Проклятый мир Содома

– Да, ты среди друзей, – добавил второй Предводитель с не менее странным именем отец Александр, – мы пришли вычистить этот мир от скверны, но тебе нечего бояться, потому что в тебе нет зла и ты не несешь ответственности за грехи, которые не совершала.

Женщина из леса набрала в грудь воздуха и заговорила, выталкивая из себя слова чужого языка:

– Я Айна, Предводительница клана Быстрого Взгляда, наблюдающего за тем, что происходит на Дороге, стою двумя ногами на своей земле, приветствую вас, о Могущественнейшие, и спрашиваю – каковы ваши намерения и что вы имеете в виду, когда говорите, что собираетесь очистить этот мир от скверны? Я боюсь за мой несчастный народ плоскогорий, и если вы, как и нижние люди, считаете скверной именно его, то мне лучше умереть сразу, чем оказаться причастной к гибели множества моих сестер.

– Айна, – ответил отец Александр, – я ведь уже говорил, что в тебе и твоих сестрах нет скверны. Вы, конечно, совершаете множество крайне нехороших поступков, но часть из них вы совершаете от безысходности, а другую часть – от незнания. Скверна заключена не в вас, а в тех, кого вы называете нижними людьми, которые нарушили все заветы божеские и человеческие, и ведут себя как стая взбесившихся диких зверей, и даже хуже, потому что и дикие звери не пытаются совокупляться с особями одного с собой пола.

– О, Могущественнейший, – ответом на ответ тихо произнесла остроухая женщина, – мой народ загнан в эти горы и прозябает в них, не строя поселений и не распахивая полей. Все дело в том, что из нижних земель к нам сюда, раз в несколько лет, поднимаются большие армии нижних людей, которые начинают охотиться на нас ради наших шкур, говоря, что мы доставляем им беспокойство. Если бы мы не умели хорошо прятаться в этих лесах и еще лучше сражаться, когда нас загоняют в угол, то наш народ, наверное, давно бы уже закончился. Да мы доставляем нижним людям определенное беспокойство, потому что вынуждены спускаться вниз в долины для того, чтобы добыть себе Производителей, ибо наши сестры рождают только сестер; и без Производителей мы умираем от старости одна за другой, никого не рождая себе на смену.

– Хорошо, Айна, – сказал мне Предводитель Воителей, – иди и скажи всем своим сестрам, что настали новые времена. Приходи вместе с другими Предводительницами кланов в заброшенный город для разговора о том, как снять с вас вечную угрозу и изменить вашу жизнь к лучшему. Все, Дочь Леса, ты свободна, удачи тебе и попутного ветра в спину.

– Благодарю тебя, о Могущественнейший, я сделаю все точно так, как ты сказал, – тихо произнесла Айна.

После этого она, повернувшись, бесшумно пошла к лесу по тихо шелестящей траве и никто не уловил того момента, когда ее высокая худая фигура просто растворилась на фоне высоких стеблей и высоченных древесных стволов.

* * *

Капитан Серегин Сергей Сергеевич

Вот и все об этой странной и трагически печальной женщине, но только хотелось бы знать – это навсегда, или только до особого распоряжения. Хочу надеяться, что эта Айна к нам еще вернется, и не одна, а с множеством своих сестер. Даже на глаз боевой потенциал у этих лилиток вполне внушительный, и если их как следует обучить и экипировать, то не завидую я тому врагу, который столкнется с ними на поле боя. А пока надо и нам начать потихоньку переставлять свои ноги в указанном направлении, как и все остальные, и по пути поговорить кое с кем на интересующие меня темы. Вот, например, что думает Лилия о возможном боевом потенциале этих лилиток? Ведь именно она общалась с этой Айной напрямую из ума в ум, и я знаю, насколько любопытной и бесцеремонной в таких случаях может быть наша маленькая богиня.

– Да, – произнесла Лилия, отвечая на мой невысказанный вопрос, – я тут немного прозондировала ее разум, и могу сказать – интеллектуальный потенциал у нее довольно высокий. Все же их проектировали, как воинов, в мире, которые не додумался еще даже до фаланги, и практикующем в основном действия небольших отрядов и индивидуальные схватки. Так называемые тупые солдафоны в таких условиях, безусловно, проигрывают, и требования, которые предъявляются к бойцам, и особенно командирам таких отрядов, довольно высоки. Потом над ними еще поработал еще естественный отбор, когда выживали только самые хитрые, умные и изворотливые особи. И вот вам результат – сначала магического моделирования, а потом еще и тысячи лет селекции – идеальные бойцы и командиры разведывательно-диверсионных отрядов, не теряющие присутствия духа в любой обстановке.

– Звучит почти идеально, Лилия, – сказал я девочке-богине, продолжая идти вместе с ней вдоль обочины дороги, по направлению движения моего войска, – но мне бы хотелось еще глянуть на так называемых домашних лилиток, которых, как говорил отец Александр, содомиты разводят для разных своих надобностей, в том числе и для военной службы.

– А что на них смотреть, – пожала плечами Лилия, – в сознании у Айны я прочла, что если будет нашествие, то большая часть армии содомитов, которых она называет нижними людьми, как раз и будет состоять именно из боевых лилиток. Содомиты в армии служат только магами и генералами, ну и еще, те, которые победнее – Волкодавами, предназначенными для самых грязных дел, в том числе и направленными против своих же. А вот если ты захочешь увидеть рабочих, или, что хуже всего, мясных лилиток, то тогда тебе придется спускаться вниз в долины, входить на их племенные фермы и в города, и самому погружаться в это дерьмо считай что по самое горлышко.

– А что, – спросил я, вздрогнув от омерзения, – есть и еще и мясные лилитки?

– Я знаю только то, что такие есть, – ответила Лилия, – но подробности мне неизвестны, она об этом слишком мало думала. Спроси лучше дядиного аватара, он от своего духа-шпиона должен был уже узнать все подробности.

– Да, – сжимая зубы, произнес шагающий рядом отец Александр, – я же тебе уже недавно говорил, что бывают лилитки племенные, бывают боевые, бывают домашние слуги и полевые рабочие, а самый низкий разряд – это те, что идут на мясо. Впрочем, и всех остальных по истечении срока годности ждет та же участь – быть убитыми и съеденными либо своими хозяевами, либо той же прислугой.

В возрасте пяти лет на племенных фермах маленьких девочек делят на разряды: высший и низший. Высший разряд потом сможет стать племенными и боевыми лилитками, а низший, соответственно, слугами и мясом. Лет в одиннадцать-двенадцать проходит вторая сортировка. Высший разряд делят на племенных и боевых, а низший – на домашних слуг и рабочих. Рабочий разряд еще чуть позже делят на полевых рабочих и мясо. Мерзость это ужасная, но не знать я этого теперь просто не могу, потому что ангел-наблюдатель все время шепчет мне об этом в уши, как раз для того, чтобы я этого не забыл. В том числе и из-за этих безобразий Отец разгневался на местных содомитян и приговорил их к полному и безусловному уничтожению.

– Отче Александр, – спросил я, – неужели все содомитяне так безнадежно испорчены, что их требуется полностью уничтожить?

– Увы, сын мой, – вздохнул отец Александр, – когда мы отселяли их из мира основной последовательности, в Содоме нашелся всего один праведник, да и тот оказался племянником Авраама Лотом. За те долгие века, что содомитяне провели в полной изоляции, ситуация только ухудшилась. Но впрочем, сын мой, в силу данных тебе полномочий ты можешь помиловать любого, кто покажется тебе того достойным. Это я тебе обещаю.

Немного помолчав, он добавил:

– Хотя, думаю, что увидев воочию все безобразия, творящиеся в так называемых нижних землях, ты сам схватишься за меч Ареса и будешь карать тех несчастных так, что кровь людская заструится по улицам подобно весенним ручьям.

В ответ я только отрицательно покачал головой и произнес:

– Вы ошибаетесь, отче. Ведь я теперь не только капитан сил специального назначения ГРУ Сергей Сергеевич Серегин, жесткий и беспощадный борец с врагами России, но еще и один из членов представляющей единое целое магической пятерки, в которую, помимо не уступающей мне в жесткости Кобры, еще входят Колдун, Птица и Анастасия. А уж они-то как раз гораздо мягче меня, и точно не дадут мне сорваться в приступ ярости. И вообще, есть у меня такое чувство, что наше участие в этом конфликте должно быть минимизировано. Не чувствую я тут «своей» ни одну из сторон, а значит, и не ощущаю в душе никакого священного порыва защитить сирых и обиженных, и в то же время жгучего желания покарать супостатов. Попал бы я на кровавые поля сорок первого года – вот тогда, как всякий порядочный русский, обрадовался бы возможности найти достойное применение своему гневу и своим умениям. Чтобы за нами все цвело, а перед нами все горело, и плавилась бы серая броня изляпанных белыми крестами немецких танков…

– Погоди, сын мой, – прервал меня отец Александр, – возможно, ты еще и попадешь туда, куда так стремишься, ибо пути Отца неисповедимы. А сейчас тебе необходимо вскрыть и вычистить нарыв этого мира, который своим существованием отравляет другие, вышележащие миры. Считай себя скальпелем в руках Отца и не ропщи на обстоятельства; всему свое время и свое место. Ведь сейчас ты еще совершенно не готов к по-настоящему серьезному делу, ибо половина твоего войска ненадежна, потому что состоит из попутчиков-тевтонов, а вторая половина из бывших жертвенных овечек нуждается в длительном обучении и боевом слаживании. Ту гору оружия, которую ты тащишь с собой на повозках, еще нужно раздать на руки кому-то, кого ты должен завербовать в качестве пополнения в свою идущую через миры армию, без чего это не оружие, а просто обыкновенный балласт. Много чего надо сделать, пока ты начнешь получать серьезные задания в верхних мирах, а пока что…

– …стисни зубы и смирись, – закончил я мысль за отца Александра.

– Не так грубо, но верно, сын мой, – кивнул он, – как говорится, будет день – будет пища. А пока занялся бы ты сейчас, сын мой, своими текущими делами, все равно их без тебя никто делать не будет.

– Спасибо за совет, отче, – сказал я, – когда прибудем в лагерь, так я и поступлю. Дел много, и за меня их действительно никто не переделает, но, как я уже говорил, для серьезных решений у меня пока слишком мало информации. Тут вы правы – будет день, будет пища. А сейчас, пока есть время, мне хотелось бы немного подумать, для того чтобы навести в своих мыслях хоть какой-то порядок.

Поняв, что я не расположен продолжать этот разговор, отец Александр чуть приотстал от меня и принялся на ходу перебирать четки, шепча губами слова молитвы. Видимо, и ему тоже (в смысле отцу Александру, а не просто Отцу) нужно было привести свои мысли в порядок и разложить по полочкам ту информацию, которая при попадании в этот мир обрушилась на нас буквально лавиной.

А в моих мыслях смешались в кучу кони, люди; не хватает только протяжного воя залпов тысяч орудий и прочих атрибутов войны – но за этим, как я понимаю, дело не станет. Война нам обеспечена на всем пути к родному миру, а может, даже и в нем самом. Кстати, в свете некоторых последних разговоров последний вариант совсем не исключен. Как там меня поэтично обозвал отец Александр – «Скальпель Отца». Ну что же – побудем скальпелем, гнойная хирургия для специалиста занятие не зазорное.

Оглянувшись вокруг, я увидел майора Половцева, шагающего чуть позади от меня вдоль обочины этой странной дороги. А не заняться нам с ним прямо на ходу организационными вопросами, тем более что решение по его курсантам мною уже принято?

– Игорь Петрович, – окликнул я его, – по данным разведчиков до нашей будущей базы идти примерно часа два; так может, пока есть время, прямо на ходу попробуем немного поговорить о делах?

– Поговорим, Сергей Сергеевич, – ответил майор Половцев, – почему бы не поговорить. Спрашивайте о том, что вас интересует.

– Значит так, Игорь Петрович, – сказал я, – насколько я помню, на момент нашей с вами первой встречи у вас в подчинении была курсантская рота четырехвзводного состава?

– Так точно, Сергей Сергеевич, – ответил майор, – выпускной курс, полный состав роты сто двадцать штыков. Вооружение – автоматы Федорова, образца двадцатого дробь тридцать девятого года, с учебным боекомплектом. Кроме того, в вещмешках у курсантов по два магазина боевых патронов, что, конечно же, недостаточно для ведения настоящих боевых действий.

Видел я эти «автоматы Федорова». Чистейший «Калашников» с нескладывающимся прикладом, разве что форма приклада чуть отличается, да под цевьем имеется дополнительная рукоять для удобства хвата. Точно во всех мирах поработал кто-то из наших, сеющий разумное, доброе, вечное, и в то же время стреляющее. А разница в названиях отличается потому, что где какого гения нашли, того к делу и приспособили. Где имя Мосина, где Федорова, а где и самого автора оригинала, Михаила Тимофеевича Калашникова, пошли в дело. В любом случае, даже если не совпадут калибр и размерность патрона, почти таких же автоматов у нас около трех тысяч штук. Часть из них, конечно, уже выданы «овечкам», но и того, что осталось, их будущим командиром хватит с лихвой. Кстати, насчет «овечек». Даже примененное с эпитетом «бывшие» – чем дальше, тем больше это прозвище утрачивает свою актуальность. Наверное, по завершении формирования бригады стоит присвоить им почетное наименование «волчиц», ибо по некоторым параметрам эти худые как смерть девицы уже переплевывают амазонок. Надо бы им только дать возможность еще немного подкормиться и подтянуться – и все у них будет более или менее хорошо.

Значит так, Игорь Петрович, – деловито произнес я, – почти таких же автоматов, новеньких, в заводской смазке, причем с боекомплектом, у нас в обозе более чем достаточно, так что по этому поводу можете не беспокоиться. Но суть не в этом, потому что никто не собирается использовать ваших парней в качестве рядового состава. Дело в том, что рядовых бойцов и потенциальных командиров отделений у нас более чем достаточно, а вот командиров на уровне взвод-рота-батальон нет совсем. Ваши сто двадцать почти что взводных – это для нас как манна небесная. Готовясь к предыдущей операции, я и на одну роту-то командный состав наскреб едва-едва, а сейчас у меня на руках считай что бригада из одних рядовых, едва обученная и почти неуправляемая.

– Сергей Сергеевич, – ответил Половцев, кивнув на марширующих впереди нас тевтонских пехотинцев, – если вы имеете в виду этих солдат, то они не кажутся мне плохо обученными или неуправляемыми. Отлично слаженная часть с хорошей дисциплиной. Кстати, почему вы им не даете огнестрельного оружия, как вашим девицам-амазонкам – ведь это сильно подняло бы их эффективность?

– Это не мои бойцы, – отрицательно покачал я головой, – а просто попутчики, к которым у меня нет никакого доверия, и использовать я их собираюсь именно с тем оружием, которое есть у них сейчас. Давать им огнестрел будет слишком жирно, и слишком для нас опасно. Но чтобы вам было все понятно, я должен сначала кое-что вам рассказать…

И я вкратце изложил историю наших предыдущих похождений, включая то, кто такой херр Тойфель и почему мы должны были его истребить, и какое ко всему этому отношение имеют тевтоны и бывшие жертвенные «овечки», из которых теперь я хочу сделать идеальных солдат.

Закончив повествование, я оглянулся и произнес:

– Игорь Петрович, мои и, соответственно, ваши будущие солдаты идут почти прямо за нами, вы только оглянитесь…

Майор Половцев обернулся, и первым, что у него вырвалось, было:

– Да ведь эти ваши девки едва таскают ноги! Сергей Сергеевич, как же я из них смогу сделать настоящих бойцов?

– По крайней мере, Игорь Петрович, они их таскают, и пеший марш в пару часов по ровной дороге выдержат спокойно. Видели бы вы их пару недель назад. Огромный, знаете ли, прогресс. Возили их тогда в тележке, а пройти самостоятельно две сотни метров было для них настоящим подвигом. Считайте, что вы имеете дело с тренировками пострадавших от тяжелого ранения, выздоравливающими под воздействием интенсивной терапии, причем процессы тренировок и выздоровления протекают параллельно.

– Допустим, Сергей Сергеевич, – кивнул майор, – хотя для меня кажется дикой сама идея готовить к военной службе девушек, тем более настолько истощенных девушек – но это мнение я оставлю при себе. Я предполагаю, что у вас просто не было другого выбора, и вы набрали контингент из того материала, который был под рукой, ориентируясь только на его лояльность. Я думаю, что, раз вы так поступили, то у вас имеется средство поднять физические кондиции этих девушек до приемлемого уровня, несмотря на их нынешнее истощение. Это так?

– Да, – ответил я, – такое средство у нас есть, и даже не одно. Во-первых – это старая добрая, но хорошо забытая для нас магия, в виде заклинания регенерации. Во-вторых – это специальный медицинский препарат из еще одного мира, именуемый «укрепляюще-направляющей сывороткой №1». В тамошней России через обработку этой сывороткой пропускают всех рекрутов подряд, без различия этих самых физических кондиций. Результат просто поразительный. Наши амазонки стали такими крутыми как раз в результате обработки этим препаратом. Только жрать после инъекций хочется просто невероятно, но это терпимая плата за быстрое уплотнение мышечной массы, увеличивающее физическую силу без увеличения объема и потери подвижности, двухкратное ускорение реакции, появление полноценного ночного зрения и некоторые другие приятные бонусы.

В уменьшенной дозировке эта сыворотка применяется и при лечении истощения. Так что не смотрите, что эти девицы из себя такие худые и выглядят так, будто их качает ветром. На самом деле после единичного курса препарата они ничуть не слабее своих сверстниц обычного телосложения, так что вы вполне можете приступить к занятиям. Разумеется, пока что в немного щадящем режиме. Еще дней через двадцать мы снова повторим курс этой сыворотки, закрепляя результат, и вот тогда вы сможете начать с ними занятия без всяких ограничений. В принципе, личный состав будущей бригады стойкий, не боится ни боли, ни трудностей; все они пережили такой ужас, что нормальному человеку покажется невозможным пройти через такое и сохранить здравый рассудок. А они его сохранили, и это вызывает у меня к ним огромное уважение. Так что физическими нагрузками вы их не запугаете – это можно сказать сразу.

– Очень хорошо, Сергей Сергеевич, – ответил Половцев, еще раз оглянувшись на бодро шагающих бывших «овечек», – если это так, то задача вполне решаема. А теперь скажите, какой вы видите организационную структуру будущей бригады?

– Все очень просто, – сказал я, – я командир бригады, а вы мой начштаба и начальник службы боевой подготовки. Три тысячи шестьсот, в настоящий момент имеющихся в двух условных полках, по числу ваших взводных, которые станут комбатами, делим на четыре батальона по девятьсот бойцов. Каждый батальон делим на пять рот по сто восемьдесят штыков, а каждую роту на пять взводов по тридцать шесть бойцов. Хоть родной язык для девочек – немецкий, но все они владеют основами русского и вполне способны понимать своих будущих командиров. Только юмор и настроения у них весьма своеобразные, потому что живут они так, будто каждый день может стать для них последним. Отнеситесь к ним как к своим младшим сестрам или любимым дочерям, и они потянутся к вам всей душой.

Сделав небольшую паузу, я добавил:

– Кстати, учтите, что в будущем взводы могут превратиться в центурии, увеличившись в численности до шестидесяти или даже ста двадцати бойцов, в зависимости от пополнения. Я понимаю, что такое соединение надо будет разбивать на полки, но для этого у нас по-прежнему остро не хватает командного состава, поэтому пока остановимся на схеме римского легиона.

Майор Половцев внимательно посмотрел на меня, потом кивнул.

– Вы рассчитываете, – сказал он, – на еще какое-то пополнение, и, как я понимаю, это будут те ужасные лесные хищницы, которых мне даже не хочется называть женщинами, из-за их устрашающего внешнего вида…

– Но как раз их внешний вид, то есть физические кондиции, – заметил я, – наиболее подходят для войны в лесу, и вообще для войны.

– Что да, то да. Но зато с ними может возникнуть проблема лояльности. Ведь эти, как вы их называете, дикие лилитки, совсем не обязаны вам спасением своей жизни и изменением своего социального статуса, в отличии от тех, кого вы называли «бывшими овечками». Они вам просто временные союзники, причем со своими тараканами в головах, и полагаться на их преданность – крайне легкомысленно.

– А мы и не собираемся полагаться на преданность большого числа диких лилиток. Я планирую завербовать большую часть пополнения как раз не из них, а из ручных сестер, под заклинанием принуждения служащих сейчас содомитянам. А эти за изменение своего статуса будут очень нам благодарны. Есть у меня один замысел, но это будет чисто магическая работа, смысл которой я пока не буду вам объяснять. Сперва мне нужно посоветоваться с коллегами. То небольшое количество диких лилиток, которое будет нам необходимо для укомплектования разведывательных взводов и спецназа, мы вполне сможем привлечь имеющимся у нас мужским контингентом. Насколько нам удалось выяснить, эти женщины очень падки на это дело, и готовы заниматься им в любых условиях, и с любым кондиционным для этого дела мужчиной. При этом такие красавцы, как у нас, вообще будут у них вне конкуренции. Но об этом мы поговорим немного попозже, по мере развития ситуации.

– А эти? – майор Половцев чуть заметно кивнул в сторону шагающих впереди нас тевтонских пехотинцев.

– Еще не знаю, – пожал я плечами, – но есть у меня такое предчувствие, что на следующий уровень Мироздания мы пойдем уже без них. Но это пока только предчувствие, и немного позже будет видно, насколько оно оправданно.

Мой чобеседник повертел головой по сторонам, потом вполголоса спросил:

– Сергей Сергеевич, а как это так может быть, чтобы на людей охотились ради их кожи, будто на каких-то диких зверей?

– Скажите, Игорь Петрович, – спросил я, – вам знакомо такое имя, как Адольф Гитлер – возможно, Адольф Шилькгрубер?

– Вроде что-то припоминаю, – наморщив лоб, ответил майор, – кажется, это был такой немецкий модный художник середины прошлого века. Наши еще носились с ним как с писаной торбой, выставки в Москве и Петрограде устраивали, хвалили по-всякому. А как помер – будто отрезало. Картины – в запасники, будто и не было такого художника. Матушка моя, искусствовед в третьем поколении, говорила, что не понимает, как можно было вешать в Эрмитаже такую ужасную мазню.

– Все правильно, Игорь Петрович, – сказал я, – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы людей не жрало. В нашем мире и в некоторых соседних – вроде того, из которого происходили предки тевтонов – Адольф Гитлер был фюрером, то есть вождем германского народа, объявившим всех неарийцев недочеловеками и развязавшим самую ужасную истребительную войну в Европе за всю историю. Вот как раз при нем в германских концлагерях и практиковали такие ужасные рукоделия из человеческих шкур. Особенно ценились те, что с татуировками. Так что я вполне поверю в то, что местные содомиты, или как их, там практикуют то же самое, тем более что по имеющимся данным, они не брезгуют и человеческим мясом. Даже наоборот – оно считается у них деликатесом. Отец Александр рассказывал нам об этом весьма подробно.

– Я думал, что это преувеличение или иносказание, – ответил посерьезневший майор Половцев, – попы обычно склонны пугать легковерную публику разными ужасами.

– Отец Александр, – сухо сказал я, – никогда не преувеличивает и никого не пугает. Все его рассказы точны, как донесения разведчика. Если он говорит, что содомитяне снимают с людей кожу и едят их мясо, значит, они и в самом деле так делают, а наша работа – пресечь эту скверну. Пресечь любой ценой, потому что каким-то путем господствующие здесь пороки распространяются и на соседние миры, отравляя при этом все Мироздание. Немного подумав, я задал следующий и последний вопрос:

– Кстати, Игорь Петрович, что за топливо требуется для ваших грузовиков, и на какой путь хватит оставшихся в их баках запаса горючего?

– Вроде, – ответил тот, – турбины жрут все, что горит – от спирта и растительного масла до соляра; хотя лучше всего воспринимает смесь спирта с керосином. Заправлялись мы с заправщика на полигоне – значит, в баках топлива должно быть еще километров на триста, а потом встанем.

– Хорошо, Игорь Петрович, – сказал я, – думаю, что спирт и растительное масло – это не такая уж проблема, которую невозможно решить. Короче, будем над этим думать и постараемся, чтобы ваши грузовики не остались без горючего.

Этот вопрос и ответ на него были последними, потому что впереди уже показалось похожее на китайскую пагоду сооружение, в воротный проем которого и ныряло это странное, мощеное камнем шоссе. Мы уже почти пришли.

* * *

Тот же день. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу

Анна Сергеевна Струмилина. Маг разума и главная вытирательница сопливых носов

Мир этот был напоен ароматом благовоний, который испускали высокие, устремляющиеся прямо в небеса, деревья, и был полон самых разных опасностей, вроде той «милой зверушки», которая пыталась сожрать капитана Серегина при первом нашем контакте с этим миром. Хотя нет, вру. «Милые зверушки» были сейчас где-то далеко, а вся возможная для нас опасность исходила именно от людей, если можно назвать так этих двуногих с повадками злобных гиен и вонючих скунсов. Я маг разума, и чувствую такие вещи буквально кожей.

Пока Серегин и отец Александр беседовали с местной лесной жительницей, которую звали Айной, я не спеша наблюдала за ней издалека, лишь чуть скользя своим восприятием по краю ее мыслей. Примерно так же мы можем гладить по голове ребенка, едва касаясь ладонью края его волос. Но даже того, что я смогла ощутить, хватило для понимания главного – несмотря на впечатляющий вид лесной женщины, угрозу для нас представляет совсем не она, и ее сестры, которые сами постоянно подвергаются большой опасности, исходящей из больших городов, лежащих где-то далеко от этого места, на прибрежных равнинах.

Все самое интересное случилось уже после, в месте расположения нашего первого временного лагеря. Этот заброшенный город в джунглях совсем не выглядел таким уж заброшенным, потому что деревья росли там, где им положено, а отнюдь не взламывали своими стволами мостовую; на оштукатуренных стенах домов не наблюдалось ни одной трещинки, и даже черепица на крышах лежала так ровно, как будто была уложена только вчера. Так же как и на дороге на мощеных камнем улицах не было ни травинки, ни пылинки, ни соринки. Казалось, что весь город за час до нашего приезда выдраили до блеска с мылом и щеткой. Архитектура строений в этом городе слегка походила на древнекитайскую. Наверное, это сходство создавали широкие выгнутые черепичные крыши-навесы, ярусами вздымающиеся над городскими строениями, отделяя один этаж от другого. Черепичные навесы такой же выгнутой формы покрывали даже тротуары.

Наверное, такую форму строений диктует жаркий экваториальный климат этого изнуряющее знойного места, когда находиться в полдень под прямыми лучами солнца кажется невыносимой пыткой. Пока мы шли от места высадки до города, я вся взмокла и чуть не закипела. Насколько предыдущий мир был теплым и душным, настолько этот был знойным в самом плохом смысле этого слова. Но стоило мне войти в тень, отбрасываемую крышей воротной башни и ощутить на себе дующий в проходе ласкающий ветерок, то жизнь сразу стала для меня если и не прекрасной, то вполне приемлемой. Несмотря на то, что центр города находился на самой вершине пологого холма, и дорога все время вела только вверх, вверх и вверх, идти по ней было легко и приятно; ноги как будто сами несли меня вперед, в самом ближайшем времени обещая усталому телу отдых.

Кстати, и удивительная сохранность, и чистота этого города, и растительность, не торопящаяся стереть с лица земли признаки присутствия тут человека, а растущая в строго отведенных местах, как будто за ней ухаживают старательные садовники, и освежающе прохладный ветерок, дующий в тени этих крыш – все это обеспечивалось мощными магическими заклинаниями, примерно такими же, какие были наложены на дорогу и переброшенные через реки мосты. Эти заклинания не потеряли своей силы за прошедшее тысячелетие – для сравнения достаточно было глянуть, в какой прах превратились не защищенные магией пригороды, где буйство природы не оставило и следа от былых строений, и только разведывательная аппаратура штурмоносца могла уловить под многовековыми наносами контуры мощеных мостовых и фундаментов домов.

Сам город (или его уцелевшая центральная часть) не мог похвастать такими уж большими размерами. От главных ворот, через которые проходила дорога, до центральной площади замка с фонтаном путь занимал не больше четверти часа неспешного хода, то есть значительно меньше километра. Насколько я понимаю, там, в защищенном магией центре города, жили когда-то знатные и важные люди, ибо двух-трех этажные дома во внешней части внутреннего города, окруженные садами и парками, больше походили на городские особняки знати средней руки, а восемь одинаковых пятиэтажных дворцов-башен внутри цитадели создавали впечатление единого правительственного, или храмового, комплекса.

Интересно, что все сооружения в этом городе и сама планировка в плане были нарочито квадратными – это создавало впечатление, будто создатели этого архитектурного комплекса только что выучили, что такое квадратная планировка; и теперь, гордые этим фактом, ляпали ее к месту и не к месту.

В самом центре города был сооружен великолепный фонтан; от его красоты просто захватывало дух. Его струи поднимались на высоту раза в четыре больше человеческого роста, после чего падали с этой высоты в квадратную каменную чашу бассейна. Несмотря на палящее солнце, водяные брызги, в которых переливалась радуга, создавали возле этого фонтана ощущение неги и благорастворения. Хотелось сесть на бортик и зачерпнуть рукой прозрачной, чуть голубоватой пузырящейся воды. Но так случилось, что первым к этому фонтану подошел Димка, сделавший всем остальным знак не приближаться. Сначала, вроде бы как принюхавшись, он осторожно опустил в воду кончики пальцев, а потом некоторое время их разглядывал, вертя перед собой в лучах солнца, напоследок лизнув кончик одного из них языком.

– Анна Сергеевна, – негромко сказал он мне, обернувшись, – это совсем не простая вода…