«Русский язык на грани нервного срыва» audiokitobidan iqtiboslar, sahifa 2

Надо отдать депутатам должное. С каждым чтением закон становился все лучше. Исчезали некоторые абсурдные и пустые формулировки, появлялись разумные идеи. Было изменено даже название. Казалось, что еще чтений пять-семь, и выйдет что-то дельное. Но, во-первых, у закона всего три чтения. А во-вторых, это только казалось.

Фами­лию англий­ского писа­теля Galsworthy по под­сче­там авто­ров одной книги о прак­ти­чес­кой тран­скрип­ции мож­но пере­дать по-рус­ски 144 раз­лич­ными спо­со­бами: от Гал­свор­ти до Гел­су­эр­си.

По-настоящему неправильно могут писать только очень грамотные люди, которые, во-первых, знают, как писать правильно, а во-вторых, понимают, какие ошибки не искажают произношение.

Несовместимое совмещалось плохо.

Случилось самое страшное: мы теряем наше национальное достояние, наш русский мат.

Слова базисного уровня более частотны и нейтральны. В нормальной ситуации мы называем собаку собакой, а не терьером или животным. Впрочем, по-видимому, понятие базисного уровня не абсолютно и зависит от реальных условий. В частности, на изменении базисного уровня построен старый советский анекдот, рассказывающий о поведении покупателя в разные эпохи, характеризующиеся разной степенью изобилия в магазинах (последняя эпоха скромно именовалась коммунистической):Заверните, пожалуйста, 200 граммов рокфора;

Заверните, пожалуйста, 200 граммов сыра;

Заверните, пожалуйста, 200 граммов еды.

Хуже всех приходится детям. Психологи отмечают, что современные дети реже играют в ролевые игры, связанные с профессиональной деятельностью. Легко нам с вами было когда-то играть во врача и пациента, продавца и покупателя или там пожарников, или космонавтов, а вот поди поиграй в менеджеров, коучеров, фандрайзеров и креаторов…

...грамотность является одной из составляющих культуры, и её утрата воспринимается культурными людьми болезненно.

. Совер­шен­но естес­твен­но в ответ на воп­рос: "Кто он? " -ска­зать: "У него свой биз­нес." Но по сути это не зна­чит поч­ти ничего, это прос­то такое опре­де­ле­ние через отри­ца­ние: не гос­слу­жа­щий, не наем­ный работ­ник, не богема. Раз­брос может быть от муль­ти­мил­ли­ар­дера, вла­дель­ца заво­дов, газет, паро­хо­дов, до чис­тиль­щика обуви или мел­кого мошен­ника. При­мер­но так же абстрак­тно и раз­мыто слово менед­жер, о кото­ром мы пого­во­рим чуть поз­же (от про­дав­ца до руко­во­ди­теля круп­ной ком­па­нии). С помощью подоб­ных абстрак­ций мы раз­мы­ваем нашу реаль­ность, наше соци­аль­ное поло­же­ние, пред­по­чи­тая весо­мую и мно­гоз­на­чи­тель­ную неоп­ре­де­лен­ность или, точ­нее, недо­оп­ре­де­лен­ность. У нас ведь как бы все в поряд­ке. Ну, или пусть по край­ней мере собе­сед­ник так думает.

Последнюю точку ставит не лингвист, а народ. И если слово овладевает массами, а массы – словом, то никакой лингвист не сможет его запретить.