Kitobni o'qish: «Плоская катастрофа», sahifa 4

Отобедав, но не почувствовав вкуса еды, он с тяжелым сердцем отправился в обратный путь. Во дворе клиники он увидел Семёна. Тот стоял на парковке рядом с машиной и, воровато озираясь, докуривал сигарету. «Вот! Вот кому можно довериться! – осенило Георгия Николаевича. – Мы же с ним огонь, воду и медные трубы прошли». Но как-то упустил он из виду, что с Семёном они были знакомы чуть более полугода. А все их огонь, вода и медные трубы состояли в том, что однажды они вдвоем, без помощи санитаров, смогли связать и утихомирить буйнопомешанного.

Георгий Николаевич радостно бросился к Семёну, сладко замирая при мысли о том, что скоро, когда он поделится с другом своим открытием, ему станет не так одиноко и страшно нести этот груз знаний.

– Семён, привет! – закричал он издалека, размахивая руками. – Подождите, пожалуйста.

Семён не испытывал симпатий к своим коллегам. Он считал, что дружба абсолютна неуместна на рабочем месте, так как мешает работать. Но, глядя на озабоченное лицо Георгия Николаевича, решил, что дело действительно важное. Именно по этой причине он терпеливо дождался коллегу и приготовился выслушать его.

– Спасибо, что подождали, – пыхтя проговорил Георгий Николаевич. – Сёма, послушайте, я обращаюсь к Вам как к наиболее адекватному здесь человеку. Скажите, пожалуйста, не доводилось ли Вам замечать последнее время, что мир немного изменился?

– Ну, да, замечал, – нехотя ответил тот. – Как-то цены поднялись, знаете ли, а вот зарплата до сих пор нет. Дорого жить стало.

– Да я не о том, – нетерпеливо махнул рукой наш Георгий Николаевич. – Не кажется ли Вам, что мир наш стал у́же?

И, не замечая оторопелого лицо собеседника, он начал заговорщицки шептать приятелю на ухо, что мир стал в буквальном смысле слова сужаться.

– Нет, нисколько, – в конце концов пожал плечами Семён. – Мне кажется, Георгий Николаевич, Вам нужно просто отдохнуть.

– Погодите, погодите, – кипятился тот. – Пойдемте, я покажу машину!

И под протестующее мычание Семёна Георгий Николаевич поволок его к своей машине.

– Вы только посмотрите! – горячо шептал он ему в самое ухо. – Раньше я не мог дотянуться до противоположного окна, а теперь я даже могу дверь открыть с той стороны, стоя здесь. Разве Вы не видите, что машина стала у́же, чем раньше? Да вот хотя бы и Ваша – сами посмотрите.

С этими словами он повлек Семёна уже к его машине, но тот воспротивился и, кое-как отодрав от себя цепкие пальца Георгия Николаевича, со всех своих теперь уже тощих и узких ног бросился в здание клиники – к спасительному упорядоченному миру графиков, карточек и списков. Оставшись в одиночестве, Георгий Николаевич еще немного повздыхал, но был вынужден вернуться в свой кабинет.

Там его ждало полное разочарование, потому что Бог, или кто бы там ни был наверху, решил подшутить над ним, и ниспослал ему пациента. Заглянув в личное дело, Георгий Николаевич увидел, что подсуропили ему опытного беглеца. Ему удавалось раз за разом сбегать от длинных, ловких и цепких рук карательно-восстановительной психиатрии. Впрочем, с годами он, наверное, потерял сноровку, так как последний раз его пребывание в клинике растянулось на полтора года. Пациент изо дня в день нес какую-то чушь о людях с жабрами, которые по ночам тайно посещают его и проводят над ним социальные эксперименты.

«Да он же просто чокнутый, – думал Георгий Николаевич, не слушая пациента. – Не может быть такого, чтобы…. Хотя, мир тоже не может становиться узким и плоским, однако же я это вижу. Но я не могу сойти с ума». Он уже давным-давно потерял нить повествования пациента и кивал головой просто так, в заученном за многолетнюю практику ритме.

– Доктор, эй, доктор, – пробился сквозь ураган мыслей голос пациента, – с Вами все нормально?

– Да-да, все нормально. Продолжайте, – рассеянно отозвался тот. – Продолжайте.

– Я уже давно закончил, а Вы все сидите и киваете головой вот уже несколько минут подряд.

– Что? – встрепенулся Георгий Николаевич.

– Я говорю: Вы уже несколько минут просто так киваете головой.

Наш доктор в смятении обвел глазами кабинет: вроде все как обычно… Или нет? Кажется, с утра лампа стояла немного дальше, чем сейчас. И карандашница с ручками была как будто шире. Оглядываясь вокруг и сомневаясь в себе, Георгий Николаевич пришел к потрясающей в своей простоте и эффективности идее: нужно пометить местоположения предметов! Не каждого, но в меру крупных: вот, например, ту же лампу, шкаф с карточками больных и какими-то книгами. Не откладывая дело в долгий ящик, он вскочил со стула, достал из стола мел и принялся отчеркивать толстыми короткими линиями все, что было в кабинете.

Пациент смотрел, как Георгий Николаевич бегает вокруг него, черкает то тут, то там невесть откуда взявшимся куском мела и что-то бормочет себе под нос. То ли ветки, то ли метки, а может быть вообще – клетки, бог их разберет, этих заумных.

А Георгий Николаевич, между тем, закончил черкать и, решив сделать такую же разметку в доме, вроде как успокоился. Он хотел снова вернуться к пациенту, но тут его как молнией поразило:

– Больной! Зачем Вы передвинули кушетку! – в голосе его было столько ярости, что пациент съежился и возжелал оказаться в это же мгновение в своей родной палате, где, кроме него, обитало очередное воплощение Чингисхана – сурового, но в тщедушном теле безобидного сантехника Петровича.

– Я Вас еще раз спрашиваю, зачем Вы ее передвинули! – голос Георгия Николаевича сорвался на дикий фальцет. И сила его была настолько велика, что из коридора тут же вбежали два медбрата – с огромными ручищами и обезьяноподобными лицами. Они, не разбираясь, лихо скрутили больного в тугой крендель и под белы рученьки вывели из кабинета.