Врата Света

– Ходят слухи, Светлейший, что Книга подсказала вам первую фразу сама.

– Оказывается, я стал легендарной личностью, ― рассмеялся брат Саймон. ― Подсказка действительно прозвучала у меня в сознании… Однако самым забавным было не это. ― Магистр задержал свой взгляд на каком-то далеком предмете, очевидно вспоминая что-то. ― Мы работали в смене парами, по четыре часа. Когда у одного что-то получалось, он отдавал переведенную фразу напарнику для проверки. Если результаты совпадали, шли дальше. После смены сдавали результаты старшему лингвисту. Помниться, я долго бился над переводом одной фразы, пытались взять наскоком. Это был один из диалектов древнеарамейского, близкого по некоторым оборотам к ханаанскому, распространенному среди кочевников южной Сирии.

Магистр коротко взглянул на собеседника, пытаясь уяснить, понимает ли тот, о чем речь. Седрик утвердительно кивнул, сгорая от любопытства.

– Так вот. У меня получается что-то вроде «…мудрую книгу написал праведник». За витиеватой формой ускользает смысл. Тут я вспоминаю, что ессеи обращались к учителю не иначе как «Учитель праведности», и соображаю, что нужна сдвижка. Должно звучать «Мудрость, написанная Учителем праведности для праведников»… И тут же в сознании моем звучит странный голос, но понимаю четко вопрос:

– А ты праведник? До сих пор не знаю почему, но я спокойно ответил:

– Хочу прочесть, чтобы постичь праведность… ― Саймон выдержал театральную паузу, и продолжил:

– Тут же абсолютно четко понимаю смысл всей страницы. Записываю и передаю напарнику. Он вопросительно смотрит на меня и возвращает листок обратно. Тут я в свою очередь ничего не понимаю. Напарник не может прочесть то, что я написал. Оказалось, я верно понимаю смысл книги, но вместо перевода пишу на арамейском. Вернее, просто копирую текст книги.

– Книга Света манипулировала вашим сознанием, ― догадался Седрик.

– Представьте себе! ― улыбнулся Магистр. ― Она питалась мысленной энергией переводчика, накапливая ее в какой-то внутренней батарейке. При этом подстраивалась под мой образ мышления. Когда же заряда стало достаточно, книга перешла к диалогу в ментале. Автор этого чуда предусмотрел еще и логический контроль перед общением. Если бы я не знал об учителе праведности, она бы не открылась для чтения.

Гости поднялись на первый этаж собора и вышли из служебной комнаты в зал музея, где шла экскурсия. Небольшой группе пожилых туристов француженка на немецком рассказывала о гобеленах, уже несколько веков висящих на стенах этого зала.

– А вы знаете эту историю? ― испытующе глянул на спутника брат Саймон.

– Признаться, нет, ― смутился Седрик. ― Барбаросса мне известен по названию плана нападения Гитлера на Сталина.

– В одном гобелене можно прочесть эпоху и характер немецкой нации, ― усмехнулся Светлейший. ― Фридрих Гогенштауфен начал свой путь в Швабии, унаследовав после смерти своего отца титул герцога в 1147 году. Иногда его путают с отцом ― Фридрихом Одноглазым. После Второго крестового похода вместе со своим дядей, королем Германии Конрадом III, от которого получил хорошие рекомендации, племянник стал считаться преемником короля. В 1152 году он стал королем Германии, дождавшись смерти дяди. Получив по наследству трон, Фридрих решил повторить путь Карла Великого и, собрав войско, пошел походом на Рим. Вот на этом гобелене он в рыцарских доспехах и напоминающей викинга бороде.

Брат Саймон показал взглядом на старинный гобелен.

– Кстати, именно за эту бороду он получил в Италии свое прозвище: «барба» ― борода, «роса» ― рыжая. Однако это прозвище было ироничным, но Фридрих не увидел в этом знак. Он трижды терпел поражение в Италии, но в 1155 году вошел в Рим и стал императором. Тридцать лет ему покорялась великая империя цезарей. Однажды случилась эпидемия чумы, и он вынужден был бежать с остатками своих рыцарей домой. Собрал армию и вновь пошел на Рим. Стал заигрывать с Папой и покорять бунтовщиков. Вот только в интригах Фридрих был не силен. Он пять раз собирал войско в Германии и переходил с ним Альпы. Обратите внимание на его рыцарскую атрибутику на гобелене.

– Крепкий был боец, ― согласился собеседник.

– Это была эпоха рыцарей, облаченных в кольчуги, латы и шлемы. Нужно было держаться в седле коня, тоже закованного в латы, и владеть солидным мечом. Барбаросса участвовал в турнирах, но бился лишь с теми рыцарями, кто имел расшитую перевязь, рыцарский пояс и золотые шпоры.

Они задержались, рассматривая детали.

– Мало кто из нынешних королей поднимет этот меч, ― усмехнулся Седрик, ― разве что, золотые шпоры.

– Именно поэтому живет легенда об Эскалибуре, ― подхватил его мысль Магистр. ― Король должен быть достоин трона. Вы представляете госпожу Меркель в кольчуге и шлеме. Разве что, забрало закрыть и перо попышнее.

Они рассмеялись.

– Простите, Светлейший, а о каком знаке судьбы вы говорили?

– Барбаросса был неуемным воякой. Ему было уже 67 лет, когда в 1189 году Фридрих пошел в Третий Крестовый поход вместе с французом Филиппом II и нашим Ричардом Львиное Сердце. При переходе через речку упал с коня, облаченный в кольчугу и латы. Якобы оруженосцы не смогли спасти своего короля… Так что «Рыжая борода» было удачным прозвищем только для викинга Эйрика Рыжего. О судьбе плана «Барбаросса» пока еще помнит мое поколение, но пройдет какое-то время, все забудется и появится новый рыжий. Кстати, камень из которого построили этот собор, есть не что иное, как стены и колоннада античного театра поблизости. Все потому, что император Феодосий как-то решил, что театр ― это ересь и наследие язычества. Разобрали по камушкам. Так же разбирали пирамиды в Египте. Только их неслучайно складывали из мегалитов. Кто-то поковырял облицовку, а дальше силенок не хватило. Наш мир очень непостоянен…

Англичане прошли к следующему гобелену.

– Здесь, ― быстро пояснил Саймон, ― отображена коронация Барбароссы как короля Бургундии. Тщеславие и ничего больше. Пойдемте, лучше я покажу вам клуатр.

Двое приезжих вышли во внутренний дворик собора Святого Трофима. Обходная галерея по периметру была украшена невысокой колоннадой из отшлифованного гранита. Можно было часами гулять по свежему воздуху, вышагивая по клуатру, защищенному и от дождя, и от мирских проблем.

– Раньше в монастырях обязательно был колодец, ― пояснил Магистр Ордена. ― Он был центром жизни. Как правило, его окружали деревья, травка, цветы в таком внутреннем дворике. Это был свой мир, защищенный толстыми стенами. Мне хочется здесь сделать зимний сад. Мягкий климат Арля подойдет для этой цели.

– Библиотека внизу будет корнями этого мира?

– О, с вами нужно меньше откровенничать, дорогой Седрик. Легко читаете мысли собеседника.

– Это достойные мысли, Светлейший.

– А лесть ― универсальное оружие, ― улыбнулся Саймон и тут же сменил тему разговора: ― Вы помните байку об отрезанном ухе ван Гога?

– Смутно, ― признался его спутник, удивленный таким зигзагом беседы.

– Ван Гог приехал в Арль в 1888 году. По воспоминаниям современников, он шокировал местную публику, когда по ночам ходил в шляпе с зажженными свечами и стал завсегдатаем баров, распробовав абсент. После бомбежек 1944 года остался только желтый дом на площади Ламартин, где он жил до «психушки», да кафе на углу Форума… История же такова. Ван Гог по приезду в Арль почувствовал себя гораздо лучше, чем в Париже, написал несколько известных картин и пригласил в гости Поля Гогена, с которым дружил еще по столичным выставкам. Тот не заставил себя долго упрашивать. Но у них вышла ссора, как злословят завистники, из-за дамы. Помня нравы конца XIX века, можно утверждать, что это была дуэль на шпагах. В результате у ван Гога была отсечена часть уха.

– Банальная поножовщина, написали бы сегодня в криминальной хронике, но исследовательский центр творчества ван Гога в Арле утверждает, что у великих художников вышел спор о картине. В доказательство своей правоты автор отсек себе ухо. Есть и еще один факт ― автопортрет ван Гога с перевязанным ухом. Не поспоришь…

– В подтверждение этой версии появилось научное обоснование в виде медицинского термина «синдром ван Гога». Это ситуация, когда больной беспричинно настаивает на ненужной операции или сам себя оперирует. В основе тоже лежат факты ― выписки из истории болезни ван Гога, который наблюдался в местной клинике.

Брат Саймон с интересом взглянул на собеседника и добавил:

– Вы спросите меня, а зачем это надо Магистру Ордена? Отвечу… Не переставайте учится, дорогой Седрик. Более того, учитесь учиться. Анализируйте любую информацию, она неслучайно попадается вам на жизненном пути.

– И тогда, ― продолжил флэшер, ― только вам откроется Вторая книга.

Саймон снисходительно улыбнулся. Он давно запретил себе вспоминать о тяжелом детстве. Ему выпало быть третьим сыном бедного сапожника, вернувшегося в Краков после войны и целыми днями латавшего чужую обувь в маленькой будке у Центрального рынка. Однажды их ребе положил свою пухлую ладонь на курчавую голову пацана и сказал именно эту фразу:

– Нати, учись учиться.

При посвящении Нати получил новое имя. Тогда Саймон начал новую жизнь, но мудрость предков хранил неизменно, повторяя себе и своим ученикам.

ГЛАВА V. РОССИЯ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

В Питере моросил весенний дождь. Привычный для обитателей, словно царапина на стене или лужица за углом, которую кто-то ворча обходит, кто-то лихо перепрыгивает, но всегда найдется тот, кто с удовольствием прошлепает по ней не сворачивая, привычно произнося: «Привет, лужа». Все они по-своему любят этот город и гордятся, что именно их Питер является единственной столицей Европы, не покоренной врагом. Что бы там о себе ни рассказывали Париж или Берлин, Лондон или Рим, сандалии и сапоги чужих солдат нередко топтали их мостовые. В Брюссель столько раз заходили вражеские войска, что это стало для них привычной неприятностью и в мае 1940 года его жители не сразу поняли, что колонны фашистов на улицах – это не съемка исторического фильма.

Те события давно канули в Лету, и уже семьдесят седьмой май поливал короткими дождями улицы и проспекты Северной Пальмиры, которая, строго говоря, не всегда была стольным градом огромной страны. Чаще ее называли северной или даже культурной столицей России. Эта привычка не дает возникнуть вопросу: а зачем Петр I решил строить новую столицу на самой окраине огромной империи, да еще в болоте? Одни усматривают в этом сомнительную выгоду большого порта, приближенного к европейским столицам; другие видят анклав пришлого царя, захватившего власть, подобно варягу Рюрику, так же обустроившемуся не в Новгороде, а в Городище; есть и те, кто, вспомнив войну 1812 года, объяснял выгодное расположение Санкт-Петербурга тем, что глупый Наполеон пошел напрямки брать штурмом толстые стены московского Кремля, а не царя, укрывшегося за витражами летнего дворца, иже с ним сенат, синод и казначейство; многие справедливо утверждают, что столицу на границе строить вообще не резон. Более всего в этих спорах преуспели чужестранцы, вечно стремящиеся поучать русских и переписывать их историю.

Впрочем, и среди местной пишущей братии, гордо причисляющей себя к либералам, отыскались такие, кто устроил мерзкий опрос о том, надо ли было такими огромными жертвами защищать Ленинград в Отечественную войну 1941 года. Не проще ли было сдаться? Хитрецы решили спрятать за этой формулировкой другой вопрос, вечно не дающий покоя всем иностранцам: «Что вы за народ такой, русские? Не можете жить, как все, заискивать перед сильным и грабить слабых. Что вы носитесь со своей правдой и справедливостью? В чем это непостижимость вашей русской души?»

Приезжают они в Питер. Ходят, задрав головы, и цокают языком, глядя на его былое богатство и великолепие. Смотрят и не понимают, почему толпы граждан мокнут вокруг Исаакиевского собора, протестуя против передачи его церкви. А душа русская не смолчит, не стерпит лжи и несправедливости, будет биться в кровь. Все потому, что еще жива память предков в русских душах.

Эти мысли не покидали худенькую на вид девушку с серьезным взглядом, которая не замечала ни моросящего дождя, ни тяжелых облаков, цеплявшихся за Адмиралтейский шпиль, ни промозглого ветра с Финского залива. Она шла по Фонтанке, чтобы потом свернуть на Садовую, где в одной из квартир отреставрированного старого дома жила ее подруга Маша. Вернее, Мария Михайловна Румянцева, директор российско-итальянской фирмы «Флорентино», имеющей приличную сеть собственных магазинов, торгующих «женскими секретами», которыми во все века умело пользовались представительницы прекрасного пола, дабы, слегка скрывая, показывать то, что вечно стремятся «разгадать» пытливые взгляды прирожденных следопытов и охотников.

Законодатели моды, избравшие своей Меккой итальянский Милан, не перестают удивлять участников этой вечной игры, завлекающей охотников в чудесный мир иллюзий, где жертва всегда рада проиграть и преклонить колено перед прекрасным. Причем плохая погода обычно только усложняет эту игру, делая ее более многоплановой и неожиданной. Охотник и не подозревает, в какие джунгли могут заманить его прелестные эфемерные создания, преуспевшие в познании тайн, каждый раз используя все новые и новые «секреты», рассчитанные на любую погоду, где царствует «Флорентино».

– Варька! ― Маша бросилась к подруге с объятьями и поцелуями. ― Откуда ты?! Почему не позвонила ― я бы встретила!

– Маш… ― только и смогла выговорить гостья, сжимаемая в крепких объятьях.

– Варька! ― хозяйка не отпускала худышку. ― Ты что, плачешь? Все хорошо, глупенькая.

– Маш… Прости, я без звонка.

– Да перестань ты!

– Маш, прости… Я сейчас… Успокоюсь… Сейчас… Просто у меня на свете никого ближе нет. Прошлым летом я ездила к Нинке…

– Вот как? Я не знала. Что же ты не сказала? Вместе бы поехали.

– Нельзя, Маш. Она… ― Варя по-детски шмыгнула и вытерла нос рукавом. ― Она предатель.

– Что значит предатель? ― хозяйка опешила. ― Она же ребенок…

– Нет, Маш. Она с ними. Понимаешь? С теми, кто за нами охотился на Мертвом море.

– Когда Коля вас с Нинкой в пещере нашел?

– Ну да. Она предатель, представляешь?

– Варь. Как это может быть?

– Не знаю… Я поехала ее забрать… В Англию. Она учится в интернате при университете в Лестере. Так она даже не захотела со мной по-русски говорить. Только на английском, и наплела, что мы хотели у нее украсть бабушкины деньги.

– Да ладно… ― не поверила Маша.

– Я чуть не грохнулась там в обморок, ― опять шмыгнула носом девушка. ― Хорошо Лешка помог.

– Лешка? ― с интересом переспросила хозяйка. ― И кто у нас Лешка?

– Маш… ― гостья зарыдала, едва выговаривая слова, ― они убили Лешку… Это я все виновата, Маш… Я.

– О-о. Пойдем-ка в ванную, дружок. Ты мне обязательно все расскажешь. Только сначала умоемся. Носик вытрем… Пойдем.

– Маш…

– Помолчи. Пойдем-ка вот сюда. Просто у тебя накопилось. Давно не виделись. Это ничего. Это поправимо. Давай-ка свой носик… Я всегда говорила, что ты не Орлова, а воробушек… Варька, хватит рыдать. А то я сейчас тоже начну. Кто меня тогда успокаивать будет? Всю квартиру зарыдаем.

– Они Лешку из-за меня… Понимаешь? Он же ни в чем не виноват… Он их даже не знал.

– Варь, ты мне все расскажешь, только по порядку. Ладно? Все, держи полотенце. Пойдем. У меня в холодильнике коньячок есть. Ах да, ты же не пьешь. Ну, «Боржоми» есть. Держись, ты же боец!

Она усадила гостью за стол большой кухни и налила в высокий стакан что-то прохладное. Подумав, повторила и себе. На вид хозяйке квартиры на Садовой было около тридцати, но затаившаяся в глазах грусть говорила, что это далеко не так. Ухоженные золотистые локоны подчеркивали красивое лицо с пронзительными цыганскими глазами. Обладательница стройной фигуры двигалась легко и уверенно. Длинные сильные пальцы перстнями и колечками не баловали, а вот ноготочки были безукоризненными.

Блондинка пододвинула стул и села рядом с худышкой, нежно обняв за плечи. Они ни о чем не говорили, а просто сидели так, будто все друг про дружку знали, и молча переживали. Из комнаты доносился мерный ход часов. Судя по низкому тембру, это были солидные напольные часы. Когда они коротко пробили четверть часа, Маша, глубоко вздохнув, нарушила тишину:

– У меня утром сердце так кольнуло… Ну, думаю, неужели позвонишь… А тут воробышек сам прилетел.

– Мокрый и облезлый московский воробей, ― шмыгнула носом гостья.

– Ну уж и облезлый… Почистим тебе перышки, носик припудрим… Глядишь, орленок проклюнется.

– Машка… ― гостья обняла за талию стройную женщину с пронзительными цыганскими глазами и уткнулась мокрым носом в ее шикарную грудь. – Я загадала, если ты будешь дома, то все будет хорошо.

– Слушай, а там на вахте мужчинка… Спит, что ли? Не позвонил, что ты идешь.

– Да он меня не видел.

– Вот служивые… Ничего доверить нельзя.

– Не ругай его, Маш. Мне хотелось к тебе без предупреждения прийти, а то как-то официально будет.

– Опять твои штучки?

– Если нельзя, то я больше не буду.

– Что-то не верится мне в это… Давай-ка я чаю заварю… Или кофе? ― хозяйка вдруг рассмеялась. ― А помнишь, как мы кальян курили в Египте?.. Сколько ж мы не виделись?

– В 2010-ом вы с Колей примчались из Москвы, когда мы с Нинкой попались в ловушку около Вади-Кумран.

– Потом мы полетели в Испанию за какой-то шкатулкой, ― вспомнила Маша, ― а когда вернулись, Колю ранили… Нинка же ребенком была. За твои джинсы, как за мамину юбку, держалась.

– Все потому, что я всегда в джинсах, ― наконец усмехнулась худышка.

– Погоди, мы же потом отмечали твои двадцать лет… Это что же получается?

– Да, двадцать второго июля приглашаю на мой день варенья. Только приходи со своей едой.

– Хочешь сказать, что так и работаешь в библиотеке?

Растрепанный и мокрый воробышек совершенно спокойно кивнул и широко улыбнулся. Хозяйка только покачала головой и принялась готовить чай.

– Может, я могу чем-то помочь? ― не оборачиваясь, тихо произнесла директриса.

– Маш, ты уже пробовала купить большой дом…

Мария Михайловна промолчала, вспоминая давнюю историю, как семилетняя Ниночка после смерти бабушки, ее единственной близкой родственницы, была направлена в детский интернат. Маша подала документы на ее удочерение, купила большой дом в пригороде Питера, куда звала и подругу Варю, и девочку Нину, к которой успела привязаться, их домработницу Лидию Натановну, своего нерешительного кавалера Николая. К сожалению, из этой затеи ничего не получилось, хотя никаких корыстных мыслей у женщины с пронзительными цыганскими глазами не было.

– Мы тогда два года писали письма во все известные инстанции, чтобы тебе разрешили удочерить Нинку.

– Помню…

– Прошлым летом я узнала, что ее вывезли в Англию уже осенью 2010-го года.

– Да ладно… ― не поверила сразу директор «Флорентино».

– Будет интересно ― дам ссылку на архив сайта по усыновлению русских детей за границей.

– Что же нас так долго за нос водили?

– Деньги, ― коротко и зло ответила Варя. ― Лешка раскрыл мне глаза на этот бизнес.

– Бизнес? ― переспросила стройная женщина.

– Есть федеральный сайт детей на усыновление. Сотни тысяч анкет… У государства нет денег создать им условия нормальной жизни в России. Зато нашлись десятки посреднических фирм, у которых один хозяин. Годовой оборот более миллиарда. Им на руку играют новые законы ювенальной юстиции, позволяющие и в России отнимать детей у родителей и пополнять анкеты на том сайте. Более десяти стран в Европе узаконили однополые браки. Этим «семьям» нужны наши дети… Чтобы забывать их в закрытых машинах на сорокаградусной жаре.

Они помолчали, вспоминая пережитое вместе.

– Погоди, как ты нашла Ниночку?

– Лешка помог, но это долгая история.… Ей так промыли мозги, что она талдычит о бабушкиных деньгах… Представляешь, она уверена, что я хотела украсть бабушкины деньги!

– И ничего нельзя изменить?

Варя только отрицательно покачала головой. На какое-то время они замкнулись в себе, стараясь заглушить боль от такой несправедливости. Было трудно согласиться с тем, что близкий человек, пусть и семилетний ребенок, вдруг предъявляет такое нелепое обвинение.

– Прости, ты упомянула о Леше… ― тихо произнесла блондинка, разливая по чашкам чай.

– Все началось с Ольгиной истории.

– Которая приехала прошлым летом?

– Точнее, свалилась на твою голову с моей легкой руки.

Маша поймала себя на мысли, что, хотя Варя и не показывалась долгое время, их судьбы оставались накрепко переплетены. Взять хотя бы эту несчастную молодую мамашу с годовалой дочкой. Тот полуночный звонок встревожил не на шутку. Она чувствовала, что какая-то серьезная опасность угрожала этой худенькой девочке с громкой фамилией Орлова. Ну как скромный библиотекарь вечно попадал в какие-то истории? Что за судьба?

– Ничего… ― смущенно улыбнулась директриса «Флорентино». ― Светка уже ходит в ясли, а Оля работает продавцом. Непременно заедем к ним… Надеюсь, нам прямо сейчас не нужно кого-то спасать?

– Собственно, я потому и нагрянула, ― улыбнулась гостья.

– Позвонить Коле?

– Если тебя не затруднит, а то мне как-то не с руки нагрянуть к бывшему десантнику… ― Тут она прыснула от смеха, и едва выговорила: ― Посреди ночи, и дать пару минут на сборы.

Подруги расхохотались, разом сбросив накопившееся напряжение. Они по-прежнему были теми девчонками, что встретились лет десять назад в Египте, когда Маша без документов и шансов вернуться в Россию работала на владельца клуба дайверов на Красном море. Тогда бесшабашная ученица первого курса перевернула ее жизнь, столкнув с итальянским красавцем Антонио, который до сих пор волновал директора «Флорентино».

– Варька, ты неисправима! ― блондинка лукаво глянула на подругу. ― Поднимаем и Егорыча с его спецназом.

– Пока нет, ― улыбнулась Варя.

Стройная женщина с пронзительными цыганскими глазами понимающе покачала головой, и обе опять рассмеялись.

– Ну, выкладывай уже…

– Маш, а ты общаешься со своим дипломатом?

– Антонио собственник компании «Флорентино». Так что, пока я там директор, буду общаться.

– А в процессе общения ты случайно не посетила их фамильный дом в Трапани? Это на западном побережье Сицилии.

Подруга только удивленно приподняла изящные брови и отрицательно покачала головой.

– Тогда есть повод познакомить тебя с Джузи, ― хихикнула худышка.

– Осмелюсь спросить…

– Это дедушка Антонио. Милый старик. Уверена, что ты ему понравишься. И не возражай.

– Я так понимаю, что другого пути у нас уже нет, ― хозяйка пыталась быть серьезной, но с такой подругой это частенько было невозможно. ― В прошлый раз мы искали какую-то шкатулку, что на этот раз?

– Две девочки, ― Варя стала серьезной. ― Галке пятнадцать, Ленке тринадцать. Очень нужно, чтобы они на пару дней приехали к Джузи в гости.

– И этот Джузи, как я понимаю, о своем счастье еще не подозревает?

– Джузи мировой дед, ― вспыхнула худышка, ― я с ним договорюсь.

– То есть нужно купить на недельку путевки до этой…

– Трапани, ― опять хихикнула девушка, ставшая действительно чем-то напоминать расшалившегося воробья.

– Я еще не забыла, как по всему Египту за нами гнались какие-то бандиты. Потом в Иордании мы разгромили старинный склеп. В Израиле какие-то типы довели тебя до беспамятства. Когда мы прилетели со шкатулкой из Испании, бандиты ранили Колю.

– Лучше вспомни ожерелье, которое тебе подарил господин Фатхи.

В памяти Маши явственно всплыла картинка того жемчужного ожерелья, что подарил ей очень богатый араб по фамилии Фатхи. Вернее, хотел купить красивую женщину за то ожерелье. Блондинка часто чувствовала себя вещью на востоке. Пусть и дорогой. Когда ей удалось сбежать из Египта в Италию, она год жила в Милане на те деньги, что выручила за ожерелье, и благодаря своему паспорту с визой на три года в Шенген. Варьке удалось его выцарапать у хитрого араба. В Милане она встретила красавца Антонио, напоминавшего ей молодого Алена Делона… Как давно это было и как это вообще могло быть! Впрочем, с тех пор благодаря Антонио она стала Марией Михайловной, директором «Флорентино». Все это время Варька незримо присутствовала рядом. Когда же Маша сама попала в беду, этот воробушек и Коля вытащили ее из безнадежной ситуации в Бельгии. Все это более походило на приключенческий роман. Впрочем, не зря у женщины с пронзительными глазами в роду есть цыганская кровь… Вернувшись из воспоминаний, Маша строго спросила:

– А девочки?

– Тут одна надежда на тебя с Колей.

– Варька, ты в своем уме?

– Упроси Колиного генерала, чтобы помог оформить Галке и Ленке загранпаспорта.

– А родители?

– Это Лешкины сестры. ― девушка смотрела прямо в глаза подруге. ― Лешка погиб прошлым летом, их отец еще раньше. А к их маме Алене Александровне мы должны поехать на днях. Без взрослых, то бишь только со мной она их не отпустит. Вот таков был материнский сказ. Это чисто женская семья, но когда они увидят десантника Колю…

– Ох, некому тебе ремешка всыпать, ― покачала головой Маша. ― Ну куда тебя опять несет?

– Маш, только не вини меня за Лешку. Я до сих пор места себе не нахожу… Но поехать мы все равно должны.

– Так, может, в Крым или Сочи? ― без особой надежды в голосе спросила директриса. ― Там в мае уже тепло…

– Машуль, поверь мне, если бы речь шла только о пляже, я бы тебя не просила. ― Было видно, что хрупкая девушка напряглась всем своим небогатырским телом. ― У Ивана с Лизой двойня, им еще двух лет нет. Больше мне не к кому обратиться.

– Иван и Лиза? ― попыталась вспомнить знакомые имена хозяйка.

– Иван однажды вытащил на себе Антонио, сломавшего ногу на Чегете, ― пояснила Варя.

– Первый раз об этом слышу.

– В знак благодарности Антонио посвятил Ивана в клан Валороссо.

– Батюшки святый! ― всплеснула руками блондинка.

– Потом Лизу выкрали бандиты, но Антонио ее спас… Кстати, они уже были в гостях у Джузи в Трапани.

– То есть русский десант на Сицилию не вызовет международного конфликта? ― улыбнулась женщина с пронзительными цыганскими глазами.

– Нам понадобится помощь Николая. ― Лицо худышки было очень серьезным.

– Я с тобой, воробушек, ― прозвучало так искренне, что у девушки навернулись слезы.

– Спасибо, Маш. Я так и загадала. Ты…

Комок подступил к горлу худышки, и она лишь молча посмотрела на подругу. В этом взгляде была и благодарность, и боль, и печаль человека, прожившего не одну жизнь на этой грешной земле. Маша почувствовала это сердцем, подумав, почему умная и верная девушка выбрала себе этот нелегкий путь, вместо того чтобы с тем же Лешкой завести семью, нарожать детишек, читать им сказки, печь пироги, разучивать стишки и ждать мужа с работы.

Впрочем, директриса сама иногда задавала себе тот же вопрос. Вокруг нее всегда увивались кавалеры, а уж сейчас-то в очередь стоят, только пальчиком помани. Коленька один чего стоит. На него молоденькие девчонки из «Флорентино» заглядываются, а он по Маше сохнет. Антонио вообще находка: дипломат, красавчик, богат, а уж женский угодник ― каких поискать. Другая бы не упустила такого из своих коготков. Да только не Машенька.

Вот ведь подружки нашлись! Два сапога пара. Наверное, не зря дорожки первокурсницы и инструктора по дайвингу пересеклись в Шарм-эль-Шейхе. Судьба…