Kitobni o'qish: «Светоч Йотунхейма», sahifa 6
– Он завтра уедет вместе с Эйстейном конунгом, – успокаивала его мать.
– Ничего подобного! – Эйстейн усмехнулся. – Он не намерен ехать со мной.
– Он бросает тебя? – Сигурд поднял брови. – Он уже не твой человек?
– Сказал, что предпочитает остаться здесь, чтобы быть поближе к Хальвдану, если тот двинется сюда. Так он не позволил мне упрекнуть его в трусости и сохранил за собой возможность остаться возле… – взгляд Эйстейна уперся в Рагнхильд. – Своего врага, – окончил он.
– Что-то он не в тех, в ком надо, ищет врага! – заметил Грим бонд, отец Агнара. – Немало мы видели храбрецов, ищущих себе врага полегче.
– Если ему так хочется быть поближе к Хальвдану, что же он упустил случай и сбежал из Хейдмёрка? – не успокаивался Гутхорм. – Его брат в плену! Какого ему еще нужно случая? Пусть отправляется и освободит его, если такой смелый! А я ничуть не хуже его! Я – потомок Сигурда Убийцы Дракона, а не какого-то там тролля жаборылого! И Сигурда Змея в Глазу, и Сигурда Кольцо, и Рагнара Кожаные Штаны, и…
– Довольно, сын мой! – остановил его отец. – Так ты дойдешь до самого Торри и Форн-Йотуна, а мы сегодня уже видели действо о них и вспомнили все наше славное родословие. Предками хвалится тот, кому больше похвалиться нечем. Гордиться предками можно только тогда, когда уверен, что занял достойное место в этом ряду.
– Ты, конунг, многовато хочешь от сына, которому всего четырнадцать лет, – мягко заметила королева Тюррни.
В душе она со страхом ожидала пятнадцатилетия Гутхорма – наступления возраста, в котором умер ее первенец, будто этот срок сам по себе нес нечто губительное.
– А я займу достойное место! – Гутхорм выпрямился. – Мне бы только случай показать себя в настоящем деле, а не так… в игрищах у тролльборга. И никому уже не придется надо мной смеяться! – Он бросил выразительный взгляд на Элдрид. – Я докажу, что я мужчина, а если кто-то хочет дожидаться свадьбы, пока не поседеет, то я ведь не заставляю!
Не так чтобы он очень хотел прямо сейчас жениться, хотя при взгляде на округлости Элдрид в нем и просыпалась множество новых чувств. Но чье же самолюбие стерпит, если знатная невеста считает тебя ребенком?
Его успокоили и усадили, даже Хаки через некоторое время впустили назад; тот уже присмирел и сам первый подошел к Гутхорму мириться, протягивая руку. Но Элдрид так ни разу больше и не улыбнулась и бросала на Хаки негодующие взгляды. Она знала, что он отходчив и незлопамятен, но уже после того, как повздорит с кем-нибудь на пустом месте и наговорит столько оскорблений, что противнику его забыть их будет трудно.
Прядь 15
Оказалось, что этот разговор подслушивали злые дисы. Рагнхильд сразу о нем вспомнила два месяца спустя, когда в усадьбу пришли тревожные вести.
– Вы слышали! – Гутхорм ворвался в женский покой с таким видом, будто за ним гонятся все тролли окрестных гор. – Хальвдан Черный напал!
Тюррни и обе девушки стояли у ткацкого стана: королева обучала их ткать многоцветные ковры для украшения палат. Услышав новость, все три разом обернулись.
– Хальвдан Черный напал на нас! – доложил Гутхорм, имевший, впрочем, скорее возбужденный, чем встревоженный вид. – Там люди приехали, беженцы. Из Хейдмёрка идет войско! Ступайте сами послушайте!
В теплом покое и правда обнаружились чужие люди: мужчины, женщины, даже дети, все усталые и напуганные. Во дворе стояли несколько замученных лошадей, нагруженных кое-как увязанными домашними пожитками. Сигурд конунг, в простой одежде – он ходил смотреть поля, скоро ли начинать сев, – стоял возле очага, уперев руки в бока, и, нахмурясь, слушал взволнованный рассказ.
– Заняли еще две усадьбы по соседству, и хутор Кетиля Точильщика, хотя его две тощие козы кому были нужны? Да, много, целое войско!
Сколько именно людей было в войске, беженцы не знали, смогли лишь точнее указать, в каких местах это происходило. Враг шел из Хейдмёрка, где уехавший Эйстейн конунг не так давно заключил мир с Хальвданом Черным, отдав ему половину своей области. Там же, в Хейдмёрке, должны были остаться сыновья Эйстейна, Хёгни и Фроди. Было похоже, что Хальвдан решил возместить не доставшуюся ему половину Хейдмёрка за счет земель Хрингарики.
– Вы видели самого Хальвдана? – спросил Сигурд у беженцев.
– Нет. – Те переглянулись и дружно затрясли головами. – Но это вестфольдцы. Хейды, правда, с ними тоже есть.
– Идите в гостевой дом, – распорядился Сигурд, убедившись, что полезного больше ничего не услышит. – А ты, Ульвгест, позаботься о ратной стреле12.
Беженцев увели, суета вроде бы улеглась, но покой не вернулся. Женщины приумолкли. Уже лет десять они жили среди разговоров о завоеваниях вестфольдского конунга Хальвдана, но привыкли, что он, захватывая земли по соседству, к Сигурду не суется. Теперь его владения облегали Хрингарики почти полным кольцом, а это ничего хорошего не сулило.
Усадьба Хьёрхейм затихла. Почти все хирдманы13 Сигурда, жившие при нем, разъехались по окрестностям собирать войско. Суетиться было не с чего. Сигурд, конечно, и сам понимал: рано или поздно это случится, и все его люди знали, что делать в таких случаях. Оставшиеся гремели железом в оружейной, но и с оружием у Сигурда все было в порядке: только насадить копья и сулицы, а рукоять топора, чтобы превратить рабочий в боевой, каждый бонд и сам заменит. К жителям усадеб и хуторов северо-западного направления, то есть откуда шла опасность, уехали гонцы с приказом не вступать в бой, а забирать все ценное и подтягиваться к конунгу, чтобы встречать врага не поодиночке, а все разом.
– Я тоже пойду! – возбужденно восклицал Гутхорм. – Я буду сражаться! Я поведу свою дружину!
Тюррни вопросительно взглянула на мужа, надеясь, что он охладит пыл своего единственного сына. Но Сигурд кивнул:
– Да, вот теперь мы и узнаем, чего стоит твоя дружина.
– Ты уверен… что он еще не слишком молод? – сдержанно спросила Тюррни, когда сын убежал в оружейную. Она не спорила, но не поднимала на мужа глаз.
– Он носит меч уже два года. Он юн, но меч не игрушка, его вручают не для похвальбы.
– Но это наш единственный…
– Я знаю, хозяйка! – Сигурд обнял жену за плечи. – Но тут уж ничего не поделаешь, ты и сама это понимаешь. Все слышали, как он кричал в тот вечер перед отъездом Эйстейна, что ему лишь бы случай. Все слышали. И если я теперь не позволю ему показать себя, все будут думать, что он струсил… или я струсил. Нас не будут уважать, и даже Эйстейн заберет своего поросенка. Так уж вышло, и даже если ему суждено погибнуть… – Сигурд сглотнул: он тоже знал, что у него остался всего один сын, и возраст жены уже не позволял надеяться на появление других. – Лучше все-таки мертвый сын, погибший со славой, чем живой, но опозоренный. Тогда он станет хуже мертвого. Ты же понимаешь.
Тюррни промолчала. Она все понимала. Все ее предки были конунгами, начиная от Хлера, сына Форн-Йотуна.
К вечеру начали прибывать люди: каждый хозяин усадьбы или хутора вооружался сам, вооружал своих сыновей, родичей, работников и ехал к конунгу, чтобы влиться в войско. Кто-то приезжал с двумя бойцами, кто-то – с двумя десятками, но никто не отказывался от похода. Все знали, кто такой Хальвдан Черный; вернее, о нем и его матери, королеве Асе, ходило немало разговоров. Все в Хрингарики уважали своих конунгов из рода Дёглингов, и никто не желал сменить их на шведских Инглингов.
Теперь люди приезжали постоянно, и двое суток в усадьбе спали урывками: приехавших надо было накормить, пересчитать, проверить, что у них есть, чего нет, устроить на отдых: или здесь, или, когда гостевой дом конунга переполнился, в Мшистую Горку или Козью Поляну, ближайшие усадьбы.
И вот на заре третьего дня после получения тревожной вести Сигурд конунг выступил в поход во главе своего войска. Он ехал впереди верхом, над ним развевался стяг с изображением ворона, держащего в клюве золотое кольцо. Возле отца ехал сияющий Гутхорм и чувствовал себя юным Сигурдом Убийцей Дракона, отправляющимся на Фафнира.
Королева Тюррни поднесла вождям прощальный рог. Рагнхильд и Элдрид отправились провожать войско до соседней долины и постояли на перевале, глядя, как вереница конных и пеших уходит все дальше. Снег уже почти весь растаял, только на вершинах гор еще лежали белые пятна, но они останутся там на весь год. Склоны уже были одеты в свой обычный серо-зеленый наряд, только ручьи стали полноводнее, водопады мощнее, а луж на каменистой почве было столько, что обе девушки быстро промочили ноги.
За зиму они отвыкли от долгих прогулок и теперь, едва тронувшись в обратный путь, ощутили усталость. Элдрид особенно утомилась и вскоре начала ныть; они уже не раз присаживались отдохнуть, но потом Рагнхильд напоминала, как опасно женщинам сидеть на камне, поднимала подругу, и они брели дальше, приподнимая подмокшие подолы и старательно обходя лужи.
– Жаль, мы не взяли лошадь! – страдала Элдрид. – Хотя бы одну на двоих! Вот бы кто-нибудь довез нас!
– Ну, кто же здесь довезет? – Рагнхильд огляделась, но увидела только стадо белых коз из Козьей Поляны. – Грим своих лошадей забрал в поход, остались только быки для пахоты. Ты же не хочешь прокатиться на быке?
– Я бы и на корове прокатилась! – ныла Элдрид. – Хоть на козе, лишь бы довезла!
– Не смеши людей! – Рагнхильд сама смеялась на ходу, вообразив это зрелище, хотя от смеха было еще труднее идти. – Я никогда не допущу, чтобы будущая королева Хрингарики ездила на козе!
– А ты допустишь, чтобы буду… щая ко… ролева упала тут и умерла? Уф! – Элдрид остановилась.
– Да что же это? – Рагнхильд всплеснула руками. – Видать, мы с тобой за зиму совсем постарели и нам уже по сто лет! Бредем, как старухи!
– У меня ноги будто шерстью набиты! Не могу больше идти!
– А помнишь, когда мы были маленькие, братья не брали нас играть в войну, а мы говорили, что будем валькириями, которые держат стяг?
– Ну и дуры же мы были!
Рагнхильд вздохнула. В детстве у них с Элдрид было пять братьев: у нее двое и у Элдрид трое. Из них двоих уже нет на свете, а прочие разъехались в самые настоящие походы, да еще и в разные стороны…
– Не могу больше, надо посидеть!
Элдрид плюхнулась на большой камень, покрытый подстилкой из короткого зеленого мха; правда, подстилка была мокрая, и Рагнхильд знала, что долго ее подруга так не просидит.
– Ой!
Вдруг Элдрид вытаращила глаза, глядя в ту сторону, откуда они пришли. Рагнхильд обернулась и тоже удивилась: из-за поворота тропы вышла лошадь – крупная, сильная, прекрасно ухоженная. Шкура ее была темно-рыжего цвета, шерсть блестела, длинная грива цвета меда вилась волнами. Лошадь была под хорошим, прямо-таки роскошным седлом, отделанным бронзовыми бляшками; такие же бляшки блестели на узде.
– Это чья? – в изумлении проговорила Рагнхильд. – Первый раз такую вижу!
– А это разве не вашего Вигбранда, который в шапке с куницей?
– Нет, у него другая. И сбруи у него такой нет…
Лошадь тем временем приблизилась и остановилась возле девушек. И теперь стало видно, что это конь. Он, казалось, вовсе не беспокоился об отсутствующем хозяине; наоборот, подойдя прямо к Элдрид, стал встряхивать головой, подставив бок, всем видом приглашая ее сесть в седло.
– Где же твой хозяин? – обратилась к коню Рагнхильд, будто он мог ответить. – С ним что-то случилось?
– Он хочет нас довезти! – Элдрид от удивления встала на ноги. – Смотри, он совсем один, без хозяина, и нас совсем не боится!
– Но конь, да еще под таким седлом, не мог взяться ниоткуда!
– А может, за нами Фригг его прислала!
– Ну да! Только ей и беспокойства!
– Ты ее праправнучка, как-никак!
Элдрид осторожно погладила коня, а тот смотрел на девушку зеленым глазом так трогательно, будто хотел с ней подружиться.
– Пожалуй, не будет беды, если мы на нем доедем до дома? – Поглаживая коня, Элдрид бросила вопросительный взгляд на Рагнхильд. – Мы же ему вреда не причиним, а если хозяин найдется, сразу отдадим.
– Не послать ли людей поискать этого хозяина? Может, он упал и сломал себе что-нибудь, или заболел и не смог ехать дальше? Очень может быть, что это кто-то из отдаленных усадеб ехал в войско, но в пути с ним случилась неприятность! – осенило Рагнхильд. – Потому и конь незнакомый.
– Такое седло впору конунгу!
– Ну, может, это добыча. Надо обязательно поискать!
– Не сами же мы будем искать в лесу неизвестно кого! Нужно послать людей. А для этого нужно сперва попасть домой! – рассудила Элдрид. – Как кстати, я сама к вечеру не добралась бы. Ну что, ты правда хочешь нас подвести?
С этими словами она взобралась на камень – конь подвинулся к нему ближе, чтобы ей было удобнее, – и перелезла в седло.
– Давай, садись позади меня! – Устроившись и завладев поводьями, Элдрид протянула руку Рагнхильд, которая с сомнением смотрела на круп. – Мы вмиг домчимся до дому!
Словно услышав ее, конь вдруг тронулся с места.
– Стой, стой! – Элдрид натянула поводья, но жеребец, будто не замечая, прибавил хода.
Всадница изо всех сил пыталась его остановить, но напрасно.
– Прыгай! – закричала Рагнхильд, бегом устремляясь следом; ей вдруг пришло в голову, что все это может значить. – Кричи: именем Тора, я теперь сама по себе! Именем Тора! Кричи, дурочка, это тролль!
Она бежала изо всех сил, во весь голос повторяя свой совет, но отставала все больше. Рагнхильд не надеялась, что за грохотом копыт и собственным визгом Элдрид ее услышит, но та, видимо, все же разобрала ее слова. Элдрид что-то выкрикнула, и вдруг… Рыжий конь исчез! Будто растворился в воздухе, и девушка, внезапно повиснув в воздухе безо всякой опоры, с размаху пролетела какое-то расстояние и упала прямо в озеро!
Это был один из многочисленных мелких водоемов, скорее похожих на большие лужи, которыми весной усыпан весь склон; дно впадины покрывали мох и опавшая хвоя, да и вода смягчила удар. Элдрид плюхнулась с размаху, а Рагнхильд бежала изо всех сил, чтобы ее вытащить, пока она не захлебнулась. Глубины там было всего-то по колено, но Элдрид лежала лицом вниз и не шевелилась! Только ее рыжие волосы густой волной плавали над лежащей.
С разбегу Рагнхильд бросилась в воду – все равно башмаки уже промокли – схватила Элдрид за плечи, приподняла, чтобы ее голова оказалась над водой, и поволокла на сухое место. Ох, какой тяжелой ей показалась довольно пухлая подружка, к тому же в насквозь мокрой одежде!
К счастью, Элдрид была в сознании; падая, она зажмурилась и задержала дыхание, поэтому не захлебнулась и еще по пути к берегу начала кашлять и вопить. На сухом (хотя тоже мокром) месте Рагнхильд в изнеможении выпустила ее из рук и сама упала рядом; они сидели на мху, на краю каменистой лужи, и старались отдышаться, но обеих уже била дрожь от холода.
– Это тролль! – стуча зубами, восклицала Рагнхильд. – Поэтому без хозяина! Он притворился конем, чтобы украсть какую-нибудь из нас! Ты сказала, что я велела?
– Да! Кто же знал, что он возьмет и исчезнет, а я повисну в воздухе без лошади?
– А ты хотела оказаться в троллиной норе! Да он, наверное, и усталость такую на нас напустил своими чарами. Чтобы нам захотелось на ком-нибудь доехать! Пойдем! Вдруг он еще где-то здесь!
Опомнившись, Рагнхильд первой встала и начала поднимать Элдрид, но та не могла встать: у нее не хватало сил подняться в насквозь мокрой одежде после купания в ледяной воде. Рагнхильд пришлось стащить с нее кафтан и даже платье, чтобы наскоро их отжать и напялить снова.
– Идем! Шерсть греет даже мокрая. Скоро ты согреешься на ходу! Идем же, иначе будешь тут сидеть, пока не умрешь! И ни на каком тролле я ехать не согласна!
Со стонами и жалобами Элдрид наконец поднялась на ноги, и они побрели к усадьбе: торопясь, и тем не менее весьма медленно. Рагнхильд поддерживала Элдрид и тоже выбилась из сил: ведь и у нее ноги и полы одежды промокли по колено, она взмокла от усилий и волнения, но уже замерзла. «И правда, что ли, посадить Элдрид на козу!» – думала она, видя на склоне пасущееся стадо Грима бонда.
Но вот впереди показалась усадьба Хьёрхейм: длинный хозяйский дом с оленьими рогами над входом, с несколькими пристройками с разных сторон, под дерновыми крышами. Ветер донес запах дыма, и это придало им сил.
Дома обеих девушек немедленно раздели, растерли, намазали медвежьим жиром – за зиму Сигурд добыл пару медведей, и этого добра хватило бы на сотню промокших дев, – завернули в шкуры, посадили к огню, напоили отваром березовой почки, душицы, можжевельника с медом. Войдя в дом, Рагнхильд сказала только, что Элдрид упала в воду, а она ее вытащила, остальное оставив на потом. Но теперь, когда они пришли в себя и согрелись, в мыслях понемногу прояснилось.
– Знаешь, ты была права, – тихо сказала Рагнхильд матери и огляделась, чтобы не услышал никто из служанок. – За нас и правда взялся Микиль-Тролль! Теперь он хочет украсть и Элдрид, как когда-то украл ее тетку!
Прядь 16
Войско из Вестфольда раскинуло стан в каменистой долине на границе Хадаланда и Хрингарики. Вчера в полдень два конунга принесли жертву Одину – черного бычка, и жертвенный пир в свете костров, с песнями скальдов, плясками и поединками, шел до глубокой ночи. Сегодняшний день был выделен для поправки здоровья, а уже завтра Хальвдану Черному и его племяннику Рёгнвальду Достославному предстояло вступить на земли Сигурда Оленя и присоединить к своим владениям еще один фюльк14. Обходя воинский стан, Хальвдан поглядывал на небо: не летят ли два ворона, черный и белый, не несут ли ему знак о будущей битве? Но знамений не было, только сыпал мелкий скучный дождь, не дававший поднять глаза. Низко надвинув на лицо худ из толстой шерсти, Хальвдан с его выдающимся носом, блестящим от дождевых капель, как никогда напоминал несколько промокшего, но бодрого ворона, нацеленного на добычу.
Из-за дождя костры для приготовления пищи приходилось прикрывать сверху щитами, но дыма от сырых дров было больше, чем огня. В душном мареве, пропитавшем сумерки, Хальвдан едва разглядел шатер Рёгнвальда – из белой, пропитанной жиром шерсти, отталкивающей воду, со стягом на высоком древке возле входа.
– Кто идет? – издали крикнули дозорные, выставив копья.
– Хальвдан конунг! – ответил идущий впереди хирдман-телохранитель.
Дозорные убрали копья, освобождая дорогу. За несколько шагов было слышно, как внутри знакомый голос вдохновенно распевает:
Хирдман поднял тяжелый полог шатра и держал, давая конунгу пройти.
– Матерь троллей, Рёгнвальд! – воскликнул Хальвдан, войдя в шатер и выпрямившись. При его появлении пение прервалось, скальд Тьодольв отложил арфу и почтительно поклонился старшему из двоих вождей. – Тебе еще не надоело?
Рёгнвальд слушал пение лежа, с чашей пива в руке. При виде дяди он тоже встал – не так проворно, как скальд, несколько лениво, – и приветствовал Хальвдана кивком. Будучи ровесниками, дядя и племянник держались друг с другом скорее как братья. Вид у Рёгнвальда был расслабленный и довольный, румяное лицо сияло своим особенным светом покоя и здоровья.
– Как же может надоесть слава предков? Садись, родич, выпей со мной.
– Мы сегодня достаточно пили, не говоря уж про вчера. – Хальвдан скинул капюшон на спину, сел на шкуры, скрестив ноги, и провел ладонью по своему знаменитому носу, стирая дождевую влагу. – Ты выучил наизусть все смерти наших предков. Может, пора уже подумать о своей…
– Своей смерти? – хохотнул Рёгнвальд.
– Своей славе!
Слуга Рёгнвальда подал Хальвдану небольшой рог с пивом, и тот, пусть и не хотел больше пить, отхлебнул, чтобы не обидеть племянника.
– Одно без другого бывает редко. Возможно, завтра мы встретимся и с тем, и с другим.
– И ты тут воображаешь, как сидишь среди этих славных людей? – Хальвдан насмешливо окинул взглядом походную лежанку Рёгнвальда с резными столбиками и узорными ткаными одеялами, а потом глянул на крестовину, где висело роскошное оружие племянника и отделанный чеканными золотыми пластинами шлем.
– Ну а где же еще мне быть, я же их потомок. И ты, конечно, – поспешил добавить Рёгнвальд. – Где ты столько ходил, я тебя заждался. Боялся, мясо пересохнет. Тьодольв! – окликнул он скальда. – Скажи там, чтобы подавали.
– Проверял дозоры. – При упоминании мяса Хальвдан ощутил, что и впрямь проголодался. – Здесь нужна осторожность. До владений Сигурда два шага, и он наверняка уже знает о нас.
– Звери и птицы ему рассказали?
– Не удивлюсь, если его войско уже где-то рядом. И если правда то, что я о нем слышал, он не побоится напасть на нас первым.
– Но и тогда нас с почетом примут в Валгалле! – Рёгнвальд беззаботно махнул рукой.
– Я привык сам назначать время и условия битвы. Не хотелось бы, чтобы твой скальд потом про нас пел:
Хрингов рать
Близ долины
Разбила в бою
Хальвдана с Рёгнвальдом,
Мужей беспечных,
Занятых пивом,
Опасность проспавших…
– Да ты посрамишь любого скальда! – Рёгнвальд рассмеялся, но несколько натянуто.
Его дядя шутил, но Рёгнвальд в этот миг с режущей ясностью осознал, как легко перескочить тончайшую грань поэтического слова и из слушателя песни стать ее героем, попасть в перечень павших Инглингов, куда уже вошло так много его славных предков. И в этом тоже между дядей и племянником наблюдалось разительное несходство. Хальвдан был довольно равнодушен к хвалебным песням о предках, но нисколько не боялся к ним присоединиться, в то время как Рёгнвальд, слушая песни, предпочел бы не украшать собой этот перечень как можно дольше.
От мыслей о вечности в Валгалле конунгов отвлекло появление дренгов16 с котлом мяса: устроив навес из веток и паруса, те полдня томили над углями тушу козы и теперь принесли ее, разрубленную на куски. Хальвдан, будь один, ел бы прямо из котла или положил бы свой кусок на щит, но Рёгнвальд, любивший удобства, и в поход брал с собой резные блюда и серебряные кубки. Родичи выбрали себе по куску, пожаловали мясом Тьодольва, остальное отдали хирдманам. Все принялись за еду, беседа на время прервалась.
– Кто идет? – послышался снаружи голос дозорного.
Хальвдан поднял голову: даже за едой он оставался настороже.
– Важная весть для Хальвдана конунга, – ответил чей-то голос, усталый и подавленный.
Вот оно!
– Я так и думал! – Хальвдан отшвырнул кость, вытер руки об одежду и в тот же миг оказался на ногах. – Сигурд на подходе!
Он шагнул к пологу; Рёгнвальд проводил его глазами, держа кусок у открытого рта – позабыл откусить. В его светлых глазах появилась растерянность. Только что между ним и битвой лежала долгая темная ночь, и вот битва уже здесь…
Полог отодвинулся, в шатер шагнул человек в плаще, источающем запах мокрой шерсти, и почти наткнулся на ждущего его Хальвдана.
– Что? – спросил тот. – Сигурд Олень идет к нам? Близко они? Сколько у него войска?
– О… Хальвдан конунг… – ошарашенно пробормотал посланец.
Лицо его показалось Хальвдану смутно знакомым.
– Хальвдан конунг! – Посланец опомнился. – Не помнишь меня? Я Бергтор Прибой, человек Альрика Рукавицы. Воспитателя твоего сына Харальда, конунга Согна.
Хальвдан посмотрел на него с недоумением, будто посланец заговорил на языке лопарей. Мысли его были с Сигурдом Оленем, и он даже не сразу вспомнил, кто такие Альрик и Харальд.
– Согна… Ты из Согна?
– Да, конунг. Альрик Рукавица меня прислал к тебе.
– Зачем? – В мыслях Хальвдан Альрик в далеком Согне никак не вязался с близкой битвой.
– Я привез очень плохую весть, конунг. Не вини меня, я только исполняю то, что мне поручено. Это касается твоего сына, Харальда конунга.
– Что такое? – Хальвдан уже понял, что к нему привезли вести совсем не оттуда, откуда он ждал, и сосредоточился.
– Судьбы людские в руках норн, конунг. Твой сын Харальд… Он упал с коня во время скачки и разбил голову о камень. Его подняли уже мертвым.
Рёгнвальд в изумлении выпрямился, его лицо вытянулось. Хальвдан сперва застыл столбом, потом медленно сел на шкуры. Его лицо тоже переменилось, взгляд устремился вдаль. Несколько раз он глубоко вздохнул, сглотнул, стараясь взять себя в руки. Десятилетний Харальд был его единственным сыном. Он рос здоровым ребенком и много обещал в будущем. И вот – его больше нет! В один миг Хальвдан остался без наследника, а Согн – без конунга. Дряхлого старика сменил маленький ребенок, но вырасти и стать воином ему было не суждено.
И это было не просто несчастье отца, который нежданно лишился сына. Под угрозой оказались завоевания Хальвдана: ведь без власти остался строптивый Согн, где жители привыкли добывать средства разбоем на торговых путях и каждый «морской конунг» мнит себя ровней настоящим конунгам – потомкам богов. Мысли о последствиях этой смерти оттесняли горе, Хальвдан сосредоточился на них. Нельзя дать горю разрастись и поглотить его, а гибели мальчика – привести к еще худшим последствиям.
А из-под этих мыслей всплыл холодным комом страх. Сперва тесть, Харальд Золотая Борода. Потом жена, Рагнхильд. А теперь и сын. Злые дисы отняли у Хальвдана всех родичей, которых принес ему брак с дочерью старого Харальда из Согна. Чья-то могучая рука нанесла ему уже третий губительный удар. Кто-то из богов или великанш ополчился на него и не намерен оставить в покое, пока не сокрушит весь его род. Кто это? Чем он досадил кому-то из жителей верхних или нижних миров? И не напрасны ли все его усилия, если непредугаданный удар невидимой руки все равно разнесет в прах все, чего он добьется?
Но даже знай он точно о неизбежности гибели, это ведь не повод опустить руки. Напротив: наивысшую славу получает тот, кто упорно борется с самой злой судьбой.
Однако кто бы ни был в этом виновен, уж Согн он не позволит отнять.
С этой мыслью Хальвдан снова встал на ноги.
– Какое несчастье… – в растерянности бормотал Рёгнвальд. – Так внезапно! Должно быть, какие-то ведьмы сгубили мальчика злым колдовством!
– Ари! – не слушая племянника, окликнул Хальвдан своего хирдмана. – Созови сюда вождей дружин, нам нужно немедленно держать совет.
– Что ты думаешь теперь делать? – не удержался от вопроса Рёгнвальд.
– Я еще не решил… – Хальвдан смотрел перед собой, на лице отражалась напряженная работа ума, и как никогда он был похож на ворона Одина, разведавшего важные вести для своего господина. – Но может так случиться, что Сигурду придется обождать встречи с нами…
Bepul matn qismi tugad.
