Kitobni o'qish: «Монолог фармацевта. Книга 1», sahifa 4

Глава 8
Любовное снадобье

В гостиной, в обитом тканью кресле, восседал прекрасный, словно небожитель, молодой господин с улыбкой небесной девы на устах.

«Чем могу помочь, господин?» – без удовольствия подумала про себя Маомао, пока три другие личные прислужницы госпожи Гёкуё вовсю хлопотали, готовя гостю чай. На их зардевшихся личиках было написано воодушевление.

Вскоре Маомао догадалась по шуму за перегородкой, что между девами разгорелся нешуточный спор, кто же удостоится чести подать господину чашу. Устав терпеть их препирательства, госпожа Хун-нян сама направилась за чаем, а трем прислужницам велела сейчас же удалиться в свои комнаты. Само собой, девушки приуныли и, опустив головки, покинули гостиную.

Прежде чем чай предложили господину, Маомао, в чьи обязанности входила проба кушаний и питья на яд, поднесла к губам серебряную чашу, вдохнула аромат, убедилась, что ничего особенного нет, и осторожно глотнула.

Все это она проделала под пристальным взглядом гостя, и тот не сводил его с самого начала, как только Маомао появилась в гостиной, отчего ей мучительно хотелось сбежать. Она даже ходила по комнате прищурившись, чтобы ни в коем случае не повстречаться с господином Дзинси взглядом.

На ее месте любая девица была бы несказанно польщена, что такой прекрасно сложенный молодой господин, пусть и евнух, не может оторвать от нее глаз, но не Маомао. Ее увлечения никогда не совпадали с увлечениями простых людей. Пусть про себя она сравнивала красу господина с красой небесной девы, но сама не поддавалась ее очарованию и не чувствовала никакой приязни.

– Мне кое-что преподнесли. Будь добра сказать, нет ли яда, – вдруг потребовал у Маомао гость.

Сказав так, господин Дзинси указал на коробочку с баоцзы. Маомао послушно подошла, взяла из нее одну булочку и разломила пополам. Начинкой оказались мелко рубленные мясо и овощи, и от них исходил довольно знакомый аромат трав. Маомао тут же припомнила, как два дня тому назад пила бодрящий отвар с точно таким же запахом.

– В них добавили любовное снадобье, – сказала она.

– И ты поняла лишь по запаху? – удивился господин Дзинси.

– От этого не отравитесь. Можете принять дар и вкусить баоцзы.

– Легко сказать. Учитывая, кто подарил, я никак не могу их съесть.

– Верно. Лучше не стоит, а то вдруг он через вас навестит наложницу ночью, – невозмутимо согласилась Маомао.

Такой дерзости господин Дзинси совсем не ожидал, и на его лице на мгновение отразилась растерянность. Что ж, намек справедлив, ведь молодой евнух явно знал, что баоцзы содержат любовное снадобье, и пытался скормить их несчастной служанке, которой и возразить трудно. Можно сказать, ему еще повезло, что Маомао не одарила его презрительным взглядом, каким глядят на мерзкого червя, а отвращение свое утаила. Что уж таить, ей было весьма любопытно, кто же все-таки преподнес господину баоцзы с любовным снадобьем.

В их разговор вмешалась госпожа Гёкуё – она засмеялась звонким, как колокольчик, смехом, но тот не разбудил маленькую принцессу Линли, посапывающую у наложницы на коленях.

Решив, что больше не нужна, Маомао поклонилась госпоже и ее гостю. Она уж было засобиралась к себе, как вдруг господин остановил ее:

– Не спеши.

– Да, господин? Могу услужить чем-то еще?

Тот переглянулся с наложницей Гёкуё, и оба кивнули друг другу. Видимо, они о чем-то договорились еще до того, как Маомао вошла к ним.

– Приготовишь мне любовное снадобье? – спросил господин.

В глазах Маомао на миг промелькнуло изумление, но затем зажглась искра любопытства.

«Что все это значит?..» – спросила она себя.

Признаться, Маомао даже не представляла, из чего приготовит любовное снадобье, однако сама мысль, что ей позволят повозиться с различными травами и ингредиентами, уже грела душу. Едва сдерживая улыбку, Маомао степенно ответствовала:

– Если дадите время, снабдите необходимыми травами и утварью, я приготовлю вам нечто с похожим действием.

* * *

«Да что же это такое!» – внутренне возмущался господин Дзинси, нахмурив изящно изогнутые, словно ветви ивы, брови и скрестив на груди руки.

С ним часто любезничали и твердили, что, родись он женщиной, из господина Дзинси вышла бы несравненная красавица, чья красота губила бы народы и страны, готовые за малость пасть к ее ногам. Льстецы любили прибавлять, что такая небожительница смогла бы обольстить самого императора, и подобные речи, разумеется, нисколько не радовали молодого господина.

В тот день, впрочем, как и всегда, ему докучали просьбами: сначала явилась наложница среднего ранга, после подошли две низшего, затем чиновник из дворцового приказа… и под конец пристал некий человек из служилых. Как раз служилый и преподнес ему в дар баоцзы с любовным снадобьем, укрепляющим мужскую силу. Получив подозрительную коробочку, господин Дзинси поспешил отложить дела государственные, которые надеялся переделать ночью, закрыл кабинет и удалился в свои покои. Избегать службы он и не думал, просто опасался чрезмерного внимания к своей особе.

Уже у себя господин Дзинси развернул свиток и принялся скользить по нему кистью, выводя имена наложниц, обратившихся к нему за день. Император к ним не захаживал, и они до того отчаялись, что уже были готовы пустить в покои другого мужчину. Что ж, крайне опрометчиво с их стороны. Пока что господин Дзинси не намерен давать ход этому списку, но рано или поздно все равно потребуется вынести решение касательно этих особ.

«Любопытно узнать, сколь много птичек в этой клетке понимают, что мое присутствие – самое настоящее испытание их непорочности, дабы отсеять самоцвет от гальки?» – задумался он.

Наложницам присуждают ранги в зависимости от того, насколько они родовиты, красивы и умны. Из всех трех мер лишь к складу ума относятся со всей строгостью. Наложницам должно иметь воспитание, достойное императрицы, но вместе с тем требуется, чтобы они были чрезвычайно добродетельными.

Государь направил господина Дзинси во дворец императорских жен как раз для того, чтобы он отобрал для него достойнейшую из достойных. Бесспорно, подобное его величество не красит. Но все-таки именно господин Дзинси посоветовал императору двух наложниц: сообразительную и предусмотрительную госпожу Гёкуё, а также госпожу Лихуа, склонную ставить себя превыше всех и неспособную сдержать бурю чувств. В то же время последняя обладала несгибаемой волей – необходимым качеством для императрицы. Обе наложницы хранили верность императору и не смели помышлять о кознях против него. Госпожа Лихуа и вовсе была беззаветно очарована им.

«Конечно, не подобает так высказываться о владыке, и все же он жесток», – стал размышлять дальше господин Дзинси.

Император был озабочен лишь тем, как бы найти достойную его и государства супругу, дабы она родила ему побольше наследников. Если же госпожа, приведенная в его «цветник», не способна исполнить свой долг, он без лишних раздумий покинет ее навсегда и впоследствии вышлет из дворца императорских жен.

С некоторых пор его величество стал особо расположен лишь к наложнице Гёкуё и захаживал сугубо в ее дворец. Что до истощенной, подобной бестелесному призраку наложницы Лихуа, то он посетил ее единожды, сразу после смерти наследного принца. Очевидно, она утратила его расположение. Что ж, не первая и не последняя. Наложниц, утративших для него всякое значение, император обычно отсылает в родной дом или жалует в жены своим сановникам.

Подумав так, господин Дзинси взял бумагу со стопки, высившейся башней у него на столе. Она касалась наложницы по имени Фуё, что была четвертого, то есть среднего ранга. Ее пожаловали в жены одному военачальнику в награду за военные заслуги, которыми он отличился в походе против варваров. Особых подвигов он не совершал, зато принес неоспоримую пользу тем, что удержал других военачальников от необдуманных действий. Суть этого дела была куда непригляднее того, что попало в приказы и иные бумаги: сей военачальник удержал других от расправы над жителями поселения, которых ложно обвинили в пособничестве врагу. Что сказать? Лес рубят – щепки летят.

– Интересно, получится или нет? – пробормотал господин Дзинси.

На самом деле он надеялся, что все устроится как нельзя благополучно. И, дабы задумка удалась, ему, вероятно, понадобится помощь госпожи травницы. Тем более она оказалась куда полезнее, чем он ожидал. Он привык, что и мужчины, и женщины глядят на него с обожанием, с особым благоговением, а новая прислужница госпожи Гёкуё смотрела на него с отвращением, будто увидала отвратительную гусеницу. Возможно, она думала, что хорошо скрывает свои чувства, однако издевка в ее взгляде не ускользнула от господина Дзинси.

Вдруг он поймал себя на том, что расплывается в улыбке. Но то была не улыбка небесной девы, когда чудится, что в выражении кроется едва ли не сладостная роса, пролившаяся с Неба. Нет, то была улыбка с едва уловимым злорадством. Конечно же, господин Дзинси не любил истязать себя общением с грубиянами, до унижений не бывал охоч, но его странно тянуло к чужой служанке… Ему казалось, что в его руки угодила новая игрушка…

– Кто знает, кто знает… – пробормотав это, господин Дзинси отложил бумагу на тушечницу и решил, что пора бы отойти ко сну.

Но прежде чем смежить веки, он обошел свои покои и тщательно запер все двери, чтобы к нему посреди ночи не нагрянул какой-нибудь незваный гость.

* * *

Хотя в народе говорят, что существует средство от всех болезней, однако на деле не бывает так, чтобы одно исцеляло все недуги. Так учил отец Маомао, и далеко не всегда она соглашалась с очередной горькой правдой, которой он делился с ней. Как и прочие, Маомао мечтала однажды открыть то самое заветное средство от всех недугов, которое бы подходило всем без исключения. Именно для этой благой цели она принялась ставить на себе многочисленные опыты, которые другие принимали за увечья и ужасались до того, что не могли глядеть на ее руку. К сожалению, пока Маомао ничего и близко не вывела.

Сколь бы ни был неприятен господин Дзинси, его слова пробудили в Маомао любопытство. Оказавшись во дворце императорских жен, она только и могла, что целыми днями заваривать сладкий чай из гортензии. Притом в угодьях дворца императорских жен росло множество лекарственных трав, только у Маомао не было всей необходимой утвари для приготовления их должным образом. Также, живя вместе с другими слугами, она не могла ставить свои опыты, да и вообще всячески держала себя в руках, чтобы не прозвали чудачкой. Поэтому больше прочих наград Маомао обрадовалась появлению личной комнаты.

Чтобы исполнить приказ господина Дзинси, Маомао засобиралась в кабинет придворного лекаря, куда ее загодя попросили явиться. Чтобы отвадить от себя любопытные взоры, она закинула на спину корзину для белья – госпожа Хун-нян как раз распорядилась, чтобы стирка входила в обязанности Маомао, и та, притворившись, что понесла чистое белье, отправилась в хранилище трав.

Там ее уже поджидали двое. Один – тот самый лекарь, который ранее пытался урезонить наложниц Лихуа и Гёкуё, сцепившихся у срединного дворца. Другой – евнух, которого часто видели при господине Дзинси. Когда Маомао пришла, лекарь смерил ее оценивающим взглядом, то и дело поглаживая тонкие черные усики, подобные юрким вьюнам. Он всем видом показывал, что никак не может взять в толк, отчего какая-то девка из дворни смеет вторгаться в его владения.

«Прошу, не гляди с таким отвращением на дурнушек, и без того им горько», – мысленно упрекнула этого господина Маомао.

В отличие от лекаря, евнух, пришедший от господина Дзинси, был строг и вежлив, как и подобает слуге высокопоставленного человека. Он любезно проводил Маомао в хранилище.

Как и ожидалось, от пола до потолка, вдоль трех стен, там высились длинные шкафы с многочисленными ящичками, где хранились лекарства и травы. Увидав такое богатство, Маомао невольно заулыбалась так, как не улыбалась еще никогда с первого дня появления во дворце императорских жен. Щеки ее заалели, глаза заблестели, а тонкие губы, обычно сжатые в нитку, изогнулись плавной дугой. Заметив ее восторг, евнух ответил изумлением, однако Маомао не обратила на него ни малейшего внимания, а только все скользила взглядом по надписям на ящичках, выцепляя названия редчайших лекарств. Потеряв самообладание, Маомао принялась метаться от ящичка к ящичку, да так прытко, что можно было б подумать, будто она исполняет какой-то диковинный танец. Радость переполняла ее, лилась через край, и так продолжалось четверть большого часа.

– Вздумала проклясть кого-то? К чему эти пляски? – вдруг раздался голос господина Дзинси. Он появился на пороге совершенно неожиданно и, как оказалось, успел полюбоваться странноватым танцем служанки.

* * *

Маомао один за другим вытаскивала ящички, выискивая то, что могло бы ей пригодиться. Каждый ингредиент она заворачивала в бумагу и подписывала сверху кисточкой название. Поразительно, какая роскошь ее окружала: везде даже книги писали на бамбуковых дощечках, а тут целые бумажные листы для заворачивания лекарств!

Пока она трудилась, лекарь с черными усиками, напоминающими юрких вьюнов, возмущенно следил за каждым ее шагом. В конце концов, не выдержав, евнух, пришедший от господина Дзинси, выпроводил этого своеобразного надзирателя и закрыл за ним дверь.

Евнуха звали Гаошунь. Он был молчалив, крайне суров на вид и отличался крепким телосложением. Если бы Маомао не знала, что он служит во Внутреннем дворце, то ненароком приняла бы его за стражника. Он часто сопровождал господина Дзинси, и Маомао догадывалась, что этот человек состоит при нем и в основном ходит по служебным поручениям.

Когда Маомао требовалось достать что-нибудь из верхних ящичков, господин Гаошунь с готовностью помогал ей и подавал нужное, пока его хозяин стоял без дела и просто глазел на них.

«Шли бы вы куда-нибудь, уважаемый!» – не утерпев, холодно подумала Маомао.

Вдруг на самом верху она заметила знакомое название и, естественно, попросила господина Гаошуня достать ей этот ингредиент. Когда он подал ей сверток, а она развернула, Маомао так удивилась, что на миг потеряла дар речи. На ее ладонях лежали несколько темных семян. Как раз их них можно было приготовить то, что Маомао хотела, только запаса явно не хватало…

– Нет, этого будет мало, – с сожалением проронила она.

– Что ж, если этого мало, мы достанем еще! – услышав о ее трудностях, легко пообещал красавец-евнух.

Все это время он только и делал, что стоял и беззаботно улыбался.

– Они растут в западных землях, далеко к югу.

– Посмотрим в лавках редкостей.

Ведомый любопытством, господин Дзинси взял из свертка одно семя. Видом оно напоминало абрикосовую косточку, но запах, шедший от него, оказался ни на что не похож.

– Как они называются? – спросил господин Дзинси, на что Маомао ответила:

– «Какао-бобы».

Глава 9
Какао-бобы

– Что ж, а вот и доказательство, что подействовало, – озадаченно проговорил господин Дзинси, обращаясь к Маомао.

– Ваша правда, – согласилась она.

Застав необыкновенное зрелище, молодой евнух несколько растерялся.

– М-м-м, и как же… Как же до этого дошло? – беззаботная сияющая улыбка небесной девы сошла с уст господина, уступив место унынию и усталости.

* * *

Итак, вернемся на несколько больших часов раньше…

Господин распорядился как можно скорее добыть какао-бобы, но Маомао доставили не их, а какао-порошок. К тому времени остальные ингредиенты, необходимые для любовного снадобья, уже принесли на кухню Нефритового дворца, и Маомао принялась за дело. За нею, изнемогая от любопытства, наблюдали три девы-чиновника, но долго глазеть им не позволили – явилась госпожа Хун-нян и приказала разойтись по своим местам.

Перед Маомао разложили и расставили молоко, сливочное масло, сахар, мед, крепкое вино, сухофрукты и растительное масло для запаха – все это не только питало тело, но и придавало бодрости. В том числе для любовных утех.

Маомао пробовала какао лишь раз в жизни. Однажды первая красавица «дома цветов» угостила ее застывшим кусочком, в котором кроме какао явно чувствовался сахар. Она назвала это лакомство «шоколадом». Кусочек был чрезвычайно мал – едва ли с кончик пальца, но едва Маомао распробовала его, как почувствовала такое помутнение, какое бывает разве что от чаши крепкого вина, если осушить ее разом. Притом на нее нахлынула необъяснимая радость.

Шоколад принес скверный посетитель, надеясь с его помощью завоевать расположение одной из первых красавиц того «дома цветов», где служила Маомао. Преподнося дар, он сказал девушке, что сия сладость драгоценна, поскольку редка. К сожалению, для скверного посетителя все закончилось не менее скверно. Когда первая красавица увидала, что сталось с Маомао после одного кусочка, она пришла в неописуемый гнев, и хозяйка «дома цветов» навсегда запретила тому гостю появляться у них на пороге. Позже выяснилось, что купцы, сбывая шоколад, особо напирают на то, что он является бодрящим средством, укрепляющим тело для любовных утех.

После того случая Маомао тоже раздобыла себе несколько какао-бобов, но так и не выгадала время, чтобы приготовить из них какое-нибудь снадобье. Да и посетители «дома цветов» не особо спешили раскошеливаться на неведомое и дорогое средство.

Также с первого кусочка Маомао поняла, что шоколад приобретает свою форму благодаря маслам и жирам. Состав она прекрасно усвоила, поскольку имела привычку запоминать на вкус и запах множество снадобий и ядов, и эта способность помогала Маомао столь же ярко и четко запоминать вкус различной пищи.

На улице стояла жара, и Маомао разумно сочла, что при такой погоде масло не сможет как следует затвердеть, поэтому решила не делать кусочков, а обмакнуть сухофрукты в полученную смесь. Конечно, лучше всего наморозить льда и охладить шоколад на нем, вот только Маомао его не просила, прекрасно зная, что в такую погоду его попросту не добудут. Вместо льда она придумала взять кувшин, прошедший только первый обжиг, наполнить его наполовину водой и накрыть крышкой. Так вода, испаряясь, сделает воздух внутри куда прохладнее, чем он есть снаружи. Благодаря этому смесь на фруктах должна была схватиться.

Разрешив эту трудность, Маомао зачерпнула сваренный шоколад ложкой и попробовала немного. Ее встретила горечь, затем сладость, и, наконец, Маомао накрыло возбуждение. Безусловно, за годы опытов она приобрела значительную стойкость к вину и ядам, но шоколад с прежней силой действовал на нее.

«Думаю, стоит нарезать сухофрукты помельче», – после пробы заключила Маомао.

Для этого она взяла нож с дырочками, порезала сухофрукты пополам, обмакнула в смесь и разложила на блюде, которое поместила в кувшин так, чтобы оно плавало на поверхности воды. Накрыв кувшин крышкой, Маомао укутала его в рогожку и оставила охлаждаться. По ее расчетам, вечером, к приходу господина, все должно уже затвердеть.

«В миске осталось немного…» – после всех трудов заметила она.

И правда: далеко не вся смесь ушла на сухофрукты, а выбрасывать остатки было жалко: каждый ингредиент для шоколада был очень дорогим и питательным. К тому же Маомао сочла, что никакие любовные снадобья не заставят ее наделать глупостей, так что стоит припасти остатки себе и доесть позже. А чтобы было сподручнее, Маомао нарезала хлеб ровными кусочками, пропитала их шоколадом, выложила на блюде и оставила как есть, поскольку охлаждать их было не нужно. Она только прикрыла их крышкой и поместила на свободную полку.

После готовки остались кое-какие ингредиенты, и Маомао все отнесла к себе. Затем она собрала грязную посуду и кухонную утварь и отправилась их мыть. Конечно, не помешало бы отнести и шоколадный хлеб к себе в комнату, но эта светлая мысль попросту вылетела у Маомао из головы. Быть может, оттого, что после пробы на нее нахлынуло счастье, и она чрезмерно оживилась.

Но, как говорится, сделанного не воротишь, и оставленный хлеб успел наделать бед…

* * *

Пока Маомао бегала по поручениям госпожи Хун-нян и заодно собирала целебные травы, растущие во дворе, случилось кое-что из ряда вон.

Про шоколадный хлеб Маомао начисто забыла. И когда ее радостную, с корзиной за спиной, набитой целебными травами, встретила бледная как смерть госпожа Хун-нян и взволнованная наложница Гёкуё, для Маомао это стало полной неожиданностью. Как оказалось, к ним также прибыл господин Гаошунь, что само по себе означало: красавец-евнух тоже где-то рядом.

Госпожа Хун-нян, не отнимая ладони ото лба, молча указала в сторону кухни. Всучив евнуху-слуге корзину, Маомао метнулась туда, чтобы посмотреть, что же там стряслось, и так наткнулась на господина Дзинси. Он стоял посреди кухни с крайне озадаченным видом. Вокруг него, если выражаться иносказательно, сам воздух был пропитан тонкими ароматами любви – едва ли лепестки не сыпались. Посредине же три служанки сплелись в тесный клубок и спали мертвым сном. Одежды их сбились, юбки более не скрывали соблазнительно округлых бедер…

– Объясни-ка мне, что тут происходит!!! – накинулась на Маомао госпожа Хун-нян.

– Как бы вам сказать… – пробормотала Маомао, но прежде объяснений отошла от нее, подобралась к служанкам, присела и, задрав подол каждой по очереди, наконец сообщила:

– Явно ничего страшного. Можете выдох…

Не успела Маомао договорить, как раскрасневшаяся госпожа Хун-нян отвесила ей крепкий подзатыльник.

Вскоре обнаружилось, что блюдо с шоколадным хлебом стоит не на полке, а на столе, и трех кусочков там не хватает. Видимо, девы-чиновники подумали, что это сласти, и полакомились ими.

* * *

После того как прислужниц разнесли по личным комнатам и уложили спать, Маомао, госпожа Хун-нян и господин Гаошунь так вымотались, что едва с ног не валились. Что до господина Дзинси и наложницы Гёкуё, то они остались в гостиной, где с любопытством поглядывали на диковинный хлеб.

– Это и есть то самое любовное снадобье? – первой осведомилась наложница Гёкуё.

– Нет. Вот что я хотела передать господину, – поправила ее Маомао и показала им сухофрукты в шоколаде, разложенные на блюде. Каждый кусочек был размером с ноготь большого пальца.

– А хлеб тогда зачем? – не сообразил молодой евнух.

– Оставила себе, чтобы полакомиться на ночь.

Едва Маомао договорила, как от нее заметно отпрянули, словно она выдала нечто странное. Господин Гаошунь и госпожа Хун-нян глядели на нее во все глаза, будто сроду таких, как она, не видывали. Понимая, что без объяснений не обойдется, Маомао досказала:

– Я привычная к крепкому вину и возбуждающим средствам, так что на меня они почти не действуют.

Таких, как Маомао, называют бывалыми выпивохами, тем более ей доводилось пить вино, настоянное на ядовитых змеях, которых она прежде лично поймала и использовала в своих опытах. Как известно, вино тоже относят к лекарствам. И чем чувствительнее человек к определенному средству, тем сильнее оно на него действует. Например, в империи шоколадный хлеб сочтут за любовное снадобье, тогда как он вряд ли подействует там, где растут какао-бобы.

Подобрав один из кусочков шоколадного хлеба, господин Дзинси поднес его к глазам и стал рассматривать.

– Иными словами, мне можно есть его без опаски? – уточнил он.

– Не стоит, господин, прошу вас! – разом вскричали его слуга Гаошунь и госпожа Хун-нян.

Маомао вдруг поймала себя на мысли, что впервые слышит, как этот зрелый евнух, сопровождающий господина, поднимает голос.

– Я лишь пошутил! – рассмеялся красавец и вернул кусочек шоколадного хлеба на блюдо.

Во-первых, со стороны господина Дзинси непростительно принимать любовное снадобье в присутствии любимой наложницы императора. Во-вторых, если бы вдруг такой статный мужчина с румянцем на щеках и красотой небесной девы попался на глаза какой-нибудь женщине, она бы тут же лишилась рассудка.

Что ж! Бывает, красота приносит человеку лишь страдания…

– Если оно столь действенно, быть может, мне нужно попросить тебя приготовить сие для нашего государя? Чтобы, так сказать, снять последние препоны… – не пряча улыбки, спросила наложница Гёкуё.

– Боюсь, мое снадобье в три раза сильнее обычных, что готовят для этих целей.

– В три?.. – лицо госпожи Гёкуё окаменело. – Смогу ли я столько выдержать?.. – пробормотала она, но ее слов никто не разобрал.

Очевидно, наложницам с государем приходится очень непросто…

Между тем Маомао накрыла блюдо крышкой и подала его господину Дзинси со словами:

– Оно сильнодействующее. Убедительно прошу принимать по одному фрукту за раз. Если съедите слишком много, велика вероятность, что у вас носом пойдет кровь. Хочу предупредить: сие снадобье следует употреблять только наедине с вашей возлюбленной.

Выслушав наставления Маомао, господин Дзинси поднялся с кресла. Заметив, что он собирается уходить, госпожа Хун-нян и господин Гаошунь торопливо покинули гостиную, дабы собрать его вещи. Попрощавшись со всеми, наложница Гёкуё подобрала корзинку со спящей принцессой и вышла вслед за ними.

Оставшись одна, Маомао уж было потянулась к блюду с хлебом, как вдруг почуяла позади сладковатый запах.

– Прошу прощения, что озадачил своей просьбой. Благодарю за помощь, – подобно тягучему меду, разлилась сладкая речь у самого уха Маомао.

Затем кто-то провел по ее волосам пальцами, чуть приподнимая хвостики и оголяя шею. Еще мгновение – и к ней прижалось что-то холодное. Маомао рывком обернулась – господин Дзинси уже махал ей на прощание, скрываясь в проеме двери. Она перевела взгляд на блюдо – так и есть, один кусочек хлеба исчез. И кто вор, очевиднее некуда.

– Надеюсь, обойдется без жертв… – отрешенно пробормотала Маомао.

Впереди была длинная-длинная ночь…