Kitobni o'qish: «Продавец острых ощущений», sahifa 5

Глава 5

Как выяснилось, с опросом подозреваемых из числа заказчиков Кадацкого Гуров справился самым первым. Он успел вернуться в отдел, отчитаться перед генералом, просмотреть подборку записей с камер видеонаблюдения и получить приглашение патологоанатома для беседы по результатам вскрытия, а парни только-только начали возвращаться.

Хитенко вернулся возбужденный, с кучей новостей и предположений. Выяснил он следующее: его подозреваемые – оба из категории бывших «братков» девяностых. Первый, Морозов Илья, владелец кирпичного заводика, дважды судился за нанесение особо тяжких, но оба раза сумел избежать наказания за недостаточностью улик. К Кадацкому имеет стойкую неприязнь, которую не считает нужным скрывать.

Обидел его Валерий тем, что отказался организовывать понравившийся партнеру по бизнесу презент двум другим партнерам. Причина отказа – Кадацкий не клонирует свои праздники-сюрпризы, а Морозову хотелось получить проверенный продукт. Он был убежден, что таким образом Кадацкий поднимал цену, но платить втридорога владелец заводика не привык. Компромисс не нашли, от дальнейшего сотрудничества Морозов отказался, но посчитал, что Кадацкий опозорил его перед партнерами.

Угрожать ему он не стал, по крайней мере, так сказал Хитенко. А зачем? Он нашел другую фирму, выдал по памяти сценарий, и те сделали так, как хотел Морозов. Причем на порядок дешевле. Все прошло более-менее прилично, партнеры получили свой кайф. Осадочек у Морозова, правда, остался, но не убивать же человека за такой пустяк? Хитенко считал, что Морозов вполне мог устроить резню в Гольяново, в соответствии с прежними законами «братвы».

У второго, сельхозника Ватютина, вот уже полгода как напряг с бизнесом, так что, несмотря на бравое прошлое, по мнению Хитенко, до Кадацкого руки у него вряд ли бы дошли. Для собственного успокоения Хитенко пробил, не связаны ли проблемы Ватютина с подарком, организованным Кадацким?

Выяснил, что подарок Ватютин приобретал для супруги, та подарок получила, осталась весьма и весьма довольна, а вот сам он вдруг дико приревновал супругу к Кадацкому, которого она в глаза ни разу не видела, но слишком много и восторженно о нем говорила. Глупый конфликт мог привести и к трагедии, не случись у Ватютина кризис в бизнесе. Его решили из списка удалить.

Изотов сумел пообщаться только с одним из подозреваемых, вернее, с подозреваемой. Заказчицей оказалась женщина, Самойлова Раиса, владелица сети маникюрных салонов. Раиса устраивала праздник для налоговиков в надежде, что те закроют глаза на ее махинации. Истинную цель устроения праздника она Кадацкому озвучила лишь после прохождения налоговой проверки, и суть ее недовольства заключалась в том, что налоговики оказались людьми «принципиальными».

Приняв подарок, они не постеснялись «ошкурить» ее бизнес на круглую сумму, в чем Раиса обвинила Кадацкого. Тот пытался объяснить женщине, что не в его власти избавить людей от жадности. Она же посчитала, что потратиться дважды ей пришлось именно из-за Кадацкого. Угрозами и требованием вернуть деньги она донимала директора ивент-агентства месяца три и даже подожгла автомобиль Кадацкого, но на серьезную месть Раиса не способна, вынес вердикт Изотов.

Со вторым подозреваемым встреча должна была состояться на следующий день. В плотном графике тот пообещал выделить тридцать минут, и то исключительно в память об убитом. Претензии полиции бизнесмена не интересовали, так он заявил Изотову, а вот вина перед Кадацким, хоть и косвенная, за душу тянула. Реплику про душу Изотов пропустил мимо ушей, а отложить встречу согласие дал. Лучше, когда подозреваемый считает, что держит инициативу в своих руках, так он объяснил Гурову.

Стас Крячко со своими кинозвездами задержался до самого вечера. Слова Дарины Цохнир насчет прагматизма Гарика передал слово в слово. Сам Крячко мнением одной Дарины не удовлетворился, вернулся на «Мосфильм» и повторно пообщался с помощницей костюмерши. Благодаря этому история скандала, устроенного Гариком, обросла новыми подробностями, но все они лишь подтверждали мнение Дарины, так что из списка подозреваемых Гарика вычеркнули.

Звезда номер два, стареющий актер второго плана, отнял у Крячко уйму времени. В силу возраста он страдал легкой формой старческого слабоумия, поэтому никак не мог сосредоточиться на вопросах Крячко. Праздник он устраивал сам себе, а платить за все пришлось сыну. Недовольство актера проистекало все из того же слабоумия – для того чтобы он вспомнил, что праздник состоялся, сыну приходилось напоминать ему об этом минимум раз в неделю.

Странно, но о том, что он сделал заказ Кадацкому, старик не забывал, о том, что сын отдал деньги, тоже, а вот праздник постоянно выпадал из памяти. Здесь, по мнению Крячко, вообще нечего было ловить, так что и второго его клиента Гуров из списка удалил.

Последним в Управление вернулся Минаев. Задание он провалил, так и не добившись встречи с футболистом, но Лев решил дать ему еще один шанс, отправив к футболисту повторно, но теперь на пару с Крячко.

– Что получается на текущий момент, – подвел он итог. – Из девяти кандидатов под подозрением остается один. Это заводчик Морозов. Еще двое, футболист и бизнесмен, – под вопросом до завтрашнего дня. Остальные условно считаются вне подозрений.

– Негусто, – протянул Крячко.

– Ничего, завтра прибывают жена и брат убитого, – «утешил» Гуров. – Если и они окажутся вне подозрений, возьмем в разработку любовницу Кадацкого Светлану. На сегодня все свободны.

Оперативники разошлись.

– Черт, к патологоанатому опаздываю! – вдруг взглянув на часы, воскликнул Лев.

– Мне с тобой? – спросил Крячко.

– Не обязательно.

– Тогда я – пас. Эти чудо-звезды выматывают до предела, – признался Стас. – Нет, Дарина-то еще ничего. Она хоть симпатичная и фигура шикарная, как говорится – все при ней. Но пить ей противопоказано. Раскисает в момент, и уже никакой красоты не остается.

– Стас, хватит время попусту тратить. Мне ехать пора, – прервал друга Лев. – Езжай домой. Завтра ты мне понадобишься.

– Аллочка на мне, я помню, – проговорил Крячко.

К патологоанатому Гуров все же успел. Застал его в комнате отдыха, поглощающим бутерброды с колбасой и малосольными огурцами.

– Привет, Филиппыч, чем порадуешь? – с порога задал он вопрос.

– С места в карьер? Даже дожевать не дашь? – то ли пошутил, то ли на полном серьезе спросил патологоанатом.

– Потом дожуешь, к тому же и аппетит нагуляешь, – отшутился Гуров.

– Ладно, пошли, торопыга. – Филиппыч встал и заковылял к холодильным камерам. – Идем со мной, показать кое-что хочу.

Дело свое Филиппыч любил, даже гордился. «Скольких подлецов с моей помощью за решетку отправили, – любил приговаривать он. – Я, почитай, побольше прокурора людей пересажал». И это было правдой. Работал Филиппыч на совесть, замечал такие вещи, на которые другие спецы и внимания бы не обратили. За это его ценили и опера, и следаки, и даже судьи.

Вот и сейчас Филиппыч не сухой отчет собирался дать, а устроить показ по всем правилам, чтобы вопросов у полковника не осталось. Полностью выдвинул труп из морозильной камеры, откинул материал и заставил Гурова вглядеться в раны.

– Смотри внимательно, – наставлял он. – Сперва на руки, затем на ноги.

– Может, сразу скажешь, что я должен увидеть? – попросил Лев.

– Нет, смотри внимательно и сам увидишь. Так будет нагляднее, – повторил Филиппыч.

Гуров смотрел минуты три, пока не понял, о чем пойдет речь.

– Вижу, Филиппыч. Характер ран на руках и ногах. Я на верном пути?

– Правильно, молодец. Значит, легче будет объяснить, – похвалил Филиппыч. – Смотри, что получается. У погибшего множественные раны по всему телу. С уверенностью могу сказать, что били бейсбольными битами и режущим оружием, чем-то вроде тесаков, которыми домохозяйки мясо на кухне рубят. С той же уверенностью и почти со стопроцентной точностью скажу, что нападавших было не меньше шести.

– Почему не меньше? – уточнил Гуров.

– Могли не все бить, – пояснил Филиппыч. – Скорее всего, для такой работы нужен организатор. Человек, который контролирует ситуацию. Странно звучит, но это так.

– А вот этот пункт требует объяснений.

– Погоди пока, с контролером после разберемся. Сперва охарактеризую вот это… – Филиппыч обвел рукой тело. – Как ты сам смог заметить, характер ран на руках и ногах отличается. Чем? На руках раны исключительно от тесаков, на ногах – от бит. В первом случае раны рваные и резаные, во втором – гематомы и переломы костей. Как нападавшим удалось так четко разграничить направленность ударов?

– Возможно, сначала били битами, а затем, когда упал, добивали тесаками, – предположил Лев.

– Неверное предположение, – Филиппыч покачал головой. – Дело в том, что убитый вообще не падал. До того момента, пока его не выбросили из окна, разумеется.

– Не понял, это как? – Удивление Гурова было неподдельным. – Хочешь сказать, Кадацкий настолько крепкий парень, что его не свалили полсотни ударов битами и тесаками?

– Восемьдесят шесть битой и более сорока тесаком, – поправил Филиппыч. – Впечатляющие цифры, верно? Но насчет крепости ты не прав, парень умер практически сразу. Скорее всего, от страха. Сердце не выдержало и трех ударов. Я бы сказал, первый удар по голове вырубил уже практически мертвое тело. Процесс остановки сердца в результате инфаркта запустил именно этот удар, но до полной остановки оно дошло, когда парень был уже без сознания. И все же он не падал. Есть предположения почему?

– Специально держали?

– Именно. Зачем? Не спрашивай, на этот вопрос ответа у меня нет. Но держали однозначно. И били одновременно по рукам и по ногам. Трое орудовали битами, и их целью были ноги. Еще минимум трое работали тесаками, здесь целью были руки и торс. Каждый удар битой – перелом. Каждый удар тесаком – до кости. Когда количество ударов дошло примерно до двадцати, из тела начали выпадать куски. Их упаковали в отдельный контейнер, ты об этом знал?

– Жуть! Просто немыслимо, кому понадобилось так изгаляться? – не сдержался Лев. – Ведь ясно же было, что он уже мертв.

– Ты у нас спец по части мотивов, вот ты и думай, – усмехнулся Филиппыч. – Скажу откровенно, такой жестокости я давно не видел.

– Если навскидку, тут два варианта, – начал размышлять вслух Гуров. – Либо в раж вошли, остановиться вовремя не сумели. Либо такова была их цель, и тогда это больше похоже на ритуальное убийство.

– И снова не соглашусь. В ритуальном убийстве больше эстетики, если так позволительно сказать про убийство. Четкие границы – да, но конечная картина – ни в коем случае.

– Еще что-то есть для меня? – Гурова уже подташнивало от подробностей кровавой бойни, совершенной над одним человеком.

– Практически ничего. Перед смертью парень как следует подкрепился, причем не в дешевой забегаловке, а в приличном ресторане. Вывод: опасности он не ожидал, иначе кусок в горло не полез бы. Еще на шее, ближе к затылочной части, след от помады. Кто-то, питающий к парню особо нежные чувства, имел с ним интимный контакт в день смерти.

– Непосредственно перед убийством?

– Нет, в течение дня. Он успел сменить нижнее белье, а вот помыться полностью возможности не было, – пояснил Филиппыч. – Может, спешил на встречу, или воду отключили, и он ограничился полумерой. Теперь все. Официальный отчет жди через три дня, писанины тут много. Возникнут вопросы – звони в любое время. Это дело меня заинтриговало.

– Ты не сказал насчет координатора, – напомнил Гуров.

– Здесь все очень просто. Такой силы и жестокости побои совершают люди, для которых убийство является чем-то вроде десерта. Поэтому им и нужен человек, который вовремя отодвинет тарелку с тортом на край стола, пока у лакомки пузо не лопнуло. Я ясно выразился?

– Достаточно ясно.

– Ну, тогда бывай, полковник.

Филиппыч задвинул каталку с трупом обратно в камеру, проводил Гурова до выхода и вернулся в комнату отдыха к своим бутербродам.

А Гурову прибавилась еще одна головная боль. Кому понадобилось совершать такое изощренное убийство? Намеренно ли это сделано, случайно ли? С чем он имеет дело: с четким планом, отступать от которого не велено даже по причине нецелесообразности, или со спонтанным избиением «до последнего удара»? Ответы на эти вопросы лежали за гранью понимания. Пока за гранью.

После посещения морга ехать обратно в Управление не хотелось, нужно было переварить увиденное и услышанное, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Срочных дел на этот день больше не было, важной информации не предвиделось, а рабочий день давно закончился, поэтому Лев поехал прямиком домой.

Поставив машину у подъезда, он поднял голову. В квартире во всех окнах горел свет. «Маша принимает гостей? Странно. Какой-то праздник, о котором я забыл?» Пока поднимался на этаж, перебрал в уме все возможные праздники, но так и не вспомнил, чем могла быть вызвана иллюминация в окнах.

Дверь открыл ключом. В нос ударил терпкий запах мускуса вперемешку с нежным ароматом ванили. «Точно праздник, – пронеслось в голове. – Только бы не годовщина, иначе за отсутствие подарка мне здорово прилетит». На звук открывающегося замка в прихожую выпорхнула Мария. В легком платьице вместо домашнего халата, со свежим макияжем на лице. Вся такая благоухающая и все равно невероятно домашняя. Сердце затопила волна нежности. Сколько лет они вместе, а чувства все еще свежи. Удивительно!

– Как хорошо, что ты пришел! – Колокольчики в голосе супруги сегодня звенели по-особенному. Она подошла вплотную, прижалась к мужу всем телом, нежно поцеловала в губы.

– У нас праздник, а я забыл. – Фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.

– Нет, ты ни о чем не забыл, – засмеялась Мария.

– Тогда что все это значит?

– Что «все»?

– Все это: платье, духи, ваниль.

– Ты имеешь что-то против платья? – шутливо нахмурилась Мария.

– Мне очень нравится твое платье, – искренне ответил Гуров.

– Тогда идем на кухню, кормить тебя буду.

Жена упорхнула так же внезапно, как и появилась. Лев прошел в ванную комнату, вымыл руки, сполоснул лицо. Вытираясь полотенцем, взглянул в зеркало. «Вполне симпатичный мужчина, – дал он сам себе нескромную оценку. – Морщин бы на лбу поменьше, взгляд чуть веселее, и хоть в артисты записывай».

– Что ты там копаешься? – крикнула из кухни жена. – Все остынет.

Он повесил полотенце и прошел на кухню. Стол, накрытый скатертью, десяток тарелок, заполненных разнообразными закусками, и огромное блюдо с говяжьей ногой в центре, снова возродили сомнения.

– И все-таки у нас праздник, – повторил Лев.

– Не совсем. Скорее повод, – сжалилась над мужем Мария. – Меня утвердили на роль Ларисы в «Бесприданнице»!

Услышав новость, Гуров подхватил жену и закружил по кухне.

– Отпусти, ты все порушишь! – смеясь, потребовала она.

Лев опустил Марию на пол и произнес:

– Шикарная новость!

Новость действительно оказалась шикарной. Когда в театре заговорили о том, что постановкой к следующему сезону может стать классическое произведение Островского, в гримерках тут же пошли споры, кого назначат на главную женскую роль. Мнения разошлись: одни говорили, что роль достанется новой фаворитке главрежа Миланочке, другие утверждали, что лучше Кухаревой эту роль не исполнит никто, третьи считали, что режиссер устроит конкурс и по результатам выберет актрису.

Три месяца Мария места себе не находила, пребывала то в жуткой депрессии, то на невероятном подъеме. Сыграть роль Ларисы в «Бесприданнице» была ее давняя заветная мечта. Можно сказать, с детства. Гуров об этом знал, как мог поддерживал жену, но не был уверен, что главреж, с которым у Марии совсем недавно произошел серьезный конфликт, утвердит на роль именно ее. И вот, мечта Марии совсем скоро сбудется.

– Представляешь, он даже пробы не проводил. Собрал труппу и объявил: кроме Маши в этой роли никого не вижу, – щебетала Мария. – Как будто мысли мои прочитал! Как будто в детские мечты заглянул и решил их исполнить. Скажи, разве такое бывает?

Гуров вспомнил слова вице-губернатора о Валерии Кадацком и задумчиво произнес:

– По всей видимости, бывает.

– Ты сейчас подумал о чем-то плохом, – насторожилась жена. – Что случилось? Что-то на работе?

– Не будем об этом, – отмахнулся Лев. – Сегодня такой день, великий день. Зачем же омрачать его?

– Уверен, что не хочешь обсудить?

– Абсолютно.

– Тогда открывай шампанское, будем праздновать, – потребовала жена.

Спустя три часа, когда Мария мирно сопела, прижавшись щекой к плечу мужа, Гуров снова вспомнил слова губернатора. «Жаль, что люди не умеют читать мысли и предвидеть будущее, – думал он. – Жаль, что Кадацкий не умел их читать. Тогда бы он не поехал в Гольяново. Не лежал бы сейчас растерзанным в морге, а мне не пришлось бы ломать голову над тем, какие нелюди способны на подобные зверства».

Сон не шел. В голове кружили обрывки информации, добытой в течение двух последних суток. Он все пытался уловить главную мысль, найти хоть какую-то логику в этой сумятице, построить некое подобие системы, но мысль ускользала, логика не просматривалась, а система больше походила на нечто среднее между космическим хаосом и запутанным лабиринтом.

«Неделя. Генерал отмерил мне неделю. Возможно ли это? Выполнимо ли?» Гурову казалось, что дело Кадацкого никогда не обретет четких очертаний, не впишется в границы, не поддастся логическим умозаключениям. Это выбивало из колеи, не давало расслабиться и получить пусть временный, но покой. Только под утро мысли наконец улетучились из головы, и Лев провалился в глубокий сон без сновидений.

Глава 6

«Уважаемые пассажиры, наш самолет, следующий рейсом Чита – Москва, идет на посадку. Просим всех пристегнуть ремни. Спасибо, что пользуетесь услугами компании «Уральские авиалинии». Мужчина средних лет вздрогнул, открыл глаза и огляделся. Стандартная фраза стюардессы вырвала его из полузабытья. Сосед, улыбающийся таджик, ни бельмеса не понимающий по-русски, похлопал рукой по подлокотнику, отыскивая замок ремня безопасности.

«Ну вот и прибыли. Что ждет впереди?» – мысленно произнес мужчина. Следуя примеру таджика, он пристегнул ремень безопасности и устало потер лицо. Облегчение оттого, что перелет заканчивается, мешалось с тревогой перед неизвестностью. Сколько он уже в пути? Девять часов на машине, плюс почти семь самолетом. Прибавить время ожидания, получается почти сутки. А еще поиски денег, уговоры, слезливые речи и прочая мутотень.

Какими усилиями он попал в самолет – вспоминать не хочется, а что еще предстоит пережить! «Как? Как ты докатился до такой жизни, Альбертушка? Как вышло, что лучший ученик в школе, подающий надежды студент Иркутского университета путей сообщения вдруг превратился в попрошайку? Как мать позволила такому случиться?» Впрочем, винить мать несправедливо. К тому времени как он бросил заочный факультет, она год как в могиле лежала.

И все же он винил. Часто и горько. И братца своего, ныне покойного, винил. А как иначе? На кого он потратил лучшие годы своей жизни? Из-за кого жизнь поломана, годы потеряны, а его душа… Боже, во что он превратился! Мерзость и запустение в его доме, в отчем доме, который теперь и домом-то назвать сложно.

Неудивительно, что брат нос от него воротил. Вот у кого дом – полная чаша. С женой, правда, и ему не повезло. Такую холеру в женах иметь – лучше сразу в петлю. А они живут, как-то сосуществуют на общих квадратных метрах. Сосуществовали…

Как только полковник из Москвы положил трубку, Альберт начал лихорадочно соображать. Вот оно! Началось! Пришел его час. Теперь он заживет, с братниными-то деньжищами! Все, как мечтал, как планировал долгими бессонными ночами. Из ночи в ночь, из ночи в ночь… В Москву переедет, это однозначно. Хватит ему прозябать в этой глуши. И тут же холодок по коже: что, если мегера его опередила, если позаботилась о том, чтобы ему ничего не досталось? Эх, надо было как-то этот вопрос выяснить, прежде чем…

Но думать об Алле пока не время. Сейчас надо срочно решать, как добраться до Москвы, к кому идти, у кого деньги просить? Ведь с прошлого раза еще не отдал, а уже снова с протянутой рукой по соседям и знакомым. Впрочем, в этот раз все по-другому. В этот раз, как ни крути, он страдалец. Не на отдых едет, брата хоронить. Должны же найтись сердобольные.

Сердобольные нашлись, с трудом, но он все же набрал нужную сумму. Соседа уговорил отвезти до Читы, не ждать же автобуса двое суток, так и похороны пропустить недолго. Сосед согласился не за просто так. А все теща его проклятая на ухо тому нашептала, мол, Альбертик скоро разбогатеет, так пусть раскошеливается. А у соседа сразу слюни до пупа: «бабосиками» запахло, разве он свою выгоду упустит? Сразу забыл, сколько раз его Альберт выручал.

У Натальи – бухгалтерши, попотеть пришлось. Как услышала, что Валерика убили, так глазами его чуть не съела. Все каверзные вопросы задавала: что, да как, да с чего вдруг у Альберта к брату любовь проснулась, когда столько лет ненависть нутро жгла. Пришлось комедию ломать, всплакнуть даже, ну да ничего! Главное, денег дала. Хотя язык ей укоротить не помешало бы. Начнет по поселку трепаться, до участкового дойдет, станет копать, и кто знает, до чего докопается?

Одно утешало: скоро, очень скоро все эти Натальи, Трещихи и участковые до лампочки будут. Как только в права наследства вступит, никто уже к нему не подкопается. Лишь бы холера Алка не напакостила. Ну да этот вопрос он тоже решит, в случае чего. Он от своего не отступится, на все пойдет, чтобы деньги брата его стали.

Альберт почувствовал легкое прикосновение к плечу и, снова вздрогнув, поднял глаза. Возле его кресла стояла стюардесса.

– Полет окончен, – мило улыбаясь, произнесла она. – Просим вас покинуть салон.

Альберт огляделся по сторонам, салон оказался почти пуст. «Вот черт, снова замечтался, – мысленно чертыхнулся он. – Надо брать себя в руки, а то ни с Алкой разрулить не получится, ни полковника на свою сторону перетянуть». Он встал, забрал с полки багаж и быстрым шагом вышел из салона.

В вестибюле аэропорта народу, что пчел в улье. Все галдят, спешат, толкаются. Альберт прошел к выходу, на стоянку, где парковались таксисты, даже не взглянул. Не по его карману, на автобус бы хватило. Нашел тот, что идет в нужном направлении, наскреб на билет, устроился у окна и снова закрыл глаза. Видеть реальный мир, где он все еще нищий попрошайка, ему не хотелось.

До дома брата пришлось еще и на метро ехать, благо кое-какие деньжата остались. У самой двери Альберт вдруг оробел. Руку к звонку протянул, а нажать никак не решался. Стоял как истукан и пялился на кнопку.

– Помочь, гражданин? – услышал он оклик за спиной и резко повернулся.

На лестничном пролете, что вел вниз, стояла симпатичная девушка. Ну, может, не совсем девушка, но еще довольно молодая и уж точно симпатичная.

– Нет, спасибо. Я просто задумался, – слукавил Альберт.

– К Аллочке приехали? – Уходить девушка не спешила.

– Брата хоронить, – делая скорбное выражение лица, ответил он.

– О, так вы Альберт? Тогда понятно, – многозначительно усмехнулась девушка.

Альберту это не понравилось, и он грубовато уточнил:

– Что понятно?

– Почему не звоните, – ничуть не смутившись, ответила девушка. – Аллочка-то вас не жалует, а брата теперь нет. Как пить дать не пустит.

– Не думаю. – Голос Альберта звучал не особо уверенно. – Как-никак покойный брат мне.

– Сводный, – проявила осведомленность девушка.

– Не имеет значения. А вы подруга Аллы?

– Упаси бог! – замахала руками девушка. – Таких подруг иметь – врагов не надо.

– Вот как?

– А вы не согласны? Меня, кстати, Изабелла зовут.

– Очень приятно, Изабелла. Спасибо за поддержку, но дальше я справлюсь сам. – Альберт надеялся, что после этих слов Изабелла уйдет, но та и бровью не повела. Как стояла на лестнице, так и осталась стоять. Видно, ей очень хотелось увидеть, как Алла будет выставлять брата погибшего мужа. Альберт тянул по той же самой причине, только получить свидетеля ему, наоборот, не хотелось. Какое-то время оба молча стояли и глазели на дверь. Наконец Альберт вздохнул и нажал кнопку звонка. Не век же на лестнице торчать?

Дверь Алла открыла почти сразу, словно ждала кого-то. Увидев на пороге Альберта, тут же встала в стойку. Руки в бока уперла, брови свела и грубым голосом спросила:

– Чего приперся?

– Не шуми, Алла. Такое горе в семье, – начал Альберт, но Аллочка его слезливые речи слушать не собиралась.

– Горе? Это у тебя-то горе, пиявка-кровопийца? – заорала она. – Да как у тебя только язык повернулся сказать такое!

– Давай обойдемся без оскорблений, – увещевал Альберт. – Незачем в такое время концерты на потеху соседям устраивать.

Он отошел на шаг в сторону, и Аллочка, увидев Изабеллу, моментально изменилась в лице и растерянно заморгала ресницами, пытаясь выдавить слезу. Изабелла поднялась чуть выше и «вступила в игру».

– Добрый день, Аллочка. Вот пришла выразить тебе соболезнования и встретила брата Валерочки.

– Прости, Изочка, но мне сейчас не до гостей. Сама понимаешь, такая трагедия, – подхватила Алла. – Если не возражаешь, мы тут с Альбертом вдвоем, по-семейному…

Аллочка оборвала фразу на полуслове, ухватила Альберта за рукав, втащила в квартиру и захлопнула дверь прямо перед носом Изабеллы. Как только они остались без зрителей, она отпустила рукав Альберта и прошипела:

– Проходи на кухню и не вздумай ничего трогать, трутень.

Альберт был рад тому, что попал-таки в квартиру брата, поэтому предпочел не обращать внимания на грубость Аллы. Он прошел на кухню, присел на край шикарного дивана, сложил руки на коленях и приготовился к жаркому спору. Алла задержалась в коридоре. Она наблюдала в «глазок» за тем, что будет делать ее «подруга» Изабелла. Та постояла у двери, попыталась приложить ухо к замочной скважине, чтобы услышать, что происходит в квартире, но там было тихо. Повздыхав немного, Изабелла ушла. Тогда Алла тоже прошла на кухню, налила себе из графина воды, выпила залпом и только после этого обратилась к Альберту:

– Ну, чего приперся?

– У меня умер брат, как думаешь, зачем я приехал? – Альберт снова нацепил маску скорбящего родственника.

– Не изображай трагедию! Мы оба знаем, что ты Валерика терпеть не мог.

– Ты преувеличиваешь, – все тем же скорбным голосом проговорил Альберт. – Валера мне не просто брат. Не забывай, я его с пеленок растил.

– Растил он! Черта с два ты его растил! – вспылила Алла. – Да даже если и так, что с того? Валерик тебе был нужен только тогда, когда ты в дерьмо вляпаешься или деньги просрешь.

– Как ты можешь такое говорить! – возмутился Альберт. – Я Валеру любил как родного сына. Я институт бросил, чтобы его на ноги поставить! Да, последнее время у нас были разногласия, но такое случается. Это жизнь, в ней не всегда все гладко.

– Да прекрати ты! – Аллу аж затрясло от гнева. – Сказать тебе, зачем ты прикатил? За «бабками» Валериными! Только хрен тебе что достанется, ни копейки не получишь, заруби себе это на носу!

– Значит, все достанется тебе? За какие такие заслуги? – Альберт отбросил притворство. Теперь он не стеснялся в выражениях. – Может, за ветвистые рога, которые ты моему брату наставляла? Или за мотовство, за твои бесконечные поездки по дорогостоящим курортам, которые оплачивал мой брат?

– Ах, вот как мы заговорили, – зашипела Алла. – Да брат твой меня рогами поветвистее обеспечил! Или, думаешь, я не знаю про его похождения? Наверняка и в Гольяново к очередной суке поехал, вот его ревнивый муженек и убил! За свои выходки он мне еще мало оставил.

– Тебе? Ты в этом уверена? Быть может, он все свое имущество мне завещал?

– Держи карман шире. Нет никакого завещания, – заявила Алла и тут же осеклась.

– Нет завещания? Вот и отлично. Значит, по закону я могу претендовать на половину его имущества, – радостно объявил Альберт.

– Ничего ты не получишь, – сквозь зубы процедила Алла. – Имей в виду, не откажешься от наследства в мою пользу – окажешься там же, где и твой братец!

– Смотри, как бы ты там не оказалась. – Зловещая улыбка растянула губы Альберта. – Как знать, быть может, убийцы только с Валерика начали, а ты следующая на очереди.

Произнеся эту фразу, Альберт резко встал и вышел из кухни. Алла помчалась за ним, но услышала, как хлопнула входная дверь. Альберт ушел. Она опустилась на пол прямо в прихожей и тихо простонала:

– Боже, как же я вас обоих ненавижу!

Гуров был на полпути к Петровке, когда поступил звонок от дежурного с информацией следующего характера: некий Альберт Забиулин просит, чтобы его забрали с конечной остановки автобуса, следующего из аэропорта. С такой просьбой к дежурному обратились впервые, так что он, без дополнительных распоряжений полковника, действовать не решился. Гуров уточнил место и велел передать Забиулину, если тот снова будет звонить, что он подъедет за ним сам.

Прежде чем менять направление пути, Лев связался с Крячко. Тот сообщил, что у футболиста они с Минаевым застряли надолго, так что допрос Забиулина пусть Гуров проводит без него. Алла звонила еще вчера и сообщила, что встретиться с полковником сможет только вечером. После долгого перелета из Испании ей требуется отдых, и, раз уж Гуров столько ждал, подождет еще немного, пара лишних часов погоды не сделают. Лев так не считал, но настаивать не стал. В конце концов, Кадацкая действительно имеет право на отдых.

С утра он ездил к следователю, который вел последнее дело Морозова. Тот дело Морозова помнил хорошо, да и самого фигуранта не забыл. «Такого захочешь не забудешь, – признался следователь. – Наглый до беспредела, впрочем, в то время все такие были». Хотя, по словам следователя, Морозов, пожалуй, выделялся из общей массы «братков». Чем? Образованностью и какой-то врожденной интеллигентностью. У него и наглость какая-то интеллигентная была.

По поводу истории с Кадацким следователь высказал сомнение: Морозов, конечно, мог устроить нечто подобное, это, в принципе, в его духе. Наказать, так уж наказать, чтобы другим даже краешек мысли, что его можно наколоть или развести, прийти не смел. Но повод был уж слишком сомнительным. По сути, Кадацкий его не обманывал, в открытую больше денег не требовал, да и при партнерах Морозова ничего не обещал. Значит, слова своего назад не брал. На самом деле Морозов сам себя перед партнерами подставил. Зачем раньше времени расписывал, какой сюрприз готовит? Сначала разрули, порешай с человеком вопрос, а потом языком трепать начинай. Нет, не стал бы Морозов показательную порку устраивать, так как сам в этой истории не лучшим образом выглядит. Вреда от такой порки могло получиться куда больше, чем пользы.