Гавилан, охотник на чудищ

Я решил дождаться ночи. Если монстры не поумнели чересчур резко, тогда они наверняка решили напасть на деревню в темноте. Отправившись к себе, я собрал все необходимые виды оружия для борьбы с гноллами – арбалет, простые бомбы, слезоточивые бомбы, сделанные из едкой луковой смеси, свой короткий меч, капканы. Вечером, перед отходом ко сну всех деревенских жителей, я предупредил Сигнеллей о том, что может произойти ночью. Таинка робко кивнула и наскоро перекрестилась, а Мордрент недоверчиво глянул на меня, хотя ничего не сказал. Его жена обняла маленьких детей, крепко прижав к себе, и с беспокойством смотрела на своего мужа, непринужденно относящегося ко всему в жизни.

Я расставил капканы вокруг дома и рядом с тропой, ведущей в деревню. Затем я достал свой шест-водомерку и расковырял в нескольких местах болота дырки, которые яростно захлюпали, пытаясь всосать в себя воздух. Такое импровизированное поле с ловушками гноллов не остановит, но заметно их задержит, и чудищам придется двигаться отдельными маленькими группами или поодиночке. В одиночку сразу всех собакоподобных монстров мне не остановить, а так мои шансы к победе заметно увеличивались.

Ночь еще не успела наступить – было, наверное, около половины семнадцатого часа – когда я услышал вдалеке шелест веток. Болотная грязь булькала под многочисленными лапами гноллов, а я сидел на полуразваленной скамье близ тропинки и ждал. Я сидел в полузабытье, до конца не понимая, что я буду делать, когда армия чудищ, наконец, дойдет до деревни. Несмотря на свою страсть к планированию операций, сейчас я не осознавал себя. Даже во время службы я никогда не противостоял большой группе противников, тем более один.

Я уже видел первых гноллов, несущихся навстречу мне. Некоторые заметили меня и ускорили свой бег, радостно гогоча и посмеиваясь, словно гиены. В их лапах я видел разнообразные виды оружия – копья, мечи, дубины. У одного, самого здорового из всех, я заметил огромный молот, похожий на кузнечный. Ужас вызывал не столько вид молота, сколько руны, высеченные на нем. Я нигде не видел подобные рисунки, выдающие оружие собственного производства, а не украденное у какого-нибудь ремесленника.

– Значит, делать оружие вы уже научились, – сказал я приближающейся толпе, вставая со скамейки и обнажая меч. – Посмотрим, как вы научились боевому искусству.

Как научились воевать первые ряды гноллов, я так никогда и не узнал. Монстры попали лапами в почти затянувшиеся болотные ямы, проделанные мной, и увязли там. Ничего страшного с ними не случилось, но сзади наседали другие ряды, поэтому гноллы оказались буквально втоптаны в месиво своими же сородичами. Но прорвавшихся ожидали ряды капканов, в которые они влетали с последующим лязгом. Бездушный железный механизм крепко вгрызался в ноги чудищ с ужасной силой, перекусывая кости, словно палочки. Визг и плач стоял жуткий. К припадающим на одну ногу гноллам я подскакивал, перерубая шейные позвонки, и сразу же отпрыгивал назад.

Сбоку от себя я заметил подобравшуюся на опасное расстояние группу гноллов. Не мешкая, я бросил в них слезоточивую бомбу. Бомба разорвалась, ослепив монстров, которые побросали свои оружия и терли раздраженные глазницы. Я надел очки, кувыркнулся в самый центр группы и произвел круговой удар мечом, а затем отпрыгнул обратно. Все гноллы в зоне поражения бомбы превратились в кучу трупов.

Другую группу я попросту закидал обычными бомбами. Обуглившиеся тела падали, разваливаясь на куски еще в воздухе. Видимо, я набил слишком много пороха в бомбы, но в данный момент мне это было лишь на пользу. Гноллы, видя свою изрядно поредевшую армию и меня в центре этой армии, теперь уже не слишком спешили в атаку, ожидая, что товарищи нападут первыми.

Несмотря на сильный грохот, из деревни никто не вышел. Как я говорил, Сигнелли жили буквально на отшибе, а им самим я строго запретил выходить из дома. Бой был неравным, и хоть на моем счету и было уже несколько убитых чудищ, я понемногу начинал отступать.

Здоровый гнолл с молотом уже вышел из болота и полосы капканов и теперь медленно, злорадно ухмыляясь, как могут ухмыляться только гноллы своими собачьими мордами, шел ко мне, обхватив длинную рукоять своими мощными руками. Я достал свой арбалет и, быстро прицелившись, выстрелил прямо в грудь здоровяка. Тот немного отшатнулся, но продолжил так же непреклонно подходить ко мне. Он будто чувствовал, что рано или поздно все равно дойдет до меня, и потому не торопил события, степенно перешагивая через тела своих мертвых товарищей. Я перезарядил арбалет и снова выстрелил, теперь стараясь целиться в бицепс правой руки гнолла, чтобы тот расслабил хватку и уронил молот. Болт прошил мускул насквозь и попал прямо в лоб другого гнолла, который торопился нанести мне удар раньше остальных. Сила удара откинула его обратно в болотную жижу. Здоровяк же словно не замечал порвавшейся мышцы – окровавленная рука так же крепко сжимала железную палку. Он уже почти настиг меня. Не сбавляя темпа движения, он стал заносить молот над собой, чтобы опустить всю его тяжесть на мою голову. Я знал, что мог, в принципе, в любой момент отскочить от удара, но я словно завороженный стоял на месте, а мои ноги стали будто ватными, настолько грозным выглядело все происходящее передо мной.

Ночной воздух прорезал, тихо дребезжа, тонкий дротик. Воткнувшись в нос большого гнолла, он остался там висеть. Сначала гнолл не обратил на это внимания, но тут место вокруг укола быстро позеленело, вены под кожей монстра стали изумрудного цвета, а меня все это вывело из транса. Я отскочил в сторону, а гнолл ойкнул и свалился назад, выпустив свой молот из рук, который грохнулся прямо на грудь своего хозяина, проломив ему ребра со смачным хрустом.

Я оглянулся назад, откуда, как я понял, прилетел дротик, и увидел дриаду. Не могу сказать точно, та ли это была дриада, которую я видел недавней ночью, но она была очень на нее похожа. Дриада не обратила на меня внимания, она лишь подняла свою руку. Ближайшая к ней ветка дерева потянулась к руке и залезла, как змея, в ладонь, а потом оборвалась, оставив в хватке дриады новый дротик, который полудевушка-полулань незамедлительно метнула в следующего гнолла. Сбоку я заметил еще одно мелькающее движение, и вот я оказался в окружении нескольких дриад. Все они игнорировали меня, сосредоточив внимание лишь на армии гноллов. Не производя ни малейшего шума, кроме тихого шелеста веток, они метали свои смертельные дротики.

– Не знаю, какой из тебя охотник, доних, но воин из тебя еще хуже, – сказал внезапно появившийся рядом со мной тот самый эльф в широкополой шляпе, который задержал меня той ночью. Он уже снял свой композитный лук с плеча, и я смог увидеть, что в центре лука находилась платформа, чем-то похожая на мой щиток на правой руке, и которая, по-видимому, играла ту же роль. Привычным движением эльф вытащил из колчана за своей спиной целых три стрелы, оканчивающиеся не оперением, как обычно, а пожухлыми осенними листьями грязно-желтого цвета. Когда он положил их на тетиву, листья вспыхнули странным фиолетовым огнем. Эльф что-то тихо прошептал под нос и выпустил стрелы. Все три стрелы поразили цели, каждая – свою, причем все они вошли в тела гноллов так, что горящие листья оказались прямо в самой груди. Мгновение – и фиолетовое пламя покрыло гноллов целиком, практически моментально превратив их тела в тлеющие угольки, которые рассыпались по тропе.

Эльф искоса взглянул на меня и, поразмыслив немного, пояснил:

– Природный огонь, доних, – амвитен. Враг леса сгорает заживо, не нанося окружающему миру ни капли вреда, а прах его послужит удобрением молодым растениям.

Но это не столь сильно волновало меня.

– Как ты управляешься с тремя стрелами сразу? – спросил я, начисто позабыв о тактичности.

Эльф усмехнулся.

– Я охотник, – сказал он. – Я не трачу лишнее время на охоту. Зачем убивать одно чудище, если можно убить троих?

Я не знал, что ответить. Эльф словно пытался поставить меня в тупик, показывая, насколько я бесполезен. Решив, что словами я доказать ничего не смогу, я вновь развернулся к гноллам и прицелил на них свой арбалет.

Армия чудищ все больше редела. Теперь они менее охотно стали лезть вперед. Наседающие сзади гноллы тоже обратили внимание на то, что их впереди идущие товарищи умирают быстро, не успев даже подойти на расстояние ближнего боя. Наконец, они приняли какое-то общее безмолвное решение и, развернувшись, обратились в бегство.

– Су ди-ретан! – воскликнул эльф на своем языке и помчался за остатками армии гноллов. Я побежал за ним, стараясь не оставать. Однако я бежал сквозь дебри, судорожно глотая воздух, а эльф несся как ветер, иногда перескакивая на ветки, не сбивая темп и не показывая ни малейших признаков усталости. Очевидно было, что он догонит дезертиров раньше меня. Уже на ходу он вскинул свой лук – удивительно, как он не задевал его о ветви и стволы деревьев! – и методично начал отстреливать гноллов, выпуская по три стрелы с природным огнем за раз. Я бежал позади, хоть и приближаясь к неуклюжим гноллам, но отставая от эльфа.

Пытаясь на ходу зарядить арбалет, я случайно выстрелил в верхушку кроны одной из нескольких растущих в округе сосен. Практически сразу рядом со мной кто-то шикнул, и я увидел дриад, скачущих рядом со мной.

– Извините, я не хотел! – попытался оправдаться я.

Не знаю, приняли ли мое извинение дриады, но они вдруг разбежались в разные стороны. Я не понял, с чем это было связано, ведь погоня еще не закончилась. Я попробовал выстрелить еще раз в отстающих гноллов. В этот раз это мне удалось, и пара чудищ с проткнутыми насквозь глотками, пролетев лишнюю пару метров по инерции, свалились в густую траву.

Внезапно я нагнал эльфа. Тот стоял, глядя широкую поляну, возникшую прямо перед нами, посреди леса. Ровно посреди поляны выросла из земли пещера, неуютно зияя своим темным входом.

– Я не помню это место, – пробормотал эльф, не столько мне, сколько самому себе.

– Лес большой, все места не запомнишь, – ответил я. Эльф покачал головой.

– Нет, ты не понимаешь, доних, – сказал он. – Мы все знаем лес. Это наш дом. Если я говорю, что не помню это место, значит, оно появилось здесь совсем недавно. Тем более странно, что гноллы бежали сюда. Надо было оставить кого-то в живых… Можно было бы за ним проследить…

– Ты всех убил? – удивился я. – Тогда чего бояться? Возможно, в пещере никого и нет.

Эльф поглядел на меня как на сумасшедшего.

– Ты и правда слишком мал, доних, для охотника, – поцокал языком эльф, поправляя шляпу, съехавшую со лба. – Мало ли, что может быть в пещере. Если ты идешь куда-нибудь один, то наверняка за тобой следят. Если же ты идешь, следя за кем-то, то возможно, что за тобой никто не следит. Ты когда-нибудь выслеживал чудищ?

Я поразмыслил. Действительно, самим выслеживанием я никогда не занимался, обычно я просто устраивал засады и ловушки. Эльф все понял по моему молчанию.

– Я так и думал, – сказал он, – тебе еще предстоит множество тренировок и множество охот.

Я взглянул на пещеру.

– По-моему, здесь довольно тихо, – сказал я. – Возможно, там действительно никого нет. Кто-то же должен это проверить!

– Даже не думай! – сказал эльф. – Это может быть опасно. Если ты чего-то не знаешь или сомневаешься, что знаешь – это несет опасность. Само незнание и есть опасность. От своего незнания ты можешь не только сам погибнуть, но и потянуть за собой других. Надо обследовать место вокруг, – решил он. – Советую тебе уходить отсюда, теперь это мое дело. Твоя деревня спасена.

– Моя деревня не будет спасена, пока не решится истинная проблема с гноллами! – возразил я. – К тому же, это не совсем моя деревня, я там живу лишь временно.

– И тем не менее забудь об этом, – ответил эльф, забросив лук на свое плечо и поправив плащ. – Остальное доделаю я сам. Найдешь дорогу обратно, доних?

– Да, – сказал я сухо. Конечно, эльф намного опытнее меня, но ведь это было мое дело, моя работа! Я хотел завершить начатое до конца, хотел принимать участие до самого завершения дело, а тут меня просто отталкивают в сторону.

Хорошо, что эльф не заметил моей душевной ярости и, удовлетворительно кивнув головой, скрылся сзади в кустах. Я подождал немного и, убедившись, что эльф ушел далеко, обошел вокруг поляны. Ничего не найдя, я вышел из-за деревьев и подкрался ко входу в пещеру. Внутри было темно, но оттуда шел холодный воздух. Стены пещеры были сухими и потертыми. Все выглядело так, что пещеру никто никогда не обживал, но я сомневался. Не может быть, чтобы гноллы бежали в незнакомое место! К тому же эльф говорил, что никогда не видел эту поляну. Я собрался, взял себя в руки и заглянул внутрь.

– Стой! – услышал я за собой крик эльфа. Неужели он следил за мной?..

Из тоннеля пещеры, урча, вырвался мощный столп огня. Я инстинктивно закрылся щитком, и он спас меня от обугливания, хотя сам нагрелся очень сильно и начал жечь мне руку с внутренней стороны. Пламя неслось с такой силой и скоростью, что оно выбило меня из пещеры и подбросило на много метров вверх. Я зачем-то посмотрел вниз и увидел бегущего мне навстречу эльфа. Потом мой взгляд переместился на уже затихшую пещеру, после чего я посмотрел на лес. Я никогда не видел Энтеррский лес сверху, да и не мог видеть. Красивый бирюзовый свет, прежде виденный снизу, теперь искрился серебром на кронах самых высоких дубов и сосен, словно на поверхности большого зеленого моря. Ночные птицы перелетали с одного дерева на другое, ища себе пару или пищу.

Мой полет замедлился и сменил направление. Теперь я стал падать. Наверное, с того момента, как меня окутал огонь, прошла всего пара секунд, но для меня время замедлилось. Я чувствовал себя так, будто я уже умер и созерцал свое падение со стороны. Как я упал, я не почувствовал, так как потерял сознание еще в воздухе.

Очнулся я в теплой, мягкой постели. Вокруг меня было сумрачно, и я мог разглядеть лишь смутные тени. Постепенно мое зрение сфокусировалось, я стал различать предметы. Я пытался поднять голову, но не мог из-за слабости, сопровождаемой зудящей болью, растекающейся по всему позвоночнику при малейшем моем движении. Я застонал, не выдержав очередного наплыва боли. Внезапно сбоку от меня кто-то зашевелился, я повернул взгляд, не поворачивая голову, и увидел у своей постели сидящую девушку. У нее были красиво переливающиеся изумрудные волосы, чистое гладкое лицо с лиловыми глазами, маленьким носиком и тонкими губами. Девушка улыбнулась, встала, и тут я обратил внимание, что ее брови, тоже изумрудные, были длинные, как и ее уши, в которые были вставлены разнообразные серьги и другие украшения. Девушка вышла из моего поля зрения, оставив за собой только аромат свежих цветов.

Эльфийка! Но что она делала рядом со мной? Где я вообще нахожусь?

Я услышал шелест листьев и увидел перед собой лицо знакомого эльфа. Он наклонился надо мной так, что я мог разглядеть даже малейшие черты его лица. Самым странным мне показалось то, что лицо его было слишком похоже на лицо той девушки, что вышла перед этим, разве что немного грубее (не считая, конечно, цвета волос и уж тем более наличия бороды).

– Тебе повезло, доних, – серьезно, без малейшей тени улыбки, сказал эльф. – Я не успел тебя подхватить, но перед падением пустил тебе под спину стрелы. Они прорвали тебе одежду и немного спину и протащили тебя по земле. Конечно, позвоночник у тебя поврежден, но иначе тебя бы просто сломало пополам, или расплющило.

Я хотел ответить ему, попытался открыть рот, но боль перешла из спины в горло, и я мог выдавить из себя лишь очередной стон.

– Лежи тихо, доних, – ответил эльф. – Я сам тебе расскажу все. Ты лежишь тут без сознания пять дней. Мы втерли тебе в спину мазь из целебных растений. Конечно, болеть будет еще достаточно долго, но вскоре твоя спина заживет и все вернется на круги своя. А пока спи и отдыхай.

Эльф развернулся и ушел. Появилась эльфийка с плошкой и, наклонившись ко мне, стала вливать мне в рот густой травяной суп. Я жадно глотал, несмотря на свербящее горло, и каждый глоток супа успокаивал боль в моем теле. После кормления эльфийка вышла из комнаты. Я хотел ее дождаться, но после обеда мне очень сильно захотелось спать, и я буквально провалился в сон.

Таким образом прошли еще пять дней. Я просыпался в полутемной комнате, ко мне приходила эльфийка, кормила меня супом и снова уходила. Иногда она приходила просто так и сидела рядом со мной, улыбаясь и взбивая мою постель. Один раз она пришла с каким-то странным музыкальным инструментом – колесом со струнами – и стала играть на нем очаровательную мелодию, тихо напевая в такт. Я слушал ее, и мне хотелось поблагодарить ее, но я все еще был слишком слаб.

Время от времени ко мне заходил и сам эльф, оглядывал меня и спрашивал эльфийку о моем здоровье. Из их разговора я не понимал ни слова, к тому же они разговаривали так тихо, что ничего не возможно было разобрать.

К исходу недели я уже набрался достаточно сил, чтобы мотать головой. Первым делом я оглядел свою комнату. Она был целиком круглая, со стенами, похожими на ствол дерева, покрытыми плющом с мягкими зелеными листьями. Вход в комнату был также закрыт занавеской из плюща, а единственное круглое окно, находящееся прямо напротив меня, было прикрыто какой-то тонкой бурой тканью, которая скрывала помещение от яркого солнца. Повсюду стояли резные кадки с цветами и небольшая мебель, украшенная красивым орнаментом.

– Ты уже вертишься, доних! – воскликнул эльф, неожиданно войдя в комнату и улыбнувшись, первый раз за все время после моего падения. – Значит, идешь на поправку.

Я сглотнул слюну и попытался заговорить.

– Ты… – начал было разговор я, но тут же остановился, испугавшись собственного сиплого голоса с жуткой хрипотой. Переборов себя, я продолжил: – Ты так и не назвал мне своего имени.

– Зачем тебе мое имя? – спросил эльф. – Хотя, насколько я помню, доних, ты представился мне, при первой нашей встрече – Гавилан, не так ли?

– Да, – ответил я. – Так меня зовут.

– Что ж, молодой Гавилан, тогда и я представлюсь, – эльф снял свою шляпу, раскинув свои длинные волосы, которые заструились вниз по его плечам, – Ау́рум Адамантис, охотник. Можешь называть меня охотником на чудищ, но у нас, эльфети, нет различий. Охотник – тот кто охотится, неважно, на чудищ или на животных, для защиты или для пропитания.

– Аурум… Эльфети… Я слышал, что вы зоветесь эльфами, а не эльфети…

Аурум поморщился.

– Эльфы – это ваше название, доних, – ответил он. – Исковерканное наше благородное слово. Эльфети – вот чистое имя для нас.

Я потупил взгляд.

– Извини, – сказал я, – я еще никогда не встречался с вами… То есть, до недавнего времени не встречался, и не знаю, как вести себя.

– Веди себя естественно, – сказал эльф. – Естественность – вот главное в жизни. Ведя себя так, как ты себя чувствуешь, ты живешь полной жизнью.

В комнату внезапно вошла зеленоволосая эльфийка с плошкой супа. Аурум взглянул на нее, надел шляпу и направился к выходу. У двери он повернулся ко мне и сказал:

– На сегодня достаточно разговоров, Гавилан, твоему горлу еще необходим покой. Алесия накормит тебя. Не разговаривай с ней, у тебя еще будет много времени.

– Хотя у доних никогда не будет много времени, – буркнул он себе под нос и ушел. Тем временем эльфийка поднесла мне суп ко рту. Теперь я уже мог самостоятельно пить из плошки, но держать ее у меня еще не получалось.

Алесия! Какое прекрасное имя у не менее прекрасной эльфийки! Я хотел было сказать ей слова благодарности, она приложила к моим губам ткань, вытерев остатки супа, и тихо сказала:

– Подожди еще, тебе было велено молчать. Горло еще не зажило до конца.

Эльфийка ушла, а я снова остался один, наедине со своими мыслями и душистым комнатным интерьером.

Теперь Аурум стал чаще ко мне заходить. Он расспрашивал меня про мою жизнь, таким образом тренируя мою гортань, и я охотно рассказывал ему и про свое детство, и про учебу, и про свои приключения в роли охотника на чудищ. Эльф тоже иногда что-то рассказывал о себе. Я узнал, что ему семьдесят лет, что довольно мало для эльфов, живущих по триста-четыреста лет, что Алесия – его младшая сестра, тоже охотница, которой было шестьдесят лет, что было вполне равноценно моим семнадцати годам. Сама Алесия тоже иногда заходила к нам, слушая наши диалоги и мои истории, но никогда сама не вступала в разговор, хотя я догадывался, что Аурум пересказывает ей про меня все, что она не слышала.

Меня стали кормить не только супом. Однажды Аурум принес пару тушек кроликов, и они с сестрой приготовили настолько вкусное и питательное рагу, что после целой тарелки я хотел еще немного, хотя и чувствовал, что в мой желудок больше не влезет.

– Животных можно убивать только тогда, когда это нужно для пропитания – в этом смысл охоты, – говорил Аурум. – Чудищ же, доних, нужно убивать сразу, так как они выбиваются из круговорота жизни, бездумно нарушая его.

К окончанию второй недели я мог уже достаточно свободно ворочаться в постели, привставать на руках и облокачиваться на край кровати. Вставать и вертикально держаться мне было еще тяжело, но той невыносимой боли, что раньше, я уже не ощущал.

Вечером одного дня Аурум зашел ко мне снова, поговорить. В середине нашей беседы он вдруг ответил мне:

– Знаешь, доних, ты ведь неправильно дерешься.

– Почему неправильно? – удивился я. – Я же побеждаю противников.

Эльф рассмеялся.

– Это показывает лишь беспомощность твоих противников, а не твое умение драться. Видишь ли, у каждого живого существа есть битх’бал, или, как говорят у вас – биологическое поле. Это невидимый шар, обволакивающий существо и состоящий из его внутренней энергии и ощущений. Существо чувствует себя комфортно, когда его битх’бал никто не нарушает, и начинает нервничать или впадать в депрессию, когда границы битх’бал нарушаются. Соответственно, в бою нужно учитывать, когда ты разрушаешь битх’бал врага, и стараться не допустить того же самого с твоим битх’бал. Ты видел, как сражаюсь я, – продолжил он. – Мое оружие – лук. Я стреляю и, следовательно, мои стрелы, даже если не попадают во врага, проходят через его битх’бал. До моего поля никто не достает, я не позволяю это сделать, пуская несколько стрел в ответ. Мое расстояние – моя защита. Ты же дерешься мечом, постоянно подвергая опасности свой битх’бал. Это неправильно, и этим пользуются твои противники.

– Что же мне делать? – спросил я. – Я учился сражаться мечом, и то, как я дерусь – это стиль абсолютного большинства мечников вроде меня.

– Вот почему ты плохой охотник, доних, – сказал Аурум, снова ехидно улыбаясь. – Когда ты найдешь свой собственный стиль и свое собственное оружие, когда ты научишься защищать свой битх’бал, тогда ты станешь селххет.

– Кем? – переспросил я.

– Селххет, – повторил Аурум. – Охотником, по-вашему. Вот только вы не вкладываете в это слово той силы и того значения, как мы в свое. Для людей ты можешь быть сколь угодно хорошим охотником, но я никогда не назову тебя селххет.

Следующим утром, когда Алесия принесла мне завтрак, я спросил у нее про брата.

– Не придавай слишком много значения словам Аурума, человек, – сказала эльфийка, улыбаясь. – Он добрый и справедливый, но он всегда четко разделяет границы между понятиями.

– В каком смысле? – спросил я. – И он, и ты называете меня человеком.

– Может быть, но Аурум не назовет тебя человеком на твоем языке. Как бы ты ни стал ему близок за последнее время, ты для него все-таки чужой – доних, как он говорит. Ты должен сделать что-то очень значимое для него, чтобы он тебя принял как родного.

– А ты? – вопросительно посмотрел на Алесию я. – Ты меня называешь человеком, не донихом. Как ты меня принимаешь?

Щеки Алесии еле заметно порозовели, и она молча вышла из комнаты. Я остался сидеть наедине с завтраком, который медленно остывал, стоя на низенькой тумбе. Может, я сказал чересчур много и задел, пусть даже словами, то самое поле, о котором говорил Аурум?

Больше мы с Алесией не разговаривали на эту тему, а совсем скоро я стал понемногу вставать на ноги с кровати, и Аурум сообщил, что выйдет со мной из комнаты на прогулку.

– Будь готов увидеть то, что мало кто из вас видел, доних, – сказал он, поддерживая меня, когда я встал.

Выйдя наружу, я обнаружил себя на широком пространстве, заполненной зеленью. Передо мной находилась большая площадь, разделенная клумбами на соединенные друг с другом окружности, по которым прогуливались… Нет, не люди. Все прохожие были эльфами – высокие, статные, с длинными ушами и волосами всевозможных расцветок и причесок. Я оглянулся назад и увидел, что домик, где я лежал, был маленьким и круглым, в виде цветочного дерева. Оглядевшись вокруг, я заметил, что везде стояли такие же домики, в них эльфы жили и отдыхали. Впереди меня, далеко впереди, стояло гигантское дерево, которое уходило глубоко вверх, через облака. Дерево обвивала целая сеть этажей, многоуровневых домиков, мостов, во многих местах в стволе были вырезаны большие красивые дупла. С громадных толстых веток дерева свисали могучие лианы, на которых болтались маленькие качельки с играющими детьми. Сверху искрились теплые яркие лучи солнца, без проблем прорываясь через густую крону дерева, заливая густым красно-желтым светом полянки с большими, раскинувшими широкие фиолетовые листья, цветами. Воздух благоухал тяжелым запахом нектара, мяты и еще множества других растений, включая такие, запах которых даже я, не понаслышке знакомый с травничеством, не мог распознать. Вокруг летали тысячи насекомых, включая светлячков, шмелей, медоносных пчел и бабочек, но они, как ни странно, не издавали ни малейшего звука вроде жужжания, словно благоговея перед священной тишиной лесного дома.

– Добро пожаловать в Дадал’Тревар, единственный и великий город эльфети! – воскликнул Аурум Адамантис, раскинув руки, словно втягивая в себя энергию внезапного порыва ветра, образовавшегося перед ним. – Хоть ты, доних, и находишься здесь половину месяца, сам город видишь впервые. Немногие доних видели его, так что тебе очень повезло!

– Немногие? – удивился я, не прекращая смотреть вокруг себя. Теперь я разглядывал самих эльфов. Все одежды у них были сделаны из природных материалов, практически никак не обработанных – листьев, лепестков цветов, стеблей, древесной коры – но тем не менее прекрасно сидящих на них, словно сама природа специально выращивала и сшивала эту одежду для эльфов.

– Были случаи, когда доних приходил в наш город, – отвечал на мой вопрос эльф. – Разные причины были у них появиться здесь, но все оставляли эту тайну при себе. К сожалению, некоторые умудрялись разболтать о нашем городе другим, но дальше слухов и легенд дело не дошло.

– Но как же вы прячетесь, если в вашем городе растет такое большое дерево, которое заметно переросло все остальные деревья в Энтеррском лесу? – поразился я.

Эльф помолчал, а потом вдруг спросил:

– Ты видел когда-нибудь свое сердце?

– Нет, конечно, – ответил я, не понимая, к чему он ведет.

– Это дерево – сердце Энтеррского леса, – сказал Аурум. – Сам лес оберегает и укрывает его, ведь без этого дерева он сам погибнет. Мы – хранители Сердца леса и его защитники. Мы помогаем лесу оберегать дерево своей древней магией. Если лес не захочет, никто никогда не увидит Сердце леса и Дадал’Тревар.

Мимо нас прошел эльф, настолько большой и высокий, что был выше даже Адамантис. Он был одет в толстую, похожую на металлическую, броню, сплошь покрытую шипами. На эльфе не было ни малейшего свободного места, где не торчал бы шип. Я не мог проверить, но был твердо уверен, что шипы были остро заточенными, а может, и ядовитыми.

– Показиуаещь доних сэрце? – спросил он Аурума, улыбаясь мне, с жутким акцентом на людском языке.

– Да, Энтиэль, этому очень повезло, что он видит город, – ответил ему Аурум, дружески, но в то же время почтительно, поклонившись. Энтиэль улыбнулся и поклонился в ответ и тут же сказал, переходя на эльфийский:

– Слания ждйот ти ин седе тейлой, Аурум. Техват, – и, развернувшись, он ушел по дорожке к сторону дерева.

– Что он сказал? Что за Слания? – спросил я Аурума.

– Слания – наша с Алесией мать, – неожиданно сухо ответил эльф. – Она меня ждет зачем-то. Иди в дом. Алесия принесет тебе еды. Погуляем в следующий раз.

Я немного расстроился, но ослушаться не смел. Я был не в том положении и месте, чтобы противиться приказам Аурума. Когда Алесия пришла ко мне, я не удержался и спросил ее:

– Ваша мать строго к вам относится? Почему Аурум так поменялся в настроении, упоминая ее?

Алесия вздохнула и, судорожно сглотнув, ответила:

– Наш отец был охотником. Он погиб, защищая нас и нашу мать, спас нас от гибели. Мы с Аурумом поклялись стать охотниками в честь отца, а мать была против. Она – жрица леса, и хотела, чтобы я тоже стала жрицей. Аурум всегда меня защищал, и тут он тоже защитил меня, настроив себя против матери. В итоге они разругались до того, что Аурума лишили привилегий. Теперь они почти не разговаривают друг с другом, но Аурум повинуется ей, ведь ее положение выше, чем его, к тому же она все-таки наша мать. Прости, – она снова вздохнула, – я больше ничего не могу сказать тебе…

Она хотела уйти, но я удержал ее за плечо – хоть она и была ниже старшего брата, мы были с ней одного роста – и ответил:

– Это ты меня прости… Я не должен был расспрашивать тебя об этом.

– Нет-нет, – закивала головой Алесия. – Ты так много рассказал о своей жизни, а мы почти ничего не говорили о своей…

Остаток ужина мы провели молча. Я неспешно доел свою порцию травяного супа, и Алесия вновь ушла, но теперь мне было действительно жаль, что она меня покидает в таком настроении.

Во время нашей следующей прогулки мы с Аурумом прошли намного дальше, обойдя всю обширную площадь по периметру.

– Скажи, Аурум, – начал я. Эльф кивнул:

– Да? – спросил он.

– Ты мне говорил, что драться нужно так, чтобы не задевать свое биологическое поле. Но я видел твоего товарища… Энтиэля. Кто он? Воин?

Аурум усмехнулся и ответил:

– Он селххет, как и я. У нас нет воинов, мы ни с кем не воюем. И он сражается, защищая свой битх’бал, обнимая врагов своими доспехами и прижимая к своим острым шипам.

– Но ведь получается, что он подпускает врагов слишком близко и нарушает границы поля! – возразил я.

– Нет, доних, – отрицательно покачал головой Аурум. – Ты снова ничего не понял. Он защищает свой битх’бал, облекая его в свои доспехи. Враг не может подойти ближе, чем надетый на Энтиэля доспех, и задеть его поле. При этом Энтиэль, прижимая врага к себе, разрушает целостность битх’бал противника. Его способ хоть и отличается от моего, тем не менее направлен на одно и то же. Твой меч для тебя – плохое оружие. Почему, спросишь ты? Ты не можешь защитить свой битх’бал мечом, враг постоянно прорывает его и выходит обратно. Получается, границы твоего поля в бою беспрестанно разрушаются, ты их не контролируешь. Если враг тоже владеет мечом, то получается, что дерясь, вы попеременно разрушаете битх’бал друг друга, и проигрывает тот, кто вымотается быстрее. Если бы твое поле не нарушалось, ты бы никогда не вымотался. Возможно, ты вспомнишь свои предыдущие бои и то, как ты сильно уставал после них, не столько физически, сколько морально?