Kitobni o'qish: «Симметрия мира», sahifa 2
– Что случилось?
Сухарто, продолжая копаться в моторе, указал на Юду и проворчал:
– У него спроси.
Подросток сидел рядом и безучастно смотрел перед собой. На расспросы Айши он не реагировал, но по всему было видно, что вину свою признаёт и готов понести наказание. Оторванный тросик стартера уликой валялся у его ног и многое объяснял. Мотор без стартера завести не было никакой возможности, поэтому, взяв лодку на буксир, они поплыли к дому. Череда поступков не совместимых с общепринятыми нормами поведения происходила с Юдой пугающе часто. Айша даже завела дневник и записывала туда все случаи, происходившие с её сыном. Туда вошли сгоревшая православная церковь, где он одно время был служкой и следил за свечами, шесть приводов в полицию, среди которых пять за воровство вазелина в гипермаркетах, а так же курение марихуаны и эксгибиционизм на частных пляжах дорогих отелей. Всё это Айша прилежно выписывала в столбик и напротив ставила дату, стараясь проследить динамику опасности до критических пределов. Тревога её немного поутихла, когда Юде исполнилось пятнадцать лет. «Теперь он стал почти взрослый. Хорошо бы господь направил его на нужный путь.», думала она и господь помог ей. Юда, шляясь как-то в городе, увидел рекламу Индонезийской торговой компании о наборе матросов и прочего персонала на суда компании. На рекламе новобранцы очень походили на сомалийских пиратов, готовых к интересной и содержательной жизни. Вид бравых ребят нашёл живой отклик в душе Юды. Больное воображение тут же подсказало ему дальнейшие действия, и он отправился в порт. Его взяли юнгой на торговое судно, и через неделю он отбыл в Китай. Айша развела руками, но вздохнула облегчённо – ведь она ждала куда более худшего развития событий. С тех пор от Юды больше не было вестей, но именно этот факт, как ни странно, успокоил всех родственников и часть населения, хорошо знавшую парня. Кахайя закончила рассказ и посмотрела на меня. Я спал. Она зарылась в подушки и тоже закрыла глаза. Утром мы поехали в город, побродить по магазинам и прикупить что-нибудь из вещей. Мне хотелось сделать приятное Кахайе и купить кроме всего прочего красивое колечко. «Похоже, пора сделать ей предложение.» , подумал я, понимая, что обратной дороги нет. На главной улице, впрочем, как и во всём городе, застроенном вопреки классических норм архитектурного планирования, царила градостроительная анархия. Строили здесь, кто во что горазд умудряясь прямую улицу исковеркать различного рода выступами и загибами, из-за которых она больше походила на лабиринт. Несмотря на это, мы отыскали несколько нужных нам магазинов, где купили всё необходимое. Кахайя долго примеряла наряды, пока не выбрала подходящий стилем и цветовой гаммой похожий на традиционную одежду. Я посоветовал ей взять ещё что-нибудь из европейской одежды, но девушка со смехом отвергла моё предложение, сказав, что эта одежда кажется ей смешной и нелепой. Я, пожав плечами, ответил, что на вкус и цвет товарищей нет, после чего купил приглянувшуюся мне рубашку и брюки цвета слоновой кости – цвета популярного в этой части индийского океана. Потом мы гуляли по городу, забредая в кафешки и мелкие сувенирные лавки. Я оттягивал посещение ювелирного магазина и в конце концов решил отложить историю с кольцом до путешествия в Джакарту. Когда мы вернулись, дома нас ждал неприятный сюрприз. Сухарто, с видом побитой собаки, рассказал о том, что когда он занимался делами, пришёл Юда и стал бродить по дому, рассматривая безделушки и картины. Особенно ему понравились фигурки, расставленные на полках среди книг и одна из них, выполненная из дерева и раскрашенная, поразила тем, что внутри её находились ещё несколько таких же фигурок только меньших размеров. Сухарто, всё время ходивший следом и следивший за внуком, увидел опасный огонёк в глазах и, почувствовав неладное, увёл Юду на кухню, где они пообедали. Поев и поболтав о том о сём, Юда сказал, что ему пора идти по делам и, попрощавшись, растворился в духоте улицы, а после его ухода, Сухарто обнаружил на столе записку, в которой корявым почерком было написано: «Я очень извиняюсь, но статуэтка нужна мне – погасить карточный долг. Обязуюсь вернуть, когда выкуплю обратно. С уважением, ваш Юда.» Вместе с запиской старик обнаружил пропажу моей матрёшки, которую я купил на Арбате за три рубля. Я был взбешён. Этот «невольник чести» уже стал надоедать мне. На вопрос, где его найти, Сухарто сказал, что Юда, скорее всего в портовом районе у друзей. Зная, что за клоака место, в которое нырнул родственничек, можно было предположить, что искать его там не было никакого смысла.
Кахайя очень расстроилась, потому что фигурка ей тоже нравилась. Она напоминала ей рыбу, которая носила в себе деток, иногда выпуская их погулять. Ещё игрушка была похожа на беременную женщину с пятью дочками внутри. Она представляла себе, что когда-нибудь будет носить в себе таких же маленьких детей, только не пятерых, а двоих или троих и лучше пусть они будут похожи на мужа. В моменты близости со мной Кахайя часто кричала на своём языке непонятные мне слова, рычала и металась, как в бреду, это поднимало мое мужское достоинство и самомнение на дальнейшие подвиги. И только позже я узнал, что тем самым она отгоняла злых духов, которые, по её мнению, могли войти в плод. Так кричали все женщины тораджи испокон веку. Однажды я вернулся из мастерской домой после работы. Кахайя сидела за столом на кухне, явно ожидая меня, причём, по её виду было ясно, что дело очень важное.
– Что случилось, малыш? – спросил я.
– Всё хорошо, любимый. – сказала она и, после небольшой заминки продолжила.
– Я хочу попросить тебя о чём то…
– Попроси. – сказал я. Я был заинтригован.
Кахайя встала и, подойдя к шкафу, достала склянку с какой-то жидкостью.
– Вот это надо выпить. – сказала она и протянула мне склянку. Я недоверчиво посмотрел на мою подругу и покачал головой.
– Я не буду это пить. Что за гадость?
Кахайя умоляюще посмотрела на меня и, снова протянув мне флакон, сказала.
– Выпей пожалуйста, это не гадость, это для детей… – Видя крайнюю степень сомнения на моем лице, Кахайя рассказала о том, как лечат бесплодие в деревне Тораджи: если пить это снадобье неделю, то мужчины становятся как кролики способными ко многому. Я спросил, почему она думает, что я бесплоден.
– Потому что мы вместе уже четыре месяца… А я не беременна! , потеряв терпение воскликнула молодая женщина. Я, как мог, успокоил её, объяснив, что на это могут быть множество причин, перечислил несколько из них и посоветовал подождать с выводами. Кахайя успокоилась и, не найдя больше аргументов, улыбнулась и опять протянула мне склянку.
Перед самым отъездом в Джакарту, я получил от моего галерейщика Якова Циммермана из Нью Йорка сообщение о том, что две мои работы были проданы на аукционе и на мой счёт упала солидная сумма. Яша был моим старым товарищем, так же, как и я, покинувший «совок» для воссоединения с еврейской родиной, но поменявший свои планы и маршрут, как и сотни других эмигрантов, в немецком городе Мюнхене и разъехавшихся по миру в поисках тёплых мест. Не будучи евреем, но приобщённый к этой уважаемой нации фиктивным браком с Лилей Циммерман, сестрой Яши, которой было заплачено триста рублей, я беспрепятственно покинул страну. В Мюнхене наши пути с Лилей и Яшей разошлись – они отправились в штаты, куда и планировали, а я остался в Мюнхене, где поначалу мне приходилось несладко. Впрочем, я был молод, полон амбиций и то обстоятельство, что меня постоянно нагибали, никак не угнетало мою наследственную гордость и генетический код победителя. Поработав пару лет на чужое имя, мне удалось устроить выставку своих работ, после которой дела мои пошли в гору. Высокий профессионализм и выразительная пластика скульптур – редко встречавшееся сочетание в современном искусстве Европы, возбудили повышенное внимание к работам и дали мне возможность двигаться дальше. Из Мюнхена я перебрался в Париж, где открыл собственную галерею и через год женился на Юлии, дочери Ивана Сорокина, русского писателя давно осевшего во Франции и почти забывшего свои русские привычки и родной Псков. Мы жили в небольшом доме в Сен-Дени. Детей бог не дал, и мы не стремились к этому – жили для себя, безоглядно и счастливо. Беда пришла на девятый год, неожиданно и стремительно разрушив нашу жизнь. Юлия умерла. Вместе с ней умер интерес к окружающей меня жизни. Я тупо запил, как это умеют делать только русские – планомерно и неуклонно двигаясь ко дну. Там я, скорее всего, и оказался, если бы не вмешался тесть, который буквально вытащил меня из этого омута. Он заставил меня взять себя в руки и начать жить заново. Я перебрался в Нью-Йорк, к его брату, который помог мне с обустройством в городе. Потом, уже через полгода, когда начал активно заниматься творчеством и налаживать связи в богемной среде Нью-Йорка, на одной из вечеринок я столкнулся с Яшей. После первых проявлений удивления и радости, он рассказал мне, что живёт здесь с тех пор, как приехал из Мюнхена, что у него антикварный магазин, художественная галерея и большие связи в аукционном бизнесе. С этой встречи началось наше тесное сотрудничество, и Яша стал моим официальным галерейщиком. Теперешняя весточка от Яши была очень кстати, так как финансы мои требовали новых вливаний. Я поблагодарил его за хорошую новость и выразил надежду на скорую встречу. Конечно, в Нью-Йорк в ближайшее время я не собирался, но этого требовали законы лицемерия. Закончив с этим, я пошёл давать указания Сухарто, что делать, пока нас не будет дома.
Глава 3
В Джакарту мы прибыли водным путём. Кахайя ни за что не хотела лететь самолётом, и мы больше суток добирались в столицу на пароходике, курсирующем между Сулавеси и Явой. Всю дорогу нас донимали, непонятно откуда взявшиеся мухи и компания румынских шахтёров, весёлых и шумных, как цыгане. Они бродили по кораблю и живо напоминали наших молдаван, предлагая вино и брынзу всем, кого встречали на своём пути. В конце концов, они настолько достали немногочисленных пассажиров, что в их глазах, я читал созвучные с моими мысли о том, как следовало поступить с обузой такого рода настоящим мужикам, почитающим кодекс морского братства. Покуролесив до глубокой ночи, шахтёры угомонились на три коротких часа перед рассветом и утром, протрезвевшие, с виноватым видом сошли на берег и растворились в толпе приезжих. Через минуту я забыл о них, как о досадном фрагменте не самого удачного путешествия. Здесь же у причала мы с Кахайей наняли такси, и разговорчивый малаец отвёз нас в гостиницу. Предстоящих дел и экскурсий запланировано было много. Мы решили сначала отдохнуть с дороги. Когда спустились вниз, в отеле было обеденное время. Ресторан оживлённо шумел. Посетители сновали между столов с едой и наполняли ею свои тарелки. Мы присоединились к ним. Кахайя взяла печёные овощи, креветки и кокосовый сок, а я, с присущей мне невоздержанностью – сутей, местный вид шашлыка, утку по-Пекински, баварские сосиски с тушёной капустой и бокал чешского «Зубра». Устроившись у окна с видом на церковь Святой Девы Марии, мы насладились видом неоготических башен и искусством кухни отеля. Кахайя глядела на меня счастливым взглядом маленькой девочки, впервые попавшей в волшебную страну. Так далеко она ещё никогда не выбиралась и ей безумно всё нравилось. Кругом были доброжелательные, приветливые лица, которые располагали к общению. Кахайя кивнула в ответ на улыбки двух мужчин, адресованных мне, но ошибочно принятых ею на свой счёт. Глядя на их безупречные манеры, по разговору я определил в них англосаксов, а по манере поведения и одежде – геев. Я не любил геев и холодно относился к англосаксам, но не стал разубеждать свою подругу, когда она, наклонившись ко мне и указывая на них глазами, шепнула: « Какие они милые». Мы поели и, немного посидев, вышли из отеля. Адское пекло улицы живо напомнило мне наши Селезнёвские бани с их непревзойдённой парилкой, которую пестовал и ревностно оберегал от постороннего вмешательства само назначенный парильщик Аристарх Всеволодович Сёмин, который знал в этом толк и до конца своей жизни держал марку лучшего мастера в Москве. Пар у него был такой густой силы, что мужики вползали на подмостки, прижимаясь к деревянному настилу, охая и дыша через раз, пока осаждался жар. Аристарх ходил между телами в своей неизменной «будёновке» и, помахивая вениками, отпускал скабрёзные шуточки, которые я, как и парилку, запомнил навсегда. Под палящими лучами солнца мы прошли по улице до Мечети Независимости, увенчанной громадным куполом, способным перекрыть футбольное поле и направились к монументу Независимости, видимому из любой точки города. Похоже, с независимостью в стране были большие проблемы, так, по крайней мере, утверждали средства информации руководителей страны от Сукарно до Сухарто. Официально независимость была обретена после войны в тысяча девятьсот сорок пятом году, о чём свидетельствовал герб Индонезии, а точнее мифическая птица Гаруда, в оперении которой была зашифрована дата провозглашения республики. Она имела девятнадцать перьев в нижней части тела, сорок пять на шее, что составляло год окончания войны. Восемь перьев в хвосте намекали на август, а семнадцать перьев в каждом крыле – на число. Мы добрались до монумента достаточно быстро, он словно магнитом притягивал на площадь массы людей, которые текли к нему со всех сторон, как на маяк, и разбившись о сто тридцати метровый обелиск, отхлынув, текли дальше. В толпе нас протащило мимо монумента Монас , мы не успели зацепиться за очередь, стоящую у входа в обелиск и нас понесло на улицу Мердека, где через полкилометра выплеснуло в огромный торговый центр. Отдышавшись в прохладе, я вспомнил о своём решении купить кольцо и отправился на поиски ювелирного магазина. Кахайя крутила головой и шла следом, вцепившись в мою рубаху, как ребёнок за юбку матери. Ювелирный я нашёл на втором этаже здания. Продавщицы ( китаянки местного разлива) и толстый индус, видимо хозяин магазина, похожий на одетого в белый Пенджаб и чёрный тюрбан борова, сразу взяли нас в оборот, предлагая то колье, украшенное жемчугом, то серьги размером с блюдца, то серповидные диадемы. Хозяин так масляно глядел и с таким животным трепетом прикасался к Кахайе, что мне до невозможности захотелось дать ему в рожу , но поглядев на устрашающего вида охранника с кулаками чуть больше моей головы, я воздержался. Стало интересно, как далеко зайдёт местный ловелас и как это отразится на цене кольца. Кахайя, видимо, поняв мои намерения, стала заигрывать с толстяком. Тот вне себя от счастья пустился в обольщение моей возлюбленной. Похоже, он принял Кахайю за мою дочь и вовсю одаривал меня своим радушием, а мою спутницу – обаянием. Сладострастие, превратившее его лицо в набор восточных сладостей, было настолько приторным, что вскоре я поспешил прекратить его воркование и попросил перейти к делу. Тот, всё ещё находясь в состоянии влюблённого голубя, жестом фокусника рассыпал перед девушкой дюжину колец и заведённый красотой молодости и действием тестостерона, предложил хорошую скидку. Мы купили у него шикарное кольцо за полцены и отбыли не прощаясь. Уходя, я поймал странный взгляд, которым индус обменялся со своим охранником. Следующие полчаса, Кахайя не сводила счастливых глаз с кольца, всё ещё не осознавая того факта, что ей сделали предложение. Конечно, она давно ждала этого и даже представляла в своих фантазиях, но теперь, когда всё случилось, была по-настоящему переполнена радостью. Пока бродили по городу, рассматривая достопримечательности, которые компактно расположились в районе площади Независимости, незаметно подошло время ужина и мы, сделав приличный крюк, приблизились к своему отелю. Усталость, а так же необходимость поесть, подсказали нам дальнейшие действия, поэтому, преодолев пару кварталов, мы вошли в прохладный холл гостиницы. Портье восхищёнными глазами проводил фигуру Кахайи и осёкся, встретившись с моим взглядом, обещавшим ему долгое лечение у специалистов опорно-двигательного аппарата. У лифта я задержался, пропуская невесту в кабину и, войдя следом, нажал кнопку этажа. Двери закрылись, но прежде я успел заметить знакомую фигуру охранника из ювелирного магазина, который подходил к стойке администратора. Я удивился, но тут же нашёл этому разумное объяснение тем, что появление охранника могло быть простым совпадением или я, попросту, ошибся, приняв за него другого человека. Мы приняли душ, немного отдохнули, затем спустились в ресторан. Охранника или кого-нибудь похожего на него в холле уже не было. Я подумал, что возможно мне действительно привиделось и, немного успокоившись, всецело отдался разнообразию кулинарной фантазии шеф-повара отеля. Выбрав всё необходимое и захватив два бокала вина, любезно предложенные барменом, мы направились в зал. Наш столик был занят. Компания англосаксов заметно разрослась, это наводило на мысль, что возможно в гостинице намечается слёт представителей нетрадиционной ориентации. Кахайя помахала давешним знакомым свободной рукой, собираясь подойти к ним, но я одёрнул её и увлёк за пальму в центре зала, где, сосредоточившись на еде, я забыл и геев, и привидевшегося мне охранника. После ужина мы вышли из отеля, чтобы продолжить знакомство с городом. Джакарта вечерняя понравилась мне куда больше. Жара, плавившая асфальт и мозги у большей части населения наконец спала, и город вздохнул свободно. Он окрасился огнями, принарядился в светящиеся одежды рекламных щитов и начал свою ночную порочную жизнь, полную неги, музыки, соблазнов и любви. Мне показалось, что людей на улицах стало значительно больше, они преобразились в сказочных героев, похожих на персонажей «Рамаяны», которые воплощали сюжет древнего эпоса в декорациях современного индонезийского города. Сравнение показалось мне удачным и близким к индусским традициям местного населения. Это было забавным, мне стало беспричинно весело от реальности происходящего. Я ничего не курил и не принимал запрещённых препаратов, но почувствовал себя Рамой, а Кахайю – своей женой Ситой. Улица окуталась дымкой от благовоний и покрылась пятнами светящихся огней, плывущих среди колышущейся толпы. Голова моя немного кружилась. Оглянувшись вокруг, я узнал в проходящем мимо полисмене Лакшмана, своего младшего брата, который сопровождал меня в изгнании и Ханумана в виде высоченного памятника, изображавшего обезьяну на коньках. Я шёл по улице, улыбался встречным людям и не понимал, насколько был близок к сюжету бессмертного эпоса и динамике развивающихся в нём событий. В прекрасном настроении мы приблизились к дворцу Мердека, бывшим когда-то резиденцией генерал-губернатора Голландской Ост-Индии. После войны он был переименован во Дворец Независимости. В толпе зевак было много европейцев в одеждах туземцев, с которыми азиаты охотно делали совместные фото, для того, чтобы потом поместить изображение с экзотикой на стенку своего жилища. В этой части света, где так много людей имеют своё представление о красоте, одежде и самой жизни, появление представителя другой расы было сравнимо с появлением Миклухо-Маклая среди папуасов Новой Гвинеи. Я оценил насмешку истории, и мне представилась фигура папуаса на Уолл-стрит. Мне стало удивительно просто понимать, что происходит, и видения, начавшиеся у отеля, продолжились здесь, у дворца Мердека. Ощущение раздвоенности превращало реальность в сюрреалистические подмостки, на которых двигались древние персонажи. Я опять увидел Дашаратха, своего отца, который умер, не дождавшись моего возвращения, Лакшмана – брата моего, последовавшего за мной и другого брата – Бхатара, занявшего мой трон; я увидел свою Ситу, стоявшую передо мной в королевском наряде. Моя голова беспричинно задёргалась, будто в танце, всё вокруг завертелось, скручиваясь в одну точку, где я узрел скользящего по небу Шиву, который указывал на каких-то людей, приближающихся к нам с Кахайей. Среди них я узнал охранника и главного своего врага- Равана, так сильно напоминавшего хозяина ювелирного магазина. Я сделал шаг, чтобы схватить его, но в глазах моих померк свет и я устремился во тьму….
Какой-то китаец хлопал меня по щекам и что-то кричал мне. Вокруг стояли люди. Потом они расступились, ко мне подошли двое полицейских. Один наклонился и, посмотрев в мои глаза, сделал утвердительный кивок другому. Через четверть часа меня отвезли в госпиталь, где взяли кровь из вены, затем выслушали мою историю. Я всё время спрашивал про Кахайю, но худой как мумия полицейский в чине сержанта сказал, что ему ничего не известно и надо ждать начальства. Видя моё плачевное состояние, врач уложил меня на кушетку и в этом положении, в полуобморочной дрёме, я провёл ночь. На утро меня принял полицейский начальник. Мистер Джуанг был выходцем с Бали и принадлежал к народу, который считал себя высококультурным и в высшей степени одарённым всевозможными талантами. Европейцев балийцы считали тупыми, а яванцев – «чёрными» и воспринимали, как людей второго сорта. Мистер Джуанг презирал и тех и других. Он презирал и этот ужасный город, который возненавидел сразу после назначения в один из его полицейских участков, куда его сослали после безоблачной службы на Бали. На Бали, где он чувствовал себя, как рыба в воде, омывающей фешенебельные пляжи дорогих отелей. Там у него была хорошая яхта, дорогая машина и много свободного времени, которое он использовал со всем размахом сибарита. Отпрыск богатого семейства, закончивший элитную школу в Сингапуре и там же полицейскую академию, Джуанга продолжил династию, основателем которой был его дед, а отец и братья составляли верхушку полицейской элиты страны. Он был умён, и карьера его развивалась стремительно до тех пор, пока тяга к элитным напиткам, красивым девушкам и ночным клубам, не привели к скандалу, который высокопоставленные родственники не смогли спустить на тормозах. Однажды, набравшись под завязку в ночном клубе, озорной гуляка с очередной подружкой сели в машину и отправились продолжить знакомство в яхт-клуб, где Джуанга, не совладавший с управлением, врезался в собственную яхту. В итоге подружка получила перелом ключицы и носа, а он отделался несколькими незначительными ушибами, лишний раз подтверждая расхожее мнение: пьяному море по колено. Разбитый Порш, въехавший в борт яхты, ударил по самолюбию не так сильно, как заголовки газет. Самым безобидным из которых были: «Всадник без тормозов и головы» и «Как припарковаться на яхте». В результате финалом этой истории стал экстренный перевод в Джакарту и затяжная депрессия по утраченному раю. С этим человеком я встретился на следующее утро в полицейском участке, куда привезла меня знакомая мумия в чине сержанта. Мистер Джуанга, скучая, выслушал меня и прервал мой рассказ, когда я приступил к умозаключениям.
– С коктейлем, который вы приняли, дорогой мой, вам могло привидеться все, что угодно, – сказал он и придвинул ко мне листок бумаги.
– Вот, ознакомьтесь.
Я посмотрел на листок с таблицей и спросил:
– Что это?
– Это то, что в нашей стране может потянуть минимум на два года.
И мистер Джуанга рассказал мне о том, как его страна борется с наркотиками, какие наказания и сроки предусмотрены за употребление и распространение.
У меня засосало под ложечкой, и я испытал лёгкую панику.
Вот так, за здорово живешь, можно загреметь на долгий срок за то, чего не совершал.
«Бред какой-то», – сказал я и добавил, что ему, прежде чем обвинять, надо во всём разобраться.
– Разберёмся. – Уверенно резюмировал мистер Джуанга и мы отправились в отель, где выяснилось, что моя спутница, зарегистрированная вместе со мной прошлым утром, не ночевала в гостинице. Попутно, осмотрев мои вещи и не найдя ничего предосудительного, мистер полицейский закрыл вопрос о наркотиках. После того, как мозги его заработали в нужном направлении, мы отправились в город, где через полчаса вошли в ювелирный магазин, куда меня занесло в поисках кольца. Охранник был на месте, китаянки тоже. На наши вопросы охранник ответил, что хозяин в отъезде по делам фирмы и будет только завтра. Глядя на его невозмутимую физиономию, я всё больше убеждался в том, что именно его я видел вчера в холле гостиницы и у дворца Мердека. Понимая, что застать врасплох никого не удалось, полицейский задавал вопросы скорее для проформы: было ясно, что улик против подозреваемых нет. Джуанга для очистки совести заглянул в подсобные помещения, записал данные хозяина и пригласил меня на выход. На улице мистер Джуанга остановил меня и, взяв за лацкан пиджака, посоветовал возвращаться домой и там ожидать результатов расследования, сообщив заодно, что может оказаться так, что господин Раджив Шетти не имеет никакого отношения к исчезновению моей жены; а истинные причины, возможно, кроются совсем в другом. Тем не менее, не смотря ни на что, будут предприняты все необходимые для розыска действия. С этими словами полицейский пошёл к машине, легко ступая по горячему тротуару, с видом человека решившего трудную задачу. Я смотрел ему вслед, понимая, что ничего предпринимать мистер не будет и полагаться на скорый результат бессмысленно.
В отеле, окончательно утвердившись в этой мысли, я позвонил человеку достаточно известному мне и широким кругам города. Этим человеком был Эмил Стоянов, давнишний мой приятель и сокурсник по институту, где он постигал премудрости искусства ещё во времена Советского Союза. После учёбы судьба развела нас на долгие годы и только через четверть века снова свела на Венецианском биеннале, где мы оба участвовали с проектами как дизайнеры. Встретившись со мной в своём офисе, он выслушал меня, качая своей густой, теперь заметно седой гривой, потом, осушив свой бокал виски, сказал:
– Тебе нужен детектив.
Я вопрошающе смотрел на него и Эмил в нескольких словах обрисовал своё видение ситуации, из которой следовало, что Кахайю умыкнули не по ошибке, а заранее спланировав и опоив нас какой-то дрянью. Следы, скорее всего уничтожены, а девушка спрятана в надёжном месте. И чтобы найти это место, нужен детектив.
– И у тебя есть детектив, подсказал я, чтобы придать завершённую форму его мыслям.
– Нет. Ответил Эмил.– Но у меня есть племянник, лоботряс, он умён – шельма, и я уверен, что он справится, тем более, что любит совать свой нос в чужие дела.
Похоже, другого варианта не было, я развёл руками и выделил денег. Племянник, которого звали Алан, рьяно взялся за дело и я удивился тому обстоятельству, как профессионально он вёл слежку, не уступая своему знаменитому тёзке по фамилии Пинкертон. За три дня он узнал, где живёт хозяин магазина, какая у него машина, на каком причале стоит его яхта, сколько у него слуг и охраны. За небольшие деньги этот доморощенный детектив подкупил служанку, которая убиралась в доме и она многое рассказала о привычках и характере хозяина. Выяснилось, что господин Раджив очень любит лошадей и молодых девушек. Часто уезжает на Шри -Ланку. Что там делает, ей не известно, но Кумар, часто сопровождающий его в поездках, как-то проговорился про «Сад желаний» в поместье Раджива на острове и о том, что «это рай на земле». Он жил рядом с поместьем в рыбацкой деревне вместе с сестрой, и был взят в услужение к Радживу. Найти подход к Кумару нашему детективу не удалось. Деньги и женщины не интересовали рыбака, но судя по странностям в поведении, выходило, что тот подумывает о смене пола, другими словами Кумар давно ощущал себя девушкой. Рассказывая это, племянник искренне недоумевал, как этот бородатый бугай с бычьей шеей и огромными ступнями превратится в хрупкую девушку с атласной кожей и лёгкой походкой. Из всего сказанного вытекало следующее: если Кахайю вывезли из города и страны, то искать её нужно на Шри Ланке в поместье Раджив. Для этого надо каким то образом вынудить ювелира отправиться на остров и тем самым указать нам дорогу до «Сада желаний». Судя по распорядку дня Раджива он вёл рутинную жизнь торговца, выставляя, может быть, вполне умышленно, все свои действия и передвижения напоказ, тем самым как бы говоря, что скрывать ему нечего. Алан подтвердил моё предположение, сказав, что это как раз и является косвенной уликой причастности к похищению. Но как вынудить Раджива сделать ошибку? Эмил предложил ждать удобного случая, ведь когда-нибудь ювелир потеряет осторожность и выдаст себя. Идея сама по себе была хороша, но у меня не было времени ждать. Я понимал, что каждый лишний день для Кахайи был полон страха и отчаяния. Время проходило, не давая нам никаких зацепок, и мы не продвигались ни на шаг в своих поисках. Я несколько раз связывался с мистером Джуангой в надежде узнать хоть какие-то новости, в ответ слышал одно и то же: фотографии разосланы по всем полицейским участкам, данные о девушке занесены в базу Интерпола. Ждите. В конце концов наш Пинкертон подловил Кумара на крючок и тот клюнул на информацию о том, что недавно по побережью на юге Шри-Ланки прошёл сильнейший тайфун и натворил много бед. Человек, сообщивший ему эту новость , как бы случайно встреченный им на рынке, был нанят Аланом в припортовой бильярдной и часто посещал Шри Ланку, так что ему не составило труда описать часть побережья, перечислив около дюжины поселений и деревушек. Кумар рассеяно слушавший названия мест, которые мало его интересовали, как показалось лазутчику, напрягся, когда он упомянул городок Хиккадува, расположенный в ста километрах южнее Коломбо. Эта реакция подсказала Алану, где искать. Очертив на карте круг в десяток километров, он выписал все известные поместья в округе. Их оказалось немного: две усадьбы находились в джунглях, четыре на берегу и ещё одна в горах. Исходя из этого, было решено начать поиски. Я должен был отправиться на Шри- Ланку, а наш Пинкертон продолжать слежку за своими подопечными и держать со мной связь.
