Драконодав

– И право, ваше величество, – улыбнулся я, – у вас целая жизнь впереди, чтобы творить справедливые дела и сделать жизнь подданных лучше, это ли не великий дар Господа, искупающий ваши прошлые настоящие или мнимые прегрешения?

– И верно, – улыбнулся Аделард, – что скулить, как побитый пёс, когда впереди добрый вепрь и мы полны сил затравить его? Звучи рог, лейся вино!

Уже поздней ночью, собирались расходиться, благо на рассвете должна была начинаться церемония коронации, внезапно наехал император со своей небольшой как водится свитой. Максимилиан быстро поужинал, благо валился с ног от усталости и отправился спать. Остальные тоже разбрелись, поприветствовав императора, благо церковники роились с мрачными лицами, ожидая завтрашних торжеств и поминутно отлучаясь приклонить колена в очередной молитве. Надо сказать, молитв у них было запасено преизрядно, все уже прочитали с дюжину, только король бегал в часовню раза три, как приехал, его хотели вовсе оставить молиться всю ночь, однако Аделард решил нормально поужинать и выспаться. Со всех окрестностей стекалось знатное духовенство нужное и не нужное на коронации.

Поспать нормально не дали церковники – они вломились в спальню короля под утро, вместе с вельможами, имеющими право участвовать в коронации. Если бы остальные имели возможность вламываться в спальню к будущему королю, здесь собрался бы весь город – на площади перед собором уже роились горожане. Аделарда, ещё сонного, взяли за ноги и подмышки, подняли вверх и поставили на ноги таким нелепым способом. Этим церковники хотели сказать, что король, дескать, не помер, а его надгробие поднимается и перерождается в нового короля. Вот никогда не видал воскресших мертвяков. Нас с Сен-Полем, хмурых и не выспавшихся разбудил и привёл на это занимательное зрелище оруженосец императора, тот конечно присутствовал на почётном месте при церемонии. Затем короля долго одевали, вот никогда не понимал страсти присутствовать при облачении короля, особенно учитывая, что короли тоже человеки и по утрам им требуется опорожнить кишечник и отлить. Аделард не был исключением, потому все почтительно ждали, слушая весьма занимательные трели выпускаемых газов и льющихся струй. Один из рыцарей выполнял почётную миссию стулоносца: приносить и выносить горшок со священными королевскими отходами. Затем будущему королю надлежало выбрать заложников Святой Скляницы.

Сказать, что история Святой Скляницы сомнительна – ничего не сказать. В руки этой зимой мне попалось описание коронации Хлодвига, так никакой скляницы там не упоминалось. Зато легенда, рассказываемая святым Ремигием внушала большое доверие: ангел небесный в образе голубя, принёс скляницу Ремигию из самого Реймса, чтобы помазать лоб Хлодвига при его коронации. Архиепископ Гинкмар за историю ухватился, а может сам её выдумал, дескать, он хотел короля помазать обычным миро, а тут священный елей прямиком с небес. Конечно, это укрепляло власть церковников из Реймса, а прежде всего аббатства. Вот мы с Сен-Полем внезапно и попали в «Заложники Святой Скляницы» – нам предстояло въехать в кафедральный собор на рыцарских конях и сопровождать внешней охраной архиепископа, несущего Скляницу и «баронов ордена Святой Скляницы», несущих серебряный балдахин над архиепископом. С другой стороны обязанность почётная и весьма необременительная, Аделард улыбнулся, отдавая распоряжение, чем избавил нас от долгих молитв и стояния в свите. Пока короля окончательно готовили и вели в собор, мы отправились облачиться в доспехи, оруженосцы поспешили их украсить всяческими лентами и изображениями.

Король тем временем направился в кафедральный собор, уже рассвело, там распевали Псалмы первого молитвенного часа. К псалмам Третьего молитвенного часа подходила процессия из аббатства святого Ремигия. Архиепископ торжественно вышагивал с ковчежцем, прикованным к его шее цепью – довольно большой овальной шкатулкой, где была закреплена Скляница, тоже весьма больших для переноски голубем в клюве размеров. С другой стороны, церковники скажут, что ангел был в образе голубя, а грузоподъёмность ангела поди больше дракона, а тот вола утаскивает запросто. Опять же, размер голубя не оговаривался, возможно, это был героических размеров голубь, навроде летающего страуса, его светлости один южанин рассказывал о сарацинских нелетучих птицах, запросто убивающих клювом крупную собаку. Балдахин несли весьма уважаемые вельможи, не слишком довольные привилегией тащить тяжеленное сооружение, весьма надо сказать облезлое от времени. Но все сохраняли самый важный вид, гордо вышагивая и обливаясь потом, архиепископ семенил, тяжело дышал и всё норовил опустить тяжёлый ковчежец, служки поддерживали его за локти. Они медленно подошли к кафедральному собору, мы осторожно, удерживая непривычных к зрелищу жеребцов, встали по сторонам, медленно вышагивая. К слову, в обычные дни, заезжать в собор на лошади довольно большое преступление, но сегодня это была моя почётная обязанность. Ближайший ко мне барон, с чёрной лентой с изображением золотого креста и лилий, с подвешенным голубем со Скляницей в клюве, этой лентой зацепился за мою шпору. Не заметив, он запутался лентой и оступился, чуть не выронив балдахин, пришлось подхватить и удерживать тяжеленную штуковину из седла, пока достойный, но пожилой рыцарь выпутался. Аделард, видимо очень скучавший на церемонии, улыбнулся и кивнул мне. Все громко клялись доставить Скляницу после церемонии назад в аббатство святого Ремигия. Мы спешились, жеребцов увели, а нам предоставили почётные места, где можно было с комфортом наблюдать зрелище. Большинство стояло, а многие на коленях уже долгое время.

Аделарду поднесли реймсское евангелие, нужно было произносить клятву. В принципе это было традицией, теперь необязательной, но почётной. Будущий король за словом в карман не лазал, поэтому громко и складно пообещал хранить привилегии духовенства, поддерживать веру, изгонять еретиков, всячески защищать королевство от врагов, поддерживать порядок и справедливый суд, творить милосердие и построить университет. Судя по тому, как скривился архиепископ – университетов церковники, тем более светских видеть не желали. Аделард также клялся сохранить рыцарские Ордена Святого Михаила, Святого Духа и Святого Людовика, что после разгрома было немаловажным – Аделард с Сен-Полем всерьёз рассуждали о полном роспуске Орденов. Но, Максимилиан, сидящий на почётном кресле, явно был сторонником рыцарских орденов и турниров, поэтому отживающие дворянские привилегии явно продолжатся. С другой стороны, должен же я насладиться своим рыцарским достоинством, позволяющим ходить посреди улицы, не рискуя быть затоптанным первым конником. Всё же меч у пояса и серебряные шпоры пока многое значат в этом мире. Архиепископ после клятвы традиционно спросил одобряют ли присутствующие нового короля. Все одобрительно загудели, вспоминая времена, когда франкского короля выбирали просто волею лучших воинов. Но времена пришли другие, может скоро королей будут свергать простым одобрением заговорщиков, бывало уже такое, англичане только закончили воевать.

Но, пока рыцари чувствовали себя вершителями судеб, поэтому настало время вручать главному рыцарю страны королевские рыцарские доспехи, их привозил настоятель аббатства Сен-Дени, где они хранились. Важный главный казначей королевства подносил башмаки, сам герцог Бургундии вручал золотые шпоры. Реймсский архиепископ, с трудом вручал меч, это был Жуаёз, легендарный меч Карла Великого в роскошных золотых ножнах и с золочёной гардой. Мечом архиепископ опоясал короля, ему пришлось помогать всем миром, старик едва не упал, его поддерживали за локти. Затем Аделарду пришлось ослабить серебряную шнуровку, ему обнажили плечи и локти, под звуки очередных молитв за здравие короля, он встал на коленях перед алтарём. Архиепископ из Скляницы взял немного елея, смешал с миро, архиепископ большим пальцем помазал короля на макушке, груди, плечах и локтях. Затем короля одели, по сути как священника, его можно сказать и возвели в сан священника, архиепископ помазал ему и руки.

– Милостию божий перед нами новый Хлодвиг! – провозгласил архиепископ, – узрите избранника Бога на земле!

Короля облачили в одежды, поднесли корону, скипетр и жезл, кольцо, тем самым завершая обряд коронации. Нового короля архиепископ усаживал на возвышающийся над амвоном трон, откуда король взирал на подданных и ожидал клятву верности – оммаж. Герцоги и графы по очереди и старшинству подходили к королю, целовали его или руку, насколько чувствовали себя важными, восклицая «Да здравствует король навеки!» Нам с Сен-Полем тоже выпала возможность чмокнуть уже ошалевшего от происходящего Аделарда в щёчку, ставшего теперь Карлом VIII, благо у нашего дворянства всегда заваляется имя-другое в запасе, а у герцогов имён и титулов на добрую книгу наберётся. Затем ворота собора распахнулись и «простой люд», на самом деле тщательно отобранный из числа наиболее знатных купцов и горожан, а также богачей королевства ринулся в собор, чтобы увидать нового короля и рассказывать об этом всю оставшуюся жизнь. Многие за такую возможность платили звонкой монетой. Все ликовали, громко кричали, заглушая охрипших уже от молитв служек. В воздух запускали птиц, гадивших на дорогие одежды, летели драгоценные медальоны и золотые монеты.

Но мучения короля продолжались литургией, теперь он мог сидеть на троне, однако приходилось постоянно вскакивать и приносить на алтарь дары: хлеб, вино и тринадцать золотых монет, в знак того, что как невесте на свадьбе дарят тринадцать монет, так король, как супруг страны дарит ей монеты и сливается с народом. Затем короля причастили как священника и наконец церемония окончилась, а происходило это уже за полдень, сказать, что все устали, не сказать ничего, что говорить об архиепископе, того практически носили. Ему на шею приковали Скляницу и под балдахином утащили назад в аббатство святого Ремигия. После чего начинался пир, однако радостного провождения ждать не стоило: король в церемониальных одеждах восседает с двенадцатью герцогами, тщательно изображающими своим видом и одеждами апостолов. Только к глубокому вечеру, сложив корону, перстни и тяжёлые одежды, Аделард смог вырваться от церковников, самих порядком уставших от бесконечных церемоний. Наконец в небольшом зале дворца То накрыли ужин, где собрались настоящие друзья нового короля, поскольку многих вельмож требовалось отставить от должностей как бездарей и казнокрадов, многие был давними врагами, многие не понимали нового времени. За столом собралась всего дюжина человек, включая естественно императора, незримо присутствовавшего на церемониях, но не вмешивающегося.

– Поднимем кубок за здравие нового короля! – улыбнулся император, – да будут годы его правления длинными, свершения славными, память о нём долгой, враги разбиты, а потомство изобильно!

– Да здравствует король навеки! – вскричали все в едином порыве.

– Но, если удалятся от придворных расшаркиваний, дорогой Аделард, – сказал император, – в лихое время досталась тебе корона, сам посуди: север захвачен, англичане ждут подкреплений, сил выбить из замков у тебя немного, я с радостью помог бы тебе, но завяз с итальянскими войнами, северные бароны весьма неспокойны, было три неурожайных года, на севере почти голод, отряды наёмников приходят качающимися от недокорма. Я верный союзник твоего королевства, но кроме флотилии пиратов не смогу помочь, возможно, это ослабит Англию, а твои войска пока восстановятся и выбьют англичан из замков.

– Император, ситуация немного изменилась, – улыбнулся король, – были наняты около пяти тысяч наёмников, их будут спешно вооружать и обучать с новым оружием. В Сарже отливаются бомбарды и изготавливаются мушкеты для осады замков и городов, оружие скупается в Пассау и Золингене, свозятся со всех крепостей и замков. Значительная часть баронов и рыцарей на войну не явились, это тоже многие сотни обученных воевать, хоть ленивых ребят, под страхом колесования и конфискации земель пойдут воевать как один. Я стягиваю все имеющиеся войска для решительного удара по англичанам, чтобы успеть до зимы завершить кампанию, хотя бы взятием основных замков. А лучше, разыграть бы нам карту герцога Франциска II?

– Генрих Тюдор, граф Ричмонд, – улыбнулся император, – сам хотел предложить такую кампанию организовать, помню его мальчишкой, сейчас возмужал, стал подозрительным и честолюбивым, просто бредит возвращением английского престола.

– Годфрид со флотом Барбароссы не только отрежет англичан от снабжения, но проложит нам путь в саму Англию, – покивал король, – освободив земли от англичан, мы получим немалое количество наёмников, желающих повоевать, лучше они будут мародёрствовать на английской земле, чем здесь, даже если Генрих не захватит трон, всё равно ослабит Англию.

– К тому же, ходят упорные слухи, что герцог Бекингем недоволен королём и склоняется поднять восстание, что будет очень на руку, – кивнул император, – если поддержать внутреннее восстание, Генрих сможет набрать пополнение, у него валлийские корни, его дед Оуэн Тюдор был казнённым ланкастерским командиром – за ним пойдут английские простолюдины и бароны.

– Кроме того, Томас Стенли – большой сторонник дома Ланкастеров, сейчас муж матери Генриха – графини Ричмонд, – развивал интригу король, – наверняка захочет поддержать высадку, если она будет успешной.

– Бей дракона в его логове, – улыбнулся император, – что скажите Годфрид?

– Скорее льва, чем дракона, – сказал я, не очень довольный такими кознями и интригами, а чем ближе к трону, тем изощрённее они становятся, только и думают как извести соседнее государство или земли, оттяпать кусок пожирнее, устроить старую добрую войну, совсем не заботясь о народе, с другой стороны, что взять с королей, императоров и вельмож, – драконы никогда в логове не принимают бой, вылезают наружу.

– На львов намного проще охотиться, чем на драконов, – со знанием дела сказал император, – конечно зверюга страшная и опасная, но мне привозили тигра – вот ужасный хищник, он разрывает льва пополам мимоходом.

– Набросимся же тигром на английского льва, – сказал Сен-Поль, тоже не любивший интриги и далеко идущие политические замыслы, – ещё одна славная битва не помешает.

– Боюсь одной не обойдёмся, – вздохнул император, – но обратить любое поражение в славную победу есть великая мудрость и военная наука.

Пока мы скучали на коронации, Гонсало набирал войска, благо при столице всегда крутился воинский люд, кондотьеры спешили с отрядами в надежде получить жирный куш, горожане тоже были готовы наниматься в солдаты за хорошее жалование, многие воевали, чай не дремучие крестьяне. Отряды собирали и другие рыцари, но прослышав, что мои люди отсиделись за рогатками, стреляя из пушек и мушкетов, а потом не вступая врукопашную остановили всю армию англичан, перерезавших цвет французского рыцарства, больше стремились ко мне. Всем хотелось доброго жалования, оружия, убивающего на огромном расстоянии так, что голову подставлять под топор или меч не требовалось, хорошей еды и удачливого командира. Наши отряды, вставшие под столицей чётким лагерем, где царил порядок и чистота были лучшим примером: добротная чистая одежда, хорошее вооружение, отличное питание. Даже королевские гвардейцы бывало хотели переметнуться, что говорить о бедных полувооружённых рыцарях и просто солдат, желающих послужить. Гонсало был разборчив, его вербовщики отбирали здоровых, опытных солдат, готовых не бежать с поля боя, тем более прибыли несколько сильных и хорошо вооружённых отряда испанцев и германцев, их удалось нанять раньше короля.

Аделарду тоже оставались значительные силы: армия больше разбежалась, чем была перебита, в основном погибли спесивые рыцари со своими не менее спесивыми свитами. Хорошо обученные стрелки и арбалетчики организованно отошли с нами, пикинёры ушли с поля боя тоже практически целыми. Войска, собиравшиеся у столицы оказались довольно внушительными, тем более прослышав о коронации и понимая, что новый король может и голову снять, стали подтягиваться и «хворые» рыцари со своими отрядами, их оказалось довольно много пряталось по замкам. Со всех сторон спешили отряды наёмников, они, конечно спешили и к англичанам, но там больше предпочитали своих лучников, наёмникам платили меньше, чем в королевстве. Сен-Поль, ухватившись за идею о шотландских стрелках, уже приказал формировать отряд сопровождения короля, шотландцы были верные и отличные вояки, ненавидящие англичан. Их вооружали аркебузами, спешно формировался и артиллерийский парк, войну собирались вести по-новому, без таранных ударов копьями и рукопашной с топорами.

Глава 16

И мне хочется верить, что это не так, Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в мечтах, Я, конечно, спою – не пройдёт и полгода.

Песня «Корабли постоят, и ложатся на курс». Владимир Высоцкий

Поутру я отбывал в Сарж, чтобы сформировать войска, да повидать жену и сына. Если простолюдины видят, как ежедневно растёт их чадо и непрестанно могут наслаждаться руганью с женой – рыцари такого удовольствия лишены, находясь в непрестанных походах и войнах. У меня будет едва неделя, чтобы привести дела баронства в порядок, побыть с семьёй, подготовить войско к выступлению и соединиться с пиратами Барбоссы в далёком южном порту. Мы едва успеем выйти к берегам Ла-Манша, чтобы успеть перерезать в конце лета поставки оружия и продовольствия, вместе с подвозом подкреплений. Дело конечно прибыльное, добыча намечается немалая, но опасность в море тоже грозила нешуточная, я на кораблях хаживал раза три, на югах, по рекам и озёрам. А море говорят огромное, шторма приключаются такие, что волна может замковую стену перехлестнуть запросто, что говорить об жалких деревянных судёнышках, набитых блюющими наёмниками, крысами и гнилыми сухарями.

Сарж продолжал радовать деловитыми мастеровыми, довольными сытыми жителями, тучными стадами и табунами, обильными полями. По дорогам катились возы с товарами, по речке сновали десятки судов, пристань была забита торговым людом и тюками, не встретили ни одного разбойника, только людей шерифа. Мастерские разрослись неимоверно, там движение людей и грузов вовсе напоминало крупный город, вроде Милана или Вены. Постоянно куда-то отправлялись возы, подвозился уголь, лесины, кожа, всякая всячина. За мастерскими ухали пушки и аркебузы, там же упражнялись многочисленные новобранцы. В общем, родной город встречал благоденствием и достатком, что радовало всех, а мне приносило ощутимый доход. Сам город тоже вырос, домов стало раза в два больше, по окраинам много стояло каркасов, пространство между брёвен заполняли глиной, строили быстро. Хотя мы возвели городскую стену с большим запасом, вскоре, если прирастать город станет такими темпами, дома выйдут за стену. Однако, это было наименьшей проблемой. Встречало нас совсем мало народу, остальные были на работах, не бросать же дело, чтобы поглядеть на военный отряд, в Сарже они снуют до стрельбища и обратно почитай каждый день.

– Опять уезжаешь? – недовольно спросила жена, держа молчаливого ребёнка, – ты сына хочешь увидеть, когда ему шпоры вручат?

– А ты хочешь увидеть здесь англичан? – спросил я, вздохнув, – наш покойный король потерял армию и помер, а нам теперь разгребать.

– Пусть новый король и разгребает, – фыркнула Мария, – ты отслужил больше месяца, участвовал в битве, что ещё королю нужно?

– Много чего, – не стал я вдаваться в детали, а то Мария взбеленится намного сильнее, узнав какие дальние и опасные странствия предстоят мне, – за службу платят и весьма щедро, кроме того предвидятся трофеи.

– Но ты с поля боя привёз тоже не одни штандарты, – сказала Мария, глядя, как выгружают из возков захваченную у англичан казну и прочую добычу.

– Новый поход может озолотить, ты хочешь быть графиней или даже герцогиней? – спросил я, умалчивая, что сложить голову я могу быстрее, чем получу добычу.

– Графиней…– как все женщины Мария была падкой до громких титулов и всяческой показной мишуры, – ради герцогини, пожалуй, стоит ждать.

– Кроме того, земли герцогства теперь наши, – бросил я оформленные должным образом бумаги на стол, – герцог в бегах у англичан, отправь в замок нашего управляющего, пусть наведёт порядок в делах, но герцогиню не выгонять, содержать, как подобает, если сама не уедет, тогда препятствий не чинить.

– Однако новости, – вскинула бровь Мария, понимая, что вместо замужества с бедным провинциальным рыцарем Войтехом, ей выпал шанс стать женой удачливого и богатеющего рыцаря Готфрида, – посмотрим, что Аделайн скажет.

– Не обижать её, – сказал я, зная, как женщины любят позлорадствовать чужому горю, – она плохого нам ничего не сделала.

– А я ничего и не думала… – покачала головой Мария, но в уголках её глаз плясало злорадство высшей пробы, – будет как сыр в масле кататься.

– Оставлю тебе Ирен, будет помогать, – сказал я, – она же станет командовать гарнизонами и армией, случись что, её хорошо слушаются и очень толковый солдат.

– Ирен пригодится, – кивнула жена, весьма сдружившаяся с воительницей, благо делить им в отличие от герцогини было нечего, – с ней спокойно почти как с тобой.

– Ладно, вечером поговорим, – махнул я рукой, увидав посыльного от братьев.

Дел за моё отсутствие накопилось, однако ничего глобального, всё катилось по широкой дороге в нужную сторону. Братья, конечно, немного ошалели, узнав, что земли герцогства теперь мои, а столицей герцогства теперь будет Сарж. Они стали прикидывать, как использовать свалившееся богатство с наибольшей пользой, кого поставить управляющим в каком замке, как организовывать ярмарки, сколько теперь платить налогов в казну и сколько поставлять королю войска. Последнее их огорчило до крайности, выходило налогов теперь нужно платить раза в четыре больше, а войска собирать вшестеро больше. Однако доход герцогства в четыреста тысяч ливров их быстро развеселил, тем более, удвоить его в следующем году, ежели не случится неурожай они смогут. Оставив захваченных грандиозными планами братьев и управляющих, я направился к Лорентину в мастерские.

– Поздравляю с удачным походом, ваша милость, – помахал рукой мастер, – слыхал пригодились пушечки-то?

– За счёт них выжили, – кивнул я, – нужно как можно больше такого оружия.

– Всю бронзу извели, дорогая больно, пушки из сварных стальных полос лучше и дешевле, но возни много, подмастерье из Фландрии прибился, он чугунные пушки отливал, – сказал Лорентин, – теперь чугунные льём, ядра тоже чугунные будут, весить будут как два-три каменных, лететь кучнее, а пушка станет легче, но стенки толще, а значит надёжнее, разрываться не станут.

– Очень пушки нужны и мушкеты, – вздохнул я, – воевать на море станем.

– Мушкетов наделано хоть все остатки королевской армии вооружай, – усмехнулся мастер, – пороха в избытке, однако новых пушек немного пока, осваиваем только, четыре дюжины смогу предложить, всё, что успели, работаем без отдыха.

– Четыре дюжины уже хорошо, – сказал я, вспоминая, что тяжёлые каракки с тремя мачтами обычно несли двадцать орудий, считаясь самыми хорошо вооружёнными судами, – можно четыре корабля оснастить.

– Обычно неф, – мастер назвал каракку на местный лад, – может быть вооружён едва тремя пушками, как огромный «Грейс Дью», у меня там отец служил, пока корабль молния не спалила.

– Будем надеяться, что пушек нам встретится в море немного, – успокаивал я себя, – у Барбароссы больше галер, чем мореходных кораблей, там пушка-другая, больше малокалиберные фальконеты.

– Англичане да, пушки не любят ставить, – кивнул Лорентин, – зато испанцы с португальцами мастаки, у них сейчас военное и флотское дело на высоте, а оружие какое делают!

– Надеюсь с испанцами воевать не придётся, – поёжился я, – мореходы плохие сказывают, зато как дерутся испанские солдаты видал – опасный и стойкий противник.

– Ладно, твоя милость, – засобирался мастер, – пойду, за косорукими этими глаз да глаз нужен, иначе металл загубят или ещё какую напасть учинят, неделю назад, чуть кузницу не спалили, а начнись тут пожар, взлетели бы на воздух, прямиком к ангелам.

– Опять поминаешь имя Господа всуе, – нахмурился подошедший Гонсало.

– Ухожу-ухожу, – исчез мастер.

– Наёмников собралось много, больше половины воевало на море, – доложился Гонсало, – есть добрые моряки, многие вынуждены были спасаться бегством из портов, их захватили англичане. Думаю можно набрать экипажа четыре для больших каракк, в принципе, даже без Барбароссы сможем побузить в Ла-Манше, там много кораблей не требуется. Обещали дюжину годных кораблей – хорошо, если полдюжины окажется, не сильно гнилых и имеющих команды.

– Тебе лучше знать, – нахмурился я, – в морском деле ничего не соображаю.

– Корабль как замок, – сказал Гонсало, – как построили, как отремонтировали, кто занимает, так корабль и воюет. Если капитан негодный и команда под стать, так любой корабль разваливается, воевать невозможно. Здесь ещё плавание недалёкое, а вот месяцами идти, сухари с червями глотать, да солонину, а попади в штиль – вообще через неделю с ума сойти. Вода протухнет и всё.

– А море действительно солёное? – спросил я, – такую воду нельзя пить?

– Скорее горькое, – ответил Гонсало, – пить-то можно, но недолго – помрёшь и всё, дождь надо собирать или рыбу выжимать и пить воду из неё.

Новый поход вышел тихим – никто даже поглядеть не пришёл. Даже жена, не пришла, Марселон заболел и даже Лорентин отливавший огромный колокол, не мог отойти. Поэтому отряды встали пораньше и медленно потопали по утренней росе, позавтракав кашей с грибами, да пивом. Обычно рыцарские отряды питаются сами, на жалование, потому многие совершенно негодны в походе или бою. Я ввёл правило обеспечивать армию одинаковым питанием, были в отряде кошевары, чтобы все ели одинаково, а не травились всякой дрянью случайно украденной или сваренной неумелой рукой. Приворовывали все, кошевары тоже, но повешенный на оглобле, ворюга и негодный повар быстро свели покражу солдатской еды до разумного минимума. Я сам питался из солдатского котла, поэтому точно знал задалась ли сегодня похлёбка или хорошо ли пожарили мясо. В отряде были охотники, они били дичь, чтобы разнообразить каши и придержать солонину, её нажрёмся Гонсало сказал в море до тошноты. Конечно, богатые наёмники и рыцари пили вино подороже солдатского, могли накрыть отдельно стол, однако питание отрядов было налажено хорошо, поэтому все ели примерно одинаково и хорошо.

Нужно было поспешать, флот давно простаивает, летнее время уходит, конечно, в Ла-Манше по словам Гонсало можно воевать и зимой, но весьма опасно из-за штормов и погода совершенно дрянная. Мы были с его светлостью на севере в порте Кале, где все странно коверкали слова, совершенно было непонятно порой, что говорят жители. Так скажу погодка там в отличие от Саржа премерзкая, в рубашке зимой выйти не получится, ветер и холодно, а англичане сказывают вовсе привыкли к ещё более жуткой погоде. В Кале мы познакомились с ганзейскими моряками, некоторые были из далёких восточных городов Новгорода и Пскова, если я правильно запомнил чудные названия, так моряки оттуда хвалили погоду севера королевства. Рассказывали, что зимы у них стоят снежные и морозы трескучие, реки замерзают и возы гружёные едут прямиком по льду, прямо как холодными зимами в Нидердландах. А дальше на северо-восток вовсе океан замёрзший стоит, едва оттаивая летом, корабли там делают с круглым дном, чтобы если льды затрут можно было корабль сберечь. Правда как льдины затирают корабли я не понял, зато понял, отчего меха самые дорогие оттуда – соболь и куница должны иметь такую шубейку не для красоты, а чтобы выжить. Много диковинного тогда я слыхал от моряков и про морских чертей и морских змеев, угощали нас пивом из мёда, вяленной и солёной рыбой, которая ужасно воняла, зато была самым вкусным лакомством с элем. Как они придумали вяленую рыбу с элем есть? Сильные и умные люди эти новогородцы или как их там, пили вусмерть, дрались отчаянно, девок любили, что те ходили потом с трудом, но довольные.

Чем южнее шли, тем жарче становилось, лафеты пушек местами рассохлись и ломались, приходилось ремонтировать вечерами, забросив стволы на повозки, чтобы не задерживаться. В походе вообще многое становится на места: башмаки всем пошили на германский лад, оказались весьма удобными и недорогими. Скажите в походе что главное? Порох? Лошади? Питание? Ноги солдата. Любой полководец, не вылезавший из седла может загубить армию плохой обувкой. Конечно, армии победнее вообще босыми воюют, однако справная обувка всегда кстати. Мы шли без лошадей практически, чтобы погрузиться на речке Рон на корабли и сплавиться через половину страны до Пор-Сен-Луи-дю-Рон, где стоит флот Барбароссы. Так получалось намного быстрее, хотя первую неделю мы шли пешком и весьма медленно. С другой стороны на лошадях здесь делать было нечего, мы шли короткой, однако весьма каменистой дорогой, иногда срезая вовсе через равнины. Волы неспешно и мощно тянули возы и пушки, а солдаты бодро шагали вперёд. К окончанию недели показался городишко Сен-Вюльба, где должны были ожидать корабли. Городишко был маленький, бедный и грязный, корабли были просто развалинами, команды пьяными и разошедшимися по гулящим девкам. Капитаны стали было возмущаться, едва я выказал недовольство, но Гонсало вытащил пистолет и наставил в лоб самому крикливому. Волнения сразу улеглись, благо крикуны признали весьма редкое и дорогое оружие и помирать даже от такой чудесной вещицы не хотели. С капитанами солдаты вытаскивали моряков из единственного в городишке борделя и пары кабаков, да ходили по домам. Вусмерть пьяную матросню складывали на палубах барж, дав несколько раз по зубам сопротивляющимся. Баржи взяли под караул, расположившись неподалёку лагерем. Конечно, места просыхающих бедолаг заняли солдаты, отчего бордель стал немного качаться, а кабатчики не могли нарадоваться новым прибылям, однако Гонсало давно отучил всех пить до звериного образа, в отрядах давно не осталось пьяниц, не способных поутру держать пику или хватающихся в кабаке за нож с пьяных глаз. Мы, конечно, тоже выпили доброго вина, сидя у костра и глядя на прекрасные звёзды, высыпавшие над баржами с храпящими пьяницами, иногда встающих с закрытыми глазами, чтобы отлить с борта или пускающих струю себе в штаны.

– Надеюсь, флот Барбароссы в лучшем состоянии, всё же сарацины, – покачал я головой, – слыхал про матросов, что пьют неумеренно и дебоширят на берегу, но чтобы так!