Kitobni o'qish: «Мельница времени», sahifa 2
За ветлами проступило русло реки. Плотное песчаное дно с разбросанными кое-где гладкими камнями виднелось так хорошо, будто над ним текла не вода, а кристально чистый воздух. Катя всмотрелась внимательнее и ахнула. Между берегами действительно что-то струилось. Даже издавало журчание сродни тому, которое звучало в комнате. Но это была не вода. Девочка невольно проследовала взглядом за течением. Оно плавным изгибом подходило к часовому коробу и там … пропадало!
В этот момент тритон оттолкнулся от берега и, высоко взлетев – что обычные тритоны никак не делают, – с шумом плюхнулся в середину потока. Поднятый им сноп брызг был так велик, точно в реку низвергли неимоверных размеров глыбу. Только брызги те были необычными. Они переливались всеми цветами радуги и окутывали все окрест прозрачным туманом. Сквозь него стал угадываться мужской силуэт в светлых ниспадающих одеяниях, который возник как раз в том месте, куда нырнул тритон. Фигура, устремляясь в небеса, поднималась все выше и выше. Последними в радужных капельках проступили сафьяновые сапоги, изукрашенные золотыми нитями из солнечных лучей и серебряными строчками из лунного сияния. Каблуки сапог были подбиты алмазными подковками звездной россыпи. Лишь только они исчезли в вышине, туман рассеялся.
Перед Катей неспешными водами текла невеликих размеров речушка, каких в наших краях тысячи. Вдоль берегов, хоронясь от солнечного зноя в тени раскидистых ив в набегающих струях упруго колыхались желтые кубышки кувшинок и стебли остролиста. Невдалеке русло делало плавный изгиб и уходило за горизонт. Короба часов … будто и в помине не было! От неожиданности начала кружиться голова, в висках громко застучали встревоженные пульсы. А …, а …, а как же теперь домой возвратиться?!
В этот момент из облаков высунулся огромный загнутый клюв, который, распахнувшись, подобно грому торжественно пророкотал:
– Совет избрал тебя! Ты – единственная, кто способен сердцем чуять то главное, что недоступно другим! Только запомни накрепко: лишь достигнешь Истока, обязательно к нему прикоснись!
После чего он сразу же растворился в небесной синеве.
– Ну, дают! – пробормотала девочка. – Хоть стой, хоть падай! Просто попросить нельзя было? Объяснить сначала, что, к чему? Вот пойду я вверх по течению. И прямо до Истока дойду? Уж больно просто получится. Наверняка не так. Или, например, доберусь до него, прикоснусь. Дальше-то, что делать? Как оберегать? Раньше хоть с кем-то вместе была. Посоветоваться могла, на помощь рассчитывать. А тут, словом перемолвиться не с кем.
Она обернулась в одну сторону, в другую, будто ожидала, что сейчас кто-то нужный как раз и явится. Но кругом лишь расстилался все тот же бескрайний луг. Да ветлы так же шелестели листвой. И та же речушка тихо катила свои воды.
Катя еще немного постояла, потом вздохнула и двинулась вдоль берега.
«Интересно, сколько идти придется? – мысленно размышляла она. – Вот Коломенка наша поуже этой речки будет, а тянется пятьдесят один километр. А Осетр – аж двести двадцать восемь!».
Да, перспектива тащиться в такую даль была абсолютно безрадостной. Знакомых крылатых существ: Халы и Семаргла, которые могли доставить ее к нужному месту, – рядом не было. Сколько же тогда времени на путь потребуется? И это притом, что в дороге ничего непредвиденного не произойдет. А если отклоняться придется, вообще ужас!
Так прошло какое-то время. Вокруг все было по-прежнему, ничего не менялось. Казалось, даже солнце застыло на месте, особо не торопясь пройти свой дневной путь и отправиться на покой.
«Эх, – подумала девочка, – встретить бы кого, расспросить. Далеко ли речка тянется, сильно ли петляет, нельзя ли путь сократить, где-то вброд перебраться?».
Будто в ответ мыслям вдали у самой линии горизонта возникло пыльное облачко. Оно перемещалось поперек ее движения и неуклонно приближалось. Постепенно в замершем, разомлевшем от тепла воздухе с той стороны стал доноситься топот копыт. К берегу на рысях шла группа верховых. Еще издалека были хорошо видны мохнатые меховые шапки, которые, несмотря на жару, венчали головы всадников. Кони под наездниками были необычными, под стать шапкам: густо заросшие взлохмаченной, будто волчьей или собачьей шерстью.
«Нет, – заключила про себя Катя, – у этих лучше не спрашивать. Странные какие-то. Да и по-нашему могут не понимать».
И она почла за благо спрятаться за стволом одной из ив.
Размеренная дробь рыси становилась все ближе. Через некоторое время она поравнялась с тем местом, где затаилась девочка, а потом начала удаляться. Посчитав, что звуки оттекли на достаточное расстояние, и она теперь находится за спиной всадников, девочка поднялась и вышла из укрытия. Лучше бы она выждала еще немного!
В нескольких шагах от нее на замершем, как изваяние, коне сидел наездник. Он крутил носом из стороны в сторону и жадно принюхивался. Голова у него была … песья! Вот что она издалека приняла за шапку!
Не успела девочка до конца осознать происходящее, как всадник резко пришпорил коня. Тот стремительно скакнул по направлению к ней, и через миг ее железной хваткой подхватила мощная рука. В мгновение ока все тело опутала прочная веревка из конского волоса. Водрузив добычу перед собой поперек лошадиной холки, наездник с победными, похожими на лай гортанными криками бросился догонять остальных.
– Усоньша, Усоньша! Я изловил молодую Усоньшу! – во все горло вопил он.
Соплеменники, не сбавляя скорости, оборачивались, скалили свои песьи морды и приветствовали его громкими радостными возгласами.
«Чего так вопят-то?! – морщась от тряски, думала Катя. – Сладили с одной беззащитной девчонкой, а гордятся, будто целое вражеское войско разбили. Да, еще словом каким-то непонятным обозвали».
Неизвестно, сколько бы продолжалось всеобщее ликование, если бы скакавший во главе здоровенный детина сурово не рявкнул:
– Ну-ка молчать! Беду накликать хотите?! До привала – ни звука!
И настороженно повел глазами по сторонам. Все разом стихли. Даже копыта коней, как показалось, стали стучать мягче и приглушеннее. Когорта свернула и стала удаляться от русла. За время пути они еще несколько раз меняли направление, следуя ведомыми только им тропами. Девочка уже давно перестала понимать, где осталась река и склонившиеся над ней ветлы.
Так безостановочно скакали до вечера. Когда от солнца над поверхностью земли осталась лишь тонкая багряная полоска, старший вскинул руку и махнул ею в сторону. Остальные с готовностью последовали, куда было указано. Вскоре по тому, как кони начали притормаживать передними ногами, Катя поняла, что начался пологий спуск.
Наконец, они достигли дна небольшой балки, густо заросшей кустарником и молодыми деревцами. Спешившись, все шестеро уселись в кружок, достали дорожные сумки и принялись их развязывать, готовясь к вечерней трапезе. Пальцы, которыми они ловко распутывали ременные петли, были, как у людей. Да и все остальное тоже. Короткие походные кафтаны, широкие, заправленные в сапоги порты, оружие. Лишь головы с приоткрытыми пастями, слегка высунутыми языками и учащенным, как у собак, дыханием говорили о не вполне человеческой природе этих существ.
Пленивший девочку воин подгреб ближе к себе сухой мох и тонкие веточки. В его руках появились два продолговатых камня, которыми он резко ударил друг о друга. Наверное, хотел высечь искру и запалить костер.
– Огонь не разводить! – тут же прорычал главный. – Есть холодным!
Тот, кому был адресован этот окрик, нахмурился, опустил голову и что-то недовольно пробурчал. Вожак измерил его суровым взглядом, ощерился и хрипло пролаял:
– Ты, Клык, норов-то поубавь, целее будешь! Пока здесь командую я! Иль силой со мной помериться хочешь?!
Клык понурился еще больше, но ничего не ответил. Однако его крепко сжатые челюсти красноречиво говорили о том, что терпит уничижительные слова из последних сил.
– Охолонись, говорю! – продолжил старший. – Давно вижу, на мое место метишь. Может, и настанет такое время. А пока рано. Молод еще и неопытен. Ты сначала не только в вылазках, в боях себя прояви. Узнай, как вражьи стрелы да сабли над головой свищут, как недруги под твоими ударами валятся. Когда боевыми шрамами себя украсишь, как я, тогда и претендуй. А беззащитную Змейку пленить – не велика важность!
Тут он перевел взгляд на лежащую невдалеке девочку и добавил:
– Тихая, какая попалась. Не шипит, ядом не плюется. Ты ей поесть дай. А то до дома не довезем. Обидно будет без благодарности князя остаться. Он потом за нее от Усоньшей выкуп богатый получит. И тебе зачтется. Глядишь, быстрее в начальники выбьешься, – и негромко с издевкой хохотнул.
Молодой воин извлек что-то из сумки, с усилием надорвал или отделил, поднялся и подошел к Кате. Распутав ей руки, он оставил перед ней небольшой кусок мяса. Видя, что явной враждебности к ней не испытывают, девочка, было, открыла рот, чтобы объясниться. Но не тут-то было. Ее сразу же прервал суровый окрик:
– Молчать! Сказки будешь рассказывать в княжеском тереме! До того – ни слова, если жить хочешь!
Он вернулся к соплеменникам и хмыкнул:
– Ишь, ты! Маленькая, а туда же! Только волю дай, тут же зубы заговорит! Наврет с три короба, чтобы разжалобить и улизнуть потом! Ух, и хитрющая у них порода!
Катя абсолютно ничего не понимала. Но было необыкновенно обидно. Тем более что не дали никакой возможности вступить в разумный разговор. Поэтому она решила в знак молчаливого протеста к ужину не притрагиваться. Пусть знают наших! Но приготовленное к походу копченое на пряных травах мясо пахло так зазывно, что пальцы сами собой стали отделять от него тоненькие волокна и отправлять в рот. Тот же вместо того, чтобы гордо стиснуть зубы, слабовольно допускал в себя все, что ни предлагали руки.
Воины тоже принялись трапезничать. Девочка вскинула глаза и обомлела. В руках у них были кости с остатками мяса, которые они глодали и грызли, урча от удовольствия.
«Хорошо, что не сырятину едят, – подумала она. – Хотя в походе ее на солнце не сохранишь, стухнет, – и перевела взгляд на схожих с лохматыми псами коней. – Эти-то чудища, чем кормиться будут?».
К ее облегчению те, как и надлежит лошадям, мирно щипали траву.
Насытившись, вожак распорядился:
– Всем отдыхать! Сторожить в очередь, меняться каждый час! В дозоре не дремать! Слушать, чуять и смотреть в оба!
Определив порядок, кто за кем, он первым заступил на охрану. Остальные повалились спать.
Глава II
Разгневанные воительницы, неожиданный побег и песнь жаворонка
Стояла теплая летняя ночь. Воздух был наполнен запахами трав и негромкими звуками, которые обычно сопровождают ночную жизнь. То кто-то травой едва слышно прошуршит, то прошелестит невидимыми крыльями. Подросший до половины луны месяц освещал все окружающее ровным серебристым сиянием. Девочка спала тревожно, то и дело, приоткрывая веки. Наверное, сказалось все вместе: и потрясение от пленения, и утомительная дорога на загривке коня, и стягивающие тело путы.
Ближе к утру в том месте, где расположились воины, стал собираться туман. Достигнув середины усеявших дно нечастых кустарников, он потек в обе стороны по руслу балки. Постепенно расширяя свои владения, неспешно проглатывал деревце за деревцем, поросль за порослью.
Катя пробудилась в очередной раз и глянула по сторонам. Невдалеке стоял заступивший в охранение Клык. Он обхватил уткнутое древком в землю копье. Голова его была опущена и упиралась подбородком в грудь. Было видно, что воин находился в глубокой дреме. Да, не всякому по силам одолеть такого изощренного противника, как сладкий предутренний сон. Не каждый бывалый рубака с этим справится. Что уж о молодом-то говорить!
Вдруг в шаге от девочки из тумана по пояс бесшумно вынырнул женский силуэт в боевом облачении. Голову венчал небольшой легкий шлем мисюрка. Тело закрывала набранная из мелких колец темного металла кольчуга, отливавшая в свете луны, как змеиная кожа. Воительница бросила взгляд на Катю и приложила палец к губам: молчи, мол. Затем пригнулась, прячась за пеленой, и буквально через миг возникла в другом месте. Было впечатление, что она не перебежала, а стремительно и бесшумно скользнула. Внимательно обозрев спящих воинов, она издала легкий короткий свист, напоминающий шипение. В ответ на него с другой стороны замаячила еще одна похожая фигура. И тут же ночной покой разорвал резкий крик:
– Бей Песьеголовцев! Рази!
Выпушенное умелой рукой короткое метательное копье чиркнуло воздух и вонзилось в плечо Клыка. Тот охнул и завалился на бок. Нападавшие с пронзительным визгом ринулись в центр становища. Опытный вожак вскочил первым, выхватил кривую саблю и бросился в бой, давая другим возможность прийти в себя и подняться. Он умело отражал сыпавшиеся на него удары, увертывался и атаковал сам. Сделав обманный выпад, он замахнулся, чтобы нанести сокрушительный удар. Но предполагаемая жертва, слегка разомкнув губы, неожиданно выпустила ему в глаза тоненькую упругую струйку. Тот мгновенно выронил оружие и схватился руками за лицо.
– Проклятые Ягини! – вскричал он. – Бейтесь честно, без коварства!
Но его призыв никто не слушал. Воительницы принялись за остальных. Они, то пропадали в тумане, то появлялись вновь. И каждый раз в другом месте, совершенно неожиданном для метавшихся из стороны в сторону Песьеголовцев. Казалось, что их было никак не меньше дюжины. Хотя вначале Катя увидела всего двух. Под натиском обороняющиеся воины, подхватив раненого Клыка и старшего, отчаянно отбиваясь, стали отступать.
– Коней! Живо! Уходим! – скомандовала та, которую Катя увидела первой.
Тут же появились кони. Легкие, длинноногие, грациозные они, казалось, были покрыты не привычной лошадиной шкурой, а чем-то более напоминающим гладкую кожу пресмыкающихся. Воительница склонилась над Катей и попыталась ослабить стягивающие ее путы. Но узлы оказались уж больно мудрено завязанными, да и в тумане приходилось действовать почти на ощупь. Поэтому женщина через короткое время подхватила Катю и водрузила на своего скакуна. Затем вскочила сама и расположилась таким же образом, что и девочка, боком.
– Потерпи до становища, – шепнула она. – Тут недалеко.
И причмокнув губами, скомандовала:
– Н-но, пошел, пошел!
Кони без усилий вынесли их вверх по склону и помчались вперед. Было впечатление, что они не скакали, а стелились над травой стремительно и бесшумно. Рядом с Катиной спасительницей мчались соплеменница в таких же доспехах и при оружии. Она лишь слегка щурилась от набегающего потока воздуха, лицо же оставалось суровым и непроницаемым. Периодически та скашивала глаза и бросала взгляд на стянутые веревками ноги девочки. При этом всякий раз ее зрачки как-то подозрительно недобро сужались. Охваченная надежной рукой всадницы Катя ощутила облегчение и прикорнула. Вскоре она почувствовала, что кони перешли с галопа на рысь, а затем на шаг.
Девочка открыла глаза. Было еще довольно темно. Вокруг царили предрассветные сумерки, поэтому разглядеть что-либо детально оказалось непросто. Виделось только, что они двигались через какое-то бескрайнее пространство, изредка перемежавшееся недолгими пологими спусками и такими же подъемами. Ничего другого не угадывалось. Хотя по тому, что лошадей пустили шагом, чтобы остыли после скачки, можно было предполагать приближение становища. Но света в оконцах видно не было, запах печного дымка не витал, лай собак не доносился. Вокруг было голо и пустынно.
Видя, что девочка пробудилась, та наездница, что до того посматривала на Катю, чуть выделяя шипящие, спросила:
– Ты, чьих будешь? Какого роду, племени?
Катя догадалась, что вопрос касается ее семьи и ненадолго задумалась. Чью фамилию назвать, мамину или папину? Или кого-то из бабушек, дедушек? Интересно, зачем это ей? Та же, расценив, очевидно, заминку как результат полученных переживаний, уточнила:
– Предков-то как звали, величали?
Из всех девочка знала лишь фамилию того, кто в конце восемнадцатого века построил дом, в котором сейчас жила бабушка. Поэтому тут же ответила:
– Из Сурановых я.
– Сура-ановы? – протянула всадница. – Что-то не слышала о таких. Вот мы – Ягини. Есть родственные нам Виевны. Еще – Усоньши. Я думала, ты – из них. Уж больно внешностью схожа, такая же светловолосая да голубоглазая. А ты, стало быть, Сурановна.
Та всадница, на чьем коне расположилась девочка, обратилась к товарке и спокойно, но хмуро промолвила:
– Не гоже, Серпента, наши законы нарушать. Надо сначала до места добраться, напоить, накормить, спать уложить. А уж потом с расспросами подступать.
– А я ни с чем и не подступаю, Яжа, – ответила та. – Пока. Просто любопытствую.
И снова спросила:
– И где же земли ваши лежат?
Ее глаза опять сузились.
– Вон там, – неопределенно махнула рукой Катя куда-то в сторону.
– Севернее отсюда, значит, – заключила женщина. – То-то, смотрю, с Усоньшами на одно лицо. Они там же живут, по соседству. Не встречала разве?
Честно говоря, эти непонятные расспросы начали порядком беспокоить. Не успела девочка ответить, как в разговор вклинилась Яжа.
– Ну, все, хватит! – решительно заключила она. – Пока не достигнем становища, больше ни слова!
Серпена презрительно хмыкнула, передернула плечами и демонстративно отвернулась. Так в молчании они ехали еще какое-то время. Постепенно начало светать. Впереди показался очередной взгорок с широким основанием и пологими склонами. Всю его поверхность покрывали странные, будто ощетинившиеся нагромождения. Приглядевшись, Катя поняла, что это – пни огромных деревьев, набросанные вверх корнями. Каждый из них был тщательно затесан, так что вовне торчали сотни заостренных жал. Кое-где меж ними для верности были заткнуты колючие сухие ветки лесной малины и ежевики. Все без исключения заточенные окончания корней и иглы кустарников покрывал ядовито-желтый налет то ли пыльцы, то ли плесени. Почва вокруг холма бороздилась морщинами обезвоженной поверхности с редкими пучками пожухлой травы. Невдалеке в предрассветной дымке стал проступать пасущийся табун. Конь Яжи задрал голову, радостно заржал и, почуяв дом, ускорил шаг.
Тут же меж корней, словно явившись из-под земли, возникли человеческие фигуры. Причем, сплошь женские, внешностью и одеждой схожие с Катиными сопровождающими. Ловко лавируя в спутанном частоколе, они легко и бесшумно спустились вниз и сгрудились недалеко от подножия.
Яжа спешилась и приветственно вскинула руку. А затем принялась внимательно рассматривать узлы на путах девочки. Через короткое время воительница кивнула, будто дала понять, что принцип их затягивания ей ясен. И действительно, она сделала несколько сноровистых движений, и веревка длинной бессильной струйкой потекла вниз. Женщина ловко подхватила ее и начала неспешно сматывать.
– Единственно дельное, что есть у этих треклятых Песьеголовцев, так это веревки, – словно поясняя Кате, сказала она. – Мастерски плетут, ничего не скажешь. Легкие, прочные, долговечные. Жалко такую ножом кромсать, еще не раз сгодится.
И добавила:
– Вот и все, плен твой закончился. Давай, соскальзывай!
И с этими словами она со спутницей двинулась в сторону сородичей. Катя спрыгнула с коня и принялась разминать затекшие руки и ноги. По толпе прокатился сдавленный ропот. Серпента резко обернулась. Ее зрачки снова сузились в вертикальную, как у змеи, щелочку. Рот скривился и через разомкнувшиеся губы грозным шипением раздалось:
– Э-это что-о?!
Катя, не понимая причины раздражения, удивленно воззрилась на нее.
– Это что за безобразие, я спрашиваю?!! – взорвалась Серпента и ткнула оправленной в металл боевой рукавицей в ноги девочки.
– Это? – недоуменно переспросила та. – Это – ноги. А что? – и растерянно повела глазами.
И тут внутри все похолодело! Окружающие ее Ягини, плавно покачиваясь корпусом, стояли на змеиных хвостах, начинавшихся у них вместо ног от пояса!
«Так вот почему они боком на конях сидят! И нападают бесшумно стремительно! Как же я сразу не разглядела?!» – пронеслось в голове у Кати.
Серпента злорадно ухмыльнулась и обратилась к Яже:
– А ты, сестра, когда в балке крались, еще радовалась, что нашего племени прибыло. Мечтала воспитать из нее настоящую воительницу. Куда там! Я в темноте все присматривалась, понять не могла, зачем Песьеголовцы ей хвост опутали. Подозрения стали закрадываться. Оказалось, права была. Из этой двуножки никакого прока не будет! Пока до врага добежит, солнце к закату склонится! И скрытно подкрасться не сумеет! Такой топот поднимет!
Яжа стояла и хмуро рассматривала девочку. Судя по всему, ей было неприятно слышать такие упреки. Да еще и высказанные прилюдно. И крайне досадно, что обманулась в своих ожиданиях. Хотя она и старалась держать себя в руках, бьющее через край раздражение так и прорывалось в дрожащем от возмущения голосе, когда, обращаясь к девочке, заговорила:
– Ну, что на это скажешь, обманщица?!
Она приблизилась и нависла над девочкой. Только сейчас Катя увидела, насколько грозны эти воительницы. Тела, закованные в металл, были по-мужски широкими и мускулистыми, излучающими необыкновенную мощь. Настоящие богатырки, сладить с которыми не всякому воину под силу.
Девочка поняла, что от ответа может зависеть ее будущее. Поэтому решила твердо стоять на своем. Она взглянула на Яжу и, стараясь сохранять самообладание, по возможности ровным голосом произнесла:
– А в чем я вас обманула? Вы спросили, какого я рода. Ответила. В какой стороне живу. Показала. Ну, может быть, с направлением ошиблась, потому что меня Песьеголовцы путаными тропами возили. А больше ни о чем не спрашивали. Да и вообще сначала по закону надо накормить, напоить, спать уложить, а уж потом расспрашивать! Сами же говорили!
От такого напора сестры растерянно переглянулись. Яжа еще раз окинула внимательным взором Катю и с некоторой нерешительностью в голосе спросила:
– Ты хочешь сказать, что там у вас так передвигаются?
Это придало девочке уверенности, и она ответила:
– Конечно! Все до единого! А бьются как! Любо-дорого посмотреть! Сколько раз родной город от вражеских полчищ отстаивали!
Яжа поджала нижнюю губу и с сомнением окинула взглядом отнюдь не богатырскую фигуру девочки.
– Да врет она все! – вдруг выпалила Серпента. – Я поняла! Ее нам Песьеголовцы специально подсунули! Даже схватку инсценировали, чтобы натуральнее выглядело. Помахали для вида саблями и убрались без серьезных потерь. А мы ее будто из плена вызволили. Вот приютили бы, она втерлась в доверие и начала народ смущать! Чтобы племя покинули и тем самым его ослабили! Тогда остатки взяли бы голыми руками и на «нет» извели!
С этими словами она схватила Катю и потащила к заостренным корням.
– Пригвоздить лазутчицу немедля! В назидание другим! Чтобы неповадно было! – злобно выкрикивала она.
– Ну-ка, прекрати! – одернула сестру Яжа. – Пока не разберемся, пальцем ее не трогать! Погубим родственную душу, вовек не оправдаемся!
И обратилась к притихшим сородичам.
– Отрядите разъезды! – приказала она. – Скачите во все концы! Узнайте, есть ли такие Сурановны! Усоньши и Виевны пусть людей дадут на подмогу! Одарим потом щедро! Срок – неделя! По коням!
И наклонилась к Кате:
– Молись, девонька, чтобы рассказанное тобой подтвердилось. Тогда в почете и у нас поживешь, и к своим вернешься. Если же обман вскроется, несдобровать. Лично муравьям скормлю!
– А сейчас-то с ней, что делать? – мрачно спросила Серпента.
– На хозяйство определите, – ответила Яжа. – Наша блаженная едва поспевает. Вот к ней в помощь и отрядите. Заодно та пусть и присмотрит.
И крикнула в толпу:
– Эй! Ты где там запропастилась?!
Толпа раздалась в стороны, и вперед выскользнула миловидная стройная девушка, почти подросток. Она в напряжении замерла, склонила голову и покорно опустила руки. Ее лицо не выражало никаких эмоций.
– Возьмешь вот эту! – обратилась к ней Яжа. – За работу требовать нещадно, без жалости! Глаз с нее не спускать! Головой отвечаешь!
Потом скинула с плеча смотанную до того веревку и, обратившись к Кате, потребовала:
– Руку давай! Привяжу ее к тебе для надежности! Чтобы не сбежала до поры!
Когда хитроумные узлы были затянуты, она заключила:
– Все, хватит валандаться! К делу приступайте! А мы пока отдохнем с дороги.
Обе воительницы стремительно удалились и вскоре скрылись под кореньями. Собравшиеся, недружелюбно поглядывая на Катю, стали расходиться. Через недолгое время на площадке остались только они одни. Юная Ягиня развернулась и направилась к ощетиненному взгорку. Веревка быстро натянулась, и Катя вынужденно последовала на ней. Она двигалась почти бегом, но все равно не поспевала за своей спутницей, которая без особых усилий перемещалась необычайно быстро. Та несколько раз останавливалась и поджидала девочку. За время недолгого пути ни одна не проронила ни слова. Сама Катя заговаривать первой не спешила. Во-первых, это могли расценить, как проявление слабости. Во-вторых, после такого неожиданного поворота событий надо было сосредоточиться и решить, как выкручиваться из этой чудовищной ситуации. Неделя – не такой уж и большой срок. Дальше-то, что будет?
Начали подниматься. Едва заметная тропка была узкой и извилистой и постоянно огибала торчавшие отовсюду колючки. Такие резкие повороты были настолько непривычными и неудобными, что на одном из них Катя невольно споткнулась. Тут же потеряв равновесие, она стала заваливаться на острые окончания. Девочка не успела толком осознать случившееся, как ее ловко подхватила мгновенно метнувшаяся к ней Ягиня.
– Будь осторожна! – предупредила она. – Каждый кончик смазан ядом! Наколешься, поминай, как звали!
Удивительно, но в ее взгляде и голосе не чувствовалось ни враждебности, ни презрения. Немного помедлив, девочка сказала:
– Спасибо! Меня Катя зовут. А тебя?
– Я – Ужица, – ответила собеседница и вдруг на миг просветлела лицом. – Как приятно! Меня еще ни разу в жизни никто не благодарил. Только шпыняли все время.
– Почему? – искренне удивилась Катя.
В этот момент невдалеке, почти скрытая колючим валежником неслышно проплыла одна из Ягинь. Ужица тут же вздрогнула и боязливо втянула голову в плечи, а ее лицо вновь приняло безучастное выражение и словно окаменело.
– Пора за работу, – произнесла она бесцветным голосом и двинулась дальше.
Наконец, перед ними в земле открылся небольшой округлый вход, похожий на нору. Вползать в него пришлось на животе, помогая себе всем корпусом. Под руками негостеприимно шелестела сухая трава, занесенная внутрь прошлогодним осенним ветром. Влажный воздух был спертым и отдавал запахом прелости и гнили. Проход постепенно уходил вниз и понемногу расширялся. Вскоре он стал настолько широк, что можно было встать в полный рост. Время от времени он пересекался с похожими коридорами, образуя в конечном итоге путаный лабиринт.
«Ловко придумано, – не могла не отметить про себя Катя. – Если какой враг нападет, обязательно отравленные колючки заденет. Коли до начала прохода посчастливится добраться, обязательно вползать будет. Считай, что обезоружен. Да и в переходах несусветных заблудится. Тут наверняка и другие выходы есть. Через них Ягини выберутся и с тыла нападут. Как же мне-то отсюда сбежать?!».
Скоро они достигли довольно просторного помещения, которое, очевидно, было жилым. На полу в беспорядке находилось с дюжину травяных подстилок, которые, судя по всему, служили спальными местами. Ужица нагнулась и начала укладывать их в стройный ряд. Катя принялась помогать. Несколько раз молодая Ягиня поправляла ее работу, когда казалось, что матрасы лежат не очень четко. Но это не было связано с неаккуратностью девочки или ее нежеланием работать. Просто, во-первых, ей такое приходилось делать впервые. Во-вторых, в норе стоял сумрак, поэтому разглядеть тонкости и детали было практически невозможно. Затем они протерли и расставили вдоль стен многочисленное оружие. Причем, не как вздумается, а строго по назначению. Его было великое множество, словно здесь размещалось не несколько Ягинь, а целая армия. Колющие кончары, рогачи и сулицы следовали за рубящими балтами, бердышами и совнями. Отдельно располагались ударные, которых было больше всего: ослопы, перначи, клевцы, булавы, палицы, шестоперы. После перетаскивания и перекладывания всей этой тяжести руки и ноги точно налились свинцом и отказывались слушаться.
Когда работа была завершена, Катя с облегчением подумала о том, что можно сделать перерыв. Но Ужица выскользнула в коридор и повела ее в следующую пещеру. Там повторилось то же самое. Потом последовало еще одно помещение, за ним другое, третье. Обессиленная девочка давно уже сбилась со счета и не чаяла, когда же все закончится. Наконец, они двинулись по очередному проходу, который плавно стремился вверх.
Когда выбрались наружу, Катя вдохнула полной грудью и от обильного притока воздуха ощутила головокружение. Она собралась, было, присесть, чтобы прийти в себя, но спутница повлекла ее вниз по склону.
– Нам еще коней напоить надо! – торопливо сказала та.
Ничего не оставалось, как только взять себя в руки и внимательно следовать путаной тропкой, чтобы ненароком не задеть ядовитые колючки. Достигнув подножия взгорка, они отправились к табуну. Под палящим полуденным солнцем сгрудившиеся кони стояли, замерев, как в полудреме, и лишь изредка помахивали хвостами, лениво отгоняя кружащих над ними слепней и мух. Рядом располагалось водопойное корыто, выдолбленный ствол какого-то большого дерева. Подхватив находившиеся тут же ведра, труженицы поспешили в сторону видневшегося неподалеку источника. От царящей многодневной жары он почти пересох и робко булькал редкими ключиками. Поэтому каждое ведро наполнялось долго и утомительно. Всякий раз, пребывая в ожидании, Ужица прикрывала глаза, словно погружалась в грезы. Катя, которую не покидала мысль об освобождении, видя, что вокруг никого посторонних нет, решилась начать разговор. Осторожно, издалека.
– Слушай, какое у тебя имя необычное, – сказала она.
– А разве другие тебе привычнее? – удивленно спросила собеседница.
– Ну, по крайней мере, понятнее, – ответила девочка. – Яжа, наверное, от имени Яга происходит. Серпента очень схоже со словом «змея».
– Мое имя тоже несложное, девочка-уж означает. Потому что безобидная и не ядовитая.
– У тебя, правда, яда нет? – спросила Катя. – Я видела, как другие им в лицо противнику брызжут.
– Правда, – кивнула Ужица. – Сколько времени прошло, а он так и не начал вырабатываться.
И пояснила:
– Он у нас годам к четырнадцати появляется. Сразу после этого возмужание наступает. плечи раздаются, корпус мощным становится, тугими мышцами обрастает. Тут начинают ратному искусству обучать. Два года на это уходит. После становишься полноправным членом племени, с врагами воевать начинаешь.
