Посох Времени

Уважаемый читатель, в данном произведении автор использует приставку «без» как указание на отсутствие чего-либо, а часть «бес» свидетельствует о присутствии Темных Сил.

Сказка? Что ж, пусть будет так.

От сказки мудрым будет прок,

Ведь что ни сказка, то урок,

А в жизни важен каждый знак.

Древо из Вечности, вскормившее семя

В лоне Мидгарда¹,

Разрешилось от бремени.

Древо из Вечности выбрало племя

Близ Асгарда²,

Став Посохом Времени…

Ларь первый
Чужаки

Клубок первый

Лучи восходящего над кромкой леса Ярилы-Солнца ощупывали остывшую за ночь землю, проливаясь на изумрудные луга речной долины мягким янтарным светом. Величественно поднималось светило над остроконечными вековыми вершинами, освобождая из тьмы и словно по-хозяйски пересчитывая соломенные крыши расенского скуфа³.

Ночная прохлада, не в силах противостоять надвигавшемуся свету, отступала в звенящий птичьим многоголосьем лес, разливаясь серебристой росой по кочковатым стрехам домов и выкошенным береговым лугам. От крыш поднимался пар, наполняя утро кисловатым привкусом слежавшейся прошлогодней соломы.

Щучье стояло в излучине, на самом верху большого покатого холма, который с одной стороны был отгорожен от леса студеными водами Иглянки, а с другой – длинным пологим спуском к полноводному седому Иртышу. Купцы, хорошо зная это место, всегда старались именно здесь причалить и стать на ночлег. В сам скуф чужаков не пускали, а вот в постоялых дворах слободы селили охотно, благо становищ⁴ под это дело было построено достаточно. Местные штурмвои⁵ славились боевой выучкой, так что и слобожане, и общинники самого Щучьего чувствовали себя в безопасности.

Собственно, со стороны торговцев-чужаков беззакония и не ожидали, зато от набегов джунгар да аримов⁶ защита была ох как нужна! С такими соседями в шапку не поспишь. Ревностно следили они, чтобы слободские кмети⁷ содержали своих четников⁸ в должной форме.

Приезжие – даже те, кто у себя на родине имел привычку поспать подольше, – чтили местные устои, а потому, как и хозяева, просыпались вместе с солнцем. Некоторые из них, особо предприимчивые, успевали сбыть расенам часть своего товара еще до того, как солнце успевало подняться над острыми вершинами леса. Зная простодушие местных, заезжие купцы не особо усердствовали с зазывами, а лишь спешно распаковывали пестрые тюки да с шумом откидывали тяжелые крышки кованых сундуков.

Каждый торговец перво-наперво заучивал и кричал два слова: «биз нос». В этой фразе крылось все, начиная с уверения в качестве привезенного товара и заканчивая одобрением окончательной цены. Когда купец говорил «всо – биз нос», он тем самым подтверждал, что плата за товар его полностью удовлетворила и, по его разумению, ни он, ни покупатель не остались «с носом».

Щучье было большим селением, и его жители давно привыкли к тому, что с конца весеннего паводка и до того момента, когда на Иртыше станут «белые воды⁹», утро для многих начиналось с торга.

– Джеронимо! Джеронимо! – дважды крикнул краснолицый лысый торговец, недовольно морщась, разгибая жирную спину и отбрасывая назад упавший на голову капюшон. – Дьявол! – еще раз рявкнул он. Но того нигде не было. Торговец снова нагнулся и снова оказался в ловушке капюшона. Ничего не видя вокруг и тихо изрыгая всевозможные проклятия, он, наконец, исхитрился поднять с пола грубо сколоченный деревянный ящик и бросить его на скамью. При этом его физиономия стала фиолетовой от мощного прилива крови.

Отдышавшись, хозяин старого привязного челна¹⁰ хищно осмотрелся и отыскал, наконец, взглядом своего запропавшего помощника.

Джеронимо стоял шагах в пятидесяти от пристани. Он что-то объяснял высокому, крепко сложенному парню, активно жестикулировал, указывая то в сторону слободы, то на старый челн своего товарища Ангуса. Чужак, с которым общался Лонро, был явно не из местных. Ангус Берцо издали приценился к нему, что-то прикинул в уме, после чего настроение старого менялы стало улучшаться. Торговец принялся выкладывать на лавки тугие рулоны с пестрыми тканями.

«Похоже на то, что Лонро все же нашел нужного человека! Не стал бы он попусту трепаться. Они явно говорят на языке ромеев¹¹, а это редкая удача – встретить здесь земляка. Дело, наконец, сдвинется с места, – заключил Ангус и еще раз взглянул туда. – Точно, так жестикулировать могут только наши…»

Собеседник Джеронимо густо зарос рыжей клочковатой бородой и давно не стриженными длинными кудрями. Сразу было понятно, что он уже долго обитает в землях расов. Торговцы, попавшие в эти края, со временем старались отпустить бороды, потому что у славян еще со времен сотворения мира все безбородые мужчины, или, как здесь их называли, «женоликие», были не в чести. В границах Римской империи мужчины легко расставались с этим древним знаком своего пола, подражая влиятельным гражданам Рима, а здесь, в патриархальной глуши, борода была в почете.

Но и сравнить было нельзя куцые, клочковатые бородки иноземных торговцев с густыми и окладистыми зарослями раских витязей! Слободские никогда не брились, изредка ровняли одичавший волос на лице и голове, да и то – всего на ноготь¹². Стричь бороды короче дозволялось местными конами только дружинникам и штурмвоям.

К моменту, когда занятый своими мыслями, но не забывавший о главном, Ангус крайне выгодно провернул уже третью сделку, Джеронимо успел вдоволь наговориться с земляком и, наскоро попрощавшись с ним, быстрым шагом сбежал с горки к дощатым настилам пристани. Берцо уже избавился от покупателей и встречал его в позе мраморного Марса, что возвышался напротив восточных ворот Вечного города¹³. Только, в отличие от бога войны, ромейский торговец опирался не на копье легионера, а на угол собственного сундука, а в его взгляде сквозило нетерпение.

– Ангус! – выпалил, перескакивая через борт и едва не свалившись в воду, молодой Лонро. – Чшерт! Я сейчас…

– Тихо, мой друг, умоляю вас, не показывайте людям спешки. Я так понимаю, наши молитвы были не напрасны? – хитрый торговец приложил перепачканную лярдом¹⁴ короткопалую пятерню к обветренным губам и прошептал из-за этой «ширмы»:

– Успокойтесь. Станьте рядом со мной, делайте вид, что смотрите на эти тряпки, и тихо, по порядку всё расскажите.

Надо отдать должное самообладанию Лонро. Короткое усилие воли – и перед Берцо снова оказался учтивый молодой человек, роль которого Джеронимо блестяще исполнял в этих землях. «О чем я только думаю? – упрекнул он себя. – Вокруг глаза и уши! Тут успех зависит от того, кто раньше всех и больше всех услышит».

К счастью, никто из соседей, поглощенных торговлей, не обратил внимания на ускоренное перемещение Джеронимо к челну Берцо. Копошась для отвода глаз в рулонах узорной ткани, Ангус тихо откашлялся:

– Ну, рассказывайте.

Молодой Лонро заговорщицки прошипел:

– Ангус, кажется, я нашел!

Берцо вскинул к небу полные благодарности глаза и даже зарделся от волнения. Встающее над лесом расенское солнце вдруг заиграло россыпями драгоценных камней, а играющая у бортов вода запела сладкими голосами смуглых наложниц.

– Ну же, – мечтательно прошептал старый меняла, – только ничего не пропустите. Мы слишком долго ждали этого. Не хотелось бы упустить удачу из-за каких-нибудь мелочей.

Лонро снова опасливо оглянулся по сторонам и продолжил:

– Его зовут Массимо Агнелли. Мы столкнулись случайно. Он обронил что-то, когда шел к пристани. Эта безделица закатилась под деревянный настил. Агнелли был крайне обескуражен и начал осыпать и настил, и вещицу отборной бранью… на нашем языке! Ох, Ангус, мои родители были бы удивлены, если бы узнали, какое удовольствие я испытал, услышав эти мерзкие слова.

– Мой мальчик, – нетерпеливо пропел Берцо, – я питаю глубокое уважение к вашим родителям. Падре Пиччие рекомендовал мне вас не только из-за ваших личных достоинств, но также из безмерного почтения к вашему роду! Но не отвлекайтесь, умоляю!

Лонро с удовольствием проглотил лесть, понимая, что эти слова не легко дались его собеседнику. Известный всему Риму хитрец и пройдоха, Ангус Берцо, наконец, оценил высокое положение молодого помощника.

Выждав невыносимую для Берцо паузу, Лонро продолжил:

– Этот Агнелли – большой «охотник». Судя по легкости, с которой он рассказывал об интересующих нас вещах, падре Пиччие был прав. Расены на самом деле просто ходят по золоту и драгоценным камням! И они намеренно показывают свою искреннюю неприязнь ко всему этому…

Ангус вдруг переменился в лице, и его голос дрогнул:

– Вы что, сказали ему, зачем мы здесь?

– Успокойтесь, это он обо всем говорил, а я слушал. Этот наш друг Массимо, похоже, безпросветный дуралей. Он так обрадовался встрече со мной, что, не задумываясь, поведал мне любопытную историю о каком-то Хоу. Этот нищий бродяга прошлым летом приволок из низовий реки… страшно сказать! В общем, челн мистера Хоу едва не зачерпывал воду бортами от того, что он был гружен… – Лонро снова опасливо оглянулся, – золотыми самородками, каждый из которых весил не менее пятидесяти местных унций¹⁵!

– О-о-о, – вырвалось у Ангуса, а Джеронимо продолжал измываться над стонущим от волнения торговцем:

– И это не просто сказки, дорогой друг! Если мы пожелаем, можем все уточнить у сопровождавших его расен – их здесь много. Массимо клянется, что Хоу после того нанял здесь еще один челн, легко выкупив его у какого-то джунгарина. Наняв для охраны две дюжины караванных штурмвоев, он снова отправился вверх по течению.

Рассказывают, что расенские четники, вернувшиеся обратно где-то через срок¹⁶, привезли с собой барк и четыре привязных челна, груженных разным добром. Такова была плата. Вероятно, для мистера Хоу это было уже мелочью… Этот Агнелли сейчас сам собирается туда, где новоиспеченный богач Хоу раздобыл свое счастье. На прощание он сообщил мне самое важное.

Лонро склонился к уху Ангуса и, перейдя на тихий шепот, продолжил:

– «Я не могу, – сказал он мне, – поведать тебе все свои секреты, но хочу помочь земляку. Как говорят местные, «биз нос». Придет и твое время, Джеронимо, и ты найдешь то, что ищешь.

Завтра я заберу нанятых мной штурмвоев и уйду, а тебе мой совет: дождись завтрашнего полудня. Здесь, в слободе, живет старик по имени Радимир. Его все знают. К нему раз в два расенских месяца заезжает одна особа. Подсказка к твоей удаче – в ее сапожках. Глянешь на них, и сразу все поймешь. А уж дальше смотри сам» …Ну что, Ангус, что ты думаешь об этом?

Ангус нервно почесал в бороде.

– Хорош, гусь, – зло процедил он сквозь зубы. – Сам за золотом двинулся, а нам советует на сапожки пялиться! Да за малую часть добычи мистера Хоу перед каждым из нас раздвинутся все ножки и все сапожки Сардинии. Даже из дому не нужно будет выходить. Мужья будут приводить тебе своих жен! А он – «сапожки»!

К их челну подошли две расенские женщины в сопровождении высокого плечистого воина. Скомканный разговор пришлось отложить до лучших времен. Дневная торговля начала входить в самую силу.

Клубок второй

Этот жаркий день, приправленный утренней недоговоренностью, тянулся очень долго. Особенно время после полудня, когда весь торговый люд просто изнывал от зноя и безделья.

Отобедавшие всухомятку ромеи, дабы не вызывать подозрений, так же, как и прочие их собратья по ремеслу, погрузились в сладкую дрему. Развалившись на мягких тюках с пестрыми тканями, они предались этому занятию столь самозабвенно, что проснулись только к вечеру, в момент, когда прочие торговцы начали хлопать крышками сундуков. Вся пристань гудела так, словно после изнурительной работы в слободу собирались уставшие от работы труженики, а не отоспавшиеся за день бездельники.

Берцо и Лонро не торопились. Прежде чем отправиться в слободу, им нужно было до конца разобраться в сложившейся ситуации – без лишних ушей. Потому и укладывали они свои товары с особой тщательностью, терпеливо дожидаясь момента, когда торговый люд дружно отправится к корчмам да становищам.

Вскоре опустевшая речная пристань была готова перейти под охрану слободских четников. Двое из них – по-видимому, те, кому первыми выпало сегодня сторожить причал, – лениво бросали выжидающие взгляды поверх выстроившихся в ряд торговых челнов и стругов. Быстро уразумев, что задержавшаяся парочка торговцев не спешит покидать свое место, четники сошли с высокого смотрового помоста и пропали из виду.

Первым нарушил молчание Берцо.

– Вы, – отстраненно глядя вдаль, начал он, – в самом деле думаете, что этот бред с сапожками чего-то стоит?

Лонро опустил взгляд:

– Ангус, мне кажется, это наш шанс. В любом случае, ничего другого у нас пока нет.

– Лучше уж так, чем очевидная глупость! Кто в здравом уме станет делиться с первым встречным такой информацией? Наверняка тут кроется какая-то невероятная каверза. Вы еще молоды, Лонро, и верите в добрые намерения, а меня сложно провести, мой друг.

Я часто слышу от вас, что я просто торговец и ничего не смыслю в делах знати, но то, что вы мне рассказали, это уже мое дело. Я знаю наперед, что держат за пазухой такие «добрые» люди, как ваш Агнелли, когда они якобы разбрасываются сокровищами. Поэтому не советую относиться к этой авантюре серьезно.

Поверьте, Ангус Берцо прекрасно помнит о том, чьи деньги вложены и в этот товар, и в наше путешествие. Именно вы, благодаря вашему статусу, главный в нашем деле, а моя роль скромна. Но хотя старина Берцо и служит лишь прикрытием вашей миссии, однако у него всегда был неплохой нюх на золото и деньги, и он отлично видит: то, во что вы пытаетесь ввязаться, –пустая затея. А посему скажу так: завтра с восходом мы продолжим торг. Чем вы будете заниматься до этого времени, меня мало интересует. Может быть, в тех сапожках окажутся стоящие ножки… – Ангус ухмыльнулся.

У Лонро вытянулось лицо.

– Но мне одному с этим не справиться. Я плохо знаю язык расен. Не могу же я в поисках этого Радимира за один вечер освоить все их немыслимые наречия!

Тем временем Берцо перебрался наконец за борт челна и взглянул на Лонро с ехидной ухмылкой.

Мой дорогой сеньор, раз уж вы смогли запомнить имя этого старика, то с вашим врожденным упрямством вам не составит труда его найти.

Берцо повесил на поясной ремень кольцо ключей от сундуков и, равнодушно насвистывая, направился в сторону слободы. Все его мысли были заняты ужином.

Радимир дометал ведущую к его дому песчаную дорожку, то и дело поглядывая на высокий частокол, украшенный березовыми ветками и полевыми цветами. Было похоже, будто в доме только что сладили добрый сговор на свадьбу-любомир.

Вечернее небо отливало бирюзой над округлыми вершинами соснового бора. Ярило-Солнце, скрытое от людских глаз величественным строем деревьев, подводило черту под двадцатым днем месяца липеня¹⁷ 6469 лета от Сотворения Мира в Звездном Храме¹⁸.

В это время Радимир заметил соседа, который неспешно приближался к его дому. Старик выпрямился, смахнул со лба капли пота и отставил в сторону метлу. Сколько же добрых лет прожили они с другом Гостевидом бок о бок, в мире и согласии? Даже их избы, разделенные куском земли с небольшой лесистой гривой, были похожи как родные сестры.

Гостевид был уважаемым человеком в скуфе, он народил и воспитал двух дочерей и четырнадцать сыновей. С семьей младшего сына он делил ныне свой кров. Двое старших – храбрые дружинники Орлик и Казимир – безвременно сложили свои головы на дальних рубежах, в битвах с ворогами.

Сам Гостевид в молодости тоже служил Отечеству, состоя в старших штурмвоях при кмете Всеволоде Скалогроме. И не мог он тогда подумать, что окажется в родстве с тем самым Всеволодом: сын воеводы и дочь Гостевида славно справили любомир и через время щедро продолжили род.

А вот ратное прошлое одарило этого сильного человека по-своему – многими шрамами да хворями. Его некогда мощный стан искорежило, а иссохшие руки были уже не в силах полировать эфес грозного меча. Гостевид сильно хромал и давно уж не покидал двора без кривой палки, служившей ему опорой. Однако разум старца, отмерившего неполный Круг лет¹⁹, до сих пор был тверд и ясен.

Оказавшись друг подле друга, соседи, не сговариваясь, приложили ладони рук к груди и, подняв их к небесам, трижды восславили богов.

– Что, дид, – хитро улыбнулся Радимир, – не спится тебе? Ярило, эвон, уж укладывается и нам велит.

Гостевид ухмыльнулся.

– Сам тоже, однако, не лавку перед сном стелешь. Стежку вон метешь, двор украсил. Приоделся, гляди-ка, старый пень! Всего-то на пять десятков младше меня, ан перья распушил, как тот певень. А я ведь знаю, к чему хорохоришься. Йогиню ждешь?

– Её, – отряхивая от пыли холстяные штаны, кивнул Радимир. – Думаю, с рассветом будет или не позднее полудня.

– М-да-а, – огладил бороду хромой сосед, думая о чем-то своем. – Погостит-то хоть?

– Куды там! – отмахнулся Радимир. – Нужды нет. В межах ныне тихо.

– Жаль, что не отночует, жаль. Поговорить бы с ней, посидеть бы рядом! Точно Сурицу небесную изопьешь – как только словом с ней перемолвишься. Молодеешь впрямь. Вот же чудо какое! Каждому добротой да любовью душу согреет. Н-да… Знать, завтра же к горам на Чистый родник и уйдет?

– Думаю, так. Сам знаешь, то ее и мой урок. Каждый делает то, что положено.

– И мальца отдашь?

– Отдам. По-другому никак. Нет у него никого больше в роду. Аримы всех пожгли да побили. Как только энтот уцелел? То, видать, великое чудо. Капище сгорело, а он под щитом Числобога схоронился. Уж как пепел разгребли, он из-под щита и выполз. Уж два срока выждали, никто из его родных не объявляется.

– М-да, – покачал головой Гостевид, – к чужим людям его, конечно, отдавать не должно. Такое чадо! Ему бы волшбить выучиться.

Радимир пожал плечами:

– Так ведь за тем и заберут.

– Знаю я, знаю. Одно плохо: посмотреть уж не доведется на то, какие дела великие творить будет этот парс. Видано ль такое, чтобы воду мог в мед обернуть, а квас – в воду?

– То, видать, у него после пожара.

Вдруг в зарослях кустов, что торчали за дальним углом частокола, треснула сухая ветка, спугнув малую лесную птицу. За домом Радимира глухо залаяла собака.

– Что это? – вглядываясь в колючий, словно чертово сено, чапыжник²⁰, тревожно спросил Гостевид.

– Кто его знает? – задумчиво ответил Радимир. – Кто-то ж сидит в этих кустах… А и пусть себе сидит. Идем. Домой, сосед, иди через мой двор. За хлев да огородом.

У Джеронимо все внутри похолодело: позади него, под чьей-то тяжелой ногой, хрустнула сухая ветка. Резко обернувшись, он в испуге закрылся руками…

Перед ним стоял Берцо. Криво ухмыляясь в сторону перепуганного Лонро, он в то же время силился что-то рассмотреть сквозь густые ветви кустов.

– Не вздумайте кричать, – тихо шепнул он, – и так вон собаку всполошили!

– Это вы ее всполошили, – возмутился Джеронимо.

– Неважно, – вяло отмахнулся торговец. – Да и не беда. Расы-то ушли.

Джеронимо, не вставая, бросил взгляд в сторону калитки. Там уже никого не было, лишь за высоким частоколом надрывалась от усердия хозяйская собака. Он снова недовольно взглянул на Ангуса:

– Но что вы тут делаете?

Берцо ухмыльнулся:

– Если вы еще немного полежите, эту собаку спустят с цепи. Идемте. Ничего интересного тут уже не будет.

Берцо с показным безразличием отправился прочь. Джеронимо ничего не оставалось, как подняться и поспешить за ним.

Хитрый лис Берцо умел обставить дело так, что Лонро, будь он прав или виноват, всегда чувствовал желание оправдываться. Сейчас Джеронимо не хотел этого делать. Он догнал Ангуса и ядовито заметил:

– А вы еще тот следопыт.

Берцо был непроницаем.

– Приходится. Ограждать вас от неприятностей – одна из моих задач.

– Но ведь я…

– Оставьте, – продолжал Ангус, – вы, как я погляжу, тоже не по годам находчивы и настырны. Признаться, мне так и не удалось подобраться к этим старикам ближе вашего. Едва только я вычислил в лесу самое удачное место, как уперся в ваши сапоги. От неожиданности я и наступил на ту злосчастную ветку!

Берцо говорил что-то еще, а сбитый с толку Джеронимо был растерян. Ему снова казалось, что слова старого Ангуса были полны отеческой любви, и чувство вины вновь охватило его.

– …так что, – продолжал Ангус, – раз она должна забрать кого-то и появится здесь не ранее завтрашнего рассвета, нам с вами нет смысла торчать тут среди этих корчей и муравейников.

– Она? – хватаясь за хвост улетающей фразы, опомнился Лонро. – Простите, Берцо, я что-то пропустил. Кого забрать?

Торговец смерил товарища недовольным взглядом и повторил:

– Завтра, не позже полудня, эта особа приедет сюда за кем-то. Похоже, за каким-то ребенком. Вот я и говорю, что нам с вами нет смысла торчать тут всю ночь. Придем с рассветом, все равно у русов позже не поспишь. …И то неплохо, – Ангус вяло улыбнулся, – хоть какие-то перемены. Завтра не придется в который раз с пристани пялиться на восход солнца – спрячемся в кустах и будем любоваться кое-чем другим. Надеюсь, ее ноги того стоят…

Утро встретило их густым туманом. Берцо, не выносивший подниматься рано, был до крайности раздражен, однако Лонро привык к этому, да и собственные мысли занимали его больше. Сегодня они покидали свое становище раньше обычного, но, к счастью, не привлекли лишнего внимания. В это время поднимались многие: кто-то собирался идти по реке, кто-то сговорился накануне о большом и выгодном торге где-то далеко и желал доставить свой товар засветло, по воде. В гудящих с рассвета до ночи становищах мало кого интересовало, кто и в какое время начинал свои торговые дела.

За то время, пока Берцо и Лонро добирались до скуфа, а затем обходили его стороной, окружающий их лес уже почти избавился от тумана и ночной прохлады. Ромеи остановились у дороги и, подставляя взмокшие спины солнцу, повели неторопливую беседу. Выглядело это так, будто они кого-то ждали. Подобное не вызывало подозрений у расен. В скуф чужакам ходу не было, поэтому многие из торгового люда частенько дожидались тех, с кем накануне сговорились о торге, вблизи селения.

Место для наблюдения оказалось удачным. Двор старика Радимира был как на ладони.

Одно плохо: если гостья заставит себя ждать, то к чужакам могут отправить кого-нибудь из штурмвоев внутренней дружины – на расспрос. Но и на этот случай Берцо уже придумал несколько правдоподобных отговорок, благо язык расен был ему знаком.

Вдруг Лонро насторожился. Со стороны леса все явственнее слышался топот копыт.

– Джеронимо, – прошипел сквозь зубы Ангус, – что вы замерли, как степной суслик?

– Лошадь!

– И что с того? Я тоже это слышу.

– Думаете – четник?

– Кто бы это ни был, – прошипел торговец, – вы должны стоять так же, как и раньше. Мы, слава Юпитеру, ничего плохого не сделали, так что бояться нам нечего.

Берцо развернул Джеронимо спиной к дороге и как ни в чем ни бывало продолжил разговор. Молодой человек, заражаясь уверенностью спутника, собрался что-то ответить. И вдруг Ангус замолчал. Лонро вздрогнул и оглянулся…

Она пронеслась мимо них словно молния! Ошарашенный Джеронимо проводил ее взглядом, широко открыв рот, как худой базарный мальчишка, следящий за увесистым кошельком дворцового повара. Берцо, позабыв о конспирации, не сводил глаз с высокой всадницы, которая уже спрыгнула с коня и, подойдя к калитке Радимира, трижды подняла и опустила тяжелое металлическое кольцо.

Дверь избы тут же распахнулась, и седой старик с радостью поспешил навстречу долгожданной гостье. Но та вдруг обернулась и бросила цепкий взгляд на ромеев.

Лонро не успел отвести взгляд, да и не мог.

– Боже! – вскричал он. – Какая же она…