Заклятие шамана

На моё счастье, развязная девица вдруг встала и вышла вон. Сразу стало как-то легче дышать. Я поднял голову и посмотрел на Николая Ивановича. Тот был всё так же благодушен, на лице играла отсутствующая улыбка. И я вдруг снова усомнился. Всё это смахивало на дешёвый розыгрыш. Только непонятно: зачем понадобилось меня разыгрывать? Какой в этом смысл? Вернее так: кому это интересно? Я не президент и не бизнесмен, я даже не политик. Я не играю никакой роли в этом мире, а все мои помыслы устремлены, как я сказал, к несбыточным целям и труднодостижимым идеалам.

– А вы не очень-то расстроены, – молвил я, пытливо глядя на собеседника.

Тот сделал удивлённое лицо.

– А почему я должен расстраиваться?

– Ну как, у вас жена исчезла. Выпал огромный кусок жизни. И вообще вы как-то легкомысленно себя ведёте.

– Вы Верочку имеете в виду?

– И её тоже.

Николай Иванович протяжно вздохнул.

– Я понимаю, вам это кажется странным. Но и вы поймите меня: я сегодня проснулся рано утром и сам чувствую про себя – улыбаюсь! Хорошо! И почему я должен расстраиваться? Со второй женой у меня как-то было всё не очень, детей у нас не было. С наукой не заладилось. И личной жизни никакой. А тут совсем другое дело! Любой бы обрадовался на моём месте.

Я поставил чашку на стол.

– Зачем же вы пришли ко мне? Я думал, вам нужна помощь.

– Конечно, нужна! Я просто хочу понять, что со мной произошло. Мне необходимо знать механизм явления, так сказать.

– Зачем же?

– Чтобы быть уверенным, что не окажусь однажды в том, своём времени. Или ещё где-нибудь.

– Так вы считаете, что попали в другое время?

– В другое время, или в другое измерение, в параллельную вселенную, в антимир… – я не знаю, как это называется. Да и не в названии дело. Просто… мне здесь очень нравится, и я хочу тут остаться.

Я широко улыбнулся.

– Ну так оставайтесь! Никто вас не гонит.

Николай Иванович церемонно поклонился.

– Спасибо!

– Не за что.

Мы помолчали. Николай Иванович словно бы прислушивался к своим мыслям, а я так странно себя чувствовал, что не выскажешь. То мне казалось, что я присутствую на спектакле. То начинал верить в происходящее. Но тут же одёргивал себя: полноте, ведь это очевидный бред! Да, бред (говорил я себе), но как-то так получается, что в этот бред мне хочется верить. Сам не знаю, почему это так. Но чем-то мне всё это очень нравилось. Быть может, потому, что я вдруг вырвался из своего мрачного кабинета, ушёл от повседневных забот, от ненавистных рукописей и незадачливых авторов. Вот передо мной весёлый, вполне оптимистичный человек. Этот человек несёт околесицу, а мне с ним весело и легко! «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…» Что-то в этом роде.

– Ещё чашечку?

Я поглядел на Николая Ивановича. Он стоял передо мной и довольно улыбался.

– А может, коньячку?

– У вас и коньяк есть? – спросил я.

– Ну как же, полный бар. Раньше не было. А теперь и виски, и текила, и джин, и коньяк, и даже украинская горилка. Так что, налить рюмочку?

Я взмахнул рукой.

– Давайте!

В этот момент в кабинет вошла секретарша.

– Пьянствуете с утра! Это правильно. Одобряю. – Прошла мимо меня и бухнулась в кожаное кресло. – А мне нальёте?

Николай Иванович конечно же налил.

Всё было хорошо, и даже очень. Я цедил армянский коньяк тридцатилетней выдержки и вспоминал свою молодость. Коньяк этот залили в бочки в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Славное было время! Время надежд, время предчувствия свободы. Мне было тогда двадцать семь лет. Я был здоров и энергичен, полон надежд и упований. Мне мерещились неоглядные дали и всё казалось достижимым. Полёты на Марс, личное бессмертие, какие угодно рекорды, слава, деньги, красивые женщины – всё уже было как бы моё (то есть твёрдо обещано внутренним чувством). Но лишь теперь я понял, что это было сиюминутное чувство сродни опьянению (если только молодость можно назвать опьянением и если избыток сил и восторг души можно сравнить с помешательством). Теперь я протрезвел, стал рассудительным и умным. Но, боже мой, как хочется снова впасть в этот юношеский маразм! И я задумчиво тянул из рюмочки терпкий армянский коньяк. А когда рюмка опустела, попросил ещё. Николай Иванович пытливо глянул на меня и молча наполнил рюмку до краёв.

– Вы мне всё больше нравитесь, – сказал он вдруг.

– Ого! – воскликнула секретарша. – Что я слышу? Это что-то новенькое! А я, стало быть, тебе уже не нравлюсь? Ну-ка, отвечай!

– Ну что ты, Верочка! – всплеснул руками Николай Иванович. – Ты у меня вне всякой конкуренции. Я ведь не в этом смысле.

Секретарша широко улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы. Видно, здорова она была изрядно. Сильная, гибкая, выносливая. И, судя по всему, совершенно без комплексов. Повезло Николаю Ивановичу с секретаршей.

В голове у меня уже шумело. Пить с утра я не привык. Тем приятней было это головокружение, эта теплота, что медленно разливалась по телу. Стало покойно и радостно. И я позавидовал Николаю Ивановичу. Впервые в жизни подумал о том, что ошибся с профессией. Нужно было идти в науку! Сидел бы теперь в какой-нибудь лаборатории, варил бы кофе по утрам и целый день копался в каких-нибудь научных отчётах. Никто тебя не донимает. Не нужно каждую секунду думать о смысле жизни и что-то там из себя выдавливать. Жизнь коротка и прожить её нужно как можно тише, чтобы не было никаких потрясений, ни личных, ни общественных. Хорошо бы начать всё сызнова. Ей-богу!

– Что-то вы загрустили! – Снова передо мной стоял Николай Иванович. – Это на вас так коньяк действует. Не ваш напиток.

Я молча кивнул.

– Вы правы. Больше не буду пить. – Опустив голову, я стал припоминать что-то важное… – Вы, кажется, хотели рассказать мне о чём-то. Я вас слушаю.

Николай Иванович оборотился к секретарше:

– Верунчик, я тебя отпускаю. Можешь идти домой. Всё на сегодня.

Секретарша встрепенулась.

– Как это всё? А эксперименты?

– Завтра проведём.

– Но ты же сам меня торопил. Я жидкий гелий через весь город пёрла, как законченная идиотка. Это что за новости?

– Ну извини. Видишь, ко мне человек пришёл. У меня очень важный разговор!

Секретарша зыркнула на меня своими глазищами.

– Ах так! Значит, он тебе важнее, чем я?

– Верочка, не капризничай. Я тебе вечером позвоню. Ну же, давай не бузи.

Секретарша поставила на столик рюмку со следами помады. Поднялась с оскорблённым видом. Сделала два шага и мотнула головой.

– Адью, мой птенчик!

– Мерси! – церемонно поклонился Николай Иванович.

Секретарша помедлила ещё пару секунд и наконец вышла.

Не выдержав, я рассмеялся.

– А вы неплохо вошли в роль. Можно подумать, вы эту Верочку всю жизнь знаете. А ведь сами мне вчера сказали, что впервые увидели её пару дней назад.

Николай Иванович развёл руками.

– Я сам удивляюсь! Оно всё как-то непроизвольно получается! Такое чувство, будто я всё это видел в далёком сне. А теперь вспоминаю. Иной раз вовсе не думаю, что говорить. Такое странное чувство, даже не знаю, как это объяснить. Вот вы играли когда-нибудь в театре?

Я отрицательно помотал головой. Николай Иванович быстро кивнул и продолжил:

– У меня такое чувство, будто меня выпустили на сцену, и я знаю, что всё это ненастоящее; но вдруг всё стало взаправду, и предназначенная роль как бы вошла в меня, стала моей новой сутью. Понимаете?

– Не вполне.

Николай Иванович подумал секунду, потом отмахнулся:

– В общем, всё это неважно. Я вот что хотел у вас спросить, только ответьте, пожалуйста, честно!

Я кивнул с преувеличенной важностью.

– Постараюсь.

Он вдруг придвинулся ко мне.

– А это самое… какая теперь у вас тут власть?

– В смысле?

– Ну кто сейчас генсек?

– Какой ещё генсек? Их давно нет. Упразднили в девяносто первом. У нас теперь демократия.

Николай Иванович выпучил глаза.

– Может, у вас и коммунистов нету?

Я замялся.

– Ну, не то чтобы уж совсем. Есть, конечно, но они уже не те, что были.

– Что значит, не те? Я что-то не понял.

– Да я сам их не пойму. То они были интернационалисты, то вдруг отчаянными патриотами заделались. Ленина раньше превозносили, теперь у них кумир Сталин. Частную собственность допускают. А ещё в Бога верить разрешили.

Николай Иванович изумился.

– Да что вы! Вы не шутите? Коммунисты в Бога уверовали?

– Ну, не все, но многие. Принимают верующих в партию и вообще… теперь они уже не руководят.

– А кто ж тогда руководит? – Он быстро подошёл к окну, откинул штору. – То-то я не вижу лозунгов. То на каждой подворотне висели, а то совсем ничего. «Верной дорогой идёте товарищи…», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить…», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»… А? Ведь было?

– Было. А теперь ничего этого нет. И уже не вернётся.

Николай Иванович недоверчиво улыбнулся.

– Так уж и не вернётся! Свежо предание, да верится с трудом.

Я пристально посмотрел на него.

– Так вы действительно ничего не знаете? Ведь перестройка была, а в девяносто первом коммунистическую партию запретили. Насовсем! Теперь у нас всенародно избранный президент. Путин Владимир Владимирович. Слыхали о таком?

– Ничего не слышал. Неделю назад, когда я из города уезжал, всеми делами заправлял Ситников Василий Иванович. Тоже, кстати сказать, всенародно избранный. – Николай Иванович взял себя за подбородок. – Хотя, чёрт его знает, как их там выбирают.

– Там, это где?

– Ну там, в моём времени.

– Так вы продолжаете утверждать…

– А вы продолжаете не верить…

– В то, что вы говорите, невозможно поверить. Ведь вы не привели ни одного доказательства своих слов.

– Какие ещё доказательства? О чём вы?

– Вам виднее. Это ведь вы учёный. Представьте, что перед вами аудитория и множество народу, и вы излагаете новую гипотезу. И вот вы говорите, говорите, говорите – и час, и два, и три – просто из кожи лезете вон, а вам никто не верит!

Лицо у Николая Ивановича вытянулось.

– Это почему же?

– Да всё потому же! Ведь вы не приводите ни одного факта в доказательство своих слов. В науке так не принято. И в жизни – тоже.

Николай Иванович снова взял себя за подбородок, прошёлся из угла в угол.

– Пожалуй, вы правы. Но в таком случае. – Он остановился и как-то боком глянул на меня. – В таком случае вам ничего другого не остаётся, кроме как отправиться по моим следам!

– Вы это серьёзно? И как вы себе это представляете?

– Очень просто. Возьмёте мою байдарку и отправитесь на Байкал, в Чёртову падь. Я вам объясню, как добраться. Там одна пещера есть. Очень древняя! Рисунки там разные. Ранний палеолит.

– Нет уж, увольте. Это не для меня.

– А чего вы боитесь? Ведь вы же мне не верите! Вот и прекрасно. Поживёте там недельку. Отдохнёте, сил наберётесь. Ну что вы сидите в своём кабинете? Кругом лето, природа, озеро уникальное. Весь мир нам завидует. Вы когда последний раз были на Байкале?

– Да уж и не припомню. Лет пять, наверно, прошло. Да и зачем мне Байкал? У меня дача под Иркутском. Прекрасное место. Трёхэтажный дом со всеми удобствами. Баня есть. Парная отделана кедровыми рейками. Отличный пар!

Дверь вдруг распахнулась во всю ширь. На пороге стояла Верочка.

– У кого это тут отличный пар? Вы что тут, на дачу намылились?

Николай Иванович с досадой обернулся.

– Ни на какую дачу мы не намылились! Я предлагаю Константину Фёдоровичу побывать на Байкале, дикарём. Даю ему свою байдарку. А он не хочет. Говорит, что дача у него. Как ты считаешь, что лучше – дача или байдарка?

– Конечно дача, – не раздумывая ответила секретарша. – Особенно, если там баня, да ещё с веничком. Ну? – И она устремила горящий взгляд на Николая Ивановича.

– Что – ну? – вдруг поперхнулся тот.

– Берёте вы меня с собой или нет? Я в баню хочу! Париться буду до одури.

– Я тебе говорю: ни на какую дачу мы не едем. Он (ткнул в меня пальцем) – идёт в поход, дикарём. Один, понимаешь? Будет спать под открытым небом и готовить себе на костре. Никаких удобств и веников. Поняла?

Секретарша буравила шефа взглядом. Потом перевела взгляд на меня и, не дождавшись сочувствия, поджала губы.

– Вот и всегда так! Жмоты вы все.

Подождала, не ответит ли чего Николай Иванович. Но тот стоял с деревянным лицом и ничего не говорил.

– Ну и катитесь на свою дачу!

Когда дверь захлопнулась, Николай Иванович улыбнулся.

– Ловко я её отбрил?

– Да не очень, – произнёс я. – По-моему, она обиделась.

– Ну и шут с ней, – отрезал Николай Иванович. – Сама напросилась. У нас тут серьёзный разговор, а она лезет со своей дачей.

Я едва не рассмеялся.

– Ого! Не думал, что вы такой обидчивый.

– Да не в обиде дело! Мы разговариваем, а она мешается… – Он вдруг замолк, испытующе глядя на меня. – Ну так что, вы согласны?

– Нет конечно! Чего это вдруг я поеду ночевать в какую-то там падь? Мне что, делать больше нечего?

Николай Иванович помрачнел. Опустил голову, о чём-то размышляя.

– А ведь я вам ещё не всё рассказал.

Я уже собрался уходить, но приостановился.

– В самом деле? И что же вы утаили от меня?

– Я у шамана был, перед тем как в поход отправиться.

– Вы были у шамана?

– Представьте себе… был. Говорил с ним.

Я замер от неожиданности.

– Занятно… и о чём же вы говорили? То есть я хотел спросить, где вы его нашли? Ведь шаманов теперь нет.

Николай Иванович вскинул голову.

– С чего это вы взяли? Шаманы очень даже есть. Да и с чего бы им исчезнуть? Они были и будут. Всегда! Вот вы писатель, а не знаете.

Я не нашёлся, что сказать. Действительно, откуда мне знать: есть шаманы или нет? Ведь я не проверял. Проклятые рукописи всё затмили.

Мне всё ещё хотелось уйти, но и остаться тоже хотелось. Про шаманов я кое-что слышал любопытное. Шишков в своёй «Угрюм-реке» про них что-то очень страшное написал. И вообще…

– Ну, рассказывайте! – молвил я, опять садясь в кресло. – Есть ещё кофе?

Кофе нашёлся. Через минуту я прихлёбывал из фарфоровой чашечки горький напиток и снисходительно слушал очередной рассказ. Я не буду приводить его дословно, но суть в следующем: Николай Иванович, наведя предварительно справки, отправился за двести километров в посёлок Черноруд, затерянный в Тажеранской степи Прибайкалья. Там он без долгих раздумий зашёл в почерневший от времени дом и спросил шамана, которого ему порекомендовал один иркутский историк (как подлинного бурятского шамана, в отличие от самозванцев и новоделов). Шаман плохо говорил по-русски (а может, прикидывался), но разговор у них не получился. Шаман молча выслушал вопросы Николай Ивановича (касательно его будущего, научной карьеры, здоровья и благополучия) и ничего не ответил. То есть он что-то там шамкал беззубым ртом, но ничего разобрать было нельзя; шаман был выживший из ума плешивый старик, с которого нечего и спрашивать. Но кое-что Николай Иванович с собой увёз из этой богом забытой деревни.

– Представляете, – говорил он в сильном волнении, – я уже вышел со двора, как вдруг подбегает ко мне девчушка и суёт в руки какой-то кулёк. Я не хотел брать, но она сказала, что дедушка послал мне подарок и я обязательно должен взять!

– И что же? – не выдержал я. – Взяли?

Николай Иванович кивнул.

– Взял.

– И что там было? – снова спросил я, борясь с зевотой. Николай Иванович был ещё тот рассказчик: то болтал без умолку, а то слова не вытянешь.

– Там была глиняная бутылочка. С узорами! А в бутылочке – архи. Бурятская водка, по-нашему.

– Водка? Вы шутите? Шаман дал вам бутылку водки?

Николай Иванович поморщился.

– Да не водку он мне дал, а бутылочку архи. Ну? Это же их священный напиток. Тотем, значит.

– Первый раз слышу, что архи – священный напиток, – ухмыльнулся я.

– Я и сам этого не знал! А потом убедился.

– И как это вы убедились?

– Ну, отхлебнул из той бутылки, когда в пещере ночевал. С этого всё и началось.

– Что началось?

– Ну, события всякие. К вам вот сюда попал…

Я умолк, не зная, что сказать. Николай Иванович смотрел на меня с непонятной укоризной, словно ждал утешения.

– А почему вы сразу не сказали, что пили водку в своей пещере? Это многое объясняет.

– Опять вы про водку! Я же сказал, я сделал всего пару глотков. Это всё равно что бутылка пива.

– Ну хорошо. Вы сделали два глотка. И что было дальше?

– Лучше спросите, что было перед этим.

Я лишь пожал плечами.

– Говорите, раз уж заикнулись.

– Перед этим я попал в шторм, чуть не утонул там прямо у берега! Там ведь глубина страшенная! Дно почти вертикально уходит вниз. Просто чудом спасся.

– Рад за вас, – пробормотал я.

– Лодку утопил, сам воды нахлебался. Хорошо, что возле берега был. Ветер как хлестанул, байдарку сразу и перевернуло. Все припасы пошли ко дну. Сам едва спасся.

– А как же ваш архи? Он тоже пошёл ко дну?

– Он у меня во внутреннем кармане лежал. И спички в полиэтиленовом пакете. Бережёного, знаете ли, бог бережёт. Вот оно и пригодилось! Я, как на берег выбрался, сразу от воды прочь пошёл, сквозь чащу. Всё в гору да в гору. А темень была страшенная, дождь вдруг хлынул как из ведра. Холодно стало, у меня зуб на зуб не попадал. И молнии сверкают! Жутко мне сделалось. Лето, самая тёплая пора на Байкале, а я натурально замерзаю. Просто околеваю, как шелудивый пёс! Не знаю, как бы я там до утра дотянул. Вовремя вспомнил про бутылочку. Она меня спасла. А что мне оставалось? И вот же чудо! Через несколько шагов я вышел на такую площадку перед высокой скалой. А в скале – дыра в рост человека. Ну я там и спрятался. Внутри сухо было и не так холодно. Костёр развёл, согрелся чуток. Ну а потом такие страсти начались, что не расскажешь!.. – Иван Николаевич досадливо махнул рукой и отвернулся.

Я терпеливо ждал. Наконец он снова глянул на меня.

– Вы всё ещё не верите?

– Почему же? Верю. Тут нет ничего необычного. Ночь, пещера. Внезапно ветер налетел. Это на Байкале сплошь и рядом. Люди тонут. Я от многих слыхал. Сам однажды чуть не утонул.

Николай Иванович удовлетворённо кивнул и вновь задумался.

– Ну а дальше что было? – поддакнул я.

– А дальше я как-то смутно помню, – заговорил он, глядя в одну точку. – Костёр хорошо помню. Тепло было и по-своему уютно. Это, знаете, когда снаружи хлещет ливень, молнии сверкают, страшно грохочет над самой головой, Байкал совсем рядом шумит так, что уши закладывает, а тут – тепло, покойно, костёр пылает, и голова как-то странно кружится. Мне вдруг стали мерещиться какие-то линии на стенах, будто бы древние рисунки задвигались.

– Там ещё и рисунки были?

– Ну я же вам говорил, наскальная живопись там! Такие, знаете, звери, первобытные люди с копьями. Но всё так по-детски, некрасиво. И вдруг всё это задвигалось! А ещё мне стало казаться, будто вздыхает кто-то рядом. Шаги слышались в глубине, будто кто-то ступал осторожно. Но ведь я знаю, что там не было никого.

– Откуда вы знаете?

– Я проверял. Ползал туда.

– А зачем ползали?

– Да оно как-то само собой получилось. Интересно мне стало, что там дальше. Прошёл несколько метров, а потом потолок низкий стал, и я пригнулся. Потом потолок ещё ниже, и я встал на четвереньки. А потом ползти пришлось.

– Вы могли там застрять. Чего вас туда понесло?

– Я и застрял! Чувствую, ни туда, ни обратно. И что удивительно, страха не было. Я мгновенно потерял все ориентиры. То есть понимал, где перёд, а где зад – чисто логически. Но стоило зажмуриться, как всё мешалось. Меня словно крутило на месте, голова сильно кружилась. Иногда казалось, что я лечу куда-то, падаю.

– Странно, – проговорил я.

– Очень! – согласился Николай Иванович. – Лежишь в каменном гроте, со всех сторон стены давят, а ощущение такое, будто проваливаешься в пустоту. И крутит тебя, и куда-то втягивает. Очень необычное ощущение! И жуткое.

– Гм… И долго это продолжалось?

– Долго. Всю ночь. Я как будто уснул. Но и во сне всё куда-то полз, протискивался. А может, мне это казалось. Не знаю. Меня словно бы душили, толкали в грудь, куда-то звали.

– А кто толкал?

– Откуда я знаю. Я до сих пор не понимаю, что это было. Сон или бред, а может, галлюцинация… Так бывает, когда сильный жар. Я ведь вполне мог и простудиться, когда в ледяной воде барахтался. Любой бы на моём месте занемог.

Мы снова помолчали.

– Ну и чем всё закончилось? – спросил я.

– Так что… проснулся утром. Вижу, свет впереди. Голова не кружится, руки-ноги на месте. Ну я и стал осторожно выползать.

– То есть вперёд?

– Конечно.

– А до этого куда ползли?

– Тоже вперёд.

– Как же это может быть? Ведь вы должны были назад пятиться.

– Я и сам не пойму. Быть может, как-нибудь развернулся ночью, и сам не заметил.

Я хотел возразить, но вовремя спохватился. В такой ситуации спорить – себе дороже. А Николай Иванович продолжил как ни в чём не бывало:

– В общем, прополз несколько метров, потом встал на четвереньки, а затем и на ноги поднялся. Вышел из пещеры – мать честная! Солнце блестит, аж глазам больно. И тихо так! Будто и не было никакой грозы.

– На Байкале всегда так, – заметил я. – Вчера буря, а сегодня – тишь, гладь да божья благодать!

– Короче, выбрался я из пещеры и пошёл вниз по тропинке. Там внизу тропинка, оказывается, была. Спустился к берегу и потопал в сторону Листвянки.

– А как же лодка?

– Так ведь она утонула.

– Достать не пробовали?

Николай Иванович посмотрел на меня с таким видом, что мне сделалось неловко. Я пожал плечами и спросил:

– Ну хорошо, вы направились в посёлок. Что было дальше?

– А дальше натурально начались чудеса! – Глаза у Николая Ивановича заблестели, он как-то сразу приосанился, смотрел так, будто приготовил забавный сюрприз. – Часа через два я был уже в Листвянке. Смотрю, а там всё какое-то необычное. Какие-то странные здания, машины диковинные, и народу – не протолкнуться. И все вокруг такие необычные… я даже оробел чего-то.

– Что значит, необычные?

– Ну, значит, одеты они были не по-нашему. У всех такие пёстрые наряды, аж в глазах рябит. А многие были в шортах, никакого стеснения! И причёски какие-то не наши. И ведут себя вызывающе, шумят, разговаривают на всю улицу. Я просто обалдел! Стою, рот разинул. Ничего не понимаю. Дошёл кое-как до автобусной остановки, хотел билет купить до Иркутска, а у меня деньги в кассе не берут. Говорят, они ненастоящие. А билет, знаете, сколько стоит?

– Ну?

– Сто пятьдесят рублей! Представляете? Это же половина моей зарплаты! Я накануне из города за полтора рубля доехал, а тут – сто пятьдесят рябчиков плати. Я думал, кассирша шутит. А оно взаправду оказалось!

– И как вы до Иркутска добрались?

– Ну как… пустили-таки. Кто-то там заплатил за меня. Пожалели, видать. Сидел всю дорогу как чумной, всё казалось, что вот-вот проснусь и всё станет как надо. Ну а когда в город приехал, уж тут такое началось… да я вам об этом уже рассказывал.

Николай Иванович махнул рукой и отвернулся.

Я с шумом втянул в себя воздух и потихоньку огляделся. Предметы стояли на своих местах, солнце светило в окно, в воздухе плавали пылинки. Ничего необычного. Всё казалось незыблемым, навеки данным.

– Странная история, – молвил я, так ничего и не придумав.

Николай Иванович пристально посмотрел на меня.

– Я понимаю, в это трудно поверить. Поэтому и предлагаю побывать в этой пещере. Сами всё увидите.

– А что я могу увидеть?

Николай Иванович пожал плечами.

– Этого я не знаю. Но что-нибудь обязательно произойдёт. У меня ведь ещё остался этот напиток, от шамана! Сделаете пару глоточков, и что-нибудь обязательно случится!

Я медленно поднялся.

– Знаете что, я, наверное, пойду. Мне ещё работать надо. Рукописи там у меня…

Николай Иванович замер.

– Вы уходите?

– Ухожу. Служба. Я ведь сейчас на работе должен быть.

Мой собеседник казался поражённым.

– Так вы отказываетесь?

– Пока ничего не могу сказать. Я должен подумать.

– И сколько вы будете думать?

– Не знаю. Это будет зависеть от разных обстоятельств.

Николай Иванович с размаху опустился в кресло.

– Вот так номер. А я уже лодку для вас приготовил.

– Какую лодку? Вы же её утопили!

– Правильно, утопил. А домой приехал – там точно такая же лежит. Та же самая модель – «Таймень-2».

– Что вы говорите? И я должен на этом «Таймене» куда-то там плыть?

– Не куда-то, а в пещеру…

Я мотнул головой.

– Всё, достаточно. Мне нужно идти. До свиданья!

Решительно направился к двери. Остановился на пороге. Николай Иванович смотрел на меня с таким видом, будто я уносил с собой его счастье. Брови выгнулись дугой, губы свернулись в трубочку, в глазах – неизбывная печаль. Мне отчего-то стало жаль его.

– Послушайте, – произнёс я уже мягче, – мне действительно нужно всё хорошо обдумать. Я вам обязательно позвоню. Хорошо?

– А когда вы позвоните?

– Сегодня вечером.

Николай Иванович неуверенно кивнул.

– Хорошо, я буду ждать. Но я вас прошу, ради всего святого: не отказывайтесь. Вы не пожалеете!

Я открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя спохватился. Поспешно кивнул и вышел вон. Несколько манёвров между столами с громоздящейся на них аппаратурой – и я оказался в пустом гулком коридоре. Убедившись, что меня не преследуют, уже спокойнее двинулся дальше, бормоча про себя: хорошо всё то, что хорошо кончается, а хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. И хотя я не смеялся в ту минуту, но особого горя тоже не чувствовал. Скорее радость, что так легко отделался.

Но однако же рано я радовался. Ничего ещё не кончилось. Всё только начиналось.

* * *

На следующее утро я позвонил Николаю Ивановичу и без долгих предисловий сообщил о согласии на эксперимент. Сказал, что не то чтобы поверил его неправдоподобному рассказу, а просто хочу воспользоваться отличной возможностью отдохнуть на природе, потому что это никому ещё не повредило и всегда на пользу! Вежливо выслушав, он предложил мне встретиться и обсудить детали. На это я ответил, что встречаться нам нет никакой нужды, а просто я приеду на следующее утро на пристань «Ракета», и он тоже пусть туда приезжает и привозит свою байдарку и спальный мешок. Всё остальное у меня есть, пусть не беспокоится.

На том и порешили.

Николай Иванович, видно, не ожидал, что я до Листвянки поплыву на теплоходе. Он, верно, думал, что я от самого Иркутска буду на байдарке 70 километров грести (сам он так и делал). Но мне ведь уже не двадцать лет! Зачем такие крайности? «Ракета» добросит нас до Листвянки за полтора часа, а уж оттуда я буду двигаться как и положено – на вёслах!

В общем, на другой день мы встретились на пристани. Я никуда не спешил и приехал ровно к двум. Николай Иванович заметно нервничал.

– Вы едва не опоздали, – произнёс с укоризной.

– Ну и что? – легко ответил я. – Уеду на следующем пароходе. Делов-то!

– Нам ещё байдарку нужно будет собрать, вещи упаковать. Потом вы до места будете плыть около часа. Нужно засветло успеть.

– Успе-ею! – обещал я. – А вы что, тоже поплывёте? Мы так не договаривались!

– Помогу вам байдарку собрать, а потом вернусь в Иркутск. Вы ведь сами не соберёте.

Я поспешно закивал.

– Ну да, конечно. Это правильно. – И, подумав, спросил: – А палатку взяли?

– Я всё взял! Примус, сухое топливо. Тушёнки пару банок.

– Сухарей мешок… – продолжил я.

Николай Иванович резанул меня взглядом.

– Не надо шутить! После посмеёмся… когда вы вернётесь.

– Да уж надеюсь, – ухмыльнулся я.

Такая приятная беседа была прервана пронзительным свистком. Судно с резкими стремительными формами, раскачиваясь на им же поднятой волне, быстро приближалось к деревянному причалу. Пассажиры на берегу дружно схватились за свои тюки. Я поднял рюкзак за лямку, Николай Иванович могучим движением вскинул на плечи здоровенный брезентовый тюк, в который была упакована разборная байдарка. Я эти байдарки когда-то видел, однажды даже довелось прокатиться. Впечатление довольно среднее. Перевернуться на таком судне – раз плюнуть. Снаружи она резиновая, а изнутри – алюминиевая (составленная из полых трубочек). Длинная, узкая, донельзя вертлявая и страшно ненадёжная! На таких байдарках некоторые любители острых ощущений ходят по периметру вокруг Байкала. И даже берут с собой жён и малых детей! Ничего не боятся! (Вот народ!). Так испугаюсь ли я непродолжительного путешествия? Нет конечно. Зато будет о чём рассказать жене и поведать читателям, для коих я напишу художественный очерк, где будут яростные волны, ураганный ветер и холодные брызги «батюшки-Байкала». Всё будет, дайте только срок!

В общем, мы погрузились на эту самую «Ракету». Устроились в салоне, где не дует и тепло (а на верхней палубе даже и летом так просквозит, что не обрадуешься). За час с небольшим добрались до Листвянки, а там сошли на берег. Ничего необычного. Пришлось, правда, тащить свой груз почти километр туда вдоль берега, где нет туристов. Мы ушли за крайние дома, чтоб никто не подходил и не спрашивал: «А что это у вас такое? Куда это вы собрались? Возьмите нас с собой!» – и так далее. Зеваки всё равно подходили, но не очень часто. Да мы и управились быстро. Видно было, что Николай Иванович имеет большой опыт по этой части. Сперва он собрал из трубочек одну половину байдарки, потом вторую, затем сцепил посередине обе половинки, а уж после мы стали натягивать на этот экзоскелет длинную чёрную шкуру – днище и борта, сделанные из цельного куска толстой и довольно тяжёлой резины. Всё оказалось не таким уж сложным. Управились минут за двадцать. Байдарка была поставлена частью на воду, а частью – на гальку (чтоб не уплыла). Затем началась погрузка.

Погода была ясная, но ветреная. Солнце светило ярко и весело, однако ветер был студёный, пронизывающий насквозь. Издали-то оно всегда весело смотрится, особенно на картинках. А как окажешься на берегу, так сразу ничего не охота. А лучше бы – прямо домой на тёплый диван. Но… делать нечего. Слово дал – нужно выполнять. Да и отдохнуть от города тоже не помешает. Смена обстановки и всё такое. «Проплыву несколько километров вдоль берега, потом пристану и заночую в этой чёртовой пещере. Костёр поярче разведу, буду на звёзды смотреть и тушёнку лопать с сухарями!» – так я себя успокаивал. Но на душе было неспокойно.

В байдарку я забирался с превеликой осторожностью. Ступать нужно было точно посередине. Это тебе не моторная лодка, на которую прыгают с высоты двумя ногами, а она ухает вниз, а потом покачивается на волнах, и всем весело! С байдаркой не так. Просто стоять в ней – это уже готовый цирковой номер. Я сразу же сел на деревянное сиденье. Такое чувство было, что я сижу прямо в воде, то есть в озере! Резиновые борта едва возвышались над водной гладью. Мне вдруг страшно стало: как же я на ней поплыву?

Николай Иванович словно бы читал мои мысли.

– От берега далеко не отплывайте. Тут есть глубокие места.

Не понимаю, зачем он про глубину сказал? Ведь если всё нормально будет, какая мне разница, глубоко тут или мелко?

Между делом он сунул мне глиняный пузатый кувшинчик со странными белыми узорами, будто наклеенными на пористую поверхность. Кувшин был заткнут небольшой деревянной пробочкой.