Kitobni o'qish: «Плоская катастрофа», sahifa 3

Shrift:

И вот теперь, вспомнив это все, он понял, что ему действительно пора отдохнуть. С облегчением и благодарностью посмотрел он на спасительный рецепт и, преисполнившись уверенности завтра же с утра выбить себе отпуск, отправился домой.

***

Однако мечте Георгия Николаевича сбыться было не суждено. Во-первых, вечерний боевой запал иссяк у него как раз к тому моменту, когда он подходил к кабинету директора. А во-вторых, его как всегда сбили с толку ласковые уговоры этого самого начальника.

– Гоша, голубчик, ну будьте душкой, войдите в положение! Сами видите, что зашиваемся! – вещал тот, сидя в глубоком кресле, в котором его тщедушное тельце выглядело комично и неуместно.

– Но, послушайте, Лев Аристархович, весна уж закончилась, сезонное должно пойти на спад. Неужто не справятся без меня?

– Дорогой ты мой человек! Как же мы можем справиться без тебя – без наших золотых рук! Знал бы ты, как в курилке говорят о тебе! «Ооо, – говорят они, – так ведь это Георгий Николаевич, не абы кто!»

Кто эти «они» Георгий Николаевич спросить не успел, так как его мозг затопила теплая волна собственной значимости. А Лев Аристархович продолжал петь:

– Ей-Богу, как только немного утихнет вся эта котовасия, сразу в отпуск! Бегом! Ни на минутку не задержу! Да что же я, обманывать тебя буду? Фу-ты ну-ты! Ты ведь можешь хоть сейчас написать заявление. Оно будет лежать вот здесь – на этом столе. И как только станет полегче, я сразу – рррраз! И подпишу его тебе в ту же минуту! Ну как, потерпишь?

И Георгий Николаевич вдруг устыдился своего эгоизма. Как он может думать об отпуске, если работы действительно непочатый край! И как могут справиться без него они – вся эта студенческая зелень, которая и пороху не нюхала, – без его опыта и знаний. Вдохновленный этим, Георгий Николаевич клятвенно заверил Льва Аристарховича, что не покинет свой пост и не оставит клинику в такое сложное время, и уже через минуту летел в кабинет, увенчанный лаврами героя.

***

Несколько дней спустя после очередной, весьма тяжелой, консультации, Георгий Николаевич пришел в местное кафе, чтобы пообедать. Он был завсегдатаем этого места, поэтому официанты следили, чтобы к обеду его столик всегда был свободен. Вот и в этот раз он прошел к нему и уселся по-хозяйски, как у себя дома. Милая щебетунья-официантка даже не принесла меню.

– Как обычно?

– Да, прелестница, как обычно, – улыбнулся он, и девушка улетела на крыльях молодости на кухню, чтобы через десяток минут принести ему комплексный обед: первое, второе, салат, обязательный компот и неизменную булочку с маком.

Официантка пожелала ему приятного аппетита и растворилась в недрах кафе. Георгий Николаевич, предвкушая всю прелесть обеда, вооружился ложкой и придвинул к себе тарелку с наваристым борщом, но вдруг его отвлек какой-то звук – очень неприятный, надо заметить. Он огляделся по сторонам и понял, что звук издает мужчина за соседним столиком – он чавкал. Да–да, вот так просто и вульгарно – чавкал как свинья.

Георгий Николаевич попробовал абстрагироваться от этого звука, но не получилось. Чавканье и хлюпанье отвлекало его и лишало аппетита. Раздосадованный, он бросил ложку в борщ, запятнав белоснежную скатерть, рубашку и галстук, и крикнул соседу:

– Уважаемый! Прекратите чавкать! Вы, в конце концов, в приличном обществе! И вообще, – вдруг осенило Георгия Николаевича, – зачем вы придвинули свой столик к моему? Я же могу дотянуться рукой до Вашей лысины! Это самоуправство! Я буду жаловаться!

Чавкающий мужчина, к сожалению, оказался и сам не промах поскандалить, поэтому между мужчинами завязалась перепалка, едва ли не перешедшая в драку. И видели бы вы Георгия Николаевича! Все те эмоции и чувства, которые подспудно зрели в нем, насильно скрываемые в глубинах души, вырвались наружу. А уж матерным конструкциям, которыми он, простите за косноязычие, обкладывал своего оппонента, позавидовала бы любая базарная торговка.

Однако через некоторое время, когда соперники поняли, что ни один не выйдет победителем в этой словесной дуэли, свара как-то сама собой утихла. Опустошенный, но в то же время как будто освеженный, Георгий Николаевич покинул кафе, не забыв, при этом, доесть обед и оставить чаевые – чуть больше, чем обычно, как компенсацию за учиненный скандал.

***

Следующим утром случилось то, чего так сильно опасался последнее время Георгий Николаевич, – комната сузилась настолько, что он, упираясь руками в бока, задевал противоположные стены локтями. Методично осмотрев весь дом, он понял, что сузилась не только спальня. Так, в гостиной он еще мог стоять, вытянув руки в стороны, а вот в уборной, ванне и коридоре приходилось протискиваться, плотно прижав руки к телу.

«Не может быть! Я схожу с ума!» – билась в его мозгу предательская мысль. Но нет, действительность была такова, что мир Георгия Николаевича сужался, но видел это только он. Софа Аркадьевна худела все дальше и дальше, становясь все у́же и у́же. Да и сам он почти не мог разглядеть себя в зеркале – если только в профиль, сильно скосив при этом глаза.

Испуганный этим невероятным происшествием, он не знал, кому можно довериться. Если даже рецептурные лекарства не помогали, то кто мог помочь? Бродя из угла в угол по своему кабинету, он бормотал что-то себе под нос, вздрагивал и отчаянно потел. Стоит заметить, что консультаций сегодня не было, поэтому ни один пациент не потревожил его размышлений. А бумажная работа – да никуда она, в общем-то, не денется!

Окончательно измотанный попытками расставить все на свои места, Георгий Николаевич с облегчением заметил, что подоспело время обедать. Скинув с плеча белый халат, он захватил портфель и пошел знакомым маршрутом в кафе.