Kitobni o'qish: «Новолуние», sahifa 2

Рядом с роялем Эдварда – застланный белой скатертью стол, а на нем именинный пирог с малиновой глазурью, еще розы, высокая стопка тарелок и небольшая горка подарков в серебристой упаковочной бумаге.

Да, все в тысячу раз хуже, чем я предполагала.

Почувствовав мое настроение, Эдвард обнял меня и чмокнул в макушку.

Карлайл и Эсми – неправдоподобно молодые и обаятельные родители четверых детей – стояли ближе всех к двери. Эсми осторожно коснулась моего запястья, а когда целовала в лоб, карамельного цвета волосы скрыли нас от остальных шелковистым облаком. Через секунду на плечо легла твердая ладонь Карлайла.

– Прости, Белла, – прошептал доктор Каллен, – Элис невозможно было остановить.

Рядом с родителями поджидали Эмметт с Розали. Девушка, конечно, не улыбнулась, но и свирепым взглядом не обожгла. Крупный рот Эмметта растянулся в широкой ухмылке. Мы не виделись несколько месяцев, и я подзабыла, как обворожительна Розали, глаз не отвести. А Эмметт… Неужели он такой… здоровяк?

– Ты совсем не повзрослела! – с поддельным упреком воскликнул Эмметт. – Я-то надеялся заметить разительные перемены, а ты, как всегда, растрепанная и покрасневшая.

– Спасибо, Эмметт, – пробормотала я, краснея еще гуще.

Старший брат Эдварда хохотнул.

– Я выйду буквально на секунду, – объявил он и заговорщически подмигнул Элис. – Пока меня нет, не делай ничего смешного, ладно?

– Постараюсь.

Высокий светловолосый Джаспер остался у лестницы. За проведенные в Финиксе дни он так и не преодолел неприязнь ко мне и старался меня избегать – естественно, когда была не его очередь дежурить. Понятно, ничего личного, обычная предосторожность, и расстраиваться не стоит. К диете Калленов парень приспосабливался с большим трудом, чем остальные. Запах человеческой крови преследовал Джаспера повсюду… да, вегетарианского опыта у него меньше!

– Пора открывать подарки, – объявила Элис, ледяной ладошкой взяла меня за локоть и повела к столу с тортом и блестящими свертками.

– Слушай, я ведь просила…

– А я пропустила мимо ушей! Открывай! – Забрав фотоаппарат, она вручила мне квадратную коробочку в серебристой упаковке.

Такая легкая, можно подумать, пустая… Судя по нарядной этикетке, подарок от Эмметта, Розали и Джаспера. Смущаясь, я порвала бумагу и бездумно уставилась на картонную коробку.

Название какой-то фирмы и множество цифр… Так, похоже на электронный прибор. Надеясь увидеть сверкающий дисплей, я приподняла крышку. Под ней… ничего!

– М-м-м, спасибо…

Надменные губы Розали изогнулись в улыбке.

– Автомагнитола! – прыснул Джаспер. – А Эмметт ее сейчас устанавливает, чтобы отрезать тебе пути к отступлению.

Наверняка идея Элис!

– Джаспер, Розали, спасибо огромное! – Я вспомнила нелестные комментарии Эдварда в адрес моего приемника. Теперь понимаю, он нарочно меня распалял. – Спасибо, Эмметт! – громко прокричала я.

С улицы послышалось что-то напоминающее раскаты грома: «старший брат» веселился вовсю.

– Теперь наш с Эдвардом!..

От восторга голос Элис стал похож на птичий клекот. В руках девушки был маленький квадратный сверток.

– Ты же обещал! – гневно взглянув на Эдварда, прошипела я.

Не дав младшему брату ответить, в гостиную с шумом ворвался Эмметт.

– Я как раз вовремя! – Он встал за Джаспером, который подошел ближе, чтобы как следует рассмотреть подарок.

– И доллара не потратил! – убирая с моего лица прядь, поклялся Эдвард. От прикосновения его пальцев по коже будто прошел электрический разряд.

Глубоко вздохнув, я повернулась к Элис:

– Ладно, давай!

Эмметт аж закудахтал от удовольствия.

Я взяла сверточек и, сделав большие глаза, дернула за ленту.

– Черт! – пробормотала я, когда бумага царапнула кожу. Из крошечного пореза вытекла капелька крови.

Дальше все произошло очень быстро.

– Не-ет! – прорычал Эдвард и бросился на меня, толкнув на красиво сервированный стол. Стол опрокинулся, цветы с тарелками полетели на пол. Я упала на крошево битого хрусталя.

Из груди белокурого вампира вырвался звук, похожий на утробное ворчание, и Джаспер протиснулся мимо моего бойфренда, клацнув зубами в каких-то сантиметрах от его лица.

В следующую секунду на Джаспера набросился Эмметт, сжал в стальных объятиях; тот отчаянно сопротивлялся, буравя меня глазами.

Кроме потрясения и ужаса, я чувствовала обжигающую боль. Казалось, в запястье впились тысячи голодных ос.

Сбитая с толку и перепуганная, я смотрела на алую кровь, что хлестала из руки, а подняв голову, увидела лихорадочные глаза шести внезапно проголодавшихся вампиров.

Глава вторая
Шрамы

Карлайл был единственным, кто сохранил спокойствие. Голос его прозвучал невозмутимо и властно, видимо, сказались века работы в больнице:

– Эмметт, Роуз, выведите Джаспера из дома!

Кивнув, «старший брат» тотчас перестал улыбаться.

– Пойдем, Джаспер!

Пытаясь вырваться из железных объятий, молодой вампир клацал зубами, сверля брата неестественно пустыми глазами.

Эдвард, белее мела, прикрывал меня собой, готовый к любым нападениям. Челюсти его были стиснуты, в горле клокотал звериный рык. Боже, он что, совсем не дышит?

Прекрасное лицо Розали превратилось в самодовольную маску: встав перед Джаспером – на безопасном расстоянии от его зубов, – она помогла Эмметту вывести братца через стеклянную дверь, которую заботливо приоткрыла Эсми. Тонкая рука зажала рот и нос, красноречиво выражая отношение ко всему происходящему.

Судя по побелевшим губам миссис Каллен, ей было стыдно.

– Мне жаль, Белла, – чуть не плакала она, вместе со всеми выходя во двор.

– Эдвард, пусти меня к ней! – пробормотал Карлайл.

Секундное колебание – и парень медленно кивнул, позволив мне оторваться от пола.

Опустившись на колени, доктор Каллен осмотрел руку. Чувствуя, как лицо искажает гримаса боли, я изо всех сил держалась.

– Вот, возьми. – Элис протянула полотенце.

– В ране мелкие осколки, – покачал головой доктор Каллен, оторвал от крахмальной скатерти длинный лоскут и завязал на моем предплечье наподобие жгута. От запаха крови кружилась голова, в ушах звенело. – Белла! Отвезти тебя в больницу или обработаем рану здесь?

– Лучше здесь, – прошептала я. Попаду в больницу – проблем с Чарли не оберешься.

– Сейчас найду твой чемоданчик! – пообещала Элис.

– Давай перенесем ее на кухонный стол, – сказал сыну Карлайл.

Эдвард поднял меня словно пушинку, а доктор Каллен что есть силы сжимал предплечье.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все в порядке. – Мой голос практически не дрожал, что не могло не радовать.

Лицо Эдварда застыло в непроницаемой маске.

Вернулась Элис с чемоданчиком Карлайла. Эдвард бережно усадил меня на стул, а доктор Каллен, опустившись рядом, не мешкая приступил к работе.

Мой бойфренд по-прежнему стоял неподалеку, хмурый и надежный, как скала.

– Эдвард, можешь отойти, – промолвила я.

– Ничего, справлюсь, – упрямился он, хотя его губы побледнели, а глаза полыхали от напряжения. Бороться с жаждой ему куда сложнее, чем остальным.

– Не надо геройствовать! Карлайл справится без твоего участия. Иди, подыши воздухом!

Я поморщилась: доктор Каллен чем-то обжег мою многострадальную руку.

– Лучше останусь…

– Ты что, мазохист?

– Эдвард, пока не поздно, найди Джаспера, – решил вмешаться Карлайл. – Наверное, он очень расстроен и в таком состоянии не будет слушать никого, кроме тебя.

– Да, – с жаром согласилась я, – сходи за Джаспером!

Эдвард презрительно сузил глаза: надо же, мол, вдвоем набросились, но потом кивнул и выскользнул из двери черного хода. Такое впечатление, что с момента, как я порезала палец, он ни разу не вздохнул.

Жгучая боль в руке постепенно уходила, однако время от времени напоминала, что рана все-таки есть. Может, отвлекусь, если удастся сосредоточиться на лице Карлайла? Вот он склонился над моим локтем, и золотистые волосы сверкнули в ярком свете лампы. Что-то обожгло руку – я старательно терпела. Нечего изображать кисейную барышню!

Не стой Элис все это время у меня перед глазами, я бы и не заметила, что она, не выдержав, выбралась из кухни. Смущенная улыбка – и девушка-эльф скользнула за дверь.

– Ну вот, всех распугала, – вздохнула я.

– Ты не виновата, – усмехнувшись, подбодрил меня Карлайл. – Такое могло случиться с кем угодно.

– Могло, – повторила я, – но случилось, как обычно, со мной.

Доктор Каллен снова усмехнулся.

Его невозмутимое спокойствие разительно контрастировало с реакцией остальных. На красивом лице ни тени волнения, движения быстрые, уверенные.

– Как вам это удается? – вырвалось у меня. – Даже Элис с Эсми… – Я не договорила, изумленно качая головой.

Все члены его семьи соблюдали необычную для вампиров диету с одинаковым тщанием, но только Карлайл вдыхал запах моей крови, не борясь с тайным соблазном. Конечно, на самом деле ему сложнее, чем кажется со стороны.

– Благодаря многолетней практике, – отозвался Карлайл. – Запах крови я практически не чувствую.

Пим! пим! пим! – падали на стол осколки, извлеченные из раны. Удивительно, сколько стекла в моей руке! Очень хотелось взглянуть на растущую горку, но при моей склонности к тошноте это далеко не лучшая мысль.

– А почему вы так держитесь за больницу? – Во-первых, я не могла представить, сколько лет отец Эдварда боролся со своим естеством, чтобы так себя контролировать, а во-вторых, я надеялась, что беседа отвлечет от намечающейся в желудке революции.

Темные глаза Карлайла сохраняли безмятежное спокойствие.

– Хм-м, мне нравится, когда… Когда мои необыкновенные способности помогают больным, у которых иначе не было бы шанса. Приятно сознавать, что моя работа делает жизнь некоторых людей легче и лучше. Знаешь, обостренное обоняние порой позволяет ставить более точные диагнозы… – Сочные губы изогнулись в кривоватой полуулыбке.

Пока я обдумывала услышанное, доктор Каллен проверял, все ли осколки удалены. Потянулся к чемоданчику… Надеюсь, не за иголкой!

– По-моему, вы пытаетесь искупить то, что и виной не назовешь. – Я почувствовала, как рану снова засаднило. – Ну, у вас же все так не нарочно получилось… Вы не выбирали такую судьбу и тем не менее вынуждены лезть из кожи вон, чтобы быть хорошим.

– Я и не намерен что-то искупить или исправить, – покачал головой Карлайл. – Скорее, как все, стараюсь максимально использовать то, что есть.

– Вас послушать – никаких проблем…

Доктор снова осмотрел рану.

– Ну вот, готово. – Промокнув большую ватную палочку, с которой капала густая жидкость карамельного цвета, он обработал все порезы. «Карамель» пахнет немного странно, даже голова кружится, и сильно жжет.

– В самом начале, – допытывалась я, пока Карлайл накладывал повязку, – почему вы вдруг решили жить иначе, чем остальные?

Доктор Каллен усмехнулся:

– Разве Эдвард не рассказывал?

– Рассказывал, но я пытаюсь понять, как вы рассуждали.

Лицо доктора неожиданно посерьезнело: неужели мы с ним думаем об одном и том же? Как поступлю я, когда – именно «когда», а не «если» – придет мое время?

– Мой отец был священником, – сложив инструменты, Карлайл протер поверхность стола влажной марлей, затем еще раз; едко запахло спиртом, – и придерживался довольно консервативных взглядов, которые лично у меня вызывали сомнения еще до того, как я начал меняться.

Доктор Каллен сложил использованные бинты и осколки на пустое блюдо. Я не сообразила зачем, даже когда он зажег спичку, но вот она полетела на проспиртованные повязки, и неожиданно яркое пламя заставило меня подпрыгнуть.

– Прости, – извинился Карлайл, – так нужно. В общем, я не принял слепую веру отца, хотя почти за четыреста лет со дня моего рождения ни разу не усомнился в существовании Бога. Сомнений не возникает, даже когда смотрюсь в зеркало и не вижу отражения.

Якобы разглядывая безупречно наложенную повязку, я тихонько удивлялась обороту, который приняла беседа. Вот уж не думала, что речь зайдет о религии! В моей собственной жизни веры не было. Чарли считал себя лютеранином, потому что именно к этой церкви принадлежали его родители, однако выходные предпочитал проводить на реке с удочкой в руках. Что касается Рене, она вспоминала о религии периодически, в перерывах между теннисом, керамикой и французским, причем о маминых увлечениях я узнавала, когда она уже переключалась на что-то новое.

– Понимаю, странно слышать подобное от вампира, – ухмыльнулся доктор, походя произнеся слово, от которого у меня до сих пор холодок по спине бежал, – тем не менее я верю: в жизни каждого должна быть цель, даже у нас. Конечно, на многое рассчитывать не стоит, – беззаботно продолжал Карлайл, – по всем без исключения данным мы прокляты. Но я наивно надеюсь, что нам воздастся хотя бы за то, что мы старались.

– Ничего наивного не вижу, – пробормотала я. По-моему, никто, в том числе и Господь, не остался бы равнодушным к словам Карлайла. К тому же среди святых, которым я была согласна поклоняться, обязательно присутствовал бы Эдвард. – И со мной наверняка согласится подавляющее большинство.

– Вообще-то ты у меня первая союзница.

– Разве в семье с вами не солидарны? – спросила я, на деле интересуясь конкретным ее членом.

Карлайл догадался, о ком речь.

– Эдвард поддерживает меня – до определенной степени. Мол, Бог и рай существуют… так же, как и ад. Но в загробную жизнь для таких, как мы, он не верит. – Доктор Каллен говорил очень тихо, глядя через открытое окно в темноту. – Видишь ли, ему кажется, что душу мы утратили.

Тут же вспомнилось, что сказал Эдвард после школы: «Если, конечно, не хочешь умереть, или что там с нами происходит…» От перепада напряжения одна из ламп несколько раз мигнула.

– В этом все дело? – догадалась я. – Вот почему он из-за меня так упрямится…

– Смотрю на… сына, – спокойно продолжал Карлайл, – сила, ум и доброта горят в нем словно яркие звезды, многократно укрепляя мою веру и надежду. Почему на свете только один такой Эдвард? С другой стороны, если бы я мыслил так же, как он… – доктор Каллен буравил меня взглядом бездонных глаз, – если бы ты мыслила так же, как он, согласилась бы украсть его душу?

Ну что тут скажешь? Вот так вопрос… Спроси он, готова ли я отдать за Эдварда душу, – ответила бы не задумываясь, но ставить на карту его душу… Разве это равноценный обмен?

– По-моему, ты понимаешь, в чем дело…

Я покачала головой, осознавая, что веду себя как капризная девчонка.

Карлайл вздохнул.

– Решать мне! – настаивала я.

– И ему… – увидев, что я собралась спорить, мистер Каллен поднял руку, – если, конечно, превращение совершит он.

– Ну, такая возможность есть не только у Эдварда, – задумчиво напомнила я.

– Это уж на ваше усмотрение, – хохотнул доктор Каллен, а потом вздохнул. – Вот у меня полной уверенности нет: вроде бы всегда хотел, как лучше, но имел ли право обрекать на такое существование других?

Я не ответила, представив, какой была бы моя жизнь, не реши Карлайл покончить со своим одиночеством.

– Это мать Эдварда меня подвигла, – чуть слышно проговорил доктор Каллен, глядя куда-то вдаль.

– Его мать? – Каждый раз, когда заговаривали о родителях, Эдвард отвечал: они умерли так давно, что в памяти остались лишь смутные образы. А Карлайл, похоже, отлично их помнит, хотя и знал совсем недолго.

– Да, ее звали Элизабет, Элизабет Мейсен. Несмотря на все старания медиков, отец, Эдвард-старший, так в себя и не пришел. Он умер во время первой волны гриппа, а вот Элизабет оставалась в сознании до самого конца. Эдвард очень на нее похож: те же густые, с необычным бронзовым отливом волосы и зеленые глаза.

– У него были зеленые глаза? – переспросила я, пытаясь себе это представить.

– Да… – В золотисто-карем взгляде Карлайла светилась многовековая грусть. – Элизабет очень переживала за сына… Теряя последние силы, то и дело подходила к кровати, чтобы проверить, как он. Я боялся, что мальчик умрет первым: он казался намного слабее матери. Однако смерть, стремительная и неумолимая, пришла за Элизабет. Случилось это вечером, когда я сменил работавших в первую смену докторов. Соблюдать условности было невыносимо сложно – столько работы, отдыхать совершенно не хотелось… До сих пор помню, с какой безысходностью я возвращался под утро домой и притворялся спящим, в то время как в больнице умирали десятки людей…

Итак, первым делом я решил проведать Элизабет с сыном. Я к ним привязался, что, учитывая слабость человеческого тела, делать не стоило. Увидев ее, я сразу понял: наступило ухудшение. Лихорадка набирала обороты, а обессилевшее тело сопротивляться не могло.

Впрочем, когда женщина оторвалась от кровати сына, силы в свирепом взгляде было предостаточно.

«Спасите его!» – приказала она хриплым голосом, на который еще было способно воспаленное горло.

«Сделаю все, что смогу», – пообещал я, взяв миссис Мейсен за руку. Из-за сильного жара моя рука ей холодной не показалась; думаю, ей все казалось холодным.

«Вы обязаны, – настаивала Элизабет, сжимая мою ладонь с такой решимостью, что появилась надежда: вдруг поправится? Глаза блестели, как драгоценные камни, как изумруды! – Вы должны подключить все свои способности! Дайте Эдварду то, что другие не могут!»

Я не на шутку перепугался: ее взгляд был так пронзителен, словно миссис Мейсен знала мой секрет. А потом лихорадка взяла свое: бедняжка умерла, не приходя в сознание, через час после того, как высказала свою странную просьбу.

Я уже несколько десятилетий мечтал завести друга, который знал бы меня настоящего, а не такого, каким я притворялся перед людьми. Но разве можно намеренно обрекать человека на подобное существование?

Эдвард умирал, ему осталось всего несколько часов. Он лежал рядом с мамой, чье лицо даже после смерти казалось встревоженным.

Века не властны над чудесной памятью доктора Карлайла: он воскрешал события с поразительной четкостью. Вместе с ним я увидела и почувствовала холодное отчаяние больницы и мрачное торжество смерти, горящего в лихорадке Эдварда, его тщедушное тело, из которого стремительно уходила жизнь… Ужас! Я покачала головой, пытаясь избавиться от жуткого наваждения.

– В ушах звенели последние слова Элизабет. Откуда она узнала? Разве мать может желать для сына подобной участи? Я посмотрел на Эдварда: слабый, бледный, мучительно красивый. Лицо чистое, благородное… Именно о таком сыне я всегда мечтал.

После многолетних колебаний и нерешительности я просто поддался порыву. Коллеги не заметили, что мальчик дышит: в ту пору не хватало ни рук, ни глаз, чтобы и за половиной больных уследить. В морге не было никого… то есть никого из живых; я пронес его на чердак и по крышам – к себе домой.

Не зная, с чего начать, я вспоминал, как несколькими веками ранее в Лондоне ранили меня самого. И с трудом решился. И все-таки о сделанном я не жалею: я ведь спас Эдварда…

Возвращаясь к настоящему, доктор Каллен покачал головой:

– Наверное, нужно отвезти тебя к отцу.

– Я сам отвезу, – заявил мой бойфренд, беззвучно появившись из столовой. Лицо безмятежное, но глаза… Эдвард явно что-то скрывает. Сердце в предчувствии сжалось.

– Лучше Карлайл. – Его рубашка вся была в кровавых пятнах, а правое плечо измазано розовой глазурью с торта.

– Я в порядке, – сухо произнес Эдвард, – а вот тебе нужно переодеться. У Чарли случится инфаркт, если увидит тебя такой. Скажу Элис, пусть принесет что-нибудь из одежды. – Каллен-младший решительно шагнул к двери.

– Он очень расстроен, – с тревогой взглянув на доктора, отметила я.

– Да. Сегодня случилось именно то, чего больше всего боится Эдвард: из-за наших естественных потребностей ты оказалась в опасности.

– Он не виноват.

– Ты тоже.

Я не хотела соглашаться с Карлайлом. Ну зачем он так грустно и понимающе смотрит на меня!

Протянув руку, доктор помог мне встать и повел в гостиную. Вернувшаяся Эсми протирала пол, судя по запаху, неразбавленным отбеливателем.

– Позвольте мне… – церемонно предложила я, чувствуя, что снова заливаюсь румянцем.

– Да я уже заканчиваю, – улыбнулась миссис Каллен. – Как ты?

– В порядке. Карлайл штопает раны быстрее, чем все мои предыдущие доктора.

Родители Эдварда засмеялись.

В гостиную вошли Элис с Эдвардом; девушка бросилась ко мне, а ее брат с непроницаемым лицом встал чуть поодаль.

– Пошли, – позвала Элис, – подберем что-нибудь поприличнее.

Оказывается, она уже нашла блузку Эсми практически того же оттенка, что и моя. Чарли в жизни не заметит подмену! Папа нередко видит меня в бинтах, надеюсь, не слишком удивится.

– Элис! – шепотом позвала я, заметив, что она направляется к двери.

– Да? – наклонив голову, негромко спросила девушка.

– Все очень плохо? – Шептала я, конечно же, напрасно: мы на втором этаже, дверь закрыта, но Эдвард все равно может услышать.

– Пока не знаю.

– Как Джаспер?

– Сильно расстроился. Это было испытанием прежде всего для него, а он не любит показывать слабость и проигрывать.

– Джаспер не виноват. Передай, что я ничуть на него не злюсь, ладно?

– Да, конечно.

Эдвард ждал у входной двери и, едва завидев нас на лестнице, тотчас ее открыл.

– Подарки возьми! – напомнила Элис, когда я робко подошла к ее брату. Я быстро собрала серебристые свертки, отыскала фотоаппарат и сунула в здоровую руку. – Спасибо скажешь потом, когда откроешь!

Эсми с Карлайлом пожелали мне доброй ночи, так же, как и я, украдкой поглядывая на подозрительно апатичного парня.

На улице было прохладно и свежо. Я поспешила прочь от японских фонариков и ваз с розами, которые отныне будут напоминать о неприятном инциденте. Эдвард молча шел рядом, затем открыл пассажирскую дверь, и я покорно села в машину.

Новую магнитолу украсили красным бантом; его пришлось сорвать и бросить на пол. Когда за руль сел Каллен, я поспешно спрятала злосчастную ленту под сиденье.

На подарок он даже не взглянул, и я не решилась опробовать радио. В гнетущей тишине мотор ревел оглушительно. Эдвард гнал по темной дороге с невероятной для моего пикапа скоростью.

Затянувшееся безмолвие сводило с ума.

– Скажи что-нибудь! – взмолилась я, когда мы свернули на шоссе.

– Что, например? – холодно спросил Каллен.

Зачем он так?!

– Скажи, что меня прощаешь!

Бесстрастное, словно маска, лицо на мгновение ожило, перекосившись от гнева.

– Прощаю? За что?

– Будь я аккуратнее, ничего бы не случилось.

– Белла, ты порезалась упаковочной бумагой – за такое на электрический стул не сажают.

– Все равно я виновата.

Мои слова будто прорвали невидимую плотину.

– Виновата? Представь, что случилось бы, порежь ты палец в доме Майка Ньютона перед Джессикой, Анжелой и другими нормальными друзьями! В худшем случае они не смогли бы правильно наложить повязку. Даже если бы ты просто споткнулась и упала – а не была в панике сбита с ног, – чем бы это грозило? Ну, по дороге в больницу могла перепачкать кровью сиденья… Пока накладывали швы, Майк Ньютон держал бы тебя за руку, а не боролся с желанием убить на месте. Белла, не перекладывай вину на себя, от этого мне только хуже.

– Каким образом в наш разговор попал Майк Ньютон?

– Майк Ньютон попал в наш разговор, потому что он, черт возьми, подходит тебе гораздо больше.

– Лучше умру, чем буду встречаться с Майком Ньютоном, – заявила я. – Лучше умру, чем буду встречаться с кем угодно, кроме тебя.

– Пожалуйста, только мелодрам не надо!

– А ты ерунду не говори!

Каллен не ответил, мрачно, без всякого выражения глядя в лобовое стекло.

Боже, ну как мне все исправить? Я ломала голову, но вот мы подъехали к дому, а на ум так ничего и не пришло. Эдвард заглушил мотор и сидел, судорожно сжав руль.

– Может, останешься? – спросила я.

– Мне нужно домой.

Больше всего на свете я боялась, что он впадет в депрессию.

– Ну, в честь моего дня рождения!

– Слушай, нельзя же и так и эдак: либо ты хочешь, чтобы окружающие игнорировали твой праздник, либо нет.

Голос звучал строго, но уже не так мрачно, как прежде, и из моей груди вырвался чуть слышный вздох облегчения.

– Ладно! Я не хочу, чтобы ты игнорировал мой праздник. Жду тебя наверху.

Выбравшись из машины, я обернулась, чтобы взять подарки.

– Не нравятся – не бери, – хмуро сказал Эдвард.

– Нравятся! – заявила я и подумала, что он, возможно, просто поддразнивает меня.

– Как же так? Карлайл с Эсми кучу денег потратили!

– Ничего, переживу. – Неловко зажав подарки в здоровой руке, я громко захлопнула дверцу. Доля секунды – и Эдвард стоял рядом.

– Может, хоть нести помогу? – забирая свертки, предложил он. – Давай, жду тебя в комнате.

– Спасибо, – улыбнулась я.

– С днем рождения! – вздохнул он и, наклонившись, прильнул к моим губам.

Я встала на носочки, чтобы поцелуй длился подольше, но Каллен отстранился. Его лицо озарила привычная кривоватая улыбка, и он исчез в темноте.

Бейсбол еще не кончился, и, не успев войти, я услышала, как диктор пытается перекричать ропот беснующихся трибун.

– Беллз! – позвал Чарли.

– Да, пап, я! – Нужно подойти поближе, а порезанную руку держать как можно естественнее. Любое движение причиняет жгучую боль: наверное, анестезия перестает действовать.

– Как все прошло? – Чарли развалился на диване, положив босые пятки на подлокотник. Вьющиеся каштановые волосы, вернее, то, что осталось от некогда густой шевелюры, с одной стороны примялось, словно блин.

– Эллис превзошла саму себя: цветы, свечи, торт, подарки, в общем, все как полагается.

– Что подарили?

– Стереоустановку в машину и еще кучу подарков, которые я даже не вскрыла.

– Вау!

– Да уж, – кивнула я. – Ладно, пойду спать.

– Что с рукой?

Беззвучно выругавшись, я залилась краской.

– Ничего, поскользнулась.

– Белла! – вздохнув, покачал головой Чарли.

– Спокойной ночи, папа!

Я поспешила в спальню, где хранилась пижама для ночей вроде этой, и вместо заношенного до дыр флисового костюма кое-как втиснулась в просторные брюки-карго и подходящий по цвету топ. Рана ныла, я даже морщилась от боли. Одной рукой я ополоснула лицо, почистила зубы и побежала в комнату.

Каллен сидел на кровати, лениво играя с одним из серебристых свертков.

– Привет! – без всякой радости проговорил он. Ну вот, депрессия…

Я подошла ближе, забрала подарки и уселась к нему на колени.

– Эй!.. – Я прильнула к каменной груди. – Можно открыть?

– Откуда такой энтузиазм?

– Сам заинтриговал!

Первым выбрала плоский длинный сверток, по всей вероятности, от Карлайла с Эсми.

– Лучше дай мне, – со вздохом предложил Каллен, стремительным движением сорвал серебристую обертку и протянул белую прямоугольную коробочку.

– Доверишь поднять крышку? – съязвила я.

Внутри был длинный картонный формуляр с огромным количеством мелко набранного текста. Пока сообразила, что к чему, прошло не менее минуты.

– Мы летим в Джексонвилл? – Плохого настроения как не бывало. Туристический ваучер на два авиабилета для нас с Эдвардом!

– Так и было задумано.

– Поверить не могу! Рене с ума сойдет! Слушай, а ты-то согласен? Там ведь солнечно, придется весь день сидеть взаперти.

– Постараюсь справиться, – нахмурился Эдвард. – Знал бы, какая будет реакция, заставил бы открыть подарок перед Карлайлом и Эсми. Мне почему-то казалось, что ты рассердишься.

– Ну, конечно, все это слишком, зато полетим вместе!

– Теперь жалею, что сам не купил подарок. Оказывается, здравый смысл у тебя все-таки присутствует.

Я отложила ваучер и, сгорая от любопытства, потянулась за его подарком. Однако распаковать мне его так и не позволили.

Доля секунды – и Каллен протянул подарочный футляр с серебристым диском внутри.

– Что это? – растерянно спросила я.

Эдвард молча забрал диск, вставил в плеер, пылившийся на прикроватной тумбочке, и нажал на воспроизведение.

Полилась музыка.

Я слушала с широко раскрытыми от изумления глазами. Эдвард явно ждал какой-то реакции, но язык не повиновался. Откуда ни возьмись, появились непрошеные слезы, их пришлось вытереть, пока не покатились по щекам.

– Рука болит? – с тревогой спросил Каллен.

– Нет, дело не в этом… Милый, музыка просто чудо, о лучшем подарке и мечтать нельзя. Даже не верится… – Я осеклась, вся обратившись в слух.

Это музыка Эдварда, композиции его собственного сочинения, а первой шла моя колыбельная.

– Ты ведь не позволила бы купить рояль, чтобы я мог играть прямо здесь?

– Конечно, нет!

– Как рука?

– В полном порядке!

На самом деле под повязкой будто пожар полыхал. Лед, мне срочно нужен лед! Ладонь Эдварда тоже подойдет, однако просить нельзя – сразу обо всем догадается.

– Сейчас принесу тайленол.

– Ничего не нужно, – возразила я, но Каллен пересадил меня на кровать и направился к двери.

– Чарли!.. – прошипела я.

Папа не подозревал, что мой бойфренд частенько остается ночевать. Узнай он об этом, у него инфаркт случится. Однако виноватой я себя не чувствовала: ничем предосудительным мы не занимались.

– Он меня не поймает, – пообещал Эдвард, беззвучно исчез за дверью и… вернулся еще раньше, чем она коснулась рамы, держа чистый стакан и упаковку тайленола.

Таблетки я выпила, не сказав ни слова: что толку спорить, если наверняка проиграю? Тем более рука с каждой секундой беспокоила все сильнее.

В комнате до сих пор звучала колыбельная: звуки мягкие, спокойные, умиротворяющие.

– Уже поздно, – заявил Эдвард. Р-раз – он сгреб меня в охапку, два – приподнял одеяло, три – уложил на кровать и заботливо укрыл. Сам лег рядом, но поверх одеяла, чтобы я не замерзла, и обнял.

Положив голову на его плечо, я счастливо улыбнулась:

– Спасибо…

– Не за что!

Мы долго молчали, а колыбельная тем временем кончилась, и зазвучала любимая песня Эсми.

– О чем думаешь? – шепотом спросила я.

– Ну… взвешиваю все «за» и «против», – после секундного колебания ответил он.

По спине побежали мурашки.

– Помнишь, я попросила не игнорировать мой день рождения? – Надеюсь, отвлекающий маневр был не слишком явным.

– Да, – осторожно проговорил Эдвард.

– Так вот, поскольку праздник еще не закончился, хочу, чтобы ты снова меня поцеловал.

– Ты сегодня такая жадная!

– Ну, если не хочешь, не надо себя заставлять, – съязвила я.

Хохотнув, Каллен тяжело вздохнул.

– Не дай бог мне себя заставлять! – с непонятным отчаянием проговорил он и, обняв за шею, прильнул ко мне.

Поцелуй начался как всегда: Эдвард соблюдал осторожность, а мое сердце неслось бешеным галопом. Однако потом что-то изменилось: его губы стали требовательнее и настойчивее, а руки, зарывшись в мои волосы, не давали отстраниться. Я и не желала, и, хотя, играя с бронзовыми прядками, фактически перешла дозволенные границы, он впервые не сказал «стоп». Через тонкое одеяло тело Эдварда казалось очень холодным, но я к нему так и льнула.

Вдруг все резко закончилось: ласковые и сильные руки Каллена просто держали меня на расстоянии.

Я откинулась на подушки: голова кружилась, как после американских горок, и мучили обрывки каких-то воспоминаний…

– Прости… – Господи, да у него тоже дыхание сбилось! – Я не имел права…