Клуб пропавших без вести

– Алик ни за что не дал бы тебя в обиду, – словно услышав мои мысли, вздохнула подруга и грустно хихикнула. – Помнишь его панацею от всех бед? Он точно набил бы этому Живчику морду!

Я невесело улыбнулась, почувствовав, как к глазам подступают слезы. Сколько же еще я буду страдать? Наши с Аликом отношения длились каких-то пять месяцев, а с момента трагедии прошло уже вдвое больше. Подруга-психолог со знанием дела уверяла, что время лечит, но какое там… Просыпаясь, я первым делом открывала фотографию своего красавца в телефоне, проверяла мессенджер, не иначе как в бреду надеясь увидеть заветное «В сети». Однажды, в приступе острой тоски, я даже скинула на номер Алика сообщение с одним словом – «Скучаю». А в день его рождения собралась с духом и приехала к дому, в котором мы когда-то недолго жили вместе. Просто стояла внизу, забыв обо всем на свете, и смотрела на свет, горевший в окне на последнем этаже. Чужой свет в уже чужой квартирке, где мы когда-то были так счастливы…

– Ты снова туда ездила? Который уже раз? – Анька верно считала мое выражение лица и укоризненно покачала головой. – Рита, я все понимаю, но хватит травить себе душу! Ты замыкаешься, люди это чувствуют и избегают тебя. Сама не даешь себе шанса быть счастливой! Попробуй с кем-нибудь встретиться. Кстати, а что ты думаешь насчет вашего шефа? Ну-ну, не делай такие глаза, а лучше взгляни на него иначе… Да, он намного старше, но я же помню по фоткам: шикарный мужик! И тебе, кажется, благоволит.

Ага, ну конечно! Благоволил он мне потому, что я чуть ли не единственная из его сотрудников искренне пеклась о судьбе издания. Наверное, идея завести служебный роман и стать «серой кардинальшей» в издательстве была не так и плоха – представляю, как скривились бы мои недоброжелатели во главе с опостылевшим Живчиком! Но, увы, я даже в мыслях не могла представить себя с каким-то другим мужчиной, кроме моего заботливого и порывистого Алика. Так что зря Анька тратит на меня свое красноречие. Безнадежный случай, и вообще – кто бы говорил!

– Я – другое дело, – привычно заупрямилась подруга, после серии сокрушительных разочарований зарекшаяся от новых попыток устроить личную жизнь. И, доверительно придвинувшись, сообщила: – Знаешь, а ребенка мне хочется… Усыновить одинокой женщине непросто, остается родить. Как сейчас принято говорить, «для себя». Надо бы изучить вопрос, наведаться в банк доноров. Ну что ты опять так смотришь, Ритка! Сказала ведь: никаких больше отношений!

Я и правда поначалу встрепенулась, но потом, пока официантка подавала нам мороженое, поразмыслила – и пришла к выводу, что это, пожалуй, неплохой выход. Особенно для таких неисправимых однолюбок, как мы с Анькой.

– Разведаешь что-нибудь – сообщи! – выпалила я и, наткнувшись на изумленный взгляд подруги, поспешила перевести разговор на более актуальную тему. – А пока мне нужно сосредоточиться на этом бредовом задании. Или все-таки уволиться.

– Эй, даже не вздумай, борись до последнего! Уйдешь, и что дальше – снова будешь лить слезы в заточении? – с пылом набросилась на меня Анька. – По поводу книги ведь, как я понимаю, новостей по-прежнему нет?

Я лишь рукой махнула. Эту книгу, честный рассказ о событиях, произошедших в клубе, предложил мне написать Алик. Выполнив его просьбу, я отправила рукопись в самое крупное издательство и уже успела забыть об этом. В конце концов, прошло несколько месяцев, и редакторы наверняка успели «завернуть» мое бессмертное творение. Вдохновения сочинять следующий роман не было, да и что я могла бы написать с таким-то кладбищенским настроением? Кстати, о кладбищах…

– Ты так и не знаешь, какого покойника нужно отыскать? – Похоже, Анька мысленно одолела ту же логическую цепочку. И неудивительно, ведь мы всегда понимали друг друга с полуслова. – Шеф даже не намекнул?

– Не-а. В понедельник узнаю, но ты наверняка права, и это – лишь попытка приукрасить рядовое поручение, вызвать у нас дух соперничества. – Я сама удивилась, что мои слова окрасила досада, будто я уже приобрела необходимый для опасных приключений азарт. Что ж, любви больше не будет, а вот в профессии мне еще есть что сказать! – Но если он не пудрит нам мозги… Я возьму интервью у этого покойника, даже если придется спуститься в преисподнюю!

* * *

– Дело серьезное, каждому из вас предстоит провести целое расследование, так что свободно распоряжайтесь временем. С этого дня можете считать себя в творческом отпуске, – великодушно объявил шеф, прохаживаясь по кабинету обычной величавой поступью. И с царской широтой махнул рукой. – Все расходы – на транспорт, мобильную связь, а если понадобится, и на проживание в гостиницах – мы компенсируем.

– А у нас что, коммунизм наступил в отдельно взятой редакции? – грубо прыснул Живчик, подмигнув мне. – Может, объединим усилия, совместим, так сказать, приятное с полезным? Путешествовать будем вместе, а жить – в одном номере. Это же какая экономия для издательства! Да и помогу тебе немного, нужно ведь дать фору неопытной коллеге!

– Спасибо, справлюсь как-нибудь сама, – фыркнула я, демонстративно отворачиваясь, чтобы не видеть заклятого врага, сиявшего снисходительной улыбкой человека, абсолютно уверенного в своих силах. И в плохо скрываемой панике обратилась к издателю: – А разве было предусмотрено, что мы должны работать вместе?

– Это как вам будет удобно. – Шеф развел руками и понимающе усмехнулся. – Хотя вообще-то предполагается, что каждый сам за себя. Два претендента – два материала. Я буду оценивать не только скорость, с которой вы представите интервью, но и его качество. Постарайтесь уложиться в месяц. Максимум в два. Срок, согласитесь, немалый, но и задача не из простых. К счастью, нашелся щедрый спонсор, который поверил в потенциал журнала и согласился взять на себя все наши – точнее, ваши – прихоти. Он считает, что игра стоит свеч, и я с ним солидарен. Задание на столе.

Я раскрыла лежавшую передо мной тоненькую папку, Живчик схватился за свою, точно такую же. Несколько минут мы сосредоточенно изучали краткую биографию героя и пару старых отсканированных статей. Потом дружно, в первом и, видимо, последнем порыве солидарности, задумчиво похлопали глазами, переглянулись и с недоумением воззрились на шефа.

– Ничего не понимаю, – на правах старшего нарушил тишину Живчик. – Мы должны собрать информацию об этом человеке и на ее основе состряпать материал, подать в виде интервью? Придумать, будто бы он жив? Это что, такой журналистский прием?

– Там ведь все четко написано, – терпеливо пояснил издатель. – Найдите этого человека и возьмите у него интервью. Никаких «состряпать» и «придумать», только чистая правда.

– Но ведь он мертв! Погиб много лет назад, – не выдержала уже я. В ту пору я была совсем еще малышкой, но историю этого персонажа прекрасно знала. Или, как выяснялось теперь, думала, что знала.

– Может, и не мертв… – загадочно протянул издатель и развел руками. – Это вам и предстоит выяснить. Друзья мои, я предложил шикарные условия работы. На кону престижная должность в известном журнале. Как говорится, победитель получает все: деньги, славу, возможность формировать команду и определять политику издания. Согласитесь, мы не могли придумать для вас нечто совсем уж банальное… Ну что, готовы побороться?

– Всегда готов, – шутливо отсалютовал Живчик, первым оправившись от потрясения. Сунув папку под мышку, он обменялся рукопожатием с шефом и, беспечно насвистывая себе под нос, направился к двери. Похоже, напоминание о щедром вознаграждении возымело действие, раз мой конкурент мгновенно обрел былую самоуверенность и решил немедленно приступить к работе.

Я же осталась сидеть на месте, погрузившись в тягостные раздумья и готовая сдаться без борьбы. Видимо, я слишком уверилась в том, что мне действительно предстоит написать какую-то весьма необычную по форме, но вполне себе реальную статью о давно ушедшем в мир иной человеке, более-менее известном. Разумеется, поговорив с его близкими, собрав о нем максимум доступной информации. Но, положа руку на сердце, я и представить себе не могла, что речь пойдет о кумире миллионов. Который, может статься, и не совсем умер… Что говорить, и впрямь бредовая идея!

– Маргарита, – вывел меня из раздумий бархатный голос, и я подняла взор на шефа. Он привычно напоминал льва, роскошного, мягкого и совсем неопасного. Кажется, четкая и краткая задача повергла меня в такие сомнения, что желание выйти из игры, так толком в нее и не вступив, явственно отразилось на моем лице. – Даже не вздумайте отказаться! Спонсор настаивает, да и я сам… Словом, мне жаль, что я не прислушивался к вам раньше, не защищал от нападок недоброжелателей. Возможно, тогда мой бизнес не оказался бы на грани катастрофы. Надеюсь, именно вы добьетесь успеха, и мы сможем выстроить отношения иначе.

Я кивнула и поднялась, постепенно стряхивая с себя наваждение. В самом деле, откуда взялись эти страхи, неуверенность? Я – профессионал. Знающий, как работать, умеющий это делать и, главное, верящий в свои силы. Я тоже готова вступить в борьбу, и у меня все получится!

– Я буду за вас болеть, – многозначительно пообещал шеф, со всей галантностью придержав для меня дверь. И я вышла из его кабинета навстречу сногсшибательной авантюре, нисколько не сомневаясь, что в следующий раз переступлю этот порог уже в ранге победительницы.

Глава 2

Я внимательно смотрела на бодро ходившего по сцене молодого подтянутого певца, раз в пятый гоняя один и тот же ролик. Качество «картинки» оставляло желать лучшего: угадать в полуразмытой черно-белой неестественно вытянутой фигуре любимца девчонок всей страны было непросто. Впрочем, нужно проявить снисходительность к съемкам начала семидесятых прошлого века…

Наблюдая за героем своего будущего интервью, я думала о том, что он был весьма талантливым артистом. Да, красавчиком, баловнем судьбы, настоящей звездой тех лет и все-таки прежде всего – артистом. Даже не видя толком его лица на записи старого концерта, я чутко улавливала настроение песни и ее исполнителя. Никакого официоза, в котором сейчас так любят обвинять знаменитостей тех лет, только искренняя, наивная радость парня оттого, что он молод и влюблен, а жизнь понятна и безмятежна. Казалось, ему с трудом давалась принятая в ту пору сдержанная сценическая манера, так и тянуло задорно попрыгать под веселую мелодию…

– Риточка, почему ты не на работе?

Увлекшись, я и не заметила, как вернулась домой мама. Переживая сокрушительные жизненные катастрофы, я уже почти год обитала «под крылышком» у родителей, на время отказавшись от идеи снимать квартиру. Здесь мне было комфортно и спокойно, а теперь любящая семья и вовсе могла оказать мне бесценную помощь. Уж мама-то точно!

– Это и есть моя работа на ближайшие пару месяцев. – Я кивнула на монитор, хотя это явно было излишним. Уже не слушая меня, забыв о тревоге, окрасившей ее голос при мысли о новом этапе травли со стороны коллег, мама уселась на диван рядом со мной и чуть ли не вплотную придвинулась к экрану.

– Прекрасно его помню, именно таким, – тепло улыбнулась она, когда песня закончилась. – Мы с подругами даже были на его первом сольном концерте. Билеты достали чуть ли не с боем, спустили все деньги, отложенные на поездку к морю. Но оно того стоило! Пел он шикарно, никакой «фанеры», только чистый голос. Тогда знали, что такое исполнительская культура! А во втором отделении разошелся, даже рок-н-ролльчик сбацал… Слова-то незатейливые, а мелодии… Тогда об авторских правах не думали, и мы лишь потом узнавали, что слушали «битлов», например. А внешность какая, харизма! Записи и на десятую долю этого не передают. Тогда это был наш, как принято теперь говорить, секс-символ. Девчонки с ума сходили… Да что там говорить, твоя ненормальная мать собственной персоной как-то под покровом ночи стащила его афишу!

Мама с мгновение подумала, вспоминая, и подошла к шкафу. Нырнув в глубь полки с постельным бельем, она, пыхтя от усилия, выдернула из-под простыней и наволочек какой-то древний журнал и потрепанный, с рваными краями лист, сложенный в несколько раз.

– Вот, смотри. Заприметила афишу в двух кварталах от дома, еле упросила твоего деда меня сопровождать. Он тем еще хулиганом был! Пока я стояла «на стреме», ножичком быстро вырезал плакат…

Мама раскладывала на полу вполне еще «живую» афишу, а я взяла старый журнал, который распался пополам прямо на нужной, явно засмотренной до дыр страничке с маленькой заметкой и фотографией кумира.

– Сохранила на память. Только папе не говори, он все порывался выбросить…

– О чем это папе не говорить? – Разумеется, глава нашего семейства оказался на пороге в «нужный» момент. И, бросив взгляд на афишу, закатил глаза. – Боже праведный, почему это все еще в моем доме? Столько лет прошло, а я сих пор помню эти визги-писки вокруг: «Ах, красавчик, ах, Элвис нашего разлива…» Брр! Давайте прихвачу это завтра на работу, там ребята из соседнего офиса как раз макулатуру собирают.

– Даже не вздумай, такой раритет! – искренне ужаснулась мама. – И твоей дочери, кстати, интересно. Даже молодежи надоела та пошлость, что сейчас потоком льется с экрана… Да брось, не будешь же ты спорить, что пел он отлично! Конечно, до тех пор, пока из Бориса не превратился в Боба и не попер в откровенную дурь…

– Какую еще дурь? – настал черед папы ужасаться. – Как раз с тех пор и началась самая классная музыка! Ритуля, мы тогда с твоей мамой только-только начали встречаться, прямо ностальгия… Он вдруг забросил ту слащавую патоку, которую лил в уши девчонкам, снялся в паре первых отечественных боевиков, ударился в рок. Времена менялись, требовалась совсем другая музыка, так он патлы отрастил, какое звучание было – гитара, ударные, да и тексты зашибенные писал, на злобу дня… Мы с друзьями за его кассеты чуть не передрались, переписывали еще, помню, у одного хлыща. А мать не слушай, она ничего не понимает…

Родители принялись жарко спорить, а я, опустившись на колени перед афишей, стала разглаживать заломы на большом портрете сорокалетней давности. Какое интересное лицо… Редкое для тех времен качественное цветное фото позволяло рассмотреть его в подробностях. По отдельности черты «красного Элвиса» – в отличие от внешности «подарившего» это прозвище западного коллеги – не отличались правильностью. Крупноватый нос с округлым кончиком, добродушные ямочки на щеках, небольшие светло-карие, янтарного оттенка, глаза, густые брови, каштаново-русые волосы, пухлые губы… Но все неидеальные детали, собранные воедино, создавали впечатление бесспорного красавца. Возможно, благодаря таланту и невероятному обаянию парня.

– …а понимаю я уж побольше твоих друзей-дуралеев, – между тем распалялась мама. – Тоже мне, добыли как-то «видак», посмотрели фильм про Эммануэль и сочли себя ценителями искусства!

– Кто бы говорил! – взвился уязвленный в лучших чувствах папа. – Разве не вы всем отделом читали в обед потрепанный самиздат «Камасутры»?

– Эй, ребята, хватит. Брейк! – Я помахала руками, прекращая эту полушутливую перебранку. – Поняла, молодость у вас была бурная. Но мы отвлеклись от темы. Что вы еще знаете про этого… Боба? Кажется, он погиб при каких-то загадочных обстоятельствах?

Родители помедлили, напрягая память.

– Это произошло неожиданно, но и ожидаемо тоже. Как бы тебе объяснить… – Мама задумчиво возвела глаза к потолку. – Словом, новость о том, что он разбился, прозвучала как гром среди ясного неба. Это было уже после перестройки, информация поступала свободнее, да и сплетни гуляли. Но подробностей происшествия никто не знал. Какая-то загородная дорога, абсолютно пустая, небольшой безобидный дождик, и его машина вдруг на скорости врезается в ограждение. Вспыхнула мгновенно, так и сгорела дотла… Мы пребывали в шоке, но, помнится, не сильно удивились. С его-то образом жизни…

– Ритуля, его ведь не зря сравнивали с Элвисом, хотя времена были уже другими. Истории похожи: бешеная популярность чередовалась со спадами, он то и дело пробовал что-то новое, менял стили, потом располнел и будто бы устал от жизни, от музыки. Скандалы с ним случались, как без этого, уже в восьмидесятые… То в ресторане с кем-то подрался, то с «левыми» концертами прижучили, то с администратором что-то не поделил – обычные истории для тех лет. И… как бы выразиться точнее… – Папа пощелкал пальцами, подбирая слова. – Кощунственно звучит, но ушел он очень вовремя. Кажется, продлись вся эта свистопляска еще немного, и либо спился бы, либо сел…

Так-так, уже интересно. Не то чтобы я не читала всего этого в Интернете, просто «свидетели эпохи» помогали создавать яркую, насыщенную впечатлениями того времени картину. Я уже более-менее представляла жизнь своего будущего героя. Загадкой по-прежнему оставалась его смерть.

– Поэтому-то я и сказала, что такой исход был ожидаемым, – подхватила мама, впервые за вечер соглашаясь с отцом. – Далеко не все принимали его музыкальные эксперименты, но после каждого охлаждения поклонников он умудрялся возвращать интерес к себе. Перед гибелью он снова оказался «в обойме», но исключительно благодаря скандалам: его творчеством тогда мало кто интересовался. Он вдруг стал петь что-то мрачное, с нехорошим таким надрывом, будто предчувствовал… Это было уже не для широкой публики, не… Риточка, как это по-современному называется?

– Мейнстрим?

– Да-да, – задумчиво согласилась мама. – Так вот, он отошел от этого самого мейнстрима. И остался легендой, понимаешь? Мог просто постареть, обрюзгнуть, скатиться на нечто заурядное, всем надоесть. Но ушел, словно нарочно выбрав подходящий момент, – как это принято говорить, на взлете, оставшись для всех неразгаданной тайной. Ого, а красиво звучит, наверняка подойдет для твоей статьи! Ты ведь не зря собираешь о нем материал, я верно поняла?

Я рассеянно кивнула. Выглядит прямо-таки детективным сюжетом: запутавшись и устав от жизни, герой решил скрыться из виду, для чего подстроил собственную смерть. Слишком складно для того, чтобы быть правдой. Здесь явно кроется какой-то подвох, но я, увы, не мисс Марпл, чтобы в этом разобраться. Эх, мне на самом деле не хватает опыта, а Живчик наверняка уже предпринял какие-нибудь эффективные шаги!

– А вдруг он жив? В то время ведь ходили подобные слухи! – ляпнула я, и родители, начавшие было наперебой вспоминать песни кумира, как по команде воззрились на меня. – Вот представьте… если бы вам пришлось его искать, уже в наше время, с чего бы вы начали?

В комнате на минуту повисла звенящая тишина.

– Ритуля, дочка, – обменявшись с мамой многозначительными взглядами, осторожно промолвил папа, – во что ты опять встряла?

Ну вот, не хватало еще встревожить родителей, и так переживавших за меня все эти месяцы! Я не умела лгать, и теперь пришлось немало постараться, чтобы успокоить всполошенное семейство.

– Ни во что. Мне действительно поручили подготовить материал о нем, вот и собираю информацию. Да не волнуйтесь вы так, больше никаких приключений, обещаю!

Успокоившись, мама с папой уткнулись в монитор, решив найти композицию, которая – редкий случай! – нравилась им двоим. К счастью, они были слишком заняты, чтобы заметить мои скрещенные за спиной пальцы.

* * *

Впервые за долгие месяцы я проснулась в хорошем настроении и бодрой, несмотря на то, что накануне засиделась с материалами до глубокой ночи. Мне предстояло окунуться в увлекательное расследование, причем свой день можно было планировать самой, и долой ненавистный офис, где от насмешек и недобрых взглядов я каждый день ощущала себя будто с содранной кожей!

От вчерашней неуверенности не осталось и следа: я основательно изучила биографию героя и поняла, с чего нужно начинать. Разумеется, с семьи! Статья в сетевой энциклопедии касалась в основном творчества, а заодно изобиловала отсылками к скандальным новостям конца восьмидесятых. О родных же, как и о личной жизни, упоминалось до обидного мало. Я узнала, что известный певец родился в небольшом поселке, километров за двести от столицы, его мать была учительницей, отец – строителем. Эта информация лишь помогала наносить дополнительные штрихи к портрету интересовавшего меня человека, ведь его родители, разумеется, давно умерли.

Я снова и снова пробегала глазами по сухим строчкам биографии. «Аникеев Борис “Боб” Николаевич (7 августа 1946 – 14 сентября 1987) – известный советский исполнитель, музыкант, автор множества песен, лидер рок-группы… во время учебы в школе увлекался футболом, но, получив травму, переключился на музыку, в детстве выступал в областном дворце культуры, пел, играл на баяне, позже освоил гитару… впоследствии семья переехала в Москву, где и продолжил образование, поступил в музыкальное училище…» Далее следовало то, о чем я уже знала по рассказам родителей. О личной жизни – две короткие строчки: о случайных романах с малоизвестными певичками в юности и о хаотичных коротких связях с поклонницами в более зрелом возрасте. Ни жены, ни детей. Но в самом конце статьи значилось оптимистичное: «Старшая сестра Аникеева Нина Николаевна (род. в 1940 году), в прошлом преподаватель иностранных языков в вузе, кандидат филологических наук, в настоящее время на пенсии».

Решив развивать в себе склонность к дедуктивному методу мышления, так необходимому в моем «расследовании», я пришла к логичному выводу о том, что сестра Боба может оказаться бесценным – и, главное, доступным! – источником информации. Во-первых, живет она в Москве, и мне вполне по силам узнать ее адрес. Где иностранные языки – там и переводчики, а мой покойный ныне дед в свое время занимался переводами художественной литературы. Задействую теорию шести рукопожатий, обзвоню пару-тройку его знакомых. Они уже в преклонном возрасте, но наверняка кто-то да выведет на нужные контакты. Во-вторых, сестра носит девичью фамилию, о муже и детях нигде не упоминается – явно одинокая. В-третьих, уже не работает, – значит, будет не прочь развеять скуку и поговорить с искренне интересующимся ее семьей человеком. Который к тому же не чужд филологической среде. Ну не откажет же она в простой беседе «мастеру пера»… Значит, решено: ищу сестру!

Мой план стал претворяться в жизнь на удивление легко. Уже третий знакомый деда – еще один бывший переводчик – снабдил меня телефоном человека, по сей день работавшего в нужном вузе. Еще пара минут сбивчивых объяснений, и вуаля – я уже записывала адрес бывшей преподавательницы, которая изредка, но еще писала научные статьи в соавторстве с коллегами. Мне повезло: в знак уважения к моему дедушке человек сам позвонил Нине Николаевне и договорился с ней о визите обозревателя известного журнала.

Вскоре я уже стояла перед домом, в котором прошли молодые годы героя будущей статьи. В шестидесятые его отца пригласили на работу в столицу: сначала семья ютилась в коммуналке, а потом получила трехкомнатную квартиру. Я ожидала увидеть нечто помпезное, а оказалась у самой обыкновенной, явно доживавшей последние годы хрущевки, с традиционной лавочкой у подъезда и старомодным ухоженным палисадником.

Подойдя к железной двери дома, я вдруг спохватилась, что не спросила код подъезда. Ни домофона, ни консьержки здесь не было, а бумажку с телефоном бывшей преподавательницы я по закону подлости забыла дома на столе. Как назло, гулявших поблизости жильцов тоже не оказалось: в этот будний летний день взрослые наверняка были на работе, а дети с бабушками – на дачах. Ну не кричать же, задрав голову, с просьбой открыть!

Оставалось прибегнуть к хваленому дедуктивному методу. На двери подъезда красовалась железная коробка устройства доступа, и, подойдя ближе, я обнаружила, что особенно стертыми были кнопки с цифрами «2», «4» и «5». Комбинации «245» и «425» результата не принесли, и я уже занесла руку, чтобы набрать цифры в другой последовательности. В этот самый момент тяжелая дверь резко распахнулась, чуть не съездив мне по носу, и на улицу, сопровождаемый оглушительной руганью, пулей выскочил какой-то человек. Вслед за ним полетела пустая кастрюля, которая, чуть задев его по плечу, приземлилась аккурат у моих ног. Я поспешила отскочить в сторону.

– Ненормальная баба, еще швыряется! – Беглец выпрямился и, поморщившись, потер плечо.

Взглянув на лицо «раненого», я чуть не упала в обморок от изумления, а тот поднял на меня взгляд и ухмыльнулся.

– О, Ритка! Как ты здесь? Ну да, ну да, понимаю, логичный шаг… Не советую туда соваться, тетка явно спятила. Сначала приняла меня как родного, чаем поила, а потом вдруг с катушек съехала… Хотя попробуй, новичкам обычно везет!

Живчик окончательно оправился от потрясения и теперь злорадно скалился, предвкушая, видимо, очередной этап полета кухонной утвари. А я, похоже, успела привыкнуть к достойной Шерлока Холмса дедукции, раз мигом восстановила картину произошедшего. Тетка приняла его благосклонно – и неудивительно, ведь мы с Живчиком занимали одинаковые должности. Подробности о возрасте и поле гостя мой знакомый ей вряд ли сообщил, поэтому она ждала обозревателя журнала. Он и пришел, козырнув удостоверением с золотыми буквами «Пресса». А за чаем наверняка допустил какую-то возмутительную неделикатность или банально нахамил, что, увы, случалось с ним нередко. И вот результат: я потеряла шанс на доверительный разговор с бесценным свидетелем!

И все-таки отчаиваться не следовало. Анька часто твердила, как важно не занижать, а, наоборот, скорее переоценивать способности и качества людей, – кажется, какой-то психолог предлагал это в качестве действенного педагогического приема. А мой Алик призывал в любой ситуации не бросать попыток достучаться до человека. Пожилая женщина вряд ли относилась к глупым склочницам, да и ее реакция на визит Живчика меня порадовала. А вдруг мы с этой дамой родственные души?

Выпуская на авансцену новичка, Живчик отошел к своей машине и закурил, опершись на дверцу и явно готовясь наблюдать новый «спектакль». Я подняла кастрюлю, на удивление оставшуюся целой, и погрузилась в раздумья. Мне бы только попасть в дом, а там я уж задействую весь свой дар коммуникабельности, чтобы расположить к себе сестру Боба! Решая, как проникнуть внутрь, я подняла глаза, и мой взор наткнулся на… внушительных размеров объективы. Присмотревшись, я увидела на балконе второго этажа крупную седоволосую женщину, изучающую меня в огромный бинокль.

– Простите, пожалуйста, за беспокойство, можно подняться? – немного повысив голос, вежливо обратилась я к настороженной даме. – Вам звонили насчет меня, договаривались о разговоре. Обещаю, никаких бестактных вопросов и хамства! Заодно отдам кастрюльку…

Дама опустила бинокль, задумчиво пробежала по мне глазами, особенно задержавшись на алюминиевом, но все же довольно увесистом «снаряде» в моей руке.

– Хорошо, милочка, поднимайтесь, – усмехнулась метательница посуды и, перегнувшись через перила, сказала: – Нажмите «пятьсот сорок два» и «ключ».

Я как на крыльях влетела в подъезд и понеслась по ступеням. Ура, все налаживается: мы поняли друг друга, сестра Боба на моей стороне, и совсем скоро уже я буду пить чай на крохотной кухоньке, внимая ее увлекательному рассказу! А не повторить ошибки наглого Живчика мне вполне по силам.

Сгорая от нетерпения, я бодро втопила кнопку звонка. Дверь тут же отворилась, и из пространства, ограничиваемого цепочкой, вытянулась требовательная рука. Я аккуратно вложила в пальцы кастрюльку, после чего они исчезли. Оставалось потерпеть еще какую-то минутку – сейчас пожилая женщина успокоится, окончательно сменит гнев на милость и наконец-то пригласит меня войти…

Я не сразу поняла, что произошло. Звякнула цепочка, дверь на мгновение закрылась и тут же широко распахнулась, после чего раздалось яростное шипение. Все пространство вмиг наполнилось омерзительным сладковатым запахом, и я поспешила отпрыгнуть назад, инстинктивно зажмурившись. В носу противно закололо, а горло уже вовсю саднило от распыленного на крошечной лестничной клетке химиката.

– Так вам, мерзким писакам! Сбежались, как тараканы, так попробуйте-ка отравы для вашей братии, может, это вам мозги прочистит! – мстительно заорала седовласая фурия, с яростью тряся каким-то баллончиком, и я, уже задыхаясь от кашля, рванула вниз по ступенькам. – Теперь-то, надеюсь, поумнеете и забудете сюда дорогу!

Пулей вылетев из подъезда, я с размаху плюхнулась на лавочку. К счастью, в этот жаркий день в моей сумке лежала бутылка самой обыкновенной негазированной воды, и я, смочив платок, приложила его к горевшему лицу. Чтобы более-менее прийти в себя, мне потребовалось минут десять. Все это время Живчик с нескрываемым удовольствием наблюдал за моими страданиями, то и дело заливаясь хохотом.

* * *

Весь остаток дня обида грызла меня изнутри. Это ведь я – я! – так всегда ратовала за правдивую, максимально корректную работу, а по горькой иронии судьбы меня причислили к самым беспардонным папарацци. Расстроившись, я долго не могла заставить себя вернуться к изучению материалов о моем герое. Лишь под вечер, вспомнив, какими пагубными оказались последствия обид в бытность клуба, я взяла себя в руки и наметила план действий на завтра.

Наутро я уже сидела в такси, в который раз изучая содержимое тонкой папки, выданной издателем. Одна из отсканированных статей, датированная сентябрем 1988 года, касалась биографии знаменитости и лежала в основе досконально изученного мной материала из Интернет-энциклопедии. Сейчас меня интересовал лишь последний абзац этого рассказа, кратко освещавший обстоятельства смерти Боба на отдаленной загородной трассе, расположенной на границе двух областей.

«В понедельник, 14 сентября 1987 года, приблизительно в 7.15 утра, возвращаясь в столицу, певец не справился с управлением, в результате чего его автомобиль “Москвич-2141” врезался в бетонное ограждение и загорелся. Прибывшим на место экстренным службам оставалось лишь констатировать смерть. Машина выгорела практически полностью, и этот факт впоследствии породил слухи о том, что инцидент был лишь умелой инсценировкой гибели. Спустя год после трагедии некоторые поклонники еще продолжают отстаивать подобную версию, но, очевидно, всем нам рано или поздно придется смириться с тем, что звезда любимца публики погасла навсегда».

Я подняла глаза от размытых газетных строчек и задумчиво посмотрела в окно. Не знаю, зачем мне понадобилась эта поездка на место гибели Боба. За прошедшие тридцать с небольшим лет трасса наверняка изменилась до неузнаваемости, и никаких свидетельств былой аварии на ней не осталось. Но мне интуитивно хотелось оказаться там, словно сама атмосфера места могла подбросить ценные для журналистского расследования идеи.