Убийство в районной поликлинике

Глава 6

На следующий день после убийства главврача Поиловой, Петр Петрович Зубриков проснулся около десяти утра и, как обычно, в хорошем настроении. Послушав минут десять новости и одну из многочисленных политических передач по «Радио – Свобода», Петр Петрович встал, умылся, почистил зубы и сел завтракать. На этот день у него была запланирована генеральная уборка квартиры. Квартира у Петра Петровича была двухкомнатная, с окнами – на юг, на озелененный двор. Два года назад предусмотрительный пенсионер приватизировал квартиру и теперь ни о чем не беспокоился.

За завтраком Зубриков, не спеша, стал планировать предстоящий день. В предварительном расчете у него стояло – посетить Кунсткамеру. Однако, вспомнив о трагических событиях дня предыдущего, Петр Петрович задумался. Его пытливый ум, ум любителя загадок и тайн, не мог остаться равнодушным к столь из ряда вон выходящему происшествию. И «полководец» поменял план кампании. Откушав манной каши с вареньем, сырников домашнего приготовления и жирной 40 % сметаны, он запил все это большой кружкой растворимого кофе и решительно поднялся из-за стола. Он уже знал, что делать – посетить своего участкового терапевта, Галину Ильиничну Бернингсен. Цель была очевидна – разузнать побольше о Поиловой и разработать собственную версию ее убийства.

С Галиной Ильиничной Бернингсен Зубрикова связывали давние дружеские отношения. Галина Ильинична работала здесь участковой более пятнадцати лет, весьма солидный срок для нынешних времен, по мнению Зубрикова. Когда было нужно, она всегда давала ему больничный. Он приносил ей шоколадки, изредка дарил цветы.

Седая, румяная, с высокой прической, в огромных очках, увеличивающих ее и без того большие голубые глаза, она задорно-иронически приветствовала Зубрикова дежурной шуткой: «Ну, что, як, когда пойдем пить зубровку?»

– Как только, так сразу, – рассмеялся Зубриков.

Он тоже не изменил традиции, ответил, как обычно. На этот раз он подарил Бернингсен тигровые лилии и, как делал не раз, поцеловал ей руку, конечно, воздушно, ибо в городе царил грипп, а заразиться ему не хотелось.

Покончив с любезностями, Петр Петрович сел, установив палку между колен и заговорщически подмигнул.

– Ну, что слышно о вчерашнем, участковая?

– Ах вот зачем ты пришел, лисица в буйволовой шкуре! – засмеялась Галина Ильинична. – Нетрудно было догадаться. Но это тебя надо спросить, ты ведь вчера был у нее на приеме.

– И это знаешь? – присвистнул Зубриков. – Признаю, неплохо работает разведка, Алла Михайловна, небось.

– Она самая, – довольно улыбнулась Бернингсен, обнажив ряд ровных вставных зубов.

– А где, кстати, она сама? – спросил Зубриков.

– Приболела. Дома. Но, как всегда в курсе событий, позвонила мне с утра и все рассказала.

Зубриков кивнул, признавая превосходство Аллы Михайловны Дергень, медсестры Бернингсен.

– И что она рассказала? – негромко спросил он, постукивая палкой.

– Что рассказала? – обернулась к нему Бернингсен. Она поставила лилии в воду, – Да ничего особенного. Сказала, что по ее сведениям Поилову отравили и ты был вечером у нее на приеме.

– Откуда она только берет свои сведения? – вырвалось у Зубрикова.

– Ну что ты, Петр, как маленький, – укоризненно взглянула на своего друга огромными глазами Галина Ильинична, – Ты же знаешь Аллу Михайловну.

– Знаю, – вздохнул Зубриков, – конечно, знаю.

– Ну, а теперь расскажи поподробнее, как там было дело.

– А очередь? – усмехнулся Зубриков, – Тебе же надо вести прием.

– Да ну ее, эту очередь, – махнула рукой Бернингсен, – Если устанут ждать, пусть идут к Залетовой. Давай, рассказывай, не томи.

Зубриков не заставил себя просить дважды и выложил ей весь ход вчерашнего вечера в поликлинике с его участием.

Бернингсен слушала с нескрываемым интересом.

– Вот это история! – воскликнула она, когда Зубриков закончил, – прямо как у Кристи!

– Не иначе, – улыбнулся Петр Петрович.

– Как думаешь, это убийство или самоубийство? – спросила друга Бернингсен.

– Пока не знаю, надо применить метод дедукции, – важно ответил Петр Петрович.

– Ах ты, старый шутник! – погрозила ему пальцем Галина Ильинична и рассмеялась.

В дверь постучали, и образовалась голова посетителя.

– Долго еще? – задвигался недовольный рот. – Мое время уже прошло.

– Сейчас, сейчас. Потерпите, – отмахнулась Бернингсен, – только рецепт выпишу. Видите же, без сестры работаю.

Голова исчезла. Галина Ильинична тут же обернулась к Зубрикову.

– Ну, давай, выкладывай, Мозг, какие у тебя соображения по всему этому.

– Да пока никаких, – почесал в затылке «Мозг», – пришел вот к тебе, расспросить о здешних эскулапах.

– Ну, так, давай, расспрашивай, – поддернула рукава Бернингсен.

– Для начала, охарактеризуй Поилову, – попросил Зубриков.

– Хорошая женщина, – без запинки ответила Галина Ильинична, – тактичная, справедливая. Во все вникает, может посочувствовать, войти в личную ситуацию.

– Да уж, тебе посочувствуй, – усмехнулся Зубриков, – Сразу сядешь на шею.

– Это к делу не относится, – цыкнула на него Бернингсен.

– Ладно, продолжай, – милостиво разрешил Петр Петрович.

– Продолжаю. Короче, Поилова – дама приятная во всех отношениях.

– Просто приятная дама? – уточнил Зубриков.

– Пожалуй. Хотя может и во всех отношениях.

Оба рассмеялись. Гоголь был их любимым писателем.

– Значит, никаких недостатков ты у нее не наблюдала? – уже серьезно спросил Зубриков.

– Конечно, она не святая, – пожала плечами Бернингсен, – Но у меня с ней не было никаких конфликтов и вообще я не находила в ней ничего отрицательного. Жаль, конечно, хорошая была женщина.

– Любого человека жаль, – назидательно сказал Зубриков. – Значит, такая она была вся из себя положительная? Ни с кем не конфликтовала?

– Был, пожалуй, у нее один конфликт, – припомнила Бернингсен, – С ЛОРом Крыловым. Неприятный человек и выпить горазд. Самомнение, как воздушный шар.

– Постой, постой, – прищелкнул пальцами Зубриков, – Кажется, я был у этого Крылова на приеме. Высокий такой, худой, в очках, болезненного вида?

– Во-во, Петр. Он самый. Явился как-то на работу поддатый.

– И что?

– Поилова пригрозила его выгнать.

– А он?

– Стал орать, что он лучший врач в районе и прочую дребедень.

– Чем все кончилось?

– Да ничем. Спустилось на тормозах.

В дверь снова постучали. На этот раз показалось уже две возмущенных головы. Они толкались в дверном проеме и что-то говорили, перебивая друг друга.

– Сейчас впущу! – громко прикрикнула Бернингсен, – Это опять вы, Пустяшкина? Сейчас возмущаетесь, что перед вами человек – долго, а сами зайдете, обо всех забудете. Все, закройте дверь, не теряйте времени.

Головы, поворчав, нехотя, исчезли. Бернингсен с облегчением повернулась к Зубрикову.

– Вот ведь все лезут, а ты изволь тут мудохаться за эту зарплату.

В другое время Зубриков охотно бы перевел разговор на политические рельсы, но сейчас ему было не до политики.

– С Поиловой пока ясно, а теперь выскажи свое мнение о Митченко.

– О, Петр, это совсем другое дело, совершенно разные люди.

– Что, полные противоположности?

– Ну, не полные, но противоположности. Митченко, на мой взгляд, подчеркиваю, черствая, холодная, расчетливая, равнодушная. Мне она не нравится, я ей – тоже.

– У вас бывали конфликты?

– Явных – нет. Так мелкие словесные шпильки.

– А как к ней относятся в коллективе?

– Смотря кто. Халявщики и разгильдяи любят ее. Она смотрит на их проделки спустя рукава, а нормальные, выражусь именно так, считают, что она не на своем месте.

Зубриков помолчал, обдумывая услышанное.

– Ну ладно, – поднялся он. – Тебе надо работать, да и у меня есть дела.

– Например?

– Хочу зайти в милицию, узнать – что с медицинскими документами на моего приятеля Балабанова. Помнишь Гошу?

– Еще бы, – поморщилась Бергнинсен, – Неврастеник.

– Так точно. Ну так я хочу документы его забрать и, наверное, придется идти к Митченко, она ведь будет пока исполнять обязанности главного.

– Наверное. Кто ж еще?

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Ну, пока, – сказал Зубриков. – Обниматься не буду, грипп.

– Слушай, а где шоколадка для Аллы, ты ведь, наверняка, принес?

– Конечно.

– Ну так давай сюда.

– Вот ей и отдам, а то ты сразу уговоришь, я ж тебя знаю.

Оба посмеялись, и Зубриков пошел к двери.

На этот раз она распахнулась без стука. В кабинет, чуть не сбив Зубрикова, влетела неопрятная рассерженная женщина. Тот еле успел заслониться от нее палкой.

– Ну-с, Пустяшкина, посмотрим, что у вас с давлением-то? – услышал он через закрывающуюся дверь знакомые поставленные нотки в голосе Бергнинсен.

Глава 7

Нина Анатольевна Башевич вошла в кабинет следователя уверенной, твердой походкой. Песцовая шуба небрежно распахнута, в ушах огромные серьги, на губах тонкий слой карминовой помады.

С первой секунды между ними зародилась антипатия. Меряя друг друга взглядами, они ждали, кто заговорит первым. Так продолжалось секунд тридцать. Наконец Ялович взяла инициативу на себя.

– Садитесь, пожалуйста, Нина Анатольевна, – холодным любезным тоном предложила она, – Вам известно, зачем я вас пригласила?

– Да, муж передал мне.

– Отлично. Хочу вам напомнить, что я веду официальный допрос и могу привлечь вас к ответственности за дачу ложных показаний.

– Я не собираюсь давать ложных показаний, – антарктическим тоном проронила Башевич.

– Это в ваших интересах, Нина Анатольевна, – кивнула следователь.

Башевич промолчала. Поудобнее расположившись на стуле, она приготовилась ждать вопросов следователя.

Ялович вцепилась взглядом в невозмутимое холеное лицо Башевич, и внезапно ее захлестнула необъяснимая волна раздражения. Стекла очков словно подернуло пеленой, а левая щека непроизвольно дернулась несколько раз. К счастью это состояние мгновенно прошло, и через секунду она уже овладела собой. Не понимая, что на нее нашло, и, досадуя на себя за это, Ялович, уже полностью взяв себя в руки, приступила к допросу.

– Нина Анатольевна, – начала она, – Во сколько вы вчера появились в поликлинике?

– Где-то без четверти пять.

– А какова была цель вашего визита?

Башевич улыбнулась вставными зубами.

– Хотела предложить главврачу кое-какие изменения в порядке записи на прием к врачам.

– А, так вы общественница, – улыбнулась в ответ Ялович, – Очень похвально. И что же новенького вы посоветовали, поделитесь?

– С удовольствием, Тамара Викторовна, – В нашей, да и в ряде других поликлиник талоны к врачам выдают в восемь. Это рано. Я считаю, надо записываться с вечера.

– Именно по этой причине вы пришли к Поиловой? – рассеянно поигрывая ручкой, уточнила Тамара Викторовна.

– Конечно, я же сказала.

Ялович несколько секунд изучала это важное самодовольное лицо, а потом внезапно треснула кулаком по столу.

– Вы будете нести ответственность за дачу ложных показаний, Нина Анатольевна!

– О чем вы? Какие ложные показания?

– Хотите, я скажу вам, зачем вы приходили к Поиловой? Хотите?

– Ну, говорите, говорите, – бросила Башевич.

– И скажу, – Ялович неожиданно расслабилась. Напряжение исчезло.

– Поилова шантажировала вас, – раздельно, четко, с уверенностью произнесла следователь.

И в следующую секунду ее заполнило торжество. В глазах Башевич мелькнул испуг. Пусть на мгновение, но все же мелькнул. Надо отдать должное Башевич, она быстро справилась с собой и невозмутимо ответила:

– Полная чушь.

– Готовы это подтвердить официально?

– Конечно, если у вас есть время заниматься всякими глупостями.

Ялович внесла в протокол, что свидетельница Башевич отрицает факт шантажа.

– Вы были знакомы с Поиловой раньше? – продолжила допрос Ялович.

– Нет, впервые увидела.

– Итак, когда вы зашли в кабинет?

– Я точно не помню. Где-то в районе семи.

– Долго вы у нее были?

Минут двадцать.

– Ну, и что вам сказала Поилова по поводу ваших предложений? – не скрывая иронии, поинтересовалась следователь.

– Сказала, что подумает.

– При вас Поилова собиралась пить чай?

– Нет, но там был чайник.

– Как она выглядела? Не была расстроена, подавлена?

– Я этого не заметила.

– Кто зашел за вами?

– Пожилой пенсионер с палкой.

– А, Зубриков. Понятно. Нина Анатольевна, а вы знали кого-нибудь из сидевших на прием к врачу?

– Нет. Никого.

Ялович подумала и решила, что больше вопросов не имеет. Закончив с протоколом, она протянула его свидетельнице.

– Распишитесь, пожалуйста, Нина Анатольевна. Прочтите повнимательнее, – предостерегла она Башевич.

Та усмехнулась, бегло прочла и твердо расписалась.

– Ну, что ж, до свидания, Нина Анатольевна, – попрощалась следователь, – И будьте, пожалуйста, в пределах досягаемости! Мы наверняка еще встретимся.

– Надеюсь, что этого не случится, – холодно бросила Башевич и, не прощаясь, вышла из кабинета.

Ялович задумчиво смотрела ей в след.

Выйдя из прокуратуры на негнущихся ногах, Башевич первым делом вошла в телефон-автомат и позвонила мужу на работу.

– Кирилл, ты можешь говорить?

– Да, а что случилось?

– Следовательша пыталась взять меня на пушку. Наглая баба, хотела, чтобы я призналась, что Поилова меня шантажировала.

– Как, она все узнала, Нина, я же тебе говорил?!

– Не мели ерунду, ничего она не знает. Так, какие-то подозрения. Наверное, нашла деньги или кто-нибудь из сидевших в очереди пожаловался, что его шантажировали.

– Нина, а что она сможет доказать?

– Ничего, Кирилл. Отпечатков я не оставила, а деньги не говорят. С ними, конечно, придется расстаться. Нельзя сознаваться, что мы платили шантажистке. Ты ведь не хуже меня понимаешь, что эта история не должна выплыть наружу.

– Конечно, Нина, а если…

– Все, Кирилл, время кончается. Поговорим дома.

Ялович после ухода Башевич находилась в противоречивом настроении. С одной стороны она испытывала горечь и определенную зависть познакомившись с более обеспеченной ухоженной дамой, чем она сама, женщиной, достигшей тех материальных благ, которых она не достигла, и о которых пока лишь мечтала. С другой стороны Ялович доставило несомненное удовольствие ее следовательская победа над высокомерной и строптивой Башевич. Победа эта, однако, была одержана отнюдь не в войне и даже не в крупной битве, а лишь в небольшом сражении. Тамара Викторовна прекрасно сознавала это, но все равно ей было приятно. Закончив с незначительными текущими делами, Ялович отправилась в столовую. В тот день на обед был овощной салат, фасолевый суп или борщ на выбор, макароны с мясом или запеканка с рыбой. В буфете она прикупила сметаны, стакан молока и кофе с вафлями. Не успела она сесть за столик, как к ней присоединился прокурор района.

– А, Олег Васильевич, – улыбнулась Ялович, – Милости прошу.

– Приятного аппетита, Тамара Викторовна, – расположил поудобнее поднос прокурор. – Ну, как поживает дело об убийстве в районной поликлинике?

– Почему так сразу об убийстве? – нахмурилась Ялович, – Может быть, это самоубийство?

– Даже так? Ну что ж, извините. Ну, и как поживает это запутанное, надеюсь, против этого определения вы возражать не станете, дело?

– Давайте обсудим это дело попозже, Олег Васильевич. Пока я ничего не готова сказать. Да и хочется спокойно пообедать.

– Ну что ж, позже так позже. Наверное сегодня у вас еще будут свидетели по этому делу?

– Да, жду в гости одного пенсионера. Зубриков его фамилия, прелюбопытный, скажу вам, тип.

– Чем же это? – заинтересовался Седельцев.

– Читал много детективов, – ответила Ялович, отодвигая тарелку из-под салата и придвигая суп. – Задает, на мой взгляд, лишние вопросы. Короче, любопытен не в меру. Я таких не люблю.

– Любопытство не порок, – заметил Седельцев, пробуя фасолевый суп.

– Как сказать, Олег Васильевич, как сказать. Ну, в любом случае сегодня я его допрошу и постараюсь держать его в строгих рамках моих вопросов и четких на них ответов.

– Сурово, Тамара Викторовна, сурово. А вы не думаете, что, зажимая свидетеля в тиски, вы, тем самым, мешаете ему излить душу, и он может не рассказать вам какую-нибудь ценную информацию?

– Не понимаю вас, – пожала плечами Ялович.

– Дело в том, Тамара Викторовна, что исходя из моего опыта, а он, поверьте, у меня есть, свидетели часто сообщают наиболее ценные факты, походя, во время обычного разговора.

Порой, ни следователь, ни свидетель не знают, что свидетелю известно что-то важное, это выясняется во время непротокольной беседы.

– У меня ничего подобного не бывает, – твердо заявила Ялович, решительно отодвигая тарелку из-под борща.

– Очень жаль, Тамара Викторовна. Возможно, вы не раз упускали ценные факты.

– Вас что-то не устраивает в моей работе? – напрямую спросила прокурора следователь.

– Да нет, вы вполне справляетесь, – ответил Седельцев, – Но Ялович показалось, что он выделил интонационно слово «вполне».

– Благодарю вас, Олег Васильевич, – сухо сказала Ялович.

– Ну, хорошо, Тамара Викторовна, оставим пока поликлинику. Я хочу спросить, решили ли вы что-нибудь по поводу дела о наркотиках в школе? Помните, я обещал вам докучать?

Прокурор взялся за макароны с мясом, а следователь перешла к запеканке с рыбой.

– Пока еще ничего, – недовольно ответила Ялович, – когда решу, я сообщу вам об этом.

– Сроки, сроки, Тамара Викторовна, – напомнил прокурор.

– Они истекают только на следующей неделе, – отрезала Ялович, – И вообще, Олег Васильевич, что вы мне портите нервы?

– Не стоит так это воспринимать, – строго сказал Олег Васильевич, – Я лишь беспокоюсь о деле.

– Оно раскрыто. Преступники известны. Что вам еще надо?

– Вы знаете, главное не ошибиться в отношении их дальнейшей судьбы.

– Это зависит от суда.

– Не передергивайте, Тамара Викторовна. Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Передавать ли дело в суд или отдать их на поруки родителям – зависит от вас.

– Я уже сказала, что пока ничего не решила, – начала раздражаться Ялович, – Когда решу, сообщу вам. И давайте не начинать все по второму кругу. Олег Васильевич, сейчас у меня серьезное дело о смерти главврача. Вы же не хотите меня отвлекать?

– Нет, конечно, нет, Тамара Викторовна. Только замечу, что все дела серьезны. И степень их серьезности зависит от того, насколько глубоко вникнет в них следователь и насколько ответственно подойдет к вопросам, связанным с людьми, имеющими отношение к тому или иному делу.

– Перестаньте читать мне нравоучения, Олег Васильевич, – решительно проговорила Ялович, расправившись с запеканкой и рыбой.

Прокурор, к тому времени тоже покончивший с макаронами с мясом, поднялся, залпом выпил компот и, глядя на Ялович сверху вниз, добродушно улыбаясь, произнес:

– Приятного аппетита, Тамара Викторовна.

Ялович молча кивнула, придвигая кофе, но ей уже не хотелось горячего ароматного напитка. Седельцев всё-таки испортил ей настроение. Единственное, чего хотелось, – это курить, но в столовой прокуратуры курение было запрещено.

Глава 8

– К вам пришли, Александр Васильевич.

Александр Васильевич Котеев оторвался от бумаг и поднял на секретаршу удивленное лицо.

– Ниночка, – укоризненно сказал он, – я же просил меня не беспокоить.

Ниночка, крашеная блондинка, лет двадцати пяти-двадцати шести, с огромными голубыми глазами.

– Так ведь, Александр Васильевич, это Оттуда, – ее большие голубые глаза сделались еще больше.

– Откуда – оттуда? Говори яснее, Нина.

– Ну, из этих, из органов, Александр Васильевич.

– Из органов? – изумлённо переспросил Котеев. – А что им нужно?

– Да я-то откуда знаю? – жалобно спросила шефа Ниночка.

– Ну, ладно, пригласи, да не сейчас, а минут через пять. Пусть помурыжатся. И кофе подай нам что ли, все-таки гости.

Капитан Кораблев вошел в кабинет Котеева и с интересом огляделся. Именно таким он и представлял себе кабинет старшего менеджера по рекламе, как, впрочем, и кабинет любого менеджера вообще. Помещение было большое. Метров семьдесят. Два компьютера, несколько телефонов, рабочий станок, шкафы с документацией, тут и там растения в горшках. Сам хозяин кабинета Александр Васильевич Котеев, высокий брюнет лет тридцати, сидел за одним из компьютеров и что-то набирал. Когда Кораблев вошел, вращающееся кресло рывком отъехало от стола, и Котеев, нацепив масляно-радостную улыбку, поднялся, чтобы приветствовать гостя.

– Очень рад вниманию со стороны наших стражей порядка, – широко улыбаясь и пожимая руку, ворковал Котеев, – Присаживайтесь, пожалуйста. Чем обязан?

– Спасибо, – опустился в предложенное кресло Кораблев. – А мило тут у вас все обустроено.

– Стараемся, э…э…

– Дмитрий Сергеевич, – подсказал Кораблев.

– А в каком вы чине?

– Капитан.

– О, большая честь для меня. А вот и кофе, – обрадовался он стуку в дверь.

И действительно появилась секретарша с подносом.

Разместив кофе с печеньем и конфетами на приставном столике, она вышла, стрельнув глазами по капитану.

– Спасибо, Ниночка, – кинул ей вдогонку Котеев, – Пейте, хороший кофе, – обратился он к капитану.

Тот кивнул и пригубил из чашки.

– О, действительно, хороший кофе, – одобрил Кораблев, сделав несколько глотков.

– Ну а как же, у нас солидная фирма, – улыбнулся Котеев.

– А теперь к делу, – выпрямился капитан, – Скажите, вы были вчера вечером в районной поликлинике № 45 на приеме у главврача?

– Да, был. А что случилось?

– Главврач, Мария Ильинична Поилова была отравлена, – коротко проинформировал Котеева капитан.

– Ох-х, Дмитрий Сергеевич, ох-х, – только и смог выговорить менеджер по рекламе.

– Да, такой прискорбный факт, – подтвердил Кораблев. – В связи с этим вам надо явиться в прокуратуру.

– Но, помилуйте, я же ни в чем не виноват… – начал было Котеев.

– Вы взрослый человек, Александр Васильевич, – перебил его Кораблев, – Имела место насильственная смерть. Вы один из последних, кто видел Поилову живой.

– А когда она умерла?

– Вам все расскажет следователь.

– Но я надеюсь меня-то ни в чем не подозревают?

– Все спросите там, не пытайте меня.

– И когда мне явиться?

– Сегодня. Можно после шести.

– Так поздно? Вы в это время еще работаете?

– Вас примут, не беспокойтесь, – сухо заверил его Кораблев.

– А вы не смогли бы более подробно рассказать о чем меня будут спрашивать, ну подготовить что ли?

– Нет, – лаконично ответил Кораблев.

– Ну, спасибо, я понял, – после принужденной паузы проговорил Котеев.

– До свидания, – попрощался капитан.

– До свидания, – откликнулся Котеев.

Когда капитан ушел, Котеев соединился с секретаршей.

– Ниночка, – нервно сказал он, – Меня ни для кого нет.

– Понятно, – ответила та и спросила: – Все в порядке, Александр Васильевич?

– Да, все нормально, Нина, не волнуйся.

Повесив трубку, он тут же поднял ее снова.

– Сергей? Это я. Поилову убили. Что как? Отравили. Пока ничего не знаю. Меня беспокоит, где мои анализы и все, что было у нее на меня. Да ты слушай, не перебивай. Являлся тут капитан из милиции, вызывал меня в прокуратуру. Да, сегодня к следователю на допрос! Ну, а что делать? Конечно, пойду. Заодно все и узнаю. Ладно, не переживай, прорвемся. Будь здоров.

Повесив трубку, Котеев с полминуты смотрел на модем, а потом громко чертыхнулся.

* * *

– Ну сколько раз тебе говорить, чтобы ты не смела обкусывать ногти, – возмущенно проговорила Вера Афанасьевна Смирнова. Ее двенадцатилетняя дочь Наташа отреагировала на это замечание, скорчив недовольную рожу.

– Нечего гримасничать! – прикрикнула на нее мать. – Покажи лучше дневник!

Наташа нехотя полезла в портфель и достала требуемое.

– Раскрой! – приказала мать, – Да не ту неделю показываешь, сказала она, надевая очки, – Вот, теперь ту. Что ты там прячешь? А ну-ка взглянем. Ага, все ясно.

И действительно все стало яснее ясного – в графе литература грациозно размещался лебедь.

– Что на этот раз? – требовательно спросила мать.

– Да вот не выучила «Белеет парус одинокий…», – со вздохом призналась дочь.

Мать не успела устроить ей выволочку. В дверь позвонили.

– Кто бы это мог быть? – проворчала вера Афанасьевна и пошла открывать.

– Кто? – спросила она.

– Милиция, капитан Кораблев, – раздался уверенный голос.

Поколебавшись секунду, Смирнова загремела замками. На пороге стоял довольно красивый молодой человек в штатском.

– Можно войти? – приятным баритоном спросил он, доставая удостоверение.

– Конечно, – любезным тоном впустила его хозяйка, бегло взглянув на документ, – Сюда, пожалуйста, – провела она его в гостиную.

– Наташа, – обратилась она к дочери, – иди, займись уроками.

– Но, мама…

– Не спорь. Ко мне пришли по делу.

Наташа нехотя вышла.

– Садитесь, Дмитрий Сергеевич – предложила Смирнова.

– Сколько ей? – спросил капитан, опускаясь в кресло.

– Двенадцать, Дмитрий Сергеевич.

– О, вы запомнили, как меня зовут. Очень приятно.

– Я умею читать, – улыбнулась Смирнова, – Итак, по какому вы делу?

Кораблев посерьезнел. Встреченный довольно любезно, он даже на какой-то момент предположил, что ему предстоит чай или кофе. Но этого не последовало, и он перешел к цели своего визита.

– Вера Афанасьевна, вы были вчера в сорок пятой поликлинике на приеме у главврача?

– Да, а что случилось? Почему это интересует милицию?

– Сейчас объясню. Дело в том, Вера Афанасьевна, что вчера Марию Ильиничну Поилову, главврача сорок пятой поликлиники нашли мертвой. Ее отравили.

Кораблев ожидал какой угодно реакции, только не последовавшего вопроса:

– Хотите чай, кофе, сок?

– Не отказался бы от чая, – растерянно выдавил капитан.

Хозяйка дома кивнула и поспешно вышла в кухню. Пока она готовила чай, у капитана появилась возможность, не спеша осмотреть обстановку. Комната, куда провела его Смирнова, на глаз была метров семнадцать-восемнадцать. Не очень новый, но и не очень старый диван, стол, сервант, секретер, телевизор, несколько растений в горшках – вот, что составляло интерьер.

Смирнова принесла чай довольно быстро.

Кораблев оторвался от разглядывания комнаты и поблагодарил хозяйку.

– Пока не за что, – улыбнулась Смирнова, выкатывая из какого-то угла сервировочный столик.

– Сколько вам сахара? – спросила хозяйка. – Конфеты, вот, тоже берите, не стесняйтесь.

– Я положу, не волнуйтесь, – остановил ее руку Кораблев.

Смирнова кивнула и сделала глоток.

– Продолжайте, пожалуйста, мы отвлеклись, – сказала она капитану. – Значит, Поилову отравили?

– Да, предположительно цианидом.

– Понятно, – протянула Смирнова. – И я, как все ее посетители, на подозрении?

Кораблев ничего не ответил, да этого и не требовалось.

– Вы не замужем? – неожиданно спросил он.

– Была, – коротко ответила Смирнова.

– Тяжело, наверное, одной тащить дочку? – сочувственно спросил капитан.

– У меня еще и сын восемнадцати лет.

– Вот как? Да, думаю, вам не просто.

– Ну, во-первых, отец помогает, во-вторых, я работаю.

– А кем, если не секрет?

– Я флорист, занимаюсь цветами.

– Интересная профессия. Доход приносит, если не секрет?

– Если бы она не приносила, я бы этим не занималась. Я не могу себе сейчас позволить малооплачиваемую работу. Но мы отвлеклись, Дмитрий Сергеевич, у вас, наверное, ко мне вопросы по существу?

– Нет, у меня повестка в прокуратуру. Все вопросы вам задаст следователь.

– Ясно, и когда мне надлежит явиться?

– Время поручено вписать мне. Завтра в одиннадцать, вас устроит?

– Лучше в час или два, – прикинула свой распорядок Смирнова.

– Давайте в три, – улыбнулся капитан.

– Отлично, – улыбнулась в ответ Вера Афанасьевна.

– Ну, спасибо за чай, за конфеты, – сказал капитан, поднимаясь. – Все было очень вкусно.

– Я рада, что вам понравилось, – сказала Смирнова, провожая его до двери.

– Приятно было познакомиться, – уже на пороге сказал Кораблев. – Надеюсь, еще как-нибудь увидимся.

– Не исключено, – ответила Смирнова.

Заперев за капитаном, она устало опустилась на стул в коридоре.

– Ах, Маша, Маша, – дрогнувшим голосом произнесла она, – что же теперь будет?