Костя приходил в больницу к Олимпиаде каждый день. Иногда ей ставили капельницу, и он сидел, наблюдая, как убывает раствор в перевернутой банке. Соседки поглядывали на Костю весьма неодобрительно. А один раз Костя пришел вместе с Машей, и девочки быстро выгнали его в коридор, занявшись своими делами.
Уходя и прощаясь Костя всегда брал ее руку в свою и гладил ее.
Олимпиада уже не отнимала своей руки, и хотя Косте очень хотелось поцеловать ее, он сдерживал себя. И старался не думать о том, что же с нею было, почему она попала в больницу и с кем она была там, в спортлагере …
Скоро ей разрешили ходить и они уходили в конец коридора и беседовали там. Единственно чего они не касались в разговоре, так это причин, которые Олимпиаду привели сюда. И еще они не касались своих взаимоотношений. Но когда на прощание Костя погладил ее по крестику, висящему у нее на груди между ключицами, то Олимпиада не отстранилась, а прижала руку, которой он ее погладил. А Костя обратил внимание, что крестик был не на шелковом шнурке как раньше, а на серебряной цепочке.
Ей уже разрешили ненадолго выходить погулять на улицу, и они гуляли с Костей по дорожкам больничного парка, но оба старались не касаться друг друга.
Она боялась, что если она первая коснется его, то он может принять это за заигрывание с ее стороны, а о каком заигрывании могла идти речь? Ведь она предала его.
А он старался не коснуться ее потому, что она могла подумать … Правда, он так и не придумал, что именно она могла подумать, но все равно держал дистанцию.
Соседки Олимпиады по палате смотрели на все это крайне неодобрительно, но ни к ней, ни к нему с расспросами не приставали.
Однажды навестить ее приехал сам Свиридов с Гришей. Олимпиада испугалась и застеснялась, но Свиридов как–то быстро разговорил и ее, и ее соседок, и когда он проверял ее температуру ладонью на лбу, то все весело смеялись.
В день выписки в ожидании Кости Олимпиада вдруг подумала – он ездит к ней каждый день, а как же школа? И вообще – почему он к ней ездит, и это после всего, что произошло?
А стал бы к ней ездить Андрей?
Это было первое явное обращение к памяти Андрея, но почему-то Олимпиаду всю затрясло, и гнев ее был направлен не столько против голубоглазого красавца, а против матери, ее деревни, ее бабки, ее боязни огласки …
Костя приехал и они вышли во двор.
Встречать ее приехал Умаров, он и сдал ее на руки родителям и подробно рассказал им, как дочке надлежит себя вести первое время.
СКВОРЦОВ и СВИРИДОВ
– Слушай, Толя, наверное лучше тебя никто ничего не понимает. Объясни мне, что происходит с Костей и его Олимпиадой.
– Я попробую, Витя, хотя сам не во всем уверен. Я имею в виду их будущее. А произошла тривиальная история. Костя с Олимпиадой дружили, гуляли, целовались и обнимались, но до серьезных отношений дело у них не дошло. Олимпиада уехала в спортивный лагерь, где познакомилась с опытным молодым человеком, который быстро ее соблазнил, и с которым она жила там все лето. Дома мать Олимпиады обратила внимание на изменения в облике дочки и отсутствие менструаций, допросила ее с пристрастием и дочка во всем призналась.
– И мать, чтобы избежать огласки, повезла ее к себе в деревню к повитухе, которая прерывала беременность всему местному женскому населению, и эта малограмотная бабка сделала Олимпиаде чистку. А при этом занесла ей инфекцию. Если бы Костя не позвал Борю и не показал бы ему Олимпиаду, то все кончилось бы очень плохо – от летального исхода до бесплодия в лучшем случае.
– А вот что у них с Костей получится – не знаю. Очень многое зависит от Кости. Ее родители будут только мешать – малообразованные деревенские жители с узким амбициозным мышлением. Костя к Олимпиаде относится очень хорошо, это юношеская влюбленность, но что из этого произрастет … Она сама чувствует свою вину перед Костей и сильно переживает, поскольку, как выяснилось, он ей все же дорог … Вырвать ее из родительской среды – малореально, до супружеской жизни они еще не доросли, ей сейчас нужна серьезная психологическая поддержка, но без сюсюканья и умиления …
– А как Костя настроен?
– Костя настроен позабыть ее измену … Он даже не воспринимает это как измену … Иногда это даже подстегивает его влюбленность, и это плохо … Кстати, учти, что Маша лишила Костю девственности. Но было это у них один раз, и продолжения скорее всего не будет.
– Маша !? – ахнул Виктор. – Как же это? Почему?
– Маша довольно долго была любовницей своего тренера по гимнастике, но потом узнала, что он соблазнял не только ее. И это было для нее очень серьезным психологическим шоком – из-за этого она и переспала с Костей …
– А Лена?! Она что-нибудь знает?!
– Ничего она не знает. И не ругай ее – дети с ней не откровенничают. Это уже не исправить, ты сам просмотрел это …
Виктору без защиты присудили ученую степень кандидата физико-математических наук, а Свиридову – доктора технических наук. Это известие распространилось наподобие электрической искры – мгновенно.
Отпраздновать это дело решили в кафе – все равно ни одна квартира не вмещала желающих поздравить. В кафе и то пришлось составлять столы в ряд.
Первым встал и поднял рюмку Потап Потапович.
– На правах самого свеженького члена-корреспондента я поднимаю тост за вновь остепененных ученых – ученых без всяких кавычек и с большой буквы. За здоровье Анатолия Свиридова и Виктора Скворцова!
– Ура! – дружно подхватили присутствующие, а Потап добавил после того, как все выпили и установилась недолгая тишина.
– Эти ребята в академии поступили очень мудро, что не дали Толе выступить. Прошлый раз, когда ему дали такую возможность – я имею в виду защиту моей кандидатской диссертации – это им дорого обошлось.
– Потап, расскажи!
– Толя выступил в мою защиту и сделал из моих критиков такое … В общем, их обоих можно было выносить из зала. А потом он сцепился с одним корифеем …
– Ну, зачем ты так! Мы довольно мирно подискутировали …
– Выглядело это так. Очень пожилой и очень уважаемый член совета высказал некоторые сомнения о практическом применении отдельных результатов моей работ, а Толя ответил ему – вернее они начали свою весьма мирную беседу …
– Если не считать, что этот профессор начал с явным намерением показать мое невежество.
– Да, но быстро одумался – надо отдать ему должное, и дальше беседу они вели на равных.
– Так в чем же опасность-то?
– Толя с профессором беседовали больше часа, а в результате совет без защиты проголосовал за присуждение полковнику Свиридову звания кандидата педагогических наук. Представляете, что бы было, если бы Толе дали поговорить здесь, в Академии?
– Он бы стал академиком, только и всего …
– Толя, за твое здоровье! Дай, я тебя поцелую! – и Лена Карцева подошла и расцеловала Свиридова.
Виктора поздравляли не менее тепло.
После поздравлений и славословий Виктор всех благодарил, а потом встал и сказал:
– Я хочу поднять тост за здоровье дорогих моих женщин – за Лену и Виолетту! За моих любимых женщин! – справа от Виктора сидела Виолетта, а слева – Лена.
– Горько! – все немного опешили, оглянулись на выкрикнувшую это Тоню, а Виктор обернулся к Лене и та встала.
– В порядке поступления, – он обнял и крепко поцеловал Лену, – то есть я хотел сказать, в порядке освоения … тьфу, в порядке обалдения … Ну, что же это такое? В порядке обладания …
Потом он повернулся к Виолетте. Та встала и положила руки ему на плечи. Целовались они подольше, чем с Леной, а когда отдышавшись сели, то Виктор сказал:
– Завидовать не советую.
После танцев Виктор с Леной и Виолеттой устроился на диване в их квартире. Он посадил женщин по бокам и обняв их за плечи.
– Милые вы мои …
Он обнял одной рукой Лену, а другой Виолетту. Женщины устроились поудобнее вплотную к Виктору и обняли его. Их руки столкнулись.
Виолетта не пила, а Лена была прилично навеселе.
– Виола … это ты, это твоя рука? Тогда ладно … Обнимем нашего мужчину …
– Девчонки, не ссорьтесь!..
– А мы и не думаем ссориться, – Виолетта потянулась к нему и поцеловала в губы.
Поцелуй был продолжителен.
– Ну, ты даешь … А теперь я …
Когда через некоторое время Маша пошла проведать Витеньку и заглянула через щель двери в гостиную, то она увидела такое!
Отец обнимал ее маму и Виолетту, поочередно целовал их, а обе женщины обнимали и гладили отца.
– Слушайте, девчонки … Я слишком сильно пьян, чтобы разложить вас обоих прямо тут на диване … Я слишком сильно трезв, чтобы осу… осу … осуществить это! Поэтому отложим эту операцию до моего прот… прот… протрез… протрезвления! А мое тело надо немедленно уложить на кровать …
– Отведем его?
– Давай.
Женщины подхватили Виктора с двух сторон и потащили к выходу. Но через несколько шагов силы оставили их и они опустили Виктора на пол.
– Давай хоть ко мне затащим, – сказала Виолетта. – Сюда ближе всего.
И они втащили Виктора в комнату Виолетты и даже свалили его на диван.
– И часто он у тебя так набирался?
– Не помню … А у тебя?
– У меня – ни разу.
Виолетта стащила с Виктора брюки и пиджак и закатила его тело к стенке, подальше от края. Раздевшись, она поправила одеяло у Витеньки и легла рядом с бездыханным телом.
Когда она укрыла его одеялом и укрылась сама, то бездыханное тело совершенно трезвым голосом пожелало ей спокойной ночи …
Утром, когда Виктор умытый и побритый пришел и уселся завтракать, Лена с мучительной гримасой спросила его.
– Ты, что, всерьез предлагал нам групповой секс втроем? Машка, Костя, заткните уши!
– Так они уже услышали твой вопрос, великомученица!
– Ты права, Виола … У меня не голова, а мусорное ведро с негритянским джазом внутри … Я приняла какие-то таблетки, сейчас должно пройти …
– Покуда вы обе не сможете немного выпить вина … Не напиваться, а выпить немного! То никаких разговоров ни о каком групповом сексе быть не может.
– А потом, значит, может …
– Так почему же не поговорить!
За ужином Гриша рассказывал о посещении родителей Олимпиады, куда он ходил с Костей по его просьбе.
– Ну, и как они тебе? – спросил Свиридов.
– Народец тот еще! Сожрут с пуговицами. Или облают как на базаре…
– Поругались?
– Нельзя сказать, что поругались … – Гриша задумался, вспоминая.
– Гриша, родители Липы пригласили меня в гости.
– Ты еще с ними не познакомился?
– Нет. И я … побаиваюсь. Сходи вместе со мной.
– Судя по реакции отца они далеко не сахар. Ладно, пойдем. Когда?
– Завтра после уроков.
Назавтра они втроем – Олимпиада, Костя и Гриша – отправились в гости к ее родителям. Костя нес красивый букет для Пелагеи Филипповны, а Гриша нес скромный торт. По дороге договорились, что Олимпиада будет молчать, Костя тоже будет помалкивать, а говорить будет в основном Гриша.
Олимпиада удивилась, но согласилась. Как показалось Грише, она очень волновалась, скорее даже боялась, но старалась это не показывать.
– Здравствуйте, здравствуйте!
– Это вам, Пелагея Филипповна. Меня зовут Костя.
– А меня зовут Гриша.
После небольшой суеты знакомства все уселись у стола – хозяева ждали одного Костю и их планы, видимо были нарушены приходом Гриши.
Игнат Петрович попытался узнать, а зачем пришел Гриша и кто он такой, но Грише удалось увильнуть от ответа. Потом разговор зашел о делах школьных, но быстро угас.
Но когда Пелагея Филипповна вспомнила, что Олимпиада иногда задерживается якобы для занятий с Костей, то она стала использовать домашние заготовки.
Ее тирады стали энергичными и агрессивными, хотя и безадресными.
С одной стороны Костя ее явно интересовал в качестве будущего жениха, и поэтому она пыталась соблюсти видимость приличия, но, с другой стороны, она постоянно рассуждала о падении нравов, распущенности молодежи и непочитании ими родителей.
– Знаем мы, что это за дружба такая! Глядишь, и принесет в подоле, а потом ищи его! Они такие, современные Отелы, наследил – и поминай как звали!
– А Отелло здесь при чем? Он, вроде, был завзятый ревнивец, – вмешался Игнат Петрович.
– А ты молчи! Не следишь за дочкой-то! Вот где она пропадает почитай каждый день?
– А что, не говорит? – поинтересовался Гриша.
– Какое там! Дерзит родителям! Никаких резонов не слушает! Вот запретила я ей шляться на эти танцы – один разврат там. Так она не послушала и пошла! Приходит поздно – говорит, в кино ходила. А чего в кино ходить, когда дома телевизор есть?
– Дочерь должна родителев слушать и уважать, – опять встрел Игнат Петрович.
– Обратно помолчи, хотя должна уважать и не перечить!
– Не слушается?
– Куда там! Одевается как хочет, а нас не слушает – нет бы одеться прилично, как подобает молодой девушке, так нет же! Наденет черте-что, и все ноги голые!
Современным молодым людям тоже досталось от Пелагеи Филипповны и небольшая передышка на чаепитие лишь прибавила ей сил.
Но Грише это несколько надоело и он вызвал Пелагею Филипповну на кухню и прикрыл дверь.
– Так что ты хотел сказать мне?
– Я хотел напомнить вам, дорогая Пелагея Филипповна, о недавнем прошлом. Совсем недавно вы были причиной серьезной опасности для вашей дочери…
– Да ты что! Да ты соображаешь, что говоришь?
– Материалы о криминальном аборте пока не переданы куда следует только по просьбе Олимпиады. Отвезли Олимпиаду к той бабке вы, никаких мер из-за плохого самочувствия дочери не предприняли тоже вы. И в больнице у нее вы не были ни разу, а я был, и говорил с врачами. Результат организованной вами подпольной операции мог окончиться для Олимпиады весьма плачевно вплоть до смертельного исхода. Хорошо, Костя во время вмешался. А теперь вы ее шпыняете как шалаву какую-то непутевую …
– Моя дочь – хочу и шпыняю!
– Как бы хуже от этого не было. Либо сейчас, либо попозже – как бы дочка не отплатила вам за вашу «любовь» к ней. Руганью не воспитывают.
– Ишь ты, какой воспитатель нашелся! Учить меня будет! Вот бы твоим родителям всыпать за твое такое поведение!
– А вы подумайте над тем, что я сказал. Мы пойдем, чтобы вас не раздражать.
Спокойный тон Гриши все же действовал на Пелагею Филипповну и она проводила Костю и Гришу почти спокойно.
Костя удрученно молчал, а с лавочки около дома явственно донеслось.
– Ты гляди, Липучку уже двое окучивают!
– Может, пощупать этих ухажеров?
– А почему бы и нет? Ходят тут!
Гриша повернулся в сторону голосов.
– Кто-то что-то сказал или мне показалось?
– Парни, ноги! – кто-то узнал Гришу и голоса мгновенно исчезли.
– Что скажешь, Гриша?
– Жалко ее – с такими родителями каши не сваришь …
ОТЧЕТ ГРИШИ
– Так что же ты вынес из этого визита? – спросила Тоня.
– Слушать каждый день такие нотации и выговоры с припевом «вот принесешь в подоле» – это какие же нервы иметь надо! Но ведь она живет с ними, что-то воспринимает от них … Жалко мне Костю – это не для него.
– Он любит Липу … возможно, – тихо заметила Уля.
– Возможно. Но кончится это может плохо, я не сказал ему этого – думаю, что говорить бесполезно. Как, папа?
– Наверное, ты прав. Мое мнение – не дай бог Косте на ней жениться. Плохо будет обоим, да и Скворцовым тоже достанется. А говорить не только бесполезно, а просто нельзя – все он должен понять и решить сам.
– Или они сами, вместе.
– Ты умница, Тонечка! Это был бы наилучший вариант!
– Уля, а Олимпиада учится в твоем классе? Как она в школе? С кем дружит?
– Она перешла в девятый. Стала еще более замкнутой, чем в прошлый год. В классе у нее подруг нет, есть подружка в восьмом, но это Анжела.
– Эта та Анжела, которая … с мальчиками?
– Да, это та самая Анжела, которая давно уже живет с мальчиками. Ее даже в мужском туалете отлавливали, где она …. с мальчиками.
– И что, ничего нельзя сделать?
– Исключить ее нельзя – у нее мать-одиночка. Врачи признают заболевание в слабой степени, а лечить не берутся …
– Как-то это прошло мимо моего внимания … Надо познакомиться с этой Анжелой.
– Толя, ты так это сказал! Дух захватывает!
– Милая, а ведь ты все поняла. И я попробую воздействовать на нее. Ладно, вернемся к Олимпиаде. Что еще можно сказать об ученице Водосвятовой?
– Учится плохо, особенно после больницы. Ее подтягивает Костя, поэтому у нее нет двоек даже по математике. Она сильно изменилась. Я плохо помню, какая она приехала из спортлагеря, но после больницы она сильно похудела, а теперь быстро выправляется. Округляется, – и Уля показала, как именно и в каких местах округляется Олимпиада.
– А мальчики? Обращают на нее внимание?
– Стали обращать. И из нашего класса тоже. Но она ни с кем кроме Кости не ходит. Мишка Косолапый попробовал ее потискать, так здорово получил по шее, что больше ее не трогают. На танцах танцует с Костей, а с другими очень редко.
– А как она к Косте относится?
– Трудно понять. Но из мальчиков она общается только с ним …
Перебирая конверты с фамилиями, просящих о приеме по личным вопросам, Свиридов увидел конверт с надписью «В. Грачева» и поднял трубку.
– Соедините меня с Грачевой.
– Вера, привет! Что случилось? В честь чего ты ко мне на прием записываешься? Ах, по личному. Ну, приходи.
Вера Кирилловна Грачева, жена институтского товарища Свиридова, заведовала в городе всем народным образованием, и заведовала неплохо.
– Здравствуй, Верочка! Проходи, садись.
– Здравствуй, Анатолий.
– Зачем записывалась? Могла бы и позвонить?
– Ты извини, я волнуюсь … Я долго собиралась, но все не решалась, и вот …
– Тогда идем в кресло в уголок – я все душеспасительные беседы провожу там.
– Все смеешься … А мне не до смеха … Я насчет Ники …
– Говори.
– Она с этим мальчиком … Живет просто так … Без свадьбы, без нашего благословения … Меня не слушает …
– А как ты думаешь, они с Владиком хорошо живут? Дружно?
– Не знаю … Я там не могу … Она дерзит, он молчит … Не знаю.
– Что ж ты за мать такая, что не знаешь ничего и принять решение дочери не можешь! Ника и Владик любят друг друга! И живут они хорошо. Ты бы видела, какими глазами они смотрят друг на друга, когда Ника прибегает с работы! И вообще внук у вас скоро будет.
– Правда!? Внук или внучка?
– Так пойди и спроси об этом свою дочь, чучело ты мое несусветное!
– Но как же это, не спросив у матери …
– Что она должна была спросить у тебя? Любить или нет? Рожать или нет? Ты сама-то много спрашивала у своей матери, когда к Костику убежала?
– Ну, то я … А что же теперь мне делать?
– Ну и дубина! Да идти к ним в гости, да с подарками, да с цветами, да с открытой душой! Исправлять взаимоотношения! И где в тебе столько дурости помещается? Вроде бы не полная дура, а поди ж ты.
– Ругай, ругай … Ты как всегда прав … Я с дочкой так и не сумела …
Свиридов не стал ей рассказывать, как Ника пришла к нему, когда одноклассник лишил ее девственности, и она плакала от жалости к себе за минутную слабость. И как потом Свиридов популярно объяснил молодому балбесу, чтобы тот больше к Нике не приближался во избежание серьезных осложнений. И как Ника слушала Свиридова, когда он объяснял ей – как ей жить дальше …
И какими словами рассказывала ему про свою любовь к Владику, о их совместной жизни, о планах на будущее …
– Все? Иди сегодня же. И учти, что Костя там бывает, и у него нормальные отношения и с Никой, и с Владиком. А тебя он просто не хочет лишний раз нервировать.
– Костя у меня – золото, хотя и гад, конечно … Ладно, сегодня же пойду к ним.
– Какие еще у тебя проблемы? Или все тихо и спокойно?
– Ты же знаешь, что далеко не так тихо, как хотелось бы. Новые учебники, новые методики, новые идиоты в министерстве. Я тебя не трогаю, решаю все сама, но они могут рассердиться и прислать комиссию для проверки. Тогда мне без тебя не обойтись.
– Но в нашей школе, да и на заводе успеваемость на хорошем уровне, ребята поступают в вузы. Что нужно еще?
– Еще им необходимо как-то оправдывать свое существование в министерстве, а делать толком они ничего не умеют. Поэтому придумывают меры по совершенствованию учебного процесса, суть которых непонятна даже им самим, а не только учителям …
КТО ТАКАЯ АНЖЕЛА
– Хорошо. Если станут очень допекать, я помогу. А скажи-ка мне, что там за Анжела у нас в школе завелась?
– Анжела? – растерянно переспросила Грачева. – Какая Анжела? Ах, Анжела Дудкина …
– Так что же это за знаменитая Анжела Дудкина? Почему я о ней не знал, пока мне Уля не рассказала?
– Ну, Толя … Что рассказывать? Ты сам знаешь, какая нынче молодежь пошла … Ну, очень развитая девочка, рано повзрослевшая …
– Говори яснее.
– Ты знаешь, что теперь половую жизнь молодежь начинает рано, намного раньше, чем в наше время. Вот эта Анжела – пример такого раннего секса. Причем она активно преследует понравившихся ей мальчиков, добивается от них … благосклонности …
– Значит, это теперь так называется?
– Не придирайся. Она вступает с мальчиками в физиологический контакт, причем партнеров меняет очень часто, может заняться этим в школе, даже не особенно скрываясь…
– Ну, и какие меры вы, педагоги, приняли?
– С ней много раз беседовали. Ее осматривал врач, ничего серьезного не нашел. В любом случае отчислить мы ее не можем, она живет с матерью без отца, мать пьет. Не сильно, но пьет. Живут на аэродроме, в бараке.
– Да, там в бараке у нас остались самые невежественные деревенские жители … Наследство от обслуги вертолетного отряда …
– А Анжела лишает мальчиков девственности, и продолжает заниматься этим. И некоторым из мальчиков это нравится. Так?
– К сожалению …
– Почему мне не сказала?
– А что говорить? Она не единственная школьница, которая активно живет с мальчиками. Правда, она намного активнее других, но … Молодежь пошла не та …
– Та – не та. Могла бы и рассказать мне, и я бы принял меры раньше. А теперь она – легенда. У нее даже записная книжка есть с записями о всех своих партнерах, да с оценками.
– О записной книжке я не знала …
– Знала – не знала. Выдрать бы тебя, Врезать по заднице.
– На, врежь. – Грачева встала и повернулась к Свиридову спиной.
– Так бить я буду по голой заднице. Следы останутся …
Грачева резко повернулась и растерянно проговорила.
– Слушай, Толя … Сегодня по голой … по голой не надо … я не готова …
И Свиридов прочел в ее сознании – «Такое белье показывать ему нельзя!»
– Ладно. Когда наденешь то, что можно показывать, приходи – выдеру. Ей-ей, выдеру!
– Спасибо, Толя … Ты же знаешь, что я тебя …
Она наклонила голову, показывая этим, что все помнит и ценит его деликатность.
А ей было чего смущаться, и она хорошо помнила, что Свиридов никогда не напомнил ей о том, чему он однажды был невольным свидетелем …
Когда Грачева ушла, Свиридов вернулся к себе за стол.
«Этой Анжелой придется заняться» – подумал он.