ей выпало несчастье рано утратить мужа?! Теперь ее радовала новая жизнь в доме. Но это не уберегло от рака, и тетка ушла в мир иной через два года. Отец с сыном снова остались вдвоем.
Цветной мир рождает мечты и увлечения, без которых жизнь уже становится неполной.
Глава 1
– Ну, приятель, прощай! Рад за тебя! Теперь жара заставит попотеть, – обратился у забора усатый мужчина в форме к выходящему с почти пустой сумкой и гитарой за плечами.
– Спасибо, – последовал не очень-то бодрый ответ.
– Куда теперь?
Горячий поток воздуха сметал песок под ногами, солнце не позволяло поднимать глаза к небу. Глядя на запыленные черно-белые кеды, парень ответил:
– Пока не знаю. Пока не знаю…
Так себе ответ, с душком убогости. И все же грубить в духе «не твое дело» совершенно не хотелось. Пожалуй, в этих стенах, несмотря на характер работы, этот упитанный смотритель был самым добродушным и смотрел на большинство присутствующих снисходительно, будто бы успел побывать в шкуре каждого из них.
– Удачи!
Парень кивнул в знак благодарности.
Ворота тлюстенхабльской исправительной колонии закрылись за спиной. Темноволосый парень двадцати пяти лет, чуть ниже среднего роста, но почти атлетического телосложения в старой клетчатой рубашке, джинсах-дранках и тканевых кедах стоял на пыльной дороге. Его карие глаза смотрели вдаль, мысли о свободе остановились, и в голове свербел лишь единственный вопрос: куда? В последний месяц он много раз спрашивал себя об этом, каждую ночь, так и не придя к ответу. Даже сейчас не имел определенного решения. Мысли дробились и рассыпались. Страх перед новым? Да нет! Не ошибиться бы снова – это да! Парень был уверен в одном: любые новые обстоятельства будут лучше прошлого, в котором он находился еще минуту назад. Теперь уже бывший заключенный взглянул на часы, которые для него достал сосед по камере, надел на плечо затертый кофр и медленно побрел по направлению к трассе.
Вот он, запах свободы, когда за тобой закрыта территория безличия. Что теперь делать со свободой, если потеряно то немногое, что имелось? Говорят, риск – дело благородное. Но закон не интересует суть его благородства. Теперь нет смысла в сожалениях. Нужно находить возможности в настоящем. «Надо бы раздобыть ночлег. Стоп. Сначала добраться до города. Похоже, жара плохо сказывается на соображалке».
Асфальт словно плавился на глазах. Шедший по обочине постоянно оглядывался, голосуя. Автомобили проносились мимо, никто не останавливался. «Икарус». Тарахтит, дребезжит, но едет. Рейс 696 «Майкоп – Краснодар». Подходит. Просто затеряться в большом городе.
Конец июня выдался жаркий. Время приходилось на окончание сессий, и поток студентов продолжал заполнять транспорт между провинцией и мегаполисом. Несмотря на громкоголосых, скоростных завсегдатаев автовокзалов в лице таксистов, так называемых бомбил, и набирающих обороты сервисов попутчиков, доходяги автоколонны по расписанию все еще пользовались большим спросом. Пришлось ехать стоя в проходе и время от времени собирать манжетой пот со лба. Когда на освобожденного падал чей-то взгляд, ему казалось, что пассажир словно читает прошлое по его лицу и судит. Он думал лишь о том, как побыстрее доехать. Пробка на въезде. Открытые форточки спасали мало, а точнее, вообще не спасали без движения. Кондиционер оставался мечтой каждого пассажира. Концентрация запахов становилась все тяжелее. Пот, еда в сумках, духи, какие-то аптечные препараты превратили автобус в трехчасовую пытку.
На привокзальной площади народ почти высыпался из автобуса, словно гравий из самосвала. Большинство спешат, подгоняя впереди идущего сумкой и оттаптывая друг другу ноги, как будто автобус уедет, оставив кого-то в салоне. Это круглогодичное обстоятельство походило на обязательный ритуал. В полдень, когда солнце уже в зените, народ сновал туда-сюда из двери в дверь, из автобусов до остановки городского транспорта, от автовокзала через площадь до железнодорожных путей и наоборот. И, конечно, здесь всегда кормились все те же бомбилы в основном за счет неопытных туристов.
Остановка. Толпа с багажом стояла вокруг нее, поскольку единственная лавочка была занята двумя грязными бомжами в теплых одеждах даже при такой погоде, и жара усиливала невыносимую вонь вокруг. Это была еще одна причина для стремления поскорее прыгнуть в следующий транспорт, пусть и снова заполненный. Бывший заключенный слабо знал город, даже почти не знал, так как был здесь пару раз лишь однажды у приятеля. Правда, за все четыре года они ни разу не общались. Но попробовать навестить его стоило. Выбор все равно невелик. Домой теперь нет дороги в ближайшее время, опять же, до неизвестного времени. Он спросил у одного из толпы, как выйти в город, и стремительно направился по тротуару вдоль магазинчиков и кафе в указанную сторону.
А вот и усталость дала о себе знать. Скамейка в тени дерева как раз кстати. С собой у парня была лишь маленькая бутылка воды и сухпаек на одну порцию. Надо подумать над дальнейшими действиями. Да, да, да, именно об этом болела голова последний месяц за решеткой. Он мысленно перематывал простой план действий снова и снова, то опровергал его, и еще час прошел незаметно. Надо идти.
Еще раз залез в карман сумки и пересмотрел содержимое:
– Итак, что я имею… Паспорт, справка, страховой полис. А его надо заменить? Так. Кому это надо? Никому не надо.
Молодой человек повернулся к доске объявлений. Да, эта безнадежна. На полуржавой железке с облупленной голубой краской размещены потертые клочки бумаги, ясными были только «куплю/сдам/продам жилье». До ночи есть полдня. Выйдя из рассуждений, парень неожиданно заметил седобородого старика, разглядывавшего его с головы до ног, и невольно дернулся. Загорелое лицо мужчины казалось почти вдвое темнее под козырьком потертой кепки мышиного цвета, поэтому поблекшие голубые глаза казались ярче, чем есть. Мужчина то ли что-то жевал, то ли что-то собирался сказать.
– Вы хотите сесть? Пожалуйста, – и парень указал рукой на свободное место рядом.
– Нет-нет, – замахал обеими руками старик, – закурить будет?
– А, нет, я не курю. Дядь, подскажете, как добраться до аэропорта?
– Тебе, сынок, по-над этими домами до остановки, через дорогу перейдешь. Там троллейбус, не помню номер. Седьмой вроде. Но точно идет в ту сторону! А ты с вокзала? Там бы и сел сразу.
– Да не, так надо было. Спасибо, дядь, не хворай.
– Ага, иди прямо через дорогу…
Старик что-то еще говорил, но парень уже не слушал. Быстрыми шагами он исчез за летней пушистой зеленью. В районе аэропорта жил тот самый знакомый. Улица, какая же улица? Помнился какой-то шикарный многоэтажный кирпичный дом, очень много этажей, широкий, крыша с зеленой черепицей почему-то врезалась в память. Главное доехать до аэропорта, а там пешком можно.
Троллейбус под стать улитке. И здесь не повезло: кондиционер работал, но настолько слабо, что от спертого воздуха уже начала болеть голова. Приезжий заскочил по пути в супермаркет за парой бутылок пива, того самого, из юности. Вообще-то, не известно было, как устроилась жизнь приятеля. Наверно, женился. Наверно, продвинулся в карьере. Наверно, все у него в порядке.
Глава 2
Тот самый подъезд в той самой многоэтажке из желтого кирпича. Палец несколько раз прикладывался к кнопкам, пока какой-то вернувшийся жилец не открыл дверь. Никто не обращал внимания, свой или чужой. Всем всегда было все равно. Лишь бы рекламой почтовые ящики не засоряли.
Нужная квартира. Дверь явно тяжелого сплава, небось, еще с лазерным замком. Внушительная. И звонок в тон. Входной коврик цвета индиго с выдавленным приветствием Welcome.
Из-за двери ответил женский голос:
– Кто там?
– А… скажите, а Юра Махортов дома?
Хозяйка обратилась к мужу:
– Юр, к тебе пришли!.. Не знаю, парень какой-то. Что-что? Ну, выйди, мне некогда беседовать с твоими дружками!
Дверь открылась, и на пороге возникла довольно рослая, широкоплечая фигура спортивного телосложения в кислотно-радужных шортах.
– Азат?! Привет, – замялся Юра, протягивая руку.
– Привет.
Возникла короткая пауза. Жилец продолжил:
– Не ожидал тебя тут увидеть.
– Я так и понял. Могу войти? – спросил Азат, показывая две темного в стекле.
– А… давай лучше на улице поболтаем. Мои сегодня дома.
За пределами подъезда Юра начал разговор:
– Ну, какими судьбами?
Азат понял, что ему не слишком рады, и задал встречный вопрос:
– Я не вовремя?
– Да не то чтобы… – Юра почесал затылок, – я недавно с работы, жена с детьми возится. Просто мы не ждали сегодня гостей. Тебе вообще повезло, что у меня короткий день выдался…
К услугам снова была лавочка. Парни открыли бутылки.
– За встречу! – уголки губ Юры с натяжкой разошлись в улыбке.
– Садись. Так ты зачем пришел? – продолжил Юра. Его темные глаза то и дело следили за дверью.
– Ну, ты же в курсе, где я был последние 4 года, – и Азат достал две бутылки. – Не знал, что у тебя семья. Я вообще не знал, как ты живешь. Ты не приходил после первого раза, на письмо не ответил.
– Да, все изменилось. Когда вышел?
– Сегодня. Я бы позвонил, конечно, но нет твоего телефона. Точнее, телефона вообще нет. Стоило раньше завести записную книжку. В городе вообще есть таксофоны?
– Давно уже не видел. – Юра сделал очередной глоток. – У отца был?
– Нет, – Азат сделал глубокий выдох. – Я рассказывал тебе, что он ответил в последнюю встречу.
– Да, и все же…
– Нет. По крайней мере, не сейчас. Почему ты мне не ответил на письмо?
Азат предполагал причину, даже был почти уверен, но хотел услышать точно.
Юра нервно постучал пальцами по лавочке, поднял взгляд в окно квартиры, затем сказал:
– Потому что все стало иначе. У меня семья, хорошая работа, репутация.
– Ты знаешь, почему я на это пошел, – спокойно ответил Азат.
– Знаю. Знаю, Азат. Но ты посмотри на это с моей колокольни! – он бросил взгляд на дверь сел ближе к собеседнику и почти перешел на шепот. – Если узнают, что в моем кругу вор… У меня жена с двумя маленькими детьми. Думаешь, квартира эта легко досталась?
– Сбылась мечта о трешке? – спросил Азат.
– Послушай…
– Я тебя понял. Можно переночую только ночь и уйду? Этим же утром, – спросил Азат.
– Нет. Извини, нет.
– Я тебя понял, – усмехнулся Азат и, не допив, бросил бутылку в урну.
Азат уже поднялся, когда Юра сказал:
– Эй, у меня есть знакомый, директор общежития. Скажи, что от меня, но о прошлом лучше не рассказывай. Возможно, он разрешит первый месяц оплатить по частям. Это все, чем я могу помочь.
Азат записал номер и адрес на последней странице потертого блокнота.
– Ладно, и на том спасибо, – ответил он, махнув рукой на прощание.
– Удачи. – Юра посмотрел ему вслед с минуту и, глядя в пол, направился домой сутулой походкой.
Ни то чтобы Азат рассчитывал на распростертые объятия, но очень надеялся на одну ночь. Действительность придется просто принять, этого никто не отменял. Азат стал размышлять, воспроизводить в голове наиболее яркие моменты той дружбы, которая, казалось, будет самым постоянным в его жизни. Вообще-то, Юрий был не из мажоров и страшно боялся потерять свою удачу. Он выучился в майкопском колледже на программиста, потом дистанционно работал с несколькими фирмами. Одним из рабочих объектов через знакомство стала сеть городских ветеринарных клиник. Там он и сорвал куш в виде дочки главного ветеринара, который подарил ей трехкомнатную квартиру на совершеннолетие. Позже они поженились. Потом Юрия устроили в штат в агентство по созданию сайтов, где он успешно втерся в доверие директора и чудесным образом получил должность заместителя. Главным страхом программиста было лишится всего этого. Хорошая работа, общество, размеренная жизнь по расписанию – он не мог себе позволить расстаться хоть с чем-то. Вообще, со стороны родственников жены перепадало немало «плюшек». Все это делало его должником и накладывало обязанность не оплошать. Весь его круг заключался в одном ключевом понятии – выгода. Юность закончилась, и Азату больше нечего делать в этом кругу. Юрий относился к той категории людей, которые фильтруют знакомых четко отталкиваясь от обстоятельств.
«В общежитие уже завтра. Черт, надо было попросить у Юры позвонить!» – вспомнил Азат. Что же, разнообразие города к вашим услугам! Вечерело, и температура заметно снижалась, так что думалось уже легче. Решетка предоставила много времени для размышлений, даже более чем. Теперь надо делать.
Азат вышел на главную дорогу, доверившись движению бесконечного потока автотранспорта. Через пару кварталов, ближе к аэропорту, как и рассчитывал, он нашел помещение со скромной вывеской «Хостел». Азат вошел в поцарапанную железную дверь.
– Добрый вечер.
Администратор подняла глаза и взглянула в окно, словно хотела убедиться, что действительно вечер:
– Добрый. Проходите, есть свободные места. На сколько ночей хотите остановиться? – ответила она тонким голосом.
Неожиданно для себя Азат чуть не принял ее за приведение. Молодая женщина в строгом сером платье была очень худенькой, ее тусклые впалые глаза и бледная кожа явно просили солнечного света и свежего воздуха, а собранные в гульку рыжие волосы и прямоугольные очки так и подмывали назвать ее Раисой Ивановной, учительницей математики в старшем классе.
– Пока только на одну, – прозвучал ответ с некоторым стеснением.
– На одну не принимаем.
– А позвонить от вас можно?
– Услуга только для проживающих хостела.
– Ладно. Всего доброго.
Судьба, видно, ждать до завтра. Значит, можно расслабиться. Азат свернул в ближайший двор и, использовав сумку вместо подушки, уснул до утра на скамье перед подъездом.
Глава 3
Скромным покоям общежития и цена была соответствующая. Две железные кровати с потрепанными матрасами, старенькие перьевые подушки, самая маленькая из всех возможных прикроватных тумбочек с отвисшей дверцей, одинокий деревянный стул посреди комнаты – все на последнем издыхании доживало свой век. Окно стандартное и выходило на теневую сторону. Для такой маленькой комнаты освещения достаточно. Общая кухня на этаж включала самое необходимое и не радовала санитарией, душевая и туалетная комнаты с отваливающимся кафелем кричали о ремонте. Ничего, сойдет. И придираться совершенно не хотелось – лишь бы скорее в прохладе скинуть сумку и дать отдых ногам.
Завершив первые формальности, Азат расположился на койке. Ноги гудели от усталости. Не мешало бы освежиться. Футболка и носки липли от пота, волосы уже превратились в сосульки, но тело не хотело отрываться от кровати. И Азат отключился на час. Впервые за долгое время он не видел ни одного сна, а проснувшись, убедился в настоящем и улыбнулся реальности. Пробуждение пришло от того, что мокрая футболка остыла, стало прохладно, и вообще, запах оставлял желать лучшего. «Так. Надо срочно в душ». Сейчас он чувствовал легкость и в голове, и в теле, несмотря на то, что сам себе был предоставлен в решении задач. Вода не смоет прошлого, но она словно избавляла от его груза, давала ощущение новой жизни. Он посмотрелся в зеркало сквозь разводы. «Да».
Когда он вернулся, на прогнутой кровати уже сидел щетинистый молодой человек весьма крупных размеров, в футболке таких кислотных цветов, что глаза снова захотелось закрыть. Он почесывал вспотевшую щеку, почему-то раскрыв рот, и пристально смотрел в экран блестящего ноутбука. Рядом стоял увесистый рюкзак походного типа. Через секунду он отреагировал на посторонние шаги:
– Салют! Я – Роман. Сосед твой, – на круглом лице нарисовалась поистине голливудская улыбка, превращая ее носителя в настоящего обаяшку.
– Азат, – беседовать абсолютно не хотелось и нужно было срочно что-то придумать.
– Тут как-то плохо проветрено, чуешь? И вай-фай, блин, ни о чем. Как вообще им можно пользоваться! Вот же занесло. Ты тут надолго? – продолжал Роман.
Азат взглянул на открытое окно. Сквозняка совсем не было.
– Не знаю, пока на месяц, скорее всего, там видно будет, – ответил он толстяку.
– Я бы тоже дольше тут не торчал. Прикинь… – Сожитель что-то рассказывал, восклицая едва ли не через слово. Азат не слушал. – Завтра, сказали, освободится комната для одного, я туда перебазируюсь, – закончил Роман.
– Тут много таких комнат, на одного? – спросил Азат.
– Две вроде, сказали. На этаже.
Азат накинул рюкзак на плечо и поспешил выйти во избежание вопросов к своей персоне. Тем более на улице уже было прохладнее. Нужно собраться с мыслями, тут все равно не дадут.
Завтра же с утра выходить в люди. Столько времени прошло вне обычного, повседневного для большинства общества. Какое оно сейчас? Несмотря на каждодневное ожидание свободы, к ней нужно было снова привыкнуть. Хотя четыре года сравнительно малый срок, в стенах тюрьмы свое время идет медленнее, а тенденции – быстрее. Чем дольше вне мира, тем ощутимее малейшие изменения цивилизации; стоит слегка отвлечься – ты уже отстал. Телевидение мало спасало от этого. Теперь нужно было побороть страх, чтобы выйти на улицу. Этот город был для Азата чужим, молодой человек еще не знал, кем здесь нужно быть, чтобы избежать дна жизни. И первым шагом решено было играть. Сейчас старая отцовская гитара единственное, что он имел. Когда-то мужчина сказал своему сыну: «Иногда только музыка может остаться твоим другом и даже вытащить из дыры». В последнюю встречу он с надеждой подарил свою гитару преступнику, злясь и одновременно жалея его.
Поглощенный мечтами, Азат внезапно пробудился от столкновения двух автомобилей на шоссе. Он словно прилип к скамейке под листвой вишни. Никуда не хотелось торопиться. Когда зажглись ночные огни? Да, так хорошо. Уже никто не объявит отбой; неважно, когда можно поесть и принять душ. Свежий ночной ветерок. Как этого не хватало!
План встать пораньше провалился. Соседа уже не было, и парень почувствовал облегчение. Поздним утром Азат наскоро собрался, перекинул гитару за плечо и отправился к ближайшему подземному переходу. Он знал, что там будет большая проходимость.
Когда он пришел на выбранное место, в глаза бросилось свежее пятно крови на ступенях, чуть дальше сидела на раскладной табуретке, с уже наполовину наполненным монетами пластиковым стаканом, бабуля в платке, покрывавшем вместе с головой и половину лица. Противоположный угол занял бородатый инвалид в коляске, прятавший ноги под покрывалом. Кажется, он собирался уже покинуть участок. «Та-ак… Кто рано встает, тому Бог подает. Ладно». Азат сделал глоток прохладной воды и занял территорию посередине коридора. Час пик уже прошел, потому шансы заработать, особенно в усиливавшуюся жару, заметно уменьшались. Открыв перед собой кофр, Азат принялся исполнять песню из репертуара Виктора Цоя «Группа крови на рукаве». Он усердно боролся с волнением; чувствовал, что рука слегка дрожала, что глаза бегают от одного до другого прохожего. Казалось, каждый второй глядит на него с презрением или пренебрежением. Он постарался как можно быстрее абстрагироваться от окружения, вспоминая, как делал это раньше вне воли в компании сокамерников, а еще раньше в компании друзей в юности. Азат вспоминал улыбки и аплодисменты. Он и пару своих композиций написал, но решил повременить. Песня принесла не больше монет, чем пальцев на руках. Конечно, дело было не в ней.
Он сделал глоток воды и уже собирался продолжить, как подошел низкорослый мужчина в самом расцвете сил, как говорится, и точно какой-то завсегдатай. Его смуглая кожа и походка идеально сочетались с армянским акцентом:
– Впервие вижю тибя тут.
– Да, я тут впервые, – ответил Азат.
– Таких, как ти, пально тут, тибя ськоро погонят отсюда. Из трамваев вас таких гонять и отсюда тоже вигонят. Панаэхали… – вальяжно бросил мужчина, перекидывая четки между потных пальцев.
– Я отбираю ваш заработок? – спросил Азат.
Человек глянул в пустую кепку, усмехнулся слегка:
– Нэть, просто играищь бисполезно, мищаещь, – и ушел.
Азат, правда, не понял, чем он помешал конкретно этому человеку. Также он не понял, почему таксист (а по нему было видно, что это именно таксист) разгуливал по подземному переходу. Парадокс в том, что больше всего количеством понаехавших возмущались сами понаехавшие в надежде заработать побольше и наслаждаться теплыми месяцами как можно дольше.
Азат с завистью подумал, что не получил в свое время даже водительского удостоверения. Отец говорил, что надо экономить, что это не главное, это мелочи и они подождут. Он каждый раз откладывал часть заработка, боясь снова попасть в ситуацию, когда придется бежать, и мучился во сне кошмарами о том, как пытается догнать последний автобус, чтобы снова выжить. Тогда страна только выбралась из хаоса 90-х (по крайней мере так казалось), работы было мало, и больши́х денег основной слой населения за услуги платить не мог. Многолетние синяки от экономических ударов продолжали болеть у рабочего класса, а дети не могли этого понять в силу возраста. И отец Азата радовался, что сын не помнит тех лет. И как бы ни было тяжело, он сумел вложить в сына мужское достоинство и думал, как могла бы гордиться покойная жена, чья фотография, несмотря на старость, была главным украшением в спальне. А потом его надежды разрушились.
И Азат думал, что надо просто играть. Деньги сами не придут, он вполне крепкий парень, чтоб не заслужить жалость прохожих просто так за протянутую руку. Он вспоминал, как отец его учил: чтобы музыка с песней стали едины, нужно забыть обо всем остальном. В далеком детстве, которое теперь казалось еще дальше, мальчик не воспринимал серьезно слова отца. Ему были понятны только сами слова. Понимание глубины тогда было не ко времени, а сейчас – то, что доктор прописал. Возможно, потому, что тогда не приходило в голову зарабатывать подобным способом. Да в детстве вообще много чего не приходило в голову. Ребенок живет настоящим моментом. У него нет завтра. Как у счастья. Например, воровство. Сейчас надо было просто делать и только делать. В этой жизни уже нет возможности стереть прошлое, найти лучший выход. Машину времени пока не изобрели на этой планете. А если изобретут? Мы можем попасть в хаос с еще большими потерями для целого общества. Лучше пусть каждый будет начинать жить иначе после какой бы то ни было ошибки. Сейчас Азат, воспроизводя в мыслях воспоминания, словно заново впитывал информацию с другим отношением. «Не я первый, не я последний. Надо просто сделать».
Он снова положил руку на струны и начал играть. Просто что-то играть. Рука механически перепрыгивала со струны на струну, в голове начали всплывать воспоминания от юности до далекого детства, пока не дошли до самого первого. И первым было, когда маленький мальчик выскочил в открытую дверь под летний дождь, босые ножки плескались в большой луже, и это веселье сопровождалось самым звонким смехом! Воспоминания вытеснили задуманный на сегодня репертуар, и сама собой начала воспроизводиться мелодия «Детство» Юрия Шатунова. Тогда отец вернулся с работы немного раньше, и после ужина они вдвоем сидели на диване под электрической лампой. «Пап, а ты можешь про детство на гитаре?» – «Могу. Садись!» Так начался первый в жизни музыкальный урок. Тогда он казался сложным. Теперь же не сложнее всех остальных.
Азат потом даже не помнил, что именно исполнял, механически, что-то очень хорошо знакомое. И через пару часов в кепке прибавилась наличка, бумажная в том числе. Пора было сделать перерыв и сменить место к вечернему часу-пик. Кавер-версии удались.
Казалось бы, в оживленном месте, но была поблизости только одна закусочная, все остальное забивали пара продуктовых магазинов, цветы, банк, бытовая мелочь, три салона связи. Шаверма с красно-желтой вывеской «Что-то с чем-то» не могла не врезаться в глаза. В ларьке сидела девушка в черном козырьке с фартуком и обрабатывала ногти маникюрной пилочкой. «Надеюсь, закуску она готовит так же тщательно», – подумал Азат и обратился:
– Девушка, одну шаурму, пожалуйста.
– Вам большую, маленькую? – продавец приветливо улыбнулась во все белоснежные зубы.
– Маленькую.
– Угу. Чай, кофе?
– Черный чай.
– С Вас 160 рублей.
Приняв оплату, девушка поспешила готовить, не надев перчатки.
– Готово! – девушка подала шаурму в полиэтиленовом пакетике с салфеткой.
Азат принялся за перекус, заставив себя доесть с большим усилием. «Я заплатил за бумажную курицу с горькой капустой в блине?! Надеюсь, она хоть руки помыла. Действительно, что-то с чем-то»…
Теперь можно дальше. Азат прыгнул в первый подъехавший трамвай.
– До центра доеду? Мне ближе к главной улице нужно.
– Да, – ответила кондуктор с тяжелой сумкой на шее, в которой монеты звенели чуть ли не громче ее голоса.
В углу можно было наслаждаться теплым ветром из форточки. Здесь никто не оттопчет ноги. Отлично. Через несколько остановок от мыслей отвлек заунывный, тянущийся голос цыганки. На остановке у большого рынка она зашла в первую дверь и со словами «Подайте, сколько можете» зашагала через весь вагон, подметая полы темно-синей велюровой юбкой. Женщина смотрела на каждого печальными глазами и протягивала руку. Она делала это с такой торопливостью, будто имела ограничение во времени до конкретной остановки, чтобы не проехать следующий прибыльный пункт или не упустить ни одного пассажира. Цыгане промышляют попрошайничеством постоянно, давно известно, что для них это нормально независимо от возраста. И многие жители продолжали поддерживать их в этом. Кто-то видел в этом их работу, а кто-то делился монетой, лишь бы они отстали.
– Вот, опять началось. Все на одном и том же участке, – рядом с Азатом появился пассажир, пренебрежительно наблюдавший за этой картиной. – Главное, за своими карманами следить. Думаешь, они бедные? Аа. Многие из них в неплохих домах живут.
– Откуда вы знаете, как они живут?
– Я работал в ментуре. Сейчас трамвайчики. Вечером трамвайчики заканчиваются, начинаются ресторанчики. Тысяч сорок так за день каждый собирает. У них есть королек. Утром группа собирается на планерку так называемую, идет разбиение на зоны. И пошла «работа».
Ровно через две остановки цыганка завершила отработанный обход по всем пассажирам и вышла.
Чуть позже Азат уже шел по шумным кварталам. Он собрал несколько номеров и адресов с объявлений о работе, попутно любовался элитными гостиничными комплексами, новостройками, люксовыми автомобилями, чистыми тротуарами и газонами, разглядывал банки и бутики. Соблазнительно, но с таким грошом в кармане даже не соблазнишься. «Сам виноват – подумал парень со вздохом. – Моя собственная шкура столько не сто́ит, ни то, что единственные штаны». Он свернул в сторону параллельной улицы, где за большим рынком представилась совершенно иная картина: на глаза стали попадаться сигаретные окурки при наличии урн, господин алкоголик с загноившейся ногой, гармонист, бабуля с протянутой рукой в платке и почему-то в плаще, и, конечно, болтающая компания таксистов с пластиковыми стаканчиками чая или кофе. Нагревшийся асфальт в городской пыли своей температурой как будто усиливал всевозможные запахи, и даже самый изысканный парфюм проходящих леди становился невыносимым. Тут же бросились в глаза жилые домики. Почти в самом центре города располагались старые кирпичные и саманные постройки с шиферными крышами и потресканными деревянными рамами, продувалась каждая щель, а ветхие заборы вот-вот развалятся на глазах. Один квартирный дом в два этажа отличался особой серостью и убогостью, даже не верилось, что там возможна жизнь, показателем которой было старое белье на веревках. По хлипкой лестнице поднимались две девушки как одна с распущенными длинными волосами, в пиджачках, в коротких юбках и на высоких каблуках, совершенно не вписываясь в общий антураж.
